ca sent l'amour ici

            Даже самые идеальные, полные любви и взаимопонимания отношения не могли существовать без разногласий и ссор. Даже если они настолько редки, что ты забываешь, что они вообще бывают.       Гарри даже не мог вспомнить, с чего всё началось.       Он пришел с работы в отвратительном настроении: к ним в ветклинику поступила собака, которую какие-то нелюди замуровали в бетон где-то на выселках. Просто оставили беззащитное животное в смертельной ловушке медленно и мучительно умирать — в том районе не было ни заселенных домов, ни дороги, ни даже тропинки. Было чудом, что какие-то два мальчика наткнулись на бедняжку, решив поисследовать окрестности. Гарри страшно было представить, что было бы, окажись мальцы живодерами. Или если бы они нашли собаку на неделю позже. Тогда Поттер оказался бы бессилен — все равны перед смертью.       Это была и не собака толком — совсем ещё щенок. Гарри трясло от ярости при одной мысли о том, что мрази, сотворившие подобное с беззащитным существом, разгуливали дальше на свободе. Вид живой и относительной здоровой Гвен* немного помог Гарри взять себя в руки, но ярость, бурлящая где-то внутри никуда не делась, продолжая туманить разум.       В нем всегда это было — проблемы с агрессией. С возрастом держать себя в руках удавалось все лучше — особенно теперь, когда всё было спокойно, Гарри окружали близкие и родные люди. Но временами этот сжигающий все на своем пути пожар было невозможно обуздать. В такие моменты Поттер пытался закрыться ото всех, тем самым доводя до эмоционального выгорания самого себя.       С появлением в его жизни Драко всё изменилось. Тот, всегда чутко улавливая мельчайшие перемены в настроении парня, не давал ему замкнуться, не давал себе вредить, всегда самоотверженно брал удар на себя. Словно укротитель огня, он управлял этим ревущим нечто внутри Гарри. Он всегда был рядом.       Что парадоксально, заново они смогли познакомиться именно благодаря вспыльчивости Гарри. После победы он не мог покинуть стены дома, не напоровшись тут же на чертовых журналюг. Они сводили его с ума: слежкой, навязчивыми, бестактными вопросами, вспышками колдокамер, криками, лживыми статьями. Он ненавидел их.       С каждым новым днем, с каждым новым прилипалой-журналистом, с каждым выходом из дома пожар в груди Гарри разгорался с новой силой, чтобы в один день сжечь всех до основания.       Поттер вытерпел больше года перед тем, как окончательно слететь с катушек: какая-то репортеша, подозрительно похожая на Амбридж, подловила его у стен академии, чтобы, очевидно, довести до ручки. Гарри продолжал терпеть ее тычки, вспышки колдокамер и лепетание до тех пор, пока она не посмела спросить:       — Мистер Поттер, правдивы ли слухи о запретном романе вашего крестного Сириуса Блэка и его давнишнего друга, являвшегося, ко всему прочему, оборотнем?       Гарри и сам не заметил, как одной лишь силой мысли поднял нахалку в воздух вниз головой. Все его тело содрогалось от чистой, ничем незамутненной ярости. Непростительное горело адским пламенем на его языке.       Гарри даже представлять не хотел, что произошло бы дальше, не объявись в этот момент Малфой. Тот оперативно наложил на них чары отвода глаз, облил Гарри агуаменти и слегка замедлил падение нерадивой журналистки — так, чтобы ей было больно, но она ничего себе не сломала. Пока ошалевший, мокрый Гарри пытался осознать реальность, глотая ртом воздух, Драко обернулся к испуганной девушке и холодно произнес, чеканя каждое слово:       — Если хоть слово про Гарри Поттера появится в вашей вшивой газетенке, то я не стану останавливать его — скорее поощрю. Думаю, ваших куриных мозгов хватит, чтобы сообразить, на что способен победитель Волдеморта.       Женщина испуганно закивала и, резво поднявшись с земли, буквально сбежала, чтобы у входа на территорию академии раствориться в воздухе.       — Пигалица, — презрительно выплюнул Драко, глядя ей вслед.       Гарри, что за его пугающую речь успел высушиться и прийти в себя, проникнулся к Драко благодарностью и уважением и неожиданно для самого себя предложил:       — Малфой, а пошли со мной в кафе.       Встречаться они начали, конечно, не сразу. Они даже далеко не сразу смогли найти идеальный баланс между издевательствами и дружескими подначиваниями. Но они оба пытались, хоть Гарри и не знал, с чего вдруг ему стало так важно стать друзьями с Малфоем, про которого он и не вспоминал толком со времен судов. Возможно, потому что быть рядом с ним чувствовалось… правильным?       У Драко же, как выяснилось потом, всё было проще и сложнее одновременно: он был влюблен в Гарри с первого курса. Потому, стоило Поттеру признать свои чувства и принести Драко в руках свое сердце, тот с безумной радостью его принял: его сердце Гарри давно уже держал у себя.       Все приняли их отношения: война давно прошла, Драко учился вместе с Гермионой на детского целителя, так что и до их с Гарри отношений они успели сдружиться; Джинни вышла замуж за Блейза — лучшего друга Драко, Нарцисса приняла Гарри как второго сына, а Люциус стал терпимее и, можно сказать, добрее.       Они жили в восстановленном доме в Годриковой Впадине, работали по одинаковому графику, ходили на все встречи вместе и влюблялись друг в друга сильнее с каждым днем. Они всегда могли найти подход к демонам друг друга, прогоняя тьму из сердца и мыслей.       Оттого и было так неожиданно: настолько сильно поругаться, кажется, впервые за шесть лет отношений.       Гарри не понимал, как так вышло, хоть он и был уверен, что виноват был он и та ярость, которую он принес в их дом с работы. Драко задержался на час, и Гарри ни с того ни с сего накинулся на него. Малфой, очевидно, уставший и растерянный, даже не понял, что происходит.       Всегда во время вспышек агрессии Гарри, Драко был готов и знал, что сделать и сказать, но в этот раз все произошло настолько неожиданно и беспочвенно, что Малфой не то что не смог успокоить Поттера — он сам завелся с полуоборота. Сегодня на работе он успел повздорить с начальством, выбивая финансирование для операции одной из своих пациенток. Своего он добился, но вымотался предельно. Всё, чего ему хотелось: оказаться дома, вкусно покушать и свернуться в объятиях любимого человека. А встретили его с претензиями и оскорблениями.       Так оно всегда и бывает: слово за слово, взгляд за взгляд — и вот уже летит посуда и сверкают молнии. Драко кричал и разбрасывал всё, что попадалось под руку, Гарри оскорблял его, сам не понимая, что несет.       Атмосфера между ними все накалялась перед тем, как разразиться громом. Поттер не мог вспомнить, что такого сказал, что Драко выпустил из рук статуэтку, громко брякнувшуюся о пол. Лицо его было искажено болью и обидой, пускай и глаза, блестящие от непролитых слез, метали молнии. Ярость все еще бурлила в Гарри, что, впрочем, не помешало его сердцу сжаться при виде такого Драко - уязвимого и задетого.       — Что ж, тогда я уйду. Счастливо оставаться, — слеза прочертила блестящую дорожку на раскрасневшейся щеке Драко. Тот с остервенением ее стер — слёзы тут же покатились градом из его серых глаз.       Малфой последний раз взглянул на Гарри — совсем как Гвен, замурованная в ловушке из цемента — и с громким хлопком аппарировал, оставив после себя лишь дым и гадливое чувство в груди.       Ещё час Гарри метался по гостиной, словно зверь в клетке. Он хватался за волосы, что-то злобно бормотал себе под нос, то пихал, то пытался починить разбросанные вещи. Палочка в его пальцах дрожала.       Стоило ярости, туманившей мозг, рассеяться, как Гарри безвольной куклой осел на пол, глядя в никуда.       В доме стояла мертвая тишина — даже часы, которые Драко так ненавидел, перестали надоедливо тикать. Гарри вдруг стало очень холодно, и он обхватил себя подрагивающими руками.       Что же он такое сказал? Почему набросился? Как у него язык повернулся вообще?       Давно Гарри не ненавидел себя с такой силой. Отвращение к себе поднялось откуда-то изнутри, затопив все его существо.       Он заставил Драко плакать.       Хуже.       Он позволил Драко уйти.       Что он сказал? Что?       Гарри с силой дернул себя за волосы, пытаясь взять себя в руки.       Он мог бы дать время им обоим остынуть. Драко мог пойти к Гермионе — ныне своей лучше подруге — или к Панси, что маловероятно, ведь та жила вместе с мужем.       Гарри мог бы купить цветы и до мелочей продумать извинения, хорошенько убраться в доме и еще немного (или много) погнобить себя.       Но на самом деле он не мог.       Не сейчас, пока Драко где-то страдает из-за него и ест себя из-за неосторожно брошенных Гарри слов.       Не сейчас, пока всё существо Гарри мечется и рвется к любимому, чтобы вымолить прощение, заверить в любви, успокоить. Боль Драко всегда была для Гарри острее собственной. Он буквально чувствовал, как Малфою сейчас плохо.       Возможно, потому что у Гарри было его сердце.       Была уже неглубокая, но ночь. Поттер лишь мгновение колебался перед тем, как позвонить Гермионе по каминной сети.       Гермиона действительно не спала. Она выглядела озабоченной и слегка нервной, когда здоровалась с Гарри. Это говорило куда больше любых слов, но Поттер все равно уточнил:       — Драко у тебя?       Гермиона помолчала некоторое время, терзая зубами нижнюю губу. Она всегда делала так в моменты беспокойства.       — Он попросил не выдавать его.       — Я войду, — скорее предупредил, чем спросил Гарри. Гермиона безропотно отошла в сторону.       — У вас… что-то серьезное? Он ничего не хочет рассказывать, — тихо проговорила Гермиона, пытливо заглядывая Гарри в лицо. Тот скривил губы.       — Нет, просто я мудак.       — Он в гостевой комнате, но я тебе этого не говорила, — шепнула Гермиона и, поцеловав Гарри в щеку, пошла заваривать чай. — И Гарри, — Поттер замер в дверях, оборачиваясь, — Не будь больше мудаком. Пожалуйста.       Сердце Поттера сжалось.       — Не буду. Честно.       Гостевая комната в квартире Гермионы была небольшой, но уютной. Гарри пару раз останавливался в ней в первый год обучения в академии — у него часто не было сил просто переместиться домой.       Поттер не знал, сколько простоял под дверью перед тем, как все же аккуратно ее открыть.       В гостевой царил полумрак — лишь пара свечей горела на прикроватной тумбочке. Гарри сразу же увидел Драко — тот сидел на постели, завернувшись в плед, как в кокон. Поттер не мог видеть его лицо с такого расстояния, но он слышал сдавленное дыхание парня.       Он аккуратно приблизился к кровати, словно к дикому зверю, присев совсем рядом с Драко. Наконец Гарри смог разглядеть его лицо и, о боже, Драко плакал. Его лицо было мокрым, покрасневшим и опухшим от слез, что висели на его длинных ресницах, падая на щеки. Сердце Гарри разбилось на миллионы осколков от этой картины.       Малфой молчал — лишь сдавленно всхлипывал, не отводя больного взгляда от искаженного виной лица Гарри.       Драко последний раз плакал при нем на шестом курсе, и Поттер был в настоящем ужасе, что довел своего самого любимого человека до такого состояния. Горло сжали невидимые тиски.       — Можно мне обнять тебя? — жалобно и хрипло произнес Гарри. Малфой долго молчал перед тем, как понуро кивнуть. Поттер тут же сгреб кокон в охапку, укладывая Драко к себе на грудь. Тело его тут затряслось от с трудом сдерживаемых рыданий. Гарри стало физически больно от этого. — Мне безумно жаль. Я идиот и мудак. Я не хотел делать тебе больно. Это то, чего я хотел бы меньше всего на свете. Я просто сорвался из-за работы, и я так виноват. Я не помню, что сказал, но я определенно не имел в виду то, что сказал. Ты заслуживаешь намного лучшего, чем агрессивный я, прости меня, прости. Мне больно от того, что тебе больно. Моё сердце ведь у тебя, знаешь?       Драко, притихший на время этой сумбурной, полной сожаления речи, завозился в руках Гарри, с болью говоря:       — Ты сказал… Ты сказал, что меня невозможно терпеть, и мой отец… он… — Драко громко, почти истерично всхлипнул, и Гарри прижал его к себе крепче, — он всегда говорил так… Он всегда…       — Чш-ш-ш, тише, — Поттер стал слегка покачивать парня, как расстроенного ребенка. На удивление, это помогало — Драко правда притих, почти расслабляясь. — Мне жаль, что я сказал это. Я так не думаю и никогда не думал. Из нас двоих — я невыносимый агрессивный чурбан, и я не понимаю, как ты меня терпишь. Ты самое лучшее, что есть в моей жизни, Драко. Я очень тебя люблю. Прощаешь меня?       Ненадолго повисло молчание.       — Ты приготовишь яблочный пирог.       — Хорошо, — покладисто согласился Гарри, чувствуя, как пружина в груди распрямляется, а тиски перестают сдавливать грудь. Драко услышал его, Драко его понял и простил. Нет ничего в мире, чего Поттер хотел бы сильнее. — Пошли домой?       Малфой развернулся и оставил на щеке Гарри поцелуй. Его лицо все еще было мокрым от слез.       — По камину?       — Да.       — Отнеси.       Гарри улыбнулся. Он был не против вымаливать прощение заботой.       Возможно, заслужить прощение ему поможет новый четырехлапый член их семьи?