Спасибо! Мне не нравится.

- Проходи. Когда он закрыл дверь, все стихло. О чем разговаривать с братом после почти двадцатилетнего перерыва? Как не испортить все? Как начать? Артур был в замешательстве. Мягко говоря. А говоря грубо - дверная ручка, за которую он держался, в три секунды стала обжигающей. В голову ничего не приходило, кроме самого вопроса. Как будто в мире слов больше не осталось, кроме "что" и "говорить". Что за черт! Думай, Артур, думай... Что бы сказал Франциск на его месте? Ну, он бы... хм... он бы начал с какого-нибудь ни к чему не обязывающего диалога, да... Но точно не о погоде! Альфред с детства ненавидит разговоры о погоде. А о чем? Черт, о чем? А может, начать с общего? - Эм... ну... как дела вообще? - пролепетал он, стараясь смотреть куда угодно, но только не на Альфреда. А вот тот разглядывал его в упор. Вам когда-нибудь приходилось чувствовать себя самой странной картиной в мире? Вот и Артуру тоже нет. Он стоял посередине зала. Даже не глядя на него прямо, Артур видел, как руки его были неестественно выпрямлены, пальцы напряжены. Да-да, возможно, для них обоих это непростой разговор! Точно! Это несколько ободрило Керкланда. - Закачаешься, - медленно произнес Альфред. Он был чуть менее смущен, чем Артур - и, наверное, только легкое смущение останавливало его от того, чтобы начать обходить брата по кругу, чтобы получше рассмотреть. Ох, Альфред, ты совсем не помогаешь! - Эм-м... здорово, хорошо... так... как... как учеба? На этот раз Альфред помедлил с ответом чуть дольше. Все это время Артур с осторожностью, периферическим зрением наблюдал, как брат немного наклонил голову, почесал подбородок в задумчивости, и только с большим вниманием принялся оглядывать его. - Ручку дверную отпусти, что ты вцепился в нее, - сказал он, наконец, с сухим смешком. - Я не собираюсь тебя есть. - А, да, точно, - Артур отдернул руку, как ошпаренный. - Конечно, я... - Agh, c'mon, Arthur! No need to play feelings or whatever it was! - перебил его Альфред с разраженным вздохом. Сейчас он выглядел, как обиженный подросток из сериалов: отчаянный, злой и растрепанный. Артуру вдруг пришло в голову кое-что: он вроде и не на него злится вовсе... Хотя на кого еще? Что за бред? Сейчас его волновало кое-что другое. Родной язык прозвучал как никогда странно. Как будо кто-то резанул по сердцу. Странно, он никогда не замечал за собой такую сентиментальность... Сразу вспомнилось почему-то, как они с отцом гуляли по городу, ходили в кино, ели мороженое. Как он впервые попал в театр - такой огромный с его детского росточка! Как он заснул на первом же спектакле... Да в конце концов, кто не засыпал на своем первом большом спектакле! Что за мода - водить на большие постановки детей, которые не только ничего не поймут, но и будут прыгать по сидениям, бегать, смеяться громко, да и всячески мешать, а потом заснут на самом интересном месте? Ведь даже Франциск говорил на английском в своем стиле. Он не признавал букву h, сглаживал окончания и то и дело норовил так исковеркать слова и предложения, что без дополнительного объяснения невозможно было догадаться, что он имел в виду. Да, они разговаривали иногда на английском, и на французском Артур как-то пытался, но в конце концов условились на этом отвратительно сложном иностранном. Так они были в равноправных позициях. А теперь вот этот, чистый, хоть грубоватый, но правильный английский... Ой, пожалуйста, Артур! Соберись, черт бы тебя побрал! Еще разрыдайся! - Ты... Ты не мог бы на русском? - прошипел он, опуская глаза. Пришлось приложить достаточные усилия для того, чтобы никак не показать свои эмоции. - А то что, Артур? - фыркнул мрачно Альфред, с неприязнью переходя на русский. - Родной язык слух режет? Да? Напоминает, наверное, как ты собрал свои манатки и свалил в закат? А нет, не в закат - в восход! Артур скрипнул зубами. Да влепить ему по его усмехающейся морде! С ним по-нормальному - а он!... Кх-х, ладно. Спокойно. Это он здесь старший. Старший всегда должен держать себя в руках. - Заткнись, - Артур вложил в свои слова всю вежливость, которой только обладал, но все равно этого было недостаточно. Что-то сквозило в его словах. Что-то вроде "да пошел ты!". И чтобы немного смягчить свои слова, добавил тихо и сквозь зубы: - пожалуйста. Франциск на его месте сказал бы так же. Ах, да. Франциск бы никогда не оказался в подобной ситуации. Он же всем нравится, в конце концов. - "Пожалуйста"? Ого, как мы заговорили, - ухмыльнулся Альфред. - Тогда пожалуйста, не играй в старшего братца. У нас только деловые отношения. Ублюдок. Малолетний самодовольный ублюдок. В кого он такой вырос? - Ох, какое облегчение. Просто прелестно, - прошипел сквозь зубы Артур. - Мне тоже не очень хочется нанькаться с маленьким заносчивым подростком! Видно было, что эти слова немного покоробили Альфреда. Покоробили - но не заставили задуматься над своим поведением, не так ли. Уже потом, распивая вечерний чай, Артур вдруг понял: Альфред был напуган и слаб, и совсем не не понимал, что он, Артур, собирается делать, какие у него скрытые мысли, почему он пытается втереться в доверие таким глупым топорным способом. Да и радостный Франциск, явно чем-то окрыленный, напомнит ему вечером за чашкой крепкого чая, что сам он недалеко ушел от братца. Напомнит, как Артур огрызался на всех ребят из их квартиры, как злился на самые невинные шутки, как подолгу гулял по улицам, пока не был полностью уверен, что все легли спать и что больше никто ничего ему не скажет. Он сам тогда не понимал хорошего бескорыстного отношения - так чего теперь ждать от Альфреда? Но это будет после. А сейчас Артур был отчаянно зол. "Ох, - с тоской подумал Артур и мысленно застонал. - Это будет самая сложная роль, которую я когда-либо буду готовить!" Они никогда не найдут общий язык. А в это же самое время профессор Бонфуа с явным увлечением рассматривал расписание учеников первой группы на первом этаже у входа. С режиссером, как ни странно, вопросов не возникло, он только взял с Франциска слово, что, в обмен на разрешение подготавливать Ивана, переговоры с Ромео окончатся успешно. Каким путем - не важно, хоть мать его выкрадите. Ну, или как-то так он выразился. Нет, не то, чтобы это было необходимо. В принципе, Иван бы и так узнал, не сегодня - так завтра, из приказа. Но Франциску вдруг захотелось рассказать самому, и рассказать как можно быстрее. Он вообще почему-то чувствовал особенный эмоциональный подъем сейчас. Может быть, потому что Альфред и Артур теперь смогут поговорить нормально и ему не придется изворачиваться, для того, чтобы не допустить одного до другого? Возможно. И именно поэтому он с таким вниманием сейчас изучал расписание первой группы. Судя по всему, у первой группы сейчас как раз должен заканчиваться класс. - Вам, кажется, дали на попечение Брагинского зачем-то. Франциск обернулся. Не то, чтобы он испугался, здесь довольно шумно - он просто не думал, что говорить будут с ним. И потом - ничего себе новости здесь распространяются! Рядом стояла Наталья Петровна и тоже меланхолично рассматривала расписание. - О, да, они, кажется, оба в третьем зале, - хмыкнула она скучающе. - Оба? - удивленно приподнял брови Франциск. А потом вспомнил. - Ах, Байльшмидт... - Именно, - вздохнула Наталья Петровна. - Или вы думали, что после того, как я за него поручилась, я смогу пустить все на самотек? - Нет-нет, ни в коем случае. Наталья Петровна тяжело вздохнула. - Зачем я вообще за него вписалась? - задумчиво протянула она. Вопрос, очевидно, был риторическим. Они еще некоторое время там постояли. Конец будет через минут десять, чего раньше времени спешить. Чтобы стоять там возле дверей? Пожалуй, нет. - Вы сейчас пойдете? - меланхолично спросила преподавательница. - О, нет, мне нужно еще кое-куда заглянуть, так что... - Это связано с тем делом, о котором вы недавно расспрашивали? - перебила она его спокойно. - Ну, технически, да, но... - Чудно. Это все, что мне нужно знать, - о да, надо быть полнейшим идиотом, чтобы не понять, насколько ей не понравилась эта идея. - Тогда, будьте любезны, не говорите пока ему обо мне. Байльшмидту. Не надо ребенка раньше времени пугать. Не сдержавшись, Франциск прыснул. - Самокритично. - Ну как есть. И, насчет этого, - она тяжело вздохнула и опустила голову, как если бы ей пришлось сказать что-то жестокое, - не надо разбираться в деле Брагинского. Все знают, что это не несчастный случай: но позвольте мальчику думать, что все поверили в его версию. И она развернулась и ушла, не выслушав его возражений. Да. Прекрасная женщина. Тем не менее, прекращать свое расследование Франциск не собирался. Это было бы неправильно. И по отношению к Ивану, и по отношению ко всем другим. А если это повторится? Этого нельзя было допустить. Именно поэтому он тут же направился в зал. Он надеялся, что встретит там кого-то из работников сцены, у которых можно узнать немного больше информации. Он заметил эти белые волосы еще до того, как закрылась дверь. Тот белобрысый парень с конкурса, понурившись, сидел на кресле в первом ряду. На щелчок двери он лениво обернулся и посмотрел на него с убийственным безразличием во взгляде. Прогуливает? Определенно. - А, это вы, господин Бонфуа, - сказал он безлико и отвернулся обратно. Как его? Кажется, Николай. Должно быть, это мучительно: снова не пройти. Какой он раз приходит? Шестой? Франциск чувствовал - нужно подойти и что-то сказать. Это его долг как преподавателя. Да и потом, будет несколько неудобно заниматься здесь своими делами, игнорируя ученика. - Вы же Николай, да? - спросил он вежливо и присел рядом с понурым парнем. - Надо же, вы запомнили, - хмыкнул парень и мотнул головой, явно намекая на то, что не хотел бы сейчас вообще ни с кем разговаривать. Это самое ужасное в таких делах. Самое ужасное - отсылать тех, чьи умения немного не дотягивают до идеала. Сколько раз он уже проходит через это? Нет, это определенно тяжело. Тем более, это был его последний шанс. - Послушайте, Николай. У всех случаются неудачи. Это нормальный процесс, даже если кажется, что неудачи преследуют вас... - Вам-то легко говорить, - с досадой хмыкнул студент, старательно отводя взгляд. - Вы уже преподаватель, давно, наверное, забыли, как сами так же сидели после какого-нибудь неудачного выступления! - Конечно не... - Тем более вы даже не представляете, в какой я ситуации нахожусь! Мои предки думают, что я здесь дурака валяю, понимаете? Танцор. Позорище. Как вообще я смею называть себя мужчиной. Я должен работать в моем возрасте! Он тяжело вздохнул. На некоторое время они замолчали, вслушиваясь, как тихо скрипят лампочки и скрипят платформы, покачиваясь высоко над сценой. - Единственный путь, который меня сейчас ждет - идти работать на автомойку, - он по-мальчишески шмыгнул носом. - А теперь просто представьте, как ко мне там относиться будут. Меня и так в нашем районе кроме как "принцеской" не называют. Если не хуже. О, да, Франциск наслышан. В их компании была парочка ребят на таких подработках. В тот период они на лекарствах от ушибов разорились - что ни день, то драка! Да что уж там говорить - в паре таких кровопролитных боев он тоже участвовал. - Вы же понимаете, что я ничего... - А я ничего и не прошу! - Николай оскорбленно скривился. - Мне ваша жалость даром не сдалась. Просто... Я не знаю, что со мной будет дальше. Меня больше никуда не возьмут. Да и вообще, не обращайте внимания. Я просто хотел выговориться. Ребятам-то не скажешь, да и вы не будете трещать направо-налево... Зря вообще начал это все. На некоторое время в зале повисла гнетущая тишина. Франциск хотел бы, наверное, сказать, что это совсем не так, что и у Коли может быть еще один шанс, еще множество возможностей избежать автомойки и насмешек коллег, порицания родителей и отчуждения от друзей - но он понимал, что не может. Зарплата работника кордебалета без возможности двинуться куда-то дальше невелика, даже с учетом халтуры. Да и потом, в кордебалет он и не прошел. Николай и сам знал, что больше никаких шансов ему не выпадет, только если луна упадет на землю, и то не факт. Утешать человека, который все понимает - последнее дело, которым он хотел бы заниматься. Интересно, как вообще можно реагировать на подобные ситуации? Франциск тяжело вздохнул. Что бы посоветовал Артур в таком случае? Да нет, он скорее нагрубил бы. Артур вообще не самый лучший пример в таких ситуациях. - Послушай, а почему бы тебе не пересмотреть свой взгляд на танец? - вдруг предложил Франциск. Николай скептически приподнял белую бровь. - Нет-нет, подумай сам! Что толку от того, что ты повторяешь упражнения? Ты ведь просто до конца не чувствуешь свое тело!. - Если вы хотите сказать, что все это приходит с практикой, то замолчите, пожалуйста, - грубо прервал его Коля и пнул сумку, лежавшую тут же, у его ног. Но Франциск и не думал останавливаться. - От простой практики толку не будет, я в этом уверен. Пока ты не понимаешь, зачем ты это делаешь - ты никогда не научишься нормально исполнять, понимаешь? Балет - это не только в вывернутой стопе и в отточенных движениях. Балет - это искусство, искусство не только хореографа, но и артиста. На данном этапе ты просто пытаешься повторить каждое движение за тренером - но это не правильно, понимаешь? Николай скосил на него глаза с выражением крайнего скепсиса. - Ну допустим. И какой же выход вы предлагаете? - в его голосе не было никакой надежды, скорее что-то похожее на "я буду слушать, ведь вы мой педагог и я еще не сволочь, но в общем-то мне все равно". Впрочем, он в чем-то был прав, мысль не новая. Но интересная. - Никакого. Никакого выхода! Я ничего не могу тебе предложить. Этот путь ты должен найти сам. Тебе в этом плане никто не поможет. Сам, понимаешь? Но Николай совсем не разделял его патетичного настроя. Он снова с сарказмом хмыкнул и поднялся с явным намерением уйти. - Да-да, прекрасные слова, профессор. Я обязательно подумаю о них на досуге. К сожалению, большего Франциск на данный момент сделать не мог. Дети такие... - У вас, кстати, здесь дело было? Или вы просто мимо проходили? - невзначай поинтересовался Николай, уже закидывая сумку на плечо. "Дети такие догадливые" - хмыкнул про себя Франциск. - Было дело, - профессор Бонфуа огляделся, - но для него мне нужен какой-нибудь старый работник, а здесь никого, кроме тебя, нет. Взгляд его снова невольно упал на платформу, с которой упал Иван. Правда, высоковато. Даже страшно смотреть. - А вы что, хотели ремонт в доме провести? Потолки подвесить, платформу вот такую же? - невесело усмехнулся студент. - Не думаю, что работник театра вам как-либо помог бы. Но если вы хотите спросить что-то не по технической части, то я пока в вашем распоряжении. До конца урока, естественно, я же не совсем злостный прогульщик. Стоит ли вообще рассказывать, зачем Франциск пришел сюда? Он же может просто так взять и посеять панику среди учеников. Кроме того, если дойдет до Брагинского, то тот перекроет ему все возможные пути... Неприятно. И тем не менее - этот студент не первый раз приходит в театр. Уж он-то помнит в деталях историю годичной давности! - Да так... Мне вдруг стало интересно, как так вышло, что Брагинский... - Ах, вот что, - тут же растерявший весь интерес Коля даже дослушивать не стал. - Вы про "несчастный случай"? Но учтите, Ваня вас за это по головке не погладит. Он вообще не любит говорить о том, что произошло. Заметно приободрившись - по крайней мере он больше не выглядел таким хмурым - Николай вспрыгнул на сцену и проворно вскарабкался до платформы по железному каркасу. В три секунды! Франциск даже пискнуть не успел, а Николай уже вальяжно прогуливался по опасно шатающейся платформе, деловито смахивая полиэтилен с оградок. - Не смотрите на меня так испуганно, мы с ребятами по ночам по недостроям лаз... лазали, - снисходительно фыркнул Коля на преподавателя с небольшой запинкой. С НЕБОЛЬШОЙ ЗАПИНКОЙ. - А вам явно нужна информация, так? В общем, перерезаны были вот эта и вот эта веревка, - он опасно качнулся над самой сценой, заставив Франциска вскрикнуть и схватиться за голову. Куда они там лазали? Господи! Он же сейчас разобьется! Кажется, Николай вовсе не разделял его настроений. Точнее, он вовсю веселился, хоть это и было едва заметно по разгладившейся складке между бровями. И можно было бы даже порадоваться, если бы не одно но - ОН ВИСЕЛ НА РАССТОЯНИИ ЧЕТЫРЕХ МЕТРОВ ОТ ПОЛА! - Вот видите? - Николай покрутился на новеньком канате, зависая в невесомости. - Это сейчас веревки поменяли. Неудивительно, что он упал. Здесь один неосторожный шаг и - крышка. Тут уж к преподавателю вернулся его дар речи. Но не полностью. - С-с-сейчас же! Прямо сейчас! Спускайся! - прорычал он, с ужасом глядя на то, как беззаботно Коля раскачивается на платформе. На его суматошные волнения Николай только фыркнул и так же мгновенно спустился, будто там была не стена, а обычная лестница. Вот оно. Конечно! Как ему сразу в голову не пришло? Стихия этого странного парня - скорее бунтарство, чем подчинение строгим правилам. Балетные термины навсегда останутся для него балетными терминами, а не инструментами для выражения чувств. Докажи ему, что адажио станет самым чудовищным оружием в борьбе против системы - и он сделает его так идеально, как у Франциска никогда бы не получилось. Даже в дни его гибкой молодости! Что уж тут говорить - он только что показал чудеса растяжки! Куда уж тут простеньким плавным allongé! Нет, Николаю нужен особый балет. Свой. Он сам теперь должен это понять. Впрочем, сейчас предмет его раздумий погрузился в какие-то воистину чудовищные воспоминания. Неспроста же у него такая кровожадная улыбка на лице. - Рухнул он, конечно, феерично! Кровищи было! Как он только на месте не окочурился? И реабилитационный период... Если бы не Гилберт, то он бы совсем загнулся, мне кажется. А на сцене я потом нашел осколок ножа, - будто ни в чем не бывало, Коля ловко обошел преподавателя и спокойно направился с брошенной сумке. - Точнее не на сцене, а где-то вон там, - он махнул куда-то в сторону кулис. - Нашел - и подобрал, пока никто не видит. - Зачем? - прошептал еще не отошедший от шока Франциск. - Думал, это кто-то из моих парней, - Николай наклонился над своими скромными пожитками и, недолго порывшись в них, достал блестящий маленький осколок. Очевидно ножа. - Все ждал, что кто-то из них мне притащит покоцанный ножичек. Ножичек это святое! Волчился на них долго. А потом понял: мои ребята сделали бы все гораздо тише. Чище, что ли. Не прокололись бы так с ножиком, да и алиби у них у всех было. Мы же на особом счету у руководства. Впрочем, - он обернулся и окинул Франциска взглядом бунтующего ученика, - вы это и сами знаете. Господину Бонфуа ничего не оставалось, кроме как беспомощно принять из рук парня острую вещичку. И давно он такие вещи с собой носит? Словно отвечая на его невысказанный вопрос, Николай с безразличием пояснил. - Мало ли, где всплывет. Мне будет легче на месте проверить, чем придумывать сотни предлогов для того, чтобы выпросить у человека еще раз поглядеть на нож. Ну, если теперь дело в хороших руках, то оставляйте. Тем более, - тут он немного сник. - тем более мне ведь все равно учиться здесь осталось пару недель. Как бы ребятам еще сказать... И, подхватив сумку, он быстро ретировался, оставив Франциска наедине с его возражениями, мыслями и единственной оставшейся уликой. Эх, Коля-Николай... И что с ним делать? Да, он узнал все, что хотел, и по-хорошему ему следовало бы отплатить, но договариваться сейчас насчет этого хулигана - все равно, что подставить его под нож его же дружков. А они явно не обрадуются тому, что их главаря поддерживает кто-то из педагогов... Остается надеяться, что парень сам сможет сделать что-нибудь из ряда вон выходящее. Хотя да, он может. И это чревато. От этих всех мыслей голова уже пухла. Поэтому Франциск решил пойти самым точным и проверенным несколькими поколениями путем: решать проблемы по мере их поступления. Так что сейчас - вперед, навещать Брагинского! Третий зал располагался этажом выше, дальше по коридору. Франциск торопился туда, стараясь прокрутить в голове весь предстоящий диалог. Иван удивится? Непременно. А вот реакцию Гилберта сложно будет предугадать. Хотя, впрочем, Наталья Петровна, пожалуй, правильно оценила его чувства. Бедный мальчик. - ...да нет, это странно! Странно, что он умотал! Тебе что, вообще не интересно, что могло случиться? - донеслось до Франциска из-за открытой двери. - А что случилось? И вообще, с чего ты взял, что что-то случилось? - спорил более спокойный голос. - Он не пришел на занятие! - первый говоривший был явно взволнован, но скорее жаждал приключений, чем заботился о судьбе товарища. Конечно, он точно в училище, да и к тому же не маленький - что вообще может случиться? Кажется, та же мысль пришла в голову второму человеку. - Сам посуди - он молод и горяч, что ему этот урок? Тем более, на все остальные он ходит нормально. Может, он подумал, что лучше сходить в качалку в этот раз? Или на быстрые свидания? Может, он девушку встретил? Неужели ты за него не рад? И потом.... чт... позволь-ка поинтересоваться, что ты делаешь? Франциск с интересом заглянул в зал. Чересчур воодушевленный Гилберт в этот момент увлеченно рассматривал и щупал Ивана: поднимал его руки, качал его голову, как будто это был не человек, а какая-то детская игрушка в человеческий рост. - Осматриваю вас, пациент, на предмет болезни "черствый ублюдок"! - очередной раз обойдя Брагинского со всех сторон, Гилберт сделал страшное лицо и вознес руки к потолку. - О господи, ваша болезнь прогрессирует! Вы черствы как ублюдок! - Ой-ой-ой, а достаточно ли вы компетентны, доктор, чтобы ставить подобные диагнозы? - обижено хмыкнул Иван. За это время все оставшиеся ученики постепенно покинули зал - да и Гиль с Ваней собрались уходить. Настала пора Франциску обнаружить себя. - Salut, господа студенты! - с ослепительной улыбкой он вошел в зал. - Как прошел ваш урок? И Иван, и Гилберт обернулись на него так, будто он застал их за чем-то незаконным. Вообще они всегда выглядели как друзья-заговорщики, так что Франциск сам не понял, почему так сильно заострил на этом внимание. Первым очнулся Иван. - Господин Бонфуа? - он приподнял бровь и внимательно вгляделся в лицо преподавателя. Очевидно, пытаясь прочитать его мысли. - Урок просто замечательно! Точнее, прошел бы просто замечательно, если бы не небольшие заминки, - самоуверенно заверил его Гилберт. - Это наш коллега Иван повел себя некрасиво, чурбан чурбаном. А я был бы просто лучшим, если бы не волнующие меня мысли о нашем чудесном товарище! - О, да, только они не давали тебе нормально исполнить программу, только они, - ухмыльнулся Иван, стараясь хоть немного приглушить сарказм в своем голосе. И, естественно, до глубины души оскорбленный этой репликой Гиль тут же бросился на хохочущего Ивана, затевая возню. "Интересно, - подумал с долей беспокойства Франциск, - так ли он будет веселиться, когда узнает, кто за него взялся?" А вслух только спросил: - И что за мысли о товарище? - Альфред и Коля не появились! - с ликованием сдал товарищей Гилберт. Что за неугомонный парень. - А о каком из них вы говорили только что? Вы сказали только про одного из них. Ваня скривился и уже открыл рот для того, чтобы что-то сказать, но Гилберт, как всегда, нагло опередил его. - Об Альфреде, конечно! - убежденно заверил он, для пущего убеждения размахивая руками, как ветряная мельница. - Колясик может гулять там, где ему заблагорассудится, он у нас уличный кот. Даже великий я не ручался бы за человека, который вдруг решит его в чем-то ограничивать. А вот Альфред!... - тут он особенно сильно взмахнул рукой, показывая всю степень своей обеспокоенности. - Альфред же как слепой кутенок! Как ребенок, за которым нужен глаз да глаз! Как маленькое невинное... - Еще одна подобная метафора и я тебя ударю, - раздраженно буркнул чем-то обозленный Иван. Было очевидно, что у товарищей разлад на этой почве, но Франциск не мог понять причину. Он слышал их разговор? Да нет, такого быть не может. Тем не менее, все это выглядело так, будто путь Альфреда (к которому Бонфуа так стремился его подтолкнуть) стал в три раза шире и извилистей. - Маленькое и невинное не про него, - продолжил он со злостью, - про него, скорее, плавучее и неприятно пахнущее. А лучше крысиное. - Ваня! - Я про хвост, ходит постоянно следом, - шикнул на Гилберта Иван и поднялся с четким намерением уйти. - Закрыли тему. Ох, крошка Ал. Несладко тебе придется с такими партнерами... Впрочем, сейчас не об этом. - Ну, господа хорошие, неужели вы думали, что я пришел только для того, чтобы услышать ваши препирательства? - улыбнулся Франциск своей самой лучшей примиряющей улыбкой. - У меня есть новости. Новости для... хм... для вас, Иван, скорее для вас. Он едва успел договорить - Ваня остановился уже в дверях. Скосил на него глаза. Гилберт тоже заинтересованно подтянулся, как какая-то соседка, которая шибко любит посплетничать. Ладно, пусть слушает. В конце концов, скоро у него не будет ни сил, ни желания, ни времени слушать что-то другое, кроме как его программу. Может, стоит дать номерок хорошего массажиста? - В общем, новость короткая, но хорошая или нет, я не знаю, - Франциск даже приосанился. - С сегодняшнего дня вы поступаете под мое попечительство. Едва услышав это, Иван удивленно обернулся и тоже приосанился. - Эм... Ну я... - О, господин Бонфуа, это просто чудесная новость! - как всегда вставил свои пару копеек Гилберт. Теперь его речь скорее напоминала квохтание какой-то болтливой птахи. - Это так прекрасно, так прекрасно! Ванечка точно рад! Ну ладно, а про меня что? Ох-ох-ох, вот это задачка. Интересно, можно ли в такой ситуации сказать что-то вроде "ой, ну мы не решили, мы не обсуждали, и вообще, нам не особо интересно, кто к кому попадет"? Определенно, нет. Но ответить нужно. - А что про вас? - Франциск решил тянуть время. У Натальи Петровны ведь должны когда-нибудь закончиться ее дела? Не хотелось бы лично доводить до бедняги эту новость. Ох, черт. Гилберт смотрит на него так обиженно, что аж совесть взыграла. - Ну... Что про вас, Гилберт... - и Франциск не сдержался и тяжело вздохнул. Зато этот Байльшмидт, глядя на него, расхохотался. От какой-то, видимо, своей мысли. Которую он тут же и озвучил. - Ой, вы сейчас вздохнули так, будто мне поставили не человека, а... а... ну я не знаю, Наталью Петровну! Ох, если бы ты знал, дружок, если бы знал... Дети иногда такие догадливые. Бедняжка. Кажется, что-то эдакое промелькнуло у него на лице: Гилберт вдруг прекратил хохотать. С лица его начала медленно сходить краска. - Да ну нет. Да ну ладно. Это же шутка была, - с каждой секундой взгляд его становился все более и более отчаянным. - Это же шутка, надо смеяться! Нет-нет-нет-нет, этого быть просто не может, нет-нет-нет... - Ну вот вы где, Байльшмидт! - послышался противный голос за их спинами. Иван, находящийся ближе всех, аж подпрыгнул от неожиданности. - Ищу вас по всему училищу, а вы здесь прохлаждаетесь! Тунеядец! - Да ну не-е-е-ет! - в отчаянии протянул Гилберт, не сводя безнадежного взгляда с Франциска. - И не надо здесь стонать, как раненый лось! - Наталья Петровна совершенно беспардонно подошла к нему и потащила куда-то за шкирку. - Я из вас хоть что-то нормальное сделаю! Вы мне еще спасибо скажете! - и далее, далее, далее. Судя по всему, она могла так распинаться еще очень долго, что, собственно, и делала. Последнее, что они увидели - это как Гилберт в драматичном жесте протягивает к ним руки. Чудовищное зрелище. Франциск нервно сглотнул. А еще его внимание вдруг привлек закашлявшийся Иван. Лицо его было очень красным. - Извините, - он кашлянул ещё раз, изо всех сил стараясь не улыбаться, - мне очень неловко... Вы ничего такого не подумайте, но сейчас меня... кхм... страшно пробивает на хи-хи, - он не сдержался и сконфуженно захихикал. - А какое у него лицо было! Вы видели? Вот уж кто обрадовался новости!Постановка обещает быть весёлой, не правда ли?..