4
10 апреля 2020 г. в 10:18
- Знаешь, как я это называю? – Улыбается Иришка. – Лестница в небо. Мне нравится думать, что это именно по ней поднимаются на небеса души погибших на карантине. Мне кажется там, над люком и есть абсолютная свобода и вечное счастье. Там нет проклятой болезни. И мне однажды и самой придётся туда подняться. Надеюсь не скоро.
- Красивая история, - говорю я и замечаю, что слишком уж сильно я к ней прижимаюсь. – Ой, прости, - отстраняюсь я.
- За что ты извиняешься? - Смотрит на меня Иришка. – Да, может ты и не лесби. По крайней мере, я не тешу себя пустыми надеждами, что это так. Но твоё тело, тело каждый девушки возбуждается от прикосновений к красивому телу другой девушки, это закон природы. Все мы чуточку лесбиянки. Ну, а я стопроцентная.
- А как твоя мать относится к тому, что ты лесби?
- Она не знает, а если бы и знала, то ей бы было похер. Ей всю жизнь было на меня начхать. Она всегда винила меня в том, что её, видите ли, жизнь из-за меня не сложилась.
- А моя мне на операцию деньги собирала, дневала и ночевала у моей кровати, когда я химию проходила. Все глаза себе выплакала. И если бы не карантин она была бы здесь.
- Если бы у меня была такая дочь как ты, я бы ничего для неё не жалела, и в первую очередь себя.
- Я не такая-то и хорошая, как тебе кажется, - улыбаюсь ей.
- Нет, ты даже лучше, от тебя как будто свет струится, - мурлычет Иришка и снова лезет ко мне целоваться. Но осознав, что это уже перебор просто трётся об меня своим носиком. – Я его как будто вижу вкруг тебя, он как ореол.
- Ты говоришь прямо как мольфар.
- Как кто?
- Мольфар, это гуцульский шаман, - объясняю ей. – Когда я болела, мама за любую соломинку хваталась и возила меня по всяким бабкам и знахарям. Так вот там был шаман украинский - мольфар. Он обрызгал меня водой, дал пучок высохшей травы и сказал, что я живу на границе между миром людей и ангелов и потому я могу слышать их голоса.
- Слушай, Юлька, ты сама как ангелочек, по-моему, я в тебя влюбляюсь, - прижимается ко мне Иришка и заключает в свои объятия. А мне в её объятиях так тепло и уютно, что не хочется её отталкивать. – Полежишь со мной на одной кровати?
- Да, - слишком быстро соглашаюсь я, пока мы возвращаемся в палату.
Процедуры я описывать не буду. Это слишком личное. Когда тебя постоянно колют и осматривают, то к этому привыкаешь и воспринимаешь уже как должное. И когда они, наконец, заканчивают, Иришка перебирается со своим одеялом ко мне на койку. Она ложится со мной рядом и укрывает нас обеих с головой, греет меня теплом своего тела.
- Может, одежду снимем? – Предлагает она.
- Нет, - качаю я головой. – Как-то это слишком по-лесбийски.
Ночью у меня поднялась температура. И я бы околела, если бы не Иришка. Она растирала мне руки и ноги, на шаг от меня не отходит, заботилась обо мне, как мамочка.
Тогда же у меня впервые случился приступ. Я стала задыхаться. И я бы, наверное, умерла, если бы не она. Увидев, что мне плохо Иришка вскочила кровати и побежала за медсестрой.
Меня полночи спасали, чем-то колоти, капали. Я думала, что меня к аппарату подключат, но всё обошлось.
И только под утро я стала засыпать, а Иришка, сама больная и кашляющая сидела рядом и смотрела на меня, прислушивалась, как я дышу и дышу ли я в принципе.
- Ты мне жизнь спасла, - хрипло шепчу я ей.
- Значит теперь я за тебя в ответе, - устало улыбается она.
- В каком это смысле? – Удивляюсь я.
- У китайцев есть поверие, что тот, кто спас другому жизнь, становится навсегда его ангелом хранителем.
- А-а-а, - умно киваю я.
- Юль, только ты не пугайся, - говорит Иришка шёпотом.
- А что случилось, кх-кх-кх, - приподнимаюсь я.
Но она лёгким жестом укладывает меня на кровать:
- Ч-ч-ч-, ч-ч-ч, тихо, тихо, - успокаивает меня Иришка. – Я заглянула в твою карту. Пока медсестра бегала за капельницей, она её на столе оставила.
- И что там? Что у меня там может такого быть, чего уже нет? СПИД, сифилис, рак, новые метастазы, - опять смотрю ей в глаза. – Знаешь, меня уже ничем не удивить.
- Там написано: «Не реанимировать».
Меня от этих слов в холодный пот бросает, но она продолжает:
- Написано, что если ты будешь умирать и нуждаться в аппарате, то тебя всё равно к нему не подключат. Потому как аппаратов на всех не хватает, а у тебя нет одного лёгкого. Написано, что у тебя даже на подключении шансов всё равно маловато… - она говорит таким голоском, как будто сейчас расплачется. Но я не плачу, я воспринимаю это как «стойкий оловянный солдатик».
- Ну и пусть, - говорю. – Я уже давно ко всему готова. Это только поначалу было страшно, а со временем я привыкла жить в постоянном ожидании смерти.
- Ты привыкла, но я-то нет. Я этого не переживу, слышишь! Я не позволю этому случиться. Я на шаг от тебя не отойду. И я не дам тебе умереть! Хотя бы ради меня останься, Юлечка. Кх-кх-кх.
- Кх-кх-кх, - кашляем мы одновременно, я даже задыхаться начинаю, а она продолжает всхлипывать.
- Я так долго тебя искала, я так долго рисовала тебя в своих мечтах, и вот, наконец, встретила. И я тебя никуда не отпущу. Если ты «уйдёшь», я «пойду» за тобой следом… Кх-кх-кх-кх, да что ж такое. Достал этот кашель.
- Спасибо за то, что ты есть, за то, что поддерживаешь меня. Пусть мне часто в жизни не везло, но всегда находился кто-то, кто сидел рядом, кто верил в меня, кто готов был за меня бороться, даже когда врачи уже опустили руки. Раньше это была мама, а теперь ты. И ещё раз спасибо, - шепчу я и крепко сжимаю её руку.
- Ты не умрёшь, Юлечка.
- Я знаю. Я не верю в смерть, я не верю что это конец. Думаю где-то там, на небесах мы встретимся снова и посмеёмся над этим нашим кашлем, который не даёт пожить чуточку дольше кх-кх-кх, - опят захлёбываюсь я.
- Сестра, врач, кто-нибудь! Помогите, она задыхается! – паникует Иришка.
- Нет, нет, всё в порядке, кх-кх, - успокаиваю я её. – Я в норме.
А она подсаживается ко мне на кровать, крепко обнимает меня за плечи. Держит и не отпускает, как будто говорит всему миру, что не собирается меня отдавать. В её объятиях я согреваюсь и засыпаю.
Эту ночь я запомню на всю оставшуюся жизни, но не потому, что чуть не умерла, а потому, что рядом со мной была она. Она боролась за меня, и может именно она помогла мне дожить до утра.