ca sent l'amour ici

      Это всё произошло так глупо и спонтанно, что Драко даже не понял сперва, что случилось.       Они просто сидели за столом восьмикурсников во время ужина, Поттер неподалёку шмыгал носом, потому что так по-тупому (по-поттеровски, сказал бы Драко) забыл о существовании бодроперцового и запустил свою простуду.       Часами летать, рассекая холодный ноябрьский воздух, опасно для здоровья. Делать это без согревающих и без мантии — и вовсе идиотизм. Гарри хотел таким образом прогнать из головы лишние мысли, а по итогу только заработал ОРВИ.       Малфой, сидя не так уж и близко, все равно прекрасно видел и слезящиеся глаза, и покрасневший нос, и бледное лицо, и прилипшие к взомкнувшему лбу волосы.       Ему хотелось убить себя за почти невыносимое желание уложить Поттера в постель и лечить до тех пор, пока тот не задышит чисто, не перестанет мучиться от поганой болезни и не улыбнётся светло и открыто.       Это желание было неправильным. Это желание было губительным, ведь Драко не имел и малейшего права даже спросить Поттера о его самочувствии. Ему оставалось лишь молча наблюдать и сжимать чешущиеся руки в кулаки.       Аппетит совсем пропал.       Гарри оглушительно чихнул, прикрываясь мантией. Гермиона и Драко одновременно бросили на него тревожный взгляд. Гермиона, в отличие от Драко, имела все права, чтобы спросить:       — Уверен, что не стоит пойти к Помфри?       Гарри, упрямый идиот, покачал головой, вновь чихая в рукав.       — Всё хорошо, Гермиона, — прогнусавил он, вытирая взмокший лоб. У Поттера явно была, может, и не высокая, но температура. — Я выпью чая и всё станет хорошо.       Драко поджал губы, утыкаясь в тарелку.       Мелкая Уизли, которая, скорее всего, все ещё была избранницей Героя, ускакала на кухню за чаем минут десять назад. Драко (да и никто из тех, кто не был приближенным к Гарри) не знал, в отношениях ли Поттер и Уизли до сих пор, потому неприязнь и, чего уж таить, ревность бурлили в нем, не переставая.       Он надеялся, что рыжая потеряется где-то на полпути, а Гарри пойдёт наконец к целительнице.       Либо Малфой, как примерный бывший враг, может принести ему чай вместо неё. Именно так.       К сожалению, последние годы Драко совсем не получал того, что хотел, и в дверях Большого зала замаячила рыжая макушка.       Что ж, по крайней мере Поттер получит свой чай. Это меньшее из того, что он заслужил.       Джинни бодро уселась по правую руку Гарри, с торжественным видом ставя перед ним небольшую чашку чая. Драко сидел достаточно близко, чтобы увидеть, что это был чай с молоком. Он крепко сжал челюсти.       Наверное, он был единственным, кто заметил, как едва заметно поморщился Гарри. Самодовольная Джинни заговорила, рождая в груди Драко пламя:       — Твой чай, Гарри. Насколько я помню, тебе нравится такой.       В ответ Гарри кисло улыбнулся, бормоча «спасибо».       Драко не понял, что с ним произошло. Возможно, он просто очень устал от всего. Может быть, ему стало жалко бедного, страдающего от простуды Поттера, что смотрел на чашку с отвращением и отчаянием (ведь не выпить — обидеть Джинни).       А может, в Драко заговорило то самое на букву л, что он так долго прятал внутри.       Но он даже приподнялся со своего места, четко и громко говоря, глядя, впрочем, в никуда:       — Он ненавидит чай с молоком и маленькие чашки. Поттер пьёт чёрный чай с тремя ложками мёда и из огромной кружки. Странно, что ты этого не знаешь.       Драко бросил осуждающий взгляд на Джинни, и тут же до него дошло что и кому он сказал. Над столом повисла звенящая тишина, пока лица всех присутствующих так и становились синонимами к слову «шок».       Малфой пожалел, что родился. Далеко не первый раз в жизни, но, пожалуй, впервые с такой силой.       Он упорно не смотрел на Гарри, понимая, что сердце его разорвётся на ошметки от брезгливости или презрения на его лице.       — Прошу меня извинить, — хрипло бросил Драко, вскакивая с места и бросаясь на выход.       Ему показалось (конечно, показалось), что Поттер окликнул его по имени. Драко не обернулся.       Он в забытьи бежал по коридорам, удивляя редких учеников, что решили пропустить ужин. Воздух жёг лёгкие (не стоило столько курить), но Драко все бежал и бежал, сам не зная куда. Стены коридоров расплывались, ноги заплетались, но он не мог остановиться.       Прочь! Прочь от собственного позора!       Жаль, сбежать от бури, что бушевала где-то под ребрами, было невозможно.       Нашёл себя он на Астрономической башне, сидя на подоконнике, обдуваемом осенними ветрами. Он всегда был здесь в моменты падения. Сейчас был один из них.       Небо наливалось чернильной темнотой. На востоке, кажется, забрезжили первые робкие звезды. Драко сейчас был в достаточном отчаянии, чтобы загадать на них желание, забыв про то, что он, вообще-то, не суеверный.       Он многое готов был отдать за чертов маховик времени.       Почему он это сделал? Почему не смог как обычно промолчать? Стиснуть кулаки и зубы, не давая и звуку вырваться из сжатой тисками груди?       Ему учиться ещё почти целый год со всеми этими людьми — людьми, что стали свидетелями того, как его позорная тайна сама собой вырвалась из его рта. С таким же успехом он мог встать на стол и закричать «Я люблю Гарри Поттера!» Это, пожалуй, было бы даже не так компрометирующе: можно было даже отшутиться или сослаться на проигранный спор (будто у Драко были друзья, ха-ха). Но он сказал то, что никак и ничем не оправдаешь. Что-то, говорящее куда громче самых простых и прямолинейных слов и признаний.       И это слышал почти весь стол, а значит, завтра об этом будет знать уже вся школа.       Драко чувствовал себя жалким и отчаявшимся, признаваясь себе в том, что беспокоит его больше всего не то, что десятки, сотни учеников будут насмехаться над ним.       Потому что Поттер всё слышал. Потому что Поттер не мог не понять. Не после всего, что было между ними. Не после суда и благодарности после него, когда Драко, не выдержав, прижался к Гарри в секундном объятии, прокручивая затем этот момент в голове несколько раз на дню и ночь за ночью.       Несмотря ни на что, Гарри был умным. Гарри был проницательным, когда хотел этого, и вряд ли он просто не придаст значения словам Драко.       Боже, Драко так облажался.       Драко начало трясти. Мерлин, что же думает Поттер? Как теперь смотреть ему в глаза? Как дышать, видя в них отвращение?       Даже после того самого объятия у зала суда Малфой тут же трансгрессировал, даже не взглянув на Поттера. Не хотелось омрачать лучшее за многие годы воспоминание выражением его лица — скорее всего брезгливым или даже обозленным.       Драко был трусом. Особенно, когда дело касалось Гарри. Оттого он оттолкнул его в первые учебные дни, ответив на предложение сидеть вместе на зельях холодным «мне не нужен напарник». Поттер тогда был дружелюбным, слегка неловким и смущенным и не выглядел как человек, решивший довести Драко до самоубийства каким-нибудь жестоким розыгрышем. Но Драко все равно не поверил тогда. Не поверил, что Гарри хочет найти с ним общий язык или даже завести дружбу. Даже когда улыбка сошла с лица Поттера, сменяясь разочарованием и, казалось, болью, Драко не поверил.       В мире, полном волшебства, удивительно быстро перестаешь верить в чудо.       Так что на любой шаг Поттера навстречу Драко делал не шаг назад — он бежал от него без оглядки, держа в трясущихся пальцах остатки собственной гордости и самообладания.       А сегодня, раскрыв перед всеми свою душу, он рассыпал их по полу и растоптал, позорно сбегая.       Он не мог так больше.       Возможно, стоит прямо сейчас подать документы о переводе в другую школу. Шармбатон, например. Это было бы правильно. Родители поймут. А если и не поймут, то все равно помогут.       Драко колотило от тихой истерики и осеннего холода. Не хватало еще, как Поттер, обзавестись простудой.       Мысли в голове Драко внезапно утихли, оставив после себя лишь нервный стук сердца и зияющую дыру внутри. Не было смысла о чем-то думать и что-то решать в подобном состоянии. Однако, стоило истеричному голосу в голове утихнуть, как стало в десятки раз хуже.       Малфою хотелось курить до зуда в легких, но, как на зло, последняя пачка закончилась утром. Они всегда быстро заканчивались. Пожалуй, это было единственной хорошей чертой сигарет. Будь у Драко бесконечный запас, он бы умер от интоксикации раньше, чем открыл свой глупый рот во время ужина.       Внезапно со стороны лестницы послышались шаги. Драко тут же вцепился в палочку, готовясь отражать нападение. Это было что-то на уровне инстинктов — очередной подарок войны.       Однако, стоило Малфою по походке понять, кто именно пришел, палочку захотелось приставить к собственному виску.       Драко поерзал на подоконнике, отворачиваясь от лестницы. Может, Поттер не знает, что Малфой здесь, и просто решил наведаться в Астрономическую башню — не одному же Драко она принадлежит, в самом деле. Вот сейчас Гарри увидит его и быстро уйдет.       Однако, вопреки ожиданиям, Драко внезапно почувствовал волну мягкого, обволакивающего тепла. Это было так неожиданно, что он чуть не подскочил.       Поттер, что… наложил на него согревающее?       Не успел Драко справиться с первым шоком, как Гарри, очевидно, решил добить его. Он уселся на свободную часть подоконника, шмыгая носом и держа в руках две кружки: огромную с черным чаем с медом и…       Сердце Драко, кажется, остановилось. Ноги, руки и даже лицо его онемели. Гарри, словно не заметив его состояния, протянул Малфою полупрозрачную (его любимую) кружку, с легкой улыбкой говоря:       — Зеленый, две ложки сахара и мята. Всё верно?       Драко пришибленно кивнул и, хоть и не доверял своим рукам, принял протянутую кружку, с наложенным на нее чарами (чтобы не обжечь пальцы). Из-за трясущихся рук Малфой немного пролил на себя, даже не заметив этого. Зато заметил, как Поттер обыденно испарил мокрое пятно, с ласковой усмешкой говоря:       — Я-то думал, что это я растяпа.       Из-за шока и неверия Драко не нашелся даже, что ответить. Он продолжал глупо смотреть на Гарри, что неспешно пил свой чай. Руки Драко, всегда холодные, грелись о теплые бока пузатой кружки. Он почти автоматически поднес ее к лицу, вдыхая любимый мятный запах.       Малфой ни черта не понимал! Всё казалось глупым сном, но тепло принесенного Гарри чая, насмешливый взгляд зеленых глаз, безжалостный осенний ветер… Всё было таким реальным!       — Почему?.. Я… Почему ты?.. — казалось, Драко разучился говорить. Гарри не стал смеяться над ним. Он только придвинулся поближе, говоря такие вещи, от которых сердце Драко пропускало удары и кружилась голова:       — С третьего курса знаю, какой чай ты пьешь. Вот, решил, что наконец пришло время применить знания на практике и… Слышал, в Хогсмиде недавно открылась новая чайная лавка. Мы могли бы заглянуть в нее после свидания. В эти выходные. Что думаешь?       Драко смотрел на Гарри во все глаза и не мог поверить в то, что видел. Нежность, страх, робость, смущение, надежда и то самое, до дрожи знакомое на букву л…       Как же страшно было поверить, понадеяться, обжечься. Так страшно…       Драко нерешительно отпил чай, чувствуя, как бегут мурашки по спине.       — Думаю, что зима в этом году будет на редкость холодная и нам понадобится много-много чая.       Глаза Гарри за стеклами очков засияли, а губы растянулись в чарующей улыбке. Драко невольно робко улыбнулся в ответ.       Любить всегда страшно. Страшнее только не любить.