Спасибо! Мне не нравится.

Это был Иван. Очень странно было бы удивляться в подобной ситуации. Действительно, кто другой? Только если Гилберт. Они всегда появляются в самый неподходящий момент, помните? Как какие-нибудь второстепенные герои, которые погибли двадцать серий назад и теперь влетают в сюжет со своим извечным "нет времени объяснять, прыгай на мотоцикл!"... Но сейчас действительно очень сильно неподходящий момент. Альфред нервно усмехнулся. Даже сквозь бушующую кровь в ушах он чувствовал странный липкий холод, сковавший его пальцы и ступни. Ему даже не надо было смотреть на лицо, чтобы чувствовать, как леденящие мурашки пробежали по спине. - Ваня? - прохрипел он. - Что ты здесь делаешь? Разве у нас не урок?... Но тут уже было ясно, что он здесь делает. Он слышал все, что только что произошло за той дверью. Слышал, и теперь очень недоволен. Если, конечно, такое определение вообще применимо. Его глаза сверкали от ярости. Альфред хотел увидеть его в гневе? Остерегайтесь своих желаний. Черт побери, и дернул его дьявол подумать тогда об этом! Он уже пожалел. В зале будто было на десять градусов холоднее, чем за дверью. И самое страшное - он молчал. Молчание затягивалось, поэтому Ал решил говорить сам. - Теперь ты знаешь, зачем я приехал сюда, - он криво усмехнулся. - Мне незачем тебе ничего объяснять! Давай, растрезвонь всем вокруг - ты ничего не добьешься, он уволится! Что ты смотришь на меня так? Что ты от меня еще хочешь, Ваня?! Давай, говори! Что ты хочешь сказать?! Что ты хочешь, чтобы я сделал, удавился теперь от твоего взгляда?! Иван осклабился. - Что тебе делать? - произнес он тихо. Ал содрогнулся. - Лицо прикрой. - Чт... Он едва успел выставить перед собой руки, как кулак Ивана со всей несдержанной силой врезался в его запястья. Послышался хруст. - Черт побери, что ты делаешь?! - взвыл Альфред. Теперь было понятно, что Иван вовсе не играл. Это совсем не было похоже на удар, который недавно получил Гилберт. Как будто Иван едва сдержал свою силу в последний момент, чтобы не прибить его. И это было страшно. Он ведь мог убить? Но Иван уже спокойно потирал покрасневшие костяшки, не сводя сверкающего взгляда с оппонента. - Знаешь, - процедил он сквозь зубы, - Я говорил, что ты исполняешь неплохо - я беру свои слова назад. Твои движения и вправду уродливы. А сам ты - самая гнусная на свете бездарность. И тебе никакой Керкланд не поможет. Даже самый хороший учитель ничего не сможет сделать с бездарностью, которой все осточертело. Тот же Гилберт заслуживает уроков с ним больше, чем ты. С каждым словом он все сильнее нависал над растерявшим всю свою прыть Альфредом. В воздухе чувствовалось, как он стискиваются его пальцы в кулаки, как утекают секунды до того, как Ваня самым жестоким способом изобьет его. Так, что поврежденная кисть покажется цветочками... Ал едва сдерживал в себе желание трусливо зажмуриться. - Выметайся. Как в замедленной съемке кулак поднялся над его головой для последнего удара... Однако тут он просто отступил. Опустил руку, отошел шага на два и отвернулся. Но он хотел ударить! И вместо этого, он, видимо, решил убить морально. - И никогда - слышишь? - никогда больше так меня не называй. Мы не друзья. Я бы никогда не хотел общаться с кем-то вроде тебя. Он уже направился к двери. И там с кем-то столкнулся. Хотя, в каком это смысле "с кем-то"? Кто еще вообще мог принять участие в этой страшной клоунаде? - Ваня? Ал? Черт побери. А вот еще один второстепенный встрепанный герой на мотоцикле. Альфреду даже не надо было открывать глаза, чтобы понять, кто это был. - Я вас повсюду ищу... А что здесь произошло, потрудитесь объяснить? Голос Гилберта вдруг зазвучал взволнованно. Он широкими уверенными шагами вошел, минуя Ивана, и тут же присел возле Альфреда, бегло оглядывая его на предмет смертельных ран. Ну или чего-то еще, кто поймет этих странных личностей. Ну вот сейчас. Сейчас этот несносный Брагинский все расскажет! Так будет лучше. Альфред вдруг живо представил, как они оба избивают его здесь. Не понарошку, по-настоящему. Как у него появляются синяки по всему телу, как наливаются фингалы... О, ему даже не надо будет специально стараться, чтобы станцевать плохо. Кто станцует хорошо на переломанных ногах? - Ничего. И на лице его появилась ледяная высокомерная улыбка. Он показательно-брезгливо вытер руки о футболку - такой у него способ сказать, что он не станет драться, потому что негоже ему руки марать о такую грязь. Остроумно. Ал бы оценил, если бы все это происходило в каком-нибудь второсортном сериале по телевизору, но ситуация не располагала к любованию деталями сюжета. Не проронив больше ни слова, Брагинский быстрым шагом вышел вон. - "Ничего", - передразнил его Гиль и бесцеремонно дернул Альфреда к себе за волосы: осматривать шишку на затылке. - Вот и потрудился объяснить! Вы поссорились? - Да вроде того, - туманно прошипел Ал, стараясь не обращать внимания на то, как Байльшмидт дотошно ощупывает наливающийся синяк. - Ох... ты не мог бы полегче? - Не мог бы! - огрызнулся Гилберт. - Можешь и не говорить, я и так знаю. Ты его глаза видел? Он же чуть не убил тебя! О, я просто страстно горю желанием узнать, что же ты такого сделал, чтобы вызвать такие эмоции?Но не волнуйся, наш Ванечка-воспиталочка суровый, но отходчивый, он быстро забудет. Ну, вообще-то, у Альфреда был повод усомниться в этом. Такое вроде бы не прощают. Конечно, Ал замахнулся на одного из худших братьев, но лучших учителей! Что в таком случае люди делают? По меньшей мере убивают. Взглядом. Как он смотрел! Столько презрения не было даже во взгляде матушки, когда она впервые посмотрела на его тренировки. Так только на врага народа смотрят, не иначе. Кажется, Гиль уловил его настроение: он многозначительно хмыкнул и, прежде, чем отпустить волосы, больно щелкнул прямо по шишке. - Ай! - Не веришь великому мне, подлый отступник?! - натурально возмутился он, патетично размахивая руками. - Как подло, как чрезвычайно подло, просто подлейше! Глупец! У меня, между прочим, есть все основания так утверждать! - Да-да, Гиль, конечно, - отмахнулся от него Ал, потирая больно место. - У тебя не найдется чего-нибудь вроде обезболивающей мази или чего-то такого? А то... - Да я вижу, - буркнул Байльшмидт, хмуро глядя на припухшую кисть. - Пойдем. Хоть хватать не стал, и на том спасибо. В раздевалке оказалось, что у Гилберта в сумке все это время скрывалась порядочная аптечка. Пара таблеток от горла в заднем кармашке у Альфреда и рядом не стояли с этим разнообразием мазей и таблеток на все случаи жизни, хаотично разложенных по всем потайным кармашкам, которые вообще нашлись в этом тканевом лабиринте под названием "сумка Гилберта". - А зачем тебе мазь от шрамов? - задумчиво спросил Альфред, разглядывая одну из баночек. - Ну мало ли, - беззаботно ответил Гиль, не переставая бурно копаться в сумке. Конечно, мало ли. Всякое бывает. Вот бывает такое: смотришь ты, значит, в зеркало, никого не трогаешь, и вдруг - бац! - поперек лба шрам выскочил. Это же так работает, да? Хотя с другой стороны, мало ли у них всех шрамов? Да и ладно, в конце концов. Это вовсе не его дело. - Вот! - Гилберт выхватил затертый старый тюбик и бинты. - Наконец-то! Давай сюда свою культяпку, работают профессионалы. - Да-да, профессионалы по хвастовству. Ай-ай-ай, все, молчу! Да тихо, ты мне сейчас руку оторвешь! Ничего себе, какие мы обидчивые! Пошутить нельзя! Гилберт снисходительно отпустил вывернутую руку Альфреда и высокомерно задрал нос. - Вот то-то же! Не кусай руку, которая тебя кормит или не руби сук, на котором сидишь. Как тебе нравится, так и быть, можешь выбрать. У Альфреда было припасено еще парочка шуточек, но на этот раз он благоразумно решил промолчать. Только попросил немного поторопиться, уроки не ждут. Было довольно интересно посмотреть, как Гилберт расправляется со всякими физическими повреждениями. Так же быстро и спокойно, как с чем-то вроде оскорблений. Конечно, с его-то характером и образом жизни это не должно быть как-то удивительно: что уж тут говорить, синяк с лица так и не сошел. Привычным движением он раскрутил крышку, бегло смазал место ушиба, а затем в два счета замотал руку, попутно снисходительно поинтересовавшись, не давит ли ему где-то и нужно ли ослабить. Такие умения и "арсенал" не так удивительны для артиста балета, тем более такого проблемного, как Гилберт. Но все-таки это было красиво. - Так что там у вас произошло? - между делом поинтересовался он. - Я давно его не видел таким злым. А вот и сложные разговоры. Может, стоит вообще все рассказать? Ага, чтобы сегодня же уехать в травмпункт. Прекрасный план. - Слушай, мне очень тяжело прямо сказать об этом... - Ну так скажи метафорами, что тебе мешает? - спокойно парировал Гилберт, убирая обратно все свои сокровища. - "В некотором царстве, в некотором государстве жил злой дракон Ваня и добрая принцесса Ал... Алла. И он ее побил в балетном зале, а она сидела в ногах у богоподобного принца Гилберта Великолепного и плакала, уткнувшись лицом в божественно-костлявые колени". Ну, или как-то так. - Самокритично. Насчет костлявых коленей, - хмыкнул Альфред. Да, Аллой его еще никогда не обзывали. Ну что ж, сказками так сказками! - А потом оказывается, что принцесса Алла совсем не добрая и что она собралась вообще заморить всех наследников престола - ну, родителей там, братьев, - и самой стать королевой. А для этого ей надо уничтожить весь мир. Как-то так? От представленной картины Гилберт даже присвистнул. - Да, смелый проект, - задумчиво протянул он. - Грандиозный, но очень затратный и не окупится. Да и с концептом главного злодея ты опоздал лет на десять. Сюжетных дыр вагон с тележкой. В общем, на троечку. - Ах, так? А у тебя тогда вообще какая-то детская сказка для слащавого мультика получалась! Тоже мне, принц! - Слышь, ты, принцесса! За такие слова с башен скидывают! - Сказал мне принц с разукрашенной рожей! И, как обычно теперь бывает, у них началась перепалка. Больше к разговору они не возвращались ни по дороге в класс, ни на уроках, ни на тренировках. Точнее не так. Гилберт и Альфред об этом больше не разговаривали. Сторонний наблюдатель так вообще мог бы подумать, что ничего не произошло в их маленькой группе: вот только улыбка Ивана теперь отдавала сталью, да и держался он холодно и отстраненно, а с Альфредом вообще не разговаривал, сколько Гилберт не пытался его расшевелить. Все это было... странно, как минимум. Единственное, что можно было сказать про всю ситуацию: Брагинский не растрещал. По крайней мере, так казалось. Ал не заметил никаких особенных нападок в свою сторону, никакого подозрительного отношения: и оттого было только хуже! Раз за разом он ловил себя на липкой отвратительной мысли о том, что все это либо какой-то артхаусный сон, либо один грандиозный заговор, в конце которого его коллективно зарежут на задворках училища. И с каждой секундой, с каждым проведенным уроком становилось все хуже. Закончилось все закономерно тем, что он начал дергаться от звука своего имени. О, это были, пожалуй, самые страшные несколько часов в его жизни! Откуда они нападут? В классе? Да, там были парты и стулья, потенциальное оружие... Или в зале? Место для маневра... В коридоре? Когда он будет возвращаться в общежитие? О, да! Вечером, когда на улицах чертовски темно! Кто вообще знает обо всей ситуации? Стоит ли опасаться преподавателей? Сколько ему осталось жить? На каждое такое нервное движение Иван саркастично хмыкал, а Гилберт все больше хмурился. Под конец Альфред заметил даже это. А еще: к нему как-то угрожающе приближался Коля. - Какой-то ты подозрительно тихонький сегодня, чурка нерусская, - он плюхнулся за парту рядом с ним и принялся с преувеличенным вниманием оглядывать его. - Даже на русском не блистал. Причем утром все вроде нормально было! Где ты успел кого-то ограбить? Ал позеленел. К чему этот разговор? Это угроза? - А-а, н-нет вроде... - М-да? А выглядит так, как будто успел кого-то ограбить. Хотя нет, подожди-ка... - Николай приблизился и пристально вгляделся в его лицо. - Судя по цвету не ограбить, а даже убить! Едва не шугаешься нас всех здесь, неужели ты правда думал, что мы ничего не заметим? Ну, давай, выкладывай, кого ты там грохнул? Не стесняйся - мы все люди, мы поймем! И он громко захохотал. Гнусно захихикали его припевалы. - Да, действительно, Альфред, что там у тебя за темные делишки... - буркнул себе под нос задумчиво Иван, листая свою тетрадку. Вот тут Ал сбледнул с лица. Этот-то какого черта ломает комедию?! Уж он точно знает, что за "темные делишки" там у Альфреда! Что там за отвратительный план у него в голове?! Но тут появился еще один герой этой комедии. Гилберт - куда без него? - оказался за спиной Ивана довольно внезапно. И не менее внезапно в следующий момент с нервным "да ладно тебе, какие темные делишки!" изо всех сил хлопнул его по спине. Да так, что Иван вдруг подпрыгнул и со стоном боли вдруг сник. На секунду даже показалось, что он упал в обморок. - Я же просил! - зашипел он срывающимся голосом, упершись лбом в стол. - Я же просил никогда так не делать! - Ох, прости, дружок, я вдруг забылся, - тут же засуетился почему-то Гилберт. - Очень больно? - Черт побери, да! - Ох, тысяча извинений! У меня есть крем, хочешь, я помажу? Пойдем, давай, сейчас станет легче, - и он, все также не переставая трещать и суетиться, буквально силой поднял согнутого болью Ивана и вывел его из класса. Вот оно! Это ведь не просто так! Это было видно! Было видно, что Гилберт сделал это специально! Кое-как избавившись от Коляна и его хулиганов, Альфред быстро вышел, в надежде, что они не ушли далеко. Но, естественно, в коридоре уже никого не было. Куда они могли пойти? Он прохаживался по коридору, прислушиваясь к каждой двери. Вскоре он остановился возле двери раздевалки. Оттуда раздавались приглушенные голоса. Разобрать что-то представлялось очень трудным, но Альфред постарался. - ...выглядит просто отвратительно, - с досадой говорил Гилберт. - Как ты это допустил, Вань? Уже на этих словах Ал напрягся. Они точно говорили про него. - Ну что мне сделать? Наташу попросить? - Да хотя бы Наташу. Лучше, чем ничего! Но нет, мы же гордые, мы же ничего не скажем! Придурок. - Со словами полегче, великий ты наш. Давай, действуй. Действуй! Что они там собираются сделать? Дальше некоторое время что-то долго шебуршало и стучало. Видимо, они развели там какую-то бурную деятельность. Так. Наташа. Угрозу нужно ждать от Наташи. А с другой стороны - что она вообще может ему сделать? Даже несмотря на свой устрашающий вид, она не более, чем рядовая балерина, по уровню такая же, как Ваня или Альфред. Пока не тянет на кого-то опасного. Хотя... - А Альфред? Что насчет него? Вот здесь Ал напрягся. До этого они разговаривали не о нем? А о чем тогда? - А что насчет него? - голос Ивана звучал преувеличенно небрежно. - Что произошло между вами? - Гилберт, кажется, что-то делал, потому что шебуршание не прекращалось. - Ничего не произошло, - приглушенно ответил Иван. - Я не хочу, чтобы ты вообще касался этой темы. - А я буду, - спокойно отреагировал Гилберт. - Мало того, я заставлю и тебя тоже проводить время с нами. И ты ничего не сможешь сделать. Кажется, Иван был крайне недоволен этими словами. Что-то грохнуло. Кажется, Иван ударил по чему-то гремящему кулаком. - Да ты знаешь, что он собирается сделать?! Ты даже не можешь представить, что... - Что он "собирается" сделать, так? Не "сделал". Не "приготовил инструменты". "Собирается". - Что?! Ты вообще слышишь себя?! - Иван. Ваня. Мой хороший друг, - Гилберт тяжело вздохнул. - Мысль не есть преступление. Преступление - это что-то другое. - Но!... - Послушай меня. Он не такой уж плохой человек. Разве он хуже Коли? Хуже Наташи? Хуже тебя? Или, может быть, хуже меня? Некоторое время они молчали. Шуршание продолжалось. - Ты можешь не говорить мне, что случилось. Если ты не хочешь говорить - ты можешь не говорить. Но что бы оно ни было - я не перестану общаться с ним. И ты не перестанешь, - проговорил он с нажимом. Иван прошипел что-то злое, но неразборчивое. Они снова замолчали на некоторое время. Перестали доноситься даже громкие шорохи: только едва различимый шелест и поскрипывания лавки. - Подожди-ка, Гилберт, - вдруг встрепенулся Иван. Он произнес это так внезапно, что Альфред, прислонившийся головой к двери, вздрогнул. - Ты причинил мне страшную боль только для того, чтобы поговорить об этом идиоте? Голос Брагинского звучал в высшей степени обиженно. А вот Гилберт, кажется, был спокоен, как ранний лотос на воде. - Вроде того, прости, дружок, - безразлично хмыкнул Гиль. - При-ду-рок! - Иван шипел сквозь зубы. Видимо, обида настолько переполняла его, что он процедил это все по слогам. - Еще и друг, называется! Вообще, Ал бы с удовольствием послушал еще, но в конце коридора появились какие-то шумные ученики и Альфреду пришлось прервать свой сеанс подслушивания. Он поспешно вернулся в класс. Иван и Гилберт вернулись намного позже. Они провели в раздевалке минут десять как минимум. Иван выглядел чудовищно злым, но не таким опасным, как прежде. А вот Гилберт просто сиял. Он тут же подхватил Брагинского под руку и волоком потащил едва сопротивляющегося Брагинского к месту Джонса. - А вот и мы! Вы соскучились? Иван хмуро промолчал. - Как ты, Ал? Тебя еще не замучили? Альфред нашел в себе силы улыбнуться и беззаботно помотать головой. Сейчас он был так благодарен Гилберту за то, что ему не нужно было оглядываться каждый раз, когда он идет по коридору! Вся эта ситуация была очень нездоровой. Но он рано порадовался. После урока Иван подошел прямо к нему. Большая часть класса уже разошлась кто куда, у них есть полчаса до тренировки. Даже Гилберт куда-то сбежал, сверкая бледными пятками. Было видно, что Иван едва сдерживает свою досаду - да, он широко улыбался, но казалось, что от него распространяется страшный холод. Он с преувеличенной осторожностью отодвинул стул и сел, опершись локтями на спинку стула. Некоторое время он просто смотрел на него в упор своими ледяными глазами. Альфред с ужасом рассматривал в их отражении себя. - Слушай внимательно, - наконец произнес Иван, очевидно стараясь сдержаться и не шипеть сквозь зубы. - Я очень не хочу, чтобы что-то случилось с господином Керклендом. Никто из нас не хочет. Я не знаю, что там произошло между вами. И не хочу знать, - он сделал драматичную паузу. - Но вот, что я скажу: ни одна бездарность не заберет у нас хорошего педагога. Ни одна бездарность не лишит нас хорошего преподавателя. Ни одна эгоистичная бездарность не лишит нас будущего. Сказав это, он поднялся и, не произнося больше ни звука, покинул класс, оставив его в полном смятении. Что за... это что только что было? Что за пафосные речи? И что вообще стоит сделать в подобной ситуации? Да, кто-то другой не посмел бы ему указывать. Он бы не обратил на его слова внимания! Серьезно, что может быть страшнее матери? Но только не теперь. Этот невыносимо, до тошноты пугающий Иван больно ударил по чему-то внутри него. Эгоистичный? Бездарный? Это он-то? Да получше некоторых будет! Внутри него поднялось запоздалое раздражение. Он поднялся с четким намереньем пойти и набить морду этому зазнавшемуся идиоту! Какого черта он вообще себе позволяет? Сволочь! Да что он вообще понимает? Что он вообще знает о его матери? Об Артуре? А?! Как он посмел так сказать?! С такими чувствами он шел по запутанным коридорам. Где он может быть? В раздевалке? В душевой? Или уже в зале? И вдруг знакомый отчаянный голос заставил его остановиться. Что-то болезненное было в этих криках, что-то странное, непривычное. Немного сбитый с толку, Ал осторожно заглянул за угол. Перед ним открылась странная сцена. - Пусти меня, Франциск! - шипел Артур, сжимая в руке исписанный листок бумаги. - Пусти меня сейчас же! Выдыхающийся Франциск силой удерживал его. На них оглядывались ученики. Артур истерично вырывался. Ал никогда не видел брата в таком состоянии. Неприкрытая злоба. В высшей степени нервическое состояние. Беспомощность. Безысходность. Отчаяние с такой силой захлестнуло его, что он, кажется, едва осознавал, что он делает. Кажется, эта же мысль пришла в голову и Франциску. - Ты вообще подумал, что ты делаешь? - рычал он, стараясь достучаться до Артура. - Ты сейчас перечеркнешь всю свою жизнь, все, что ты делал раньше! Тридцать лет - и в топку?! Ты же сам знаешь, здесь практически невозможно подняться до того положения, до которого ты уже поднялся! Но он не рассчитал силы: сделав очередной рывок, Артур оттолкнул его и снова широкими громкими шагами направился вдаль по коридору. Ал пока не очень понимал, куда конкретно он направляется, но все детали указывали на то, что он хочет уволиться так быстро, как это возможно. Чем еще может быть тот мятый листок, если не заявлением на увольнение? И этот странный диалог подтверждал догадки. Франциск схватил его за руки. - Прекрати! - заскрежетал зубами Артур. - Прекрати немедленно, я... - Мы не молодеем, Артур, понимаешь? Что, вот скажи мне, что ты собираешься делать дальше? Ну, уволят тебя, на первое время сбережений хватит - а дальше? Да ты можешь успокоиться и поговорить со мной нормально! И он со всей оставшейся у него силой поднял Артура над полом и встряхнул так, что у того голова закачалась, как у болванчика. Удивительно, но это возымело свой эффект. Артур стал больше похож на того Артура, которого Ал знал: он вдруг встал спокойно, отряхнул невидимую пылинку с плеча и вежливо откашлялся. А потом посмотрел на Франциска с каким-то горьким и высокомерным выражением лица. Будто бы и не было никакого нервного приступа отчаяния. Только теперь Альфред осознал, как сильно он изменился. Сколько Ал себя помнил, Арти никогда не позволял себе что-то больше, чем злобный оскал. Нет, был момент, когда он вытряхнул еду на голову матери, но в общем... Арти всегда был тихим, закрытым, злым и немного саркастичным ребенком. "Тот" Артур никогда бы не позволил себе такой детской истерики. Он, скорее, криво ухмыльнулся бы и неприязненно цокнул языком. Как сейчас. - Ты ведь знаешь меня. Знаешь, что я сделаю. Я сменю имя. Фамилию. Уеду куда-нибудь... в Сибирь, совсем в глубинку. Устроюсь учителем танцев или... я не знаю, репетитором английского! - он сделал глубокий вдох. Это выглядело так, будто он совершил над собой титаническое усилие, чтобы успокоиться. - Я в глубоком отчаянии, Франциск. Я уничтожен. Но теперь пришла очередь Франциска удивлять публику. Не проронив ни звука он опустил голову и... И зарядил пощечину! - Очнись, Артур! - закричал он. - То, как ты поступил раньше - крайне необдуманно! Это вообще большая удача, что я тебя тогда нашел - да ты бы давно околел там на улице! И сейчас ты хочешь поступить точно так же - вот только там меня не будет, и некому будет тебя спасать, понимаешь? - Что ты... Да как ты смеешь! Что, что мне остается делать? Ждать, сложив лапки, когда Альфред облажается и меня выставят за дверь? Ехать к маменьке? Нет, черт побери, я увольняюсь и ты меня не остановишь! О, было крайне очевидно, что оба преподавателя прикладывают все возможные усилия, чтобы сбавить градус в этом разговоре на повышенных тонах. Еще немного и они там поубивают друг друга. Знакомая картина. Ал поймал себя на мысли, что сегодня он тоже был участником подобных событий. О, да, этому дню очевидно не хватало еще одной зрелищной драки! Проклятье. Зачем он только вспомнил об Иване? Это все пора заканчивать. Спорное решение пришло спонтанно и раньше он бы подумал дважды - но не сегодня. Сегодня он слишком зол. - Опять сбегаешь? Артур замер. Было видно, как мгновенно одеревенели его мышцы. На одно мгновение его испуг стал так очевиден, что ощущался твердой материей в воздухе. Медленно обернувшись, он посмотрел на брата со страшной горечью. Злобно ухмыльнулся. - Ты последний, от кого я хотел бы это услышать, знаешь. - Как тогда, десять лет назад, - вдруг начал наседать озлобленный Альфред. Он и сам не знал, что на него нашло: но чувство чужого страха странно повлияло на него. Хотелось как-то задеть, сделать больнее, выплеснуть всю копившуюся боль. Он будто ощутил... что? И, кажется, Артур понял это его состояние. Странно было видеть его таким: постаревшим, но все таким же обиженным и раненным, как в детстве. Он строго приосанился и сильнее сжал в руках мятую бумажку. - Послушай, ты сам не оставил мне выбора, ладно? Делай, что хочешь - а к матери я больше не вернусь, чего бы мне это ни стоило. И он направился дальше. Только теперь его шаги были более торопливыми. Создавалось впечатление, что он вдруг страшно захотел сбежать отсюда куда-нибудь настолько далеко, чтобы больше никогда не возвращаться. Нет, нет, это вовсе не то, что нужно, вовсе не то! Что на него нашло? - Подожди. - Ну что еще? В шипении Арти слышалось подавленное раздражение. Странно, что он не выплеснул все, что было у него внутри. А ведь минуту назад он мог позволить себе целую истерику... - Я, - Ал собрался с силами. Спокойно! - Я согласен работать, Артур. Я... я не буду тебя подставлять. Останься. - И с чего это? Почему я должен тебе верить? Ну конечно, глупо было бы ожидать, что брат так легко поверит ему сейчас. И какие у него будут аргументы? Альфред задумался, крепко, но ненадолго. А потом снова вперил в Артура свой мрачный взгляд и начал судорожно копаться в карманах. - Вот, - он, наконец, достал что-то. - Хотя нет, подожди... Да, теперь вот. От резкого движения в его сторону Артур отступил на шаг назад. Теперь это не вызывало странное наслаждение чужим испугом - нет, теперь это вызывало легкую досаду. Джонс решительно шагнул к нему и, взяв его за руку, положил в ладонь маленькую коробочку. - Что это? - А мне казалось, что это мне очки нужны! Это мой телефон, - фыркнул саркастично Альфред. - По нему мама со мной контактирует. Там вообще нет никаких контактов, кроме ее, не ошибешься. Я написал ей, что что-то со связью и звонки не проходят. Просто проигнорируй пару ее звонков, и все мои контакты с матерью - твои. Пиши все, что захочешь. Полный контроль. Артур с осторожностью сжал пальцы и с опасливым любопытством покрутил телефон в руках. Ал наблюдал за этим всем с настороженностью. Чего ему стоит сейчас нагрубить матери? Чего ему стоит написать что-то эдакое, да так, что матушка прекратит спонсировать его никчемную жизнь? Это был смелый ход. - И все же, - произнес Артур в задумчивости. - Зачем тебе это? Как я могу поверить человеку, если вообще не знаю его мотивов? - Я не знаю. Просто поверь, - шикнул Ал раздраженно. Не то чтобы он грубил только для того, чтобы нагрубить: просто точного ответа он не знал. Или, точнее, еще не осознавал, не мог сформулировать. Начерта он вообще вписался в эту авантюру? Только потому что какой-то там мелкий артистик ему нагрубил? Ох, Альфред Ф. Джонс, как же низко ты пал! Глупый ход. Арти сощурился подозрительно. - А конкретнее? Альфред выругался. Как здесь "конкретнее"? - Я не знаю! Знаю, что мне нужно, а зачем - не знаю! Черт... - он попытался собраться с мыслями. - Если коротко, то... хм... В общем есть тут один парень, который попросил меня выметаться побыстрее - ну, мягко говоря. Ты знаешь, я вспыльчивый, обидчивый. Я сам знаю. Но это вообще-то выходит за рамки! Короче, - тяжелый вздох вырвался из груди. - Я умру, если эта змея не извинится за свои слова. Потом будем разбираться и с тобой, и с матерью, сейчас я бы хотел начистить ему морду. Так что, - он неловко кашлянул, - п-пожалуйста, будь моим наставником. Хотя бы на эту постановку. А с матерью разберемся потом. Вместе. Они замолчали на некоторое время. Собравшиеся несколько зевак даже начали нетерпеливо перешептываться. Артур нахмурился. Кажется, ответ его удовлетворил, но вся ситуация ему не нравилась. Взглянув в его глаза, Альфред с удивлением обнаружил мрачное подобие поддержки, как будто страшные враги объединились против одного общего противника. Самому Артуру не нравилась такая ситуация. Надо же, спустя столько лет... Теперь снова заговорил с усмешкой молчавший доселе Франциск. - У-у, я, кажется, даже знаю, как зовут эту змею! - здесь и Арти немного напрягся и начал вслушиваться. - Это ведь Иван? Который Брагинский? Да, он и исполняет неплохо, - он посмотрел с намеком на Альфреда, - иногда даже получше некоторых. Да, намного получше, ты ему в подметки не годишься, как ты собрался что-то ему показывать? - Что?! И вы туда же! - вскричал с досадой Альфред. - Послушай, ты! Ты понимаешь с кем разговариваешь? Это мой брат, вообще-то, выбирай выражения! - с раздражением хмыкнул Арти, оправляя рукав рубашки. - Да я подготовлю его так, что твой Брагинский будет пыль за его спиной глотать, понял? - Ну-ну, посмотрим, Артур! - Франциск рассмеялся. - А я тогда буду готовить самого Ивана, для чистоты эксперимента. Альфред хотел что-то возмущенно возразить, но Арти остановил его одним надменным движением руки. - Вот и чудно, - высокомерно фыркнул Керкланд, а затем, немного подумав, добавил с намеком: - Проследи там за ним. - Как тебе угодно, мой господин, - Франциск отвесил шутливый поклон и, взяв Артура за руку, что-то вложил в его ладонь. - Второй зал свободен. Я знаю, вам надо пообщаться. Это был ключ. Да, определенно. Им всем следует успокоиться и поговорить.