Ночь Странствий

Перекресток сначала показался ему пустынным, пока он не разглядел Ангела, колясника из третьей, скрючившегося над пяльцами под тусклой настенной лампой с треснувшим абажуром. — Ты чего здесь один? — удивился Курильщик. Ангел оторвался от вышивания и жеманно повел плечами. — Все разлетелись. Ты же знаешь, какая сегодня Ночь? — Ночь Странствий, — кивнул Курильщик. Хотя сказка, рассказанная Белобрюхом, была полным бредом, Курильщику она странным образом понравилась. Наверное, догадался он, Ночь Странствий — это такая разновидность Ночи Сказок, когда всем надоедает выслушивать одно и то же в своей стае, и они отправляются на поиски новых сюжетов для абсурдных историй. — Но почему ты не странствуешь? — Странствую, — возразил Ангел. — По неизведанным глубинам своего подсознания, как рекомендуют мудрейшие. А птички мне в этом помогают. И он показал на двух кривоватых ласточек на канве. Курильщик пристроился рядом с его коляской, раздумывая, ехать ли дальше, или попробовать расспросить Ангела. Он же в стае Стервятника, наверняка знает что-то такое, чего Курильщик еще в Доме не слышал. — А чем они тебе помогают? Ангел скорчил странную гримасу и ничего не сказал. В другой раз Курильщика бы это обескуражило и обидело, как всегда бывало, когда состайники загадочно молчали в ответ на его вопросы или несли какую-то чушь. Но выпитый ликер еще туманил сознание и прибавлял храбрости. И Курильщик упрямо продолжил: — И ты, и все Птицы, вы постоянно что-то вышиваете. Какой в этом смысл? Ангел снова сморщился, но на этот раз смерил Курильщика удивленным взглядом. — Ты что, в самом деле не знаешь? Курильщик помотал головой. Ангел захихикал, манерно прикрыв ладонью рот. — Вот и ладушки! Хорошо быть новичком! Я расскажу тебе эту сказку, мой славный, но сначала я должен принять свои капли. Он впихнул свои пяльцы в руки обалдевшего Курильщика и покатил в сторону третьей. Курильщик повертел вышивку, провел пальцем по изнанке — она, на удивление, была гладкая, без узелков. По большей части третьей и не скажешь, что они способны удержать иголку, тем любопытнее было узнать, откуда пошло это их увлечение. Тем временем Ангел вернулся с двумя пузырьками и стаканом. Но ничего смешивать не стал, просто протянул один пузырек Курильщику: — Накапай мне четыре капли этой целительной росы, — и запрокинул голову, раскрыв рот. Курильщик открутил крышку. Не удержался, поднес пузырек к носу, но лекарство ничем не пахло. И отказывалось течь, когда Курильщик перевернул пузырек над раскрытым ртом Ангела. Пришлось встряхнуть пузырек, потом еще раз, сильнее, и капли разлетелись веером. От собственной неловкости жарко вспыхнули щеки. Но Ангел остался доволен. — Вот так! Хорошо! — он облизнул капельку с губ. — А это тебе. Папа сказал, так ты лучше все поймешь. Курильщик послушно взял протянутые ему второй пузырек, изумрудно-зеленого цвета, и стакан, но от мысли о Стервятнике ему стало не по себе. — Ты чего не пьешь? — удивился Ангел. — Папа плохого не посоветует. Давай, налью. Запахло хвоей и мятой. Курильщик принюхался, потом осторожно сделал глоток. Язык обожгло, и Курильщика согнуло кашлем. Ангел постучал его по спине. — Ничего, это только с непривычки так. Следующий глоток пойдет легче. Курильщик подумал про себя, что больше он не станет пить эту дрянь, даже если Стервятник лично его попросит, но к своему удивлению обнаружил, что допивает стакан. Внутри уже не жгло, скорее, было тепло и приятно. Кажется, где-то запели птицы. Ангел выплеснул в стакан остатки зеленого пойла и забрал свои пяльцы. — Итак, слушай невероятную историю о том, как вышитые птицы спасли жизнь Птиц, — пропел он хрустальным голоском. Мы — Птички тихие и мирные, Папа Стервятник о нас заботится и в обиду никому не дает. Но как-то раз случилась в Гнездовище беда, от которой даже он не смог нас защитить. Началось все с растений. Папоротники стали темнеть и сохнуть, с вьюнков — осыпаться листья. А потом настал черед Птичек, и стали мы болеть и чахнуть. Двое наших оказались в Могильнике, да так и не вернулись оттуда. Ты, наверное, и кличек их не слышал — Воробушек и Улыбака. Воробушек был маленький и незаметный, а Улыбака улыбался так, будто лампочку включали. И, когда сгинули они в Могильнике навсегда, Папа сказал, что больше никого из нас не отдаст Паукам. Но Птички продолжали болеть, Дорогуша, Гупи, Пузырь и Бабочка уже и с постелей едва вставали. Не помогали им ни Папины настойки, ни лекарства, принесенные из наружности Летунами. А потом к нам из Могильника перевели новенького. Вышивальщиком его звали. Он не расставался с иголкой, пяльцами и набором разноцветных мулине. Мы сначала посмеивались над ним, подхихикивали, но Папа сказал: «Оставьте это. Негоже смеяться над состайником», и мы перестали. Папа мудрый, он с самого начала понял, что Вышивальщик вышивает не просто ради забавы. И когда Дорогуше стало совсем худо, Папа попросил Вышивальщика научить того своему искусству. Мы все следили за тем, как делал Дорогуша стежок за стежком. Сначала стежки выходили кривыми, так что не понятно было, что же он вышивал. Но Дорогуша очень старался, и вскоре переплетение ниток на канве обрело форму ласточки. Она была красивая, с черной спинкой и белой грудкой и шейкой, и раздвоенным хвостиком. Долго вышивал ее Дорогуша, а когда закончил, Вышивальщик сказал нам открыть форточку. И ласточка вдруг взмахнула крыльями, вспорхнула с канвы и вылетела наружу. А Дорогуша сразу выздоровел. Следующим принялся за вышивание Бабочка. Решил он вышить скворца. Долго он мучился, долго у него ничего не выходило, но он не отступался. И когда, наконец, скворец у него получился как живой: с блестящими черными перышками, длинным острым клювом и мощными лапами с загнутыми когтями, то взмахнул крыльями, вспорхнул с канвы и вылетел в открытое окно. А Бабочка поправился от болезни. И тогда все Птицы стали учиться вышивать птичек. И больше страшная неведомая болезнь нас не мучала. — А что стало с Вышивальщиком? — полюбопытствовал Курильщик: он никогда не слышал ни о ком с такой кличкой в третьей. — А-а-а, с Вышивальщиком… — Ангел закатил глаза. — Однажды он вышил на канве самого себя. И улетел! — Вот как! — фыркнул Курильщик. Откровенная чушь его уже не сердила. Настойка Стервятника удачно легла поверх мандаринового ликера, внутри было тепло и легко, казалось, Курильщик сам сейчас взлетит прямо из коляски. Но в нем оставалось еще достаточно крупиц трезвого рассудка, чтобы понять — пора завершать эту ночную прогулку, пусть даже он не собрал три новых истории о Доме, чтобы разоблачить вранье Слепого и Табаки. И, распрощавшись с Ангелом, он повернул колеса к четвертой. Но не успел Курильщик отъехать на десяток метров, — даже тень от тусклого света перекресточной лампочки, оставшейся за спиной, еще не исчезла, — как хорошо знакомый прямой коридор вдруг раздвоился. Курильщик удивленно заморгал. Помотал головой, пытаясь вытрясти из нее алкогольный дурман. Не помогло. Вместо одного коридора он продолжал видеть два. Мелькнувшую мысль вернуться на Перекресток и попросить Ангела его проводить Курильщик тут же отбросил: после такого над ним будут смеяться до самого выпуска. Осветив фонариком стены в обоих коридорах — и там, и там они казались абсолютно реальными, — он наконец решил идти по правому ответвлению. С той стороны находились двери в спальни, поэтому, как только он доедет до четвертой, галлюцинация должна развеяться. Но дверь так и не появилась, зато коридор снова раздвоился. Понимая, что возвращаться поздно: позади теперь было так же темно, как и впереди, Курильщик снова повернул направо, все больше сомневаясь в правильности своего выбора. И снова оказался у развилки.