***
Стоять обнажённым уже привычное дело, особенно для гримёрки, другие его коллеги совсем не уделяют внимание Хосоку. Только парочка поинтересовалась не принести ли ему чего-нибудь горячего или лекарств, а то вдруг заболеет. К омеге сбоку подходит Чимин и отбирает у Хосока одежду, с его-то силой намного лучше получается выжимать мокрую одежду до того состояния, что она становится чуть ли не влажной. — Чай стоит на тумбе, — Пак даже и не смотрит на омегу, за всю свою работу уже на стольких насмотрелся, что и удивить, да даже заинтересовать его нечем, — ты бы уже готовился. На тебя приват заказал парень босса. — Серьёзно? — брови Чона невольно ползут вверх, — он же раньше только приезжал трахаться в его кабинет и всё. Большая часть персонала уже выходит непосредственно работать и остаётся в помещении максимум несколько людей, но они заняты собственными делами. Омега внимательно рассматривает костюмы, задумываясь. — Ты же у нас слащавый малыш, — бета его поддразнивает, аккуратно вешая одежду поближе к отоплению, — надежда. Чон закатывает глаза и кидает какой-то тюбик в смеющегося парня, тот уворачивается и шлёпает омегу по упругой заднице. Но совсем легко, так, что следа не останется. Тому ещё раздеваться. — Специально передал одежду. Пак раскрывает коробку и они вдвоём нелепо замирают, рассматривая одежду. Хосок что-то берёт, что позже оказывается белоснежной шелковой рубашкой. Чаще всего у них преобладает металл, кожа и что-то прозрачное. — Эстет. Подводит самый меткий итог Чимин. — А она ещё с рюшечками… Хосок пропускает истеричный смешок.***
Омега признаёт, что одежда ему идёт, но чувствует себя максимально некомфортно. Да даже в том кожаном наряде последнего извращенца ощущал себя и то уютнее. Но слово клиента — закон. Особенно подобного клиента с невероятными привилегиями. Ему дали несколько раз послушать игру какой-то томной скрипки, наверное, что-то приближённое к классике (в этом Хосок ни разу не разбирается). Чон смутно себе представляет танец под подобное, но скорее всего ему придётся раздеваться на коленях клиента. Тот факт, что это омега… немного смущал. Но первые ноты начинаются и Чон выходит. Под длинной рубашкой надет целый кружевной комплект из полупрозрачной ткани. Его сегодняшняя работа сидит на удобном кресле и потягивает из бокала вино. Хосок тихой поступью подходит сзади, самими кончиками пальцев массирует чужие плечи. Омега перед ним довольно выдыхает, откидываясь назад. Чону интересно посмотреть на лицо парня начальника и обходит сбоку, продолжая пальцем водить по чужому плечу дрожащими прикосновениями, едва ощутимыми, которых до боли недостаточно. Парень перед ним неожиданно не подходит под категорию «сладенькая омежка». Ни разу не хрупкий, с накачанными руками и упругими, крепкими бёдрами, что прекрасно просматривались через рваные джинсы. Оно и понятное дело… босс бы наверняка сломал бы какую-то миниатюрную омежку. А здесь может по полной отрываться. Хосок, максимально близко приближается к омеге, и делает волну телом, на какое-то мгновение соприкасаясь с телом. А парень открывает карие глаза, тёмные, какие-то прожигающие, смотрящие в самую душу. И впервые у самого Хосока подкашиваются ноги, потому что не может одна омега так влиять на другую. — Красивый. Чон едва ли не сбивается с ритма, услышав комплимент. Он их привык получать по сотне в день, танцуя. Но этот донельзя низкий голос, с какой-то фирменной хрипотцой, уничтожающей наповал. Этот тембр даже ниже, чем у Чонгука. Чон разворачивается спиной, крутит задницей из стороны в сторону над коленями, не спеша присаживаться на крепкие бёдра, что одним своим существованием подчиняют. Тэхён жадным взглядом смотрит на манящие ягодицы перед собой, они так близко и далеко. Прикасаться ведь запрещено, хоть ему и можно, но не будет нарушать данное правило. Пока сам младший не даст зелёный свет. А что тот это сделает — Ким уверен. Идеальные половинки выписывают восьмёрки, вертятся из стороны в сторону. С запозданием старший замечает, как оголяется одно хрупкое плечо от шёлка. А тот, как и задумано было Кимом, плавно сползает по телу вниз. Хосок наполовину расстегивает мелкие пуговички, наконец, поворачиваясь лицом к парню. Ким похлопывает по бедру приглашающе, буквально приказывает сесть и Чон повинуется. Рубашка уже распахнута на нём, задерживается лишь на локтях, но стоит лишь расправить руки, так она с едва уловимым шелестом соскальзывает вниз. По коже бегут мурашки, на которых Ким концентрирует внимание, но руки предусмотрительно кладёт на подлокотники. Хосок томно прикусывает и облизывает припухшую губу под внимательным взглядом. Впервые ему так нравится такая накалённая, звенящая напряжённостью, обстановка. Стриптизёр смотрит на часы, замечая, что осталось всего лишь пять минут. И проводит носом по напряжённой шее, вдыхая сладкий запах груши. И довольно отмечает оттопыренную ширинку старшей омеги. Чон завершает танец и также легко, как и рубашка ранее, соскальзывает с чужих колен. Тэхён усмехается и встаёт следом за омегой, обхватывая тонкое запястье рукой, но мягко. Большим пальцем поглаживает нежную кожу, удовлетворенно отмечая ускоренный пульс. Между ними не такая большая разница в росте, но Хосок немного приподнимает голову, непонимающе смотря на парня. Он ему чем-то не угодил? Не понравился? — Так незаметно. Я тоже хочу. Тэхён ещё шире ухмыляется, явно намекая на слабость Хосока, что не удержался и понюхал самого парня. Ким наклоняет голову вниз, ближе к тонкой шее и делает глубокий вдох. На лице сама по себе появляется плотоядная усмешка. Парень непроизвольно мычит, чувствуя излюбленную тонкую кислинку, что-то сладковато-свежее. — Так ты у нас ягодка. Зубы едва не смыкаются на тонкой коже, что прекрасно просвечивают синие вены. У мальчонки редкий аромат папайи. Хосок свободной рукой упирается в чужую грудь, чувствуя, что на него медленно находит смущение. Одно дело, когда всё крутится вокруг работы, а совершенно другое, когда это выходит за какие-либо рамки. — Мне уже пора. Чон едва ли не заикается. А Тэхён посмеивается. — Я и не держу. Омега, торопливо уходя, чувствует на себе ненасытный взгляд, от которого что-то внутри сжимается.