Скучные вечера

Даки хочет выпилиться. Она собирает волосы в небрежный пучок и набирает обжигающе-горячую ванну. Выпилиться нахуй. Спиться в подворотне с бомжами. Утопиться в собственной истерике. Заткнуться в кои-то веки, чтоб больше никто не ебал, чтоб больше не было боли, страха, отчаяния. Только бы не снова все девять кругов ада ради возможности уйти, сбежать, исчезнуть в потерянных улочках своего забытого богом города. Она такая маленькая, такая глупая, и ванна набирается так медленно, как будто насмехается над ее глупыми, бессмысленными загонами. За окном снова дождь, она рассеянно наблюдает за косыми каплями, отчаянно бьющимися в запотевшее стекло, выливает горький кофе в раковину и, чувствуя очередной порыв что-нибудь сломать, бросает несчастную кружку туда же. Осколки разлетаются по всей кухне, подобно живописному фонтану, снятому в замедленной съемке. Смешно. Смешно захлебываться собственной истерикой, сползая по стенке на пол. Смешно, потому что осколки впиваются в ладони, но она лишь с силой сжимает их сильнее, заставляя кровь, сочится по рукам, растекаясь отвратительно-липким пятном по белой кафельной плитке. Мицури бы не оценила. Мицури бы убила ее собственными руками. Задушила бы за такие мысли и залюбила бы до жгучего отчаяния, но, к сожалению уже не спасла бы, потому что спасать больше нечего. Ванна как-то неожиданно набралась и Даки заебанно выдохнула, отряхивая ладони над раковиной, разбрызгивая ярко-красную кровь по столешнице. Кажется, этому миру надо было сказать до свидания. Но желания не было, особенно тогда, когда обычный канцелярский нож так отлично лег в уже пораненную руку и серебристое лезвие, подернутое ржавчиной, хищно блеснуло в полумраке ванной комнаты. Горячая вода сильно обожгла ноги, заставляя недовольно содрогнуться всем телом, и скользнула по животу, обжигая, касаясь ее выпуклой груди. Даки снова посмотрела на лезвие, разглядывая его так и этак, будто замерев в нерешительности, словно ребенок. Но, стиснув зубы, с мазохистским наслаждением вонзила острие в свою горячую плоть. Из глаз брызнули слезы от внезапно пронзившей руку боли и она рывком прочертила кровавый росчерк вдоль нежно-голубой, еще пульсирующей вены. Боль сразу заполнила разум, заставляя ее безвольно закрыть глаза и пытаться найти точку опоры, потому что одного пореза будет мало. А ее сил надолго не хватит. Но дальше почему-то было проще. Лезвие, подобно ядовитой змее, скрывалось под водой, лишь на секунды поднимаясь на поверхность, чтобы оставить новый болезненный укус. Даки было уже нечего терять, и сознание, которое заволакивало белой пеленой тумана, было пьяным, мысли шальными и тягучими. Только в воздухе витал терпкий запах железа, оседающий неприятной горечью на губах. Даки было нечего терять, ведь даже сама Мицури была лишь ее глупой выдумкой.