Масяшки в карантине

Возвращаюсь домой и только тут вспоминаю, что плакала. И так мне горько становится, слёзы снова давят на грудь. - О-о-о, наша гулёна припёрлась. Наконец-то! - Выбегает мне навстречу мамка, обнимает меня и целует. – Ну что, ты надолго к нам? - Посмотрим, - отвечаю я и ковыляю в свою комнатку. Падаю на кровать, обнимаю декоративную подушку и снова пишу Иришке: «Добралась» и три сердечка. В ответ мне прилетает поцелуйчик. Ну-у-у, этого мне слишком мало. «И это всё?» Пишу я, но ответ не приходит сразу. А я сижу и скучаю, втыкаю в телефон. У меня уже развилась зависимость от этого телефона. И отпускает она меня, лишь когда моя Ирочка рядом. А когда она в телефоне, то и я в телефоне. Я всегда там где она. Приходит сообщение, и я радостно хватаю телефон, просматриваю, а это напоминалка от мобильного оператора – «пополните счёт». Надо будет пополнить, но такой облом, что это не Ирочка мне написала. Я жду её ответа всего каких-то пять минут, а чувство такое, будто я умираю от удушья. У меня реально всё внутри сжимается и ноет от боли. «Ирочка не заставляй свою Юлечку так долго ждать! Мне же больно, я же страдаю!» Хочется мне закричать. Ну что же с ней? Ну почему она коматозится. Мне больно после каждого пустого разговора, больно от каждого короткого сообщения, в котором сквозит зимний холод. Больно от того что я не чувствую её любви. Хватаю телефон и набираю её номер. Но тут же сбрасываю, бросаю телефон на кровать, а сама падаю на подушку. «Быстрее бы ночь, чтобы заснуть. Чтобы заснуть и не проснуться, и там во сне навсегда остаться с ней. Ведь наяву между нами всё сложно». В этот момент раздаётся звонок. Я хватаю трубку – это Ира звонит. Я прижимаю телефон к сердцу. Немного успокаиваюсь, делаю глубокий вдох и только после поднимаю трубку. - Алло, - подчёркнуто спокойно говорю я. - Ты звонила? Чо хотела? – звучит уверенный и спокойный голос Иришки. - Да так, случайно набрала, - смеясь отмахиваюсь я, а сама молюсь, чтобы она подольше со мной поговорила. - Ну, раз случайно, тогда давай, пока, - произносит она. - Пока, - повторяю я, но понимая, что сейчас она положит трубку, резко её останавливаю. – Нет, нет, не ложи пока трубочку. - Что-то случилось? - Да, то есть нет, то есть да, - путаюсь я в показаниях. – Я просто тебе сказать хотела, как сильно я люблю тебя. - И я тебя. «Почему ты никогда не произносишь это слово вслух? Почему?» - Ты чем там занимаешься? – пытаюсь я растянуть разговор, но что-то никак не могу подобрать подходящих слов. - Да так, ничем, о тебе думаю. - И я о тебе, - я падаю на кровать, кручу пальчиком непослушный локон волос и романтично смотрю в потолок. - Ладно, мне пора бежать, созвонимся позже, пока Юлечка. - Пока любимая. Цёмки-цёмки. - Цёмки-цёмки, - и она кладёт трубку. Ира никогда не была такой, она никогда раньше не клала трубку первой. С ней что-то происходит? Что-то происходит между нами? Я сижу одна в комнате и смотрю в одну точку. Я не понимаю что случилось, но мне почему-то больно. В комнату заглядывает мамка. - Юль, ты чего в темноте сидишь? – Включает она свет. - Спасибо, что свет включила, мне лень было вставать, – пытаюсь улыбнуться я. - Ты есть будешь? Я приготовила. - Я не хочу. - Что значит не хочу, бегом кушать. Ты на себя посмотри, вся худая и бледная, - сурового говорит мне мать. - Я всегда такая была, - улыбаюсь я ей. - А я о чём. Хватит оставаться дрыщом. Марш на кухню. Нехотя поднимаюсь с кровати, вступаю в домашние тапочки. Они такие тёплые такие мягкие, и я понимаю, что продрогла и вся дрожу. Не понимаю только, где я этот сквозняк поймала, но пробрало меня до самых косточек. «Иду и стучу костями». Улыбаюсь я. - Ты чо ржёшь? – улыбается мне мамка в ответ. - Да так, анекдот вспомнила. - Расскажи. - Ты же знаешь, я не умею рассказывать анекдотов. Мы садимся за стол, и я выбираюсь на высоченную табуретку с ногами, сижу и обнимаю свои тощие коленки, а мама накладывает мне еду в фарфоровую тарелку. Это моя любимая вермишелька со стейком и соусом. Мамочка постаралась, она умеет вкусно готовить. Я прижимаю стейк вилкой и отрезаю один ломтик, а после кладу его в рот и долго пережёвываю. Жую и не чувствую вкуса, так меня трясёт толи от холода, толи от пустоты внутри. Я не ем, а просто заставляю себя проглатывать безвкусную пищу. Не в силах дальше жевать – я отодвигаю недоеденный стейк в сторону. - Наелась? – Удивляется мать. - Я не голодна, - сглатываю я и продолжаю бессмысленно смотреть в одну точку, а в голове звучат слова из старой песни: «Как-то надо же жить, хлеб жевать, воду пить, болеть, глотать дражже, настроение держать на седьмом этаже». И припев: «Знать бы хотя бы где ты, с кем ты. Тепло ли там, на твоей планете. Слать бы тебе конверты, как Кай Герде, кубики изо льда прямиком в никуда... знать бы хотя бы с кем ты, да как ты… честно кормлю кота, поливаю кактус… в гости к тебе идти по парапету и не верить бреду, что тебя нету». Проговариваю последние слова шёпотом, а на глазах слёзы. - Юль что с тобой, - испуганно смотрит на меня мать. А я смотрю на неё и не могу ни слова сказать, остались только слёзы на глазах. - Мы поссорились, - выдавливаю я из себя и заливаюсь слезами. Мама обнимает меня и гладит по спине. А я всхлипываю и плачу. Мне так трудно, так тяжело сейчас, словами не передать. Как будто бы я умерла.