Там, где Дом

      Вернувшись в собственную каморку, я свернулась на тюках, укрывшись одеялом. Меня знобило, трясло так, что зуб на зуб не попадал. Отходняк накрыл с головой, прошибая до последней клеточки тела. Мало мне было прошлых переживаний, так теперь сердце захлёбывалось, пытаясь выровнять ритм после пресса волей от командира. Обняв колени, спрятавшись от жуткой реальности под одеялом, я жалела себя; рыдания сотрясали тело как в лихорадке. Солёные дорожки слёз стягивали кожу на щеках, дыхание срывалось от всхлипов, которые я пыталась глушить, кусая кулак.       Почему всё это происходит со мной? Я просто хотела жить обычной, мать его, нормальной жизнью. Никаких пиратов, никаких смертей. Только всё наладилось. "Это несправедливо! – вторил внутренний голос, – Я не заслужила всего этого дерьма". Бонусом подозрения от белоусовцев: кто знает, что они собираются с нами делать дальше. Лучше бы высадили. Вина распустилась внутри ядовитым цветком, царапая шипами. Марго пострадала из-за меня. Ничего не сказала, иначе меня бы поджидали сразу у кафе. И тот парень, да, ублюдок, да, насильник, но делало ли его убийство меня чем-либо лучше? Риторический вопрос для собственной совести, ведь знаю, что теперь сожру себя с потрохами, потому что не могу, не привыкла иначе. Это мир стойких, духом ли, телом, ломал меня часть за частью. Воровство, убийство – всё это было мне глубоко противно в самой себе, в собственной памяти. Самое мерзкое – чувство ликования от собственной силы, власти над чужой жизнью. Мне. Понравилось. И я знала, что буду гореть в собственном аду за это вечность. Должно быть, момент смерти того парня навсегда будет выжжен на внутренней стороне век: его не верящий, по-детски наивный, широко распахнутый взгляд, будет преследовать меня впредь до могилы.       Утром сказать, что я чувствовала себя разбитой, значит не сказать ничего. Глаза пекло, а лицо наверняка оплыло. Желания выйти и убедиться в этом самостоятельно не возникло. К чёрту их всех. Буду сидеть здесь на самоизоляции: меньше проблем с присмотром.       Уже было далеко за полдень, когда ко мне постучались. Не получив ответа, гость распахнул дверь. Яркий свет резанул по глазам, заставив зажмуриться. Татч. Кто ещё мог ко мне прийти? Будто донести тарелку не мог простой матрос.       – Не обижайся на нас, – мужчина привалился к стене рядом, двинув в мою сторону тарелку.       – Я всё понимаю, кроме одного, на кой… вам, тебе лично, так с нами возиться, – влезать со своей заботой словно добрый самаритянин, чтобы потом с улыбочкой участвовать в допросе?       Ответа не последовало.       – Ясно, – я откинула голову назад и прикрыла глаза. Вразрез собственным словам в голове крутилась только одна мысль, что я ни черта не понимаю в происходящем.       Несмотря на все эмоции, что меня переполняли, я не нашла в себе сил отказаться от еды: это было бы слишком глупо с какой стороны не посмотри. Перед тем, как уйти, забрав с собой пустую посуду, Татч на секунду задержался в дверях.       – Мы скоро прибудем.

***

      Моби Дик внушал, вызывал трепет глубоко внутри. Корабль был действительно огромный, закрывающий собой солнце, если стоять борт в борт. Поскольку большую часть времени Татч, как и его дивизия (что я узнала позднее), проводил на флагмане, то и нас с Марго перевели на него. Меня, как величину неизвестную и непонятную, распределить к девочкам в медблок не могли, ровно как и к матросам; у командиров собственные каюты, а в карцер вроде как не за что, поэтому ждала меня вновь подсобка, из которой поспешно убрали ведра, щётки, парусину и мотки канатов. Ни гамака, ни тем более кровати – так, матрац пожертвовали, и на том спасибо. Одна радость: на обоих кораблях было довольно чисто, соседство с крысами я б, конечно, пережила, но... нервов бы у меня изрядно поубавилось.       Отношение ко мне Татча нервировало. Правда, я так и не смогла понять причины его дружелюбного поведения – после всего четвертый командир оставался всё также приветлив и добродушен. Было ли это игрой в плохого-хорошего полицейского? Я не имела ни малейшего понятия, но в глубине души уже чувствовала обиду за подобную циничность, хотя и могла признать, что это была отличная стратегия. Но глупо и так по-человечески я злилась не на сам факт, а на его эффективность: радушие Татча проникало сквозь все панцирные листы. И тут на тебе! Ей-богу, полный подозрений прищур блондинистого командира был приятнее, чем подобные выводы.       И вся эта каша мыслей, слов, озвученных и невысказанных, ночных кошмаров, эмоций взвинчивала накал внутреннего напряжения до предела, заставляя трястись, как лопнувшие провода. Искрило во все стороны. Дабы хоть как-то успокоиться, я теперь только и бегала да стреляла у окружающих. Татч смотрел неодобрительно, но сигареты неизменно поставлял. Если бы так продолжалось и дальше, кто знает какую глупость я могла бы выкинуть, однако не прошло и двух дней на Моби Дике, как меня приставили к делу.       – Пока что будешь мне помогать на кухне по мелочи, – вещал Татч. – Здесь раздаточная, тут готовим, разделочная, там, – махнул рукой, – малая кладовая и холодильники.       – Мыть посуду, чистить картошку? – без особого восторга отозвалась.       – В общем и целом да.       Из персонала на кухне также обитало ещё два кока и помошника-поваренка. Не похоже, что им действительно нужна была помощь, скорее это являлось удобным способом присматривать за мной. Оба повара – ростом под два метра, но всё же уступали Татчу (этот мир медленно, но верно взращивал во мне комплекс коротышки): Батч, улыбчивый и краснощёкий с коротким ежиком седых волос, оправдывая своё имя, занимался разделкой мяса и рыбы, и Фудо, молчаливый, с тонкими и явно азиатскими чертами лица, руководил камбузом в отсутствие четвёртого комдива. Пацанята Тим и Ник, по виду ровесники моего тела, заинтересованно поглядывали из-за своих рабочих мест. Выдав ЦУ и нож-чистилку, Татч принял шефство над кухней.       В целом всё шло своим чередом – спасибо, что с минимальными бытовыми навыками у меня проблем не было. Пираты спокойно переговаривались, иногда перекидываясь шутками. Суета началась ближе к ужину, даже обед прошёл довольно спокойно.       – А почему все так оживились? – рискнула я отвлечь Татча.       – Так нас же три месяца не было, а сегодня ещё и шестнадцатая и двенадцатая дивизии вернулись. Так что гуляем, – блеск. Пиратская вечеринка, всегда мечтала. – Можешь поприсутствовать.       – Оу, пожалуй, откажусь. Посижу в тишине и одиночестве в собственной каморке.       – Да, ладно, – влез кудрявый и похожий на цыгана Тим, – будет весело!       – Уверена, что так и будет. Но я пас.       Тем временем обстановка всё больше начинала напоминать балаган. Татч плавно перекочевал в столовую за стол к командирам. Мальчишки, заканчивающие со своей частью работы, решили заняться моим просвещением по поводу присутствующих личностей. Повара поглядывали с затаенным весельем, но не вмешивались.       – Вон за тем столом сидят командиры Марко, Изо, Джоз, напротив них – Харута и Татч.       – Изо… – я постаралась точнее сформулировать мысль, – это в кимоно?       – Да, он командир шестнадцатой дивизии, – Тим, прикрыв рот ладонью, прошептал, – Осторожнее с ним. Он маньяк до дисциплины и порядка.       Я ненадолго отвлеклась от работы, чтобы внимательнее присмотреться к компании руководства за ближайшим столом. Названный мужчина, одетый в нежно-розовое кимоно (по крайней мере только так я могла идентифицировать его одежду), с волосами, уложенными в подобие пучка, и ярким макияжем, более похожим на сценический грим, вид имел довольно специфический. На лице пирата маской застыло несколько надменное выражение с поджатыми уголками губ, которые иногда расплывались в язвительной ухмылке. Справа от данного экспоната возвышался скалой смуглый мужчина с черными волосами и бородкой, громоподобно смеясь над какой-то шуткой. Слева – усмехаясь уголком рта, расположился Марко. Татч что-то эмоционально вещал, сопровождая свой рассказ яркой жестикуляцией. Уткнувшись в собственную кружку, рыжий паренёк рядом с ним внимательно смотрел на соседа.       – А остальные тоже командиры дивизий? – дивизия, это вообще сколько? В голове кружились ассоциации со словами рота, взвод, наряд и прочие армейские словечки, не имеющие для простого обывателя вроде меня различий.       – Харута – командир двенадцатой, прикольный парень. Джоз – третьей; ты не смотри, что он выглядит жутко, он крутой, может превращаться в брильянт! – видя мои округлённые глаза, Тим продолжил:       – Ну и Марко, ты должно быть знаешь, он старпом и командир первой и второй дивизий, – ну нифига себе крутая птичка! Какую мне, однако, высокую оказали честь личным собеседованием. Я вновь внимательно посмотрела на блондина, и в этот момент наши взгляды пересеклись. Я резко дёрнулась в сторону и неосторожным движением снесла только что вымытую кастрюлю. Шум от соприкосновения металла с полом на миг пронёсся над камбузом, перекрыв все прочие звуки. Стоило ли удивляться, что на мою персону теперь оглянулись все присутствующие.       – Упс, – нервно вырвалось у меня, застывшей точно кролик.       Поняв, что ничего интересного не случилось, окружающие в большинстве вернулись к своим занятиям. Только Марко продолжал всё также на меня смотреть, приподняв бровь. Я буквально почувствовала, как кровь приливает к щекам. Разорвав игру в гляделки, я подняла злосчастную кастрюлю, смазано поблагодарила Тима за ликбез и спряталась в закутке с мойкой, ругая про себя и посуду, и собственную внезапную неуклюжесть, приведших к подобной дурости. Случай до нелепости напоминал ситуацию, произошедшую ещё в школе. Я тогда ещё более неудачно навернулась с кастрюлей с супом, чем обеспечила повод для шуток на целую неделю. Сейчас никто не засмеялся, но лёгкое прикосновение из прошлого надёжно выбило меня из колеи.       Разобравшись с делами, я задумалась о том, как мне дальше быть. Хотелось просто дойти до собственной каморки и вырубиться. Проблемка один: судя по шуму, на верхней палубе во всю идёт гулянка – проблемка номер два: я не до конца помню маршрут, по которому утром дошла до камбуза. Попросить я могла бы разве что Татча (которого уже не было, как и всей названной шайки-лейки), но это уже даже не сверх неловко, а за гранью всего возможного и невозможного. Так и вижу: «Дяденька, проведите меня, пожалуйста, а то я боюсь страшных пьяных пиратов из вашей команды». Нетушки, нет. Застыв в сомнениях, я пропустила момент, как оставшиеся работники корабельной кухни собрались уходить. Тим и Ник давно свинтили, только Батч и Фудо составляли мне молчаливую компанию.       Собрав волю в кулак, я попрощалась с мужчинами и направилась на поиски своей подсобки. Утром мы с Татчем точно проходили через верхнюю палубу с самой кормы и до носа, спускались один пролёт к кают-компании с соединяющимся с ней камбузом. Сейчас мне предстояло повторить сей марш-бросок в обратном порядке.       Наверху было шумно и весело, ещё не в зюзю пьяные пираты пели, пили, играли в карты и кости, устраивали шуточные поединки. Передвигаясь через группы мужчин, в какой-то момент я поняла, что прикрыта иллюзией отвода глаз и даже не помню, как воспользовалась фруктом. С одной стороны, такой рефлекс на дискомфорт радовал, с другой – пугал своим автоматизмом. Так или иначе, но я успешно лавировала по качающейся палубе, огибая особо шумные компании по широкой дуге. В какой-то момент проскальзывая вдоль борта мимо толпы, обращённой ко мне спиной, я вскинула взгляд чуть выше неё и замерла. Больше похожий размерами на статую, чем реального человека, на возвышении сидел, даже скорее восседал йонко Белоус. Синюю птицу счастья на его плече я заметила и идентифицировала как Марко только спустя несколько секунд, слишком уж объемлющей фигурой оставался капитан. Феникс смотрел в центр толпы, иногда переставляя лапами по эполету.       Я решила не задерживаться тут более и скользнула в ближайшую дверь пристройки на корме. Вот на этом этапе моего маршрута и случался пробел. Пристройка, как и весь корабль, была огромной, внутри неё находилось несколько коридоров, соединённых между собой. Справа и слева располагалось множество комнат и мне не оставалось ничего, кроме как заглянуть во все по очереди.       Ни за одной из дверей в этом коридоре не оказалось искомого. Круг вариантов сузился до трех: спуститься вниз по лестнице, идти прямо или свернуть вправо. Мечась от одного варианта к другому, я заметила присутствие ещё одного человека, только когда за плечом нарочито покашляли. Сердце ёкнуло, подскочив в грудной клетке. Медленно повернувшись к человеку, словно суставы обратились деревянными шарнирами, я в который раз за вечер уставилась в первого комдива. Мне конец, а я даже не знаю за что конкретно. Назвать выражение лица блондина дружелюбным хоть в какой-либо мере не получалось.       – Япотеряласьпростоищусвоюкаморку, – скороговоркой проговорила я прежде, чем мне выдвинут обвинение.       – За мной, – тоном, не терпящим возражений, рубанул Марко.       Еле поспевая за шагом мужчины, я перебирала в голове ответы, которые могли у меня потребовать. Ставлю на то, что заметил он меня Волей, либо какой-нибудь причудой собственного фрукта. Значит ли, что за мной действительно следят? В целом, это логично, но паранойя первого командира по загонам могла соперничать с моей собственной, что в некотором роде даже задевало. До звания главного перестраховщика мне, видать, ещё далеко. Может дело в опыте? Интересно, сколько ему лет. Внешне я б дала от двадцати пяти до сорока, точнее не определить, слишком уж нетипичное лицо: брови дугами, глубоко посаженные глаза, высокая и узкая переносица, тяжёлая челюсть – к тому же солнце и ветер имеют привычку сильно старить моряков.       Дверь с треском грохнула об косяк за спиной, отрезая все пути к бегству. Марко степенно прошествовал по центру каюты за стол, поверхность которого сплошь покрывали географические карты и бумаги. Поставив локти в столешницу, он уложил подбородок на сцепленные ладони и пристально на меня посмотрел. В свете фонаря его глаза блестели каленой ртутью, будто специально добавляя атмосфере темных красок.       – Долго собираешься молчать? – прохладный голос казалось совсем не подходил блондину, от кого-то вроде него ожидаешь услышать глубокий баритон.       – А что мне нужно говорить?       – Например, что ты искала в пристройке.       – Говорю же, я потерялась и пыталась вернуться к себе.       – На «Чёрной выдре» ты тоже просто, – он выделил последнее слово интонацией, – потерялась и случайно убила члена команды?       Резко отпрянув, будто его слова физически ударили меня, я прижалась спиной к двери. Сглатывая и пытаясь выдавить из себя хоть слово, я хлопала ртом, подобно рыбе, выброшенной на берег. Марко, выхватив из вороха бумаг на столе желтоватый лист, стремительно подошел ко мне и поднял его на уровень моего лица. Буквы заплясали по странице, в глазах зарябило. С листовки на меня глядело лицо, одновременно знакомое и нет, перекошенное от гнева и окроплённое алыми брызгами. Разыскивается живой или мёртвой… Лис… Из горла вырвался всхлип.       – С какой стати я должен рисковать безопасностью команды из-за мелкой шпаны, не знающей, с кем лучше не связываться, – мужчина давил теперь не только присутствием, но и Волей. Отведя от меня взгляд, он перевёл его на свою руку, та вспыхнула пламенем. Бумага обратилась пеплом за секунду, и также быстро как это произошло, его пальцы превратились в птичьи когти-кинжалы и резко полоснули по моему горлу.       С криком я подскочила на матраце. Сон, всего лишь дурной сон. Пытаясь отдышаться, я натянула сбившееся в ноги одеяло и улеглась обратно, завернувшись в кокон. Призрачный страх из кошмара всё ещё сковывал жилы, так что я постаралась не провалиться в объятия Морфея повторно, боясь, что история повторится. Подсознание, та ещё хитрая зараза, слишком реалистично смешало реальные события вечера с вымыслом. Феникс, действительно, встретил меня блуждающей по коридорам, отвёл до моей каморки, да и только. Прокрутив всё, что вчера произошло, повторно и уложив по полочкам, я без особого энтузиазма отметила, что валяться дальше бессмысленно – нужно вставать.       Морщась от слепящего восходящего солнца, я, зябко потирая плечи, направилась в камбуз. Там намного более бодрые коки уже во всю готовились к новому дню: протирали столешницы и гремели посудой. Татч со следами вчерашней гулянки на лице, прикрыв глаза ладонью, дул на дымящуюся чашку с кофе.       – Доброго! – с ехидной улыбкой гаркнул Батч.       – Батч! Якорь тебе в глотку! Немного сострадания к ближнему своему прояви, – выругался шатен, очевидно страдающий от похмелья.       – Доброго, – пробормотала я.       – И тебе. Чёй-та ты рано, не спится? – уже более добродушно поинтересовался Татч. – Кофе?       – Не откажусь. А у тебя не найдётся…?       – Найдётся, – с ходу уловив мою мысль, перебил шатен, протягивая пачку, – только на голодный желудок не дело, посадишь же.       – Командир, ты б о себе позаботился, всё-таки возраст, – возник Ник, до этого молча протирающий тарелки.       – Молчать, шкет. Тебя спросить забыл.       По камбузу прошла волна смеха под ворчание Татча о борзом молодом поколении. Грея руки о горячие стенки кружки, я улыбнулась. Такая домашняя атмосфера с подколками и словесными перепалками пробирала теплом под грудиной до самого сердца.       После обеда Татч позвал меня с собой на палубу.       – Есть новости из медотсека, – сообщил командир, прикуривая. Дёрнувшуюся меня он остановил, ухватив за плечо. – Погодь. Утром она пришла в себя, Марко с ней уже поговорил. Сейчас вместе пойдём.       Я его уже не слышала. В голове от облегчения билась только одна мысль мысль: «Жива».