Но он не хочет больше им быть. Не сейчас, не в этой ситуации и не с ними.
***
Обустраивать быт на новом месте было занимательно. В каждой комнате находилась буквально тысяча разных деталей и нюансов, которые надо учесть и подкорректировать относительно нашего образа жизни. Процесс ремонта затягивал нас отцом с каждым днём всё сильнее. Запах сохнущей стяжки, частые поездки в строительный магазин и куча ежедневных мелких дел, которые лучше всего помогали отвлечься от навязчивых мыслей. Я и так была напряжённая из-за сложившейся ситуации, а встреча с тем странным человеком только ухудшила моё состояние. Не накручиваться ещё больше было тяжело, тем более я объективно бессильна, так что все эти строительные заморочки пришлись вовремя. Весь дом был наполненный различным бытовым шумом, что создавало иллюзию наполненности. Но стоило рабочему установить последнюю полку, как стало неожиданно пусто. Мне нравилось ходить по комнатам и любоваться проделанной работой: дом получился светлым и уютным, тем местом куда так и хотелось возвращаться. Но он был слишком гигантским для нас двоих. Его планировка явно располагала для жизни большой семьи: просторная кухня, плавно перетекающая в столовую, два санузла, по одному на каждый жилой этаж, несколько спален и кабинет, удивительно походящий на рабочее место из моей прошлой жизни. А ко всему этому добавлялась нехилая звукоизоляция и нетипичные для Японии панорамные окна. Нас двоих для него было недостаточно, и мы терялись среди нехитрого сплетения комнат. Я никогда не опасалась одиночества, а Харуёси хоть и был, по моему личному мнению, одиночкой сильно разбаловался присутствием нас в своей жизни. Ему хотелось даже косвенной компании, чтобы кто-то маячил на заднем фоне, поэтому вечера мы проводили совместно, как и прежде. Но загруженность на работе давала своё — подходил срок начала нового семестра, и скрипя зубами, он всё чаще оставался в кабинете до глубокой ночи. Позже я стала приходить к нему — садилась напротив и готовилась к вступительным экзаменам в эту новомодную девичью академию, которые назначили на пятнадцатое августа. Училась я и в Токио хорошо, да и чего таить — в прошлой жизни тоже не была в отстающих учениках, а красочный буклет этой школы прям и пестрил надписями об углублённом обучении, поэтому провалиться при поступлении никак не хотелось — мой синдром вечной отличницы давал о себе знать. Так и сидели: он слаживал и дополнял учебную программу своим, по его словам, оболтусам, а я другую программу старательно зубрила и усваивала. Последние полгода были наполнены столькими переменами и нам пришлось научиться адаптироваться быстрее ко всему. Уже второй раз за этот период вносились кардинальные поправки в такой привычный и сложенный многими годами семейный устрой. Миура-сан увяз в накопившихся рабочих делах, а крошечные остатки времени посвящал обустройству нового графика наших жизней, ведь незаполненных ячеек было ещё достаточно. О совместных ежедневных пробежках пришлось забыть. Мы и в Токио сократили их количество до трёх раз в неделю, а по приезде ещё как-то не сумели выбраться. И это осталось бы одной из затерянных привычек прошлого, но мой привыкший к постоянным нагрузкам организм просто требовал физической разрядки. Моё детское тело прямо бурлило от неожиданного количества гормонов, и я не знала куда себя деть. Подростковый возраст нагрянул внезапно, и за ним последовали изменения. За всю взрослую жизнь я и забыла это дивное ощущение, когда удаётся полностью восстановиться за каких-то полчаса. Но помимо такого прилива сил, я получила заметно упавший уровень концентрации — усидеть над чем-то более двух часов стало настоящей пыткой. Меня отвлекало совершенно всё: уличный шум, тиканье часов, да и абсолютная тишина ещё больше угнетала. Хотелось движения, чтобы измотать свой организм до полного истощения. Домашние упражнения никак не помогали, а лишь раздражали меня, ведь хотелось чего-то большего. И я пришла с просьбой возобновить свои пробежки к отцу. Может Харуёси был бы и рад меня отпускать на утренний забег — у него не оставалось ни сил ни желание на такую активность, а я после окончания всех ремонтных работ маялась в свободное от учёбы время — но тот факт, что я всё же девочка и буду бегать в совершенно незнакомом городе одна сыграл ключевую роль в негативном ответе. Да, Япония одна из самых безопасных стран, и я по его меркам была уже не совсем ребёнком, но он и так потерял многое в своей жизни, чтобы так беспечно относиться к оставшимся крупицам. Из-за этого в нашем доме стояла одна из самых новомодных систем безопасности, специально установлена на случаи его отъездов. И после очередного отказа мне пришлось прибегнуть к самому страшному и запретному оружию всех дочерей — слезам. За всю жизнь господин Миура видел их не более десяти раз, и большинство из них были в далёком младенчестве. А стоило мне поджать нижнюю губу и пустить несколько крупных слёз, как он пообещал подумать. Конечно, мне пришлось подобрать правильные аргументы, а ему сложить тщательный и выверенный маршрут, но уже через три дня я вдыхала прохладный утреней воздух перед разминкой. Харуёси предусмотрительно сидел на веранде перед домом и старательно делал вид, что не волнуется, а просто пьёт утренний кофе. Но я ловила на цепкий отцовский взгляд весь тот небольшой промежуток между нашим домом и ближайшим поворотом. Эти несколько недель без физической нагрузки повлияли на мою выносливость — стоило мне начать набирать темп, как лёгкие обдало жаром. Дыхание удержать не получалось, мышцы заныли от такой резкой нагрузки, а я чувствовала себя самой счастливой. Все проблемы как будто оставались там за поворотом, а передо мной был лишь лабиринт с частных домов, соединяемый асфальтными полосами. Намимори был слишком спокойным городом, настолько тихим и безопасным, что в этой бесконечной череде улочек не было даже толкового тротуара — он появлялся ближе к центру. К концу пробежки уже ощутимо кололо в боку и появилась лютая отдышка, но то мимолётное ощущение свободы стоило всех этих затруднений. Так как, неожиданно, я вернулась домой без каких-либо происшествий, отец заметно успокоился, но не настолько, чтобы во время моих тренировок заниматься своими делами, а не коршуном сидеть на веранде. Наушники также оставались под запретом — чтобы лишний раз не отвлекалась. В привычную форму я возвращалась тяжело, что было странно и частично раздражало меня. Мне хотелось большего, а тело, за такой короткий промежуток без тренировок, вовсе от них отвыкло и банально не вывозило прошлое количество упражнений. Занятия спортом были со мной с младенчества, а после подготовок к карьере в этой сфере и вовсе занимала значимую часть времени. Это был первый перерыв, и он имел слишком заметные последствия. Врачи оказались правы — мой организм был слабым для интенсивных нагрузок. И хоть это расстраивало меня, но продолжать в сравнительно спокойном темпе никак не мешало. Тем более что мои показатели не волновали, по большому счёту, никого кроме меня. Бегать мне нравилось. Очень. А ещё это было прекрасной возможностью узнать город. И уже на третий день я начала чуть-чуть изменять свой маршрут, конечно же, в секрете от Харуёси. Он бы так легко не принял перемены, а ещё один повод для нервов ему был ни к чему. Намимори удивительно чётко спланирован — заблудиться в нём было той ещё непростой задачей. Я любила рассматривать дома и фантазировать об их жителях, чтобы не грузиться своими проблема лишний раз. Выстраивать целые истории на основе увиденных деталей было занимательным. Но я уходила слишком глубоко в свои мысли, что было не самым хорошим решением во время бега та ещё и на улице. Хоть я и бегала не в самое раннее время (всего лишь полседьмого), но на улицах я особо никого не встречала — лишь одиноких собачников и некоторых взрослых, что стремились на работу. Никому не было до меня дела, и фактичное одиночество настолько пленило, что вся осторожность куда-то улетучилась. И это было большим опущением с моей стороны. Такое легкомыслие могло закончиться не самым лучшим образом, но, то ли Намимори был слишком безопасным, то ли при попадании в это тело мне отсыпали безмерное количество везения, оно обернулось прекрасной возможностью. Ещё при первой пробежке я заприметила один дом, что находился на почтенном расстоянии от остальных и имел типичное строение японского поместья. На фоне европейских коттеджей, которых здесь было большинство, это выглядело комично. Но несмотря на такую архитектурную несостыковку, сам особняк был прекрасен. И именно он был объектом большинства моих раздумий, а то, что никаких движений за всё время на территории я не заметила, только больше меня раззадорило. И стараясь выцепить ещё каких-то деталей за высоким забором, я привычно свернула в сторону дома. Точнее, попыталась свернуть. Позже, анализируя данную ситуацию, я никак не могла отделаться от дикого ощущения своей тупости и катастрофической невнимательности. Хоть я и бегала с отдышкой заядлого курильщика, но на расстоянии меня практически не было слышно, а вот тот субъект, с которым я прекрасным образом не разминулась на пятиметровой улице, был, как позже выяснила, заметён издалека. Не услышать его ритмичный топот и эмоциональные восклицания было фактически невозможным, но мне удалось. И удалось настолько успешно, что мы с полного разбега столкнулись друг с другом, а после — с ещё не разогретым солнцем асфальтом. Пока я пыталась прийти в себя от такого неожиданного происшествия, сидя пятой точкой прямо посредине проезжей части, ко мне подлетело слишком быстрое нечто и рывком поставило на ноги, сопровождая свои движения непрерывным потоком слов. Как только удалось более или менее сфокусироваться, я стала улавливать нескончаемые извинения и вопросы о моём самочувствии. Их задавал светловолосый парень примерно моего возраста, с ещё свежими ссадинами на лице и глубокой царапиной, пересекающей левую бровь, которая явно останется там после заживления, но уже в виде шрама. — Всё хорошо, — хоть и стёртые запястья неприятно зудели, но обошлась я малой кровью, в прямом и переносном значении. — И это мне следует извиняться за то, что не наблюдала за дорогой. — Нет, ну, я ведь тоже не заметил. — Он неловко потирал перебинтованной ладонью макушку, явно пытаясь скрыть своё смущение. — Тем более я тебя гораздо сильнее задел, чем ты меня. Вон у тебя даже кровь, надо побыстрее обработать. Мальчишка уже было потянулся в сторону моих рук, с неистовым желанием перемотать их прямо здесь и сейчас, и его даже не могло остановить банальное отсутствие всех необходимых для этого вещей. Почему-то казалось, что он готов сделать абсолютно всё, хоть самостоятельно стать тем самым бинтом, лишь бы помочь мне. — Нет, здесь нет ничего страшного! — выставленные в показательном жесте передо мной руки служили доказательством. — Видишь, всего лишь пустяковые царапины. Я могу и до дома дотерпеть. Ты вон сам весь уже забинтованный: у тебя точно ничего не болит? — Нет! Я экстремально в порядке. Это всего лишь мелкие ссадины. — Может большинство и мелкие ссадины, но твоя царапина над глазом достаточно красноречивая, — хоть он и гипотетически смахивал на какого-то малолетнего преступника благодаря своей довольно нетипичной внешности, но все его поведение рушило такие предубеждения. Он не внушал никакого страха, и мне всё больше хотелось его подтрунивать, чтобы следить за такой живой бурей. — Ты явно биться любишь, может ты уличный хулиган? — Я, нет, ты что! Вообще не бью, точнее, ни с кем не дерусь! — своим замечанием, мне удалось полностью обескуражить его. Он растерялся и со всех сил пытался оправдаться, активно жестикулируя и выражая полный спектр эмоций за пару секунд. — Это было всего лишь один раз, и то они Киоко-чан похитили. А так только на ринге, ну, мне бокс экстремально нравится вот… — Так ты у нас боксёр получаешься? — и это было достаточно логично, ведь для такого юного возраста он был неплохо сложён. — Круто, и тут по утрам тренируешься? — Эм, да. Выносливость свою повышаю, мне тренер посоветовал! А ты… — сейчас уж меня сканировал субъект напротив, — …тоже бегаешь? — Пытаюсь, я раньше более профессионально спортом занималась, а теперь стараюсь не терять форму, — было неловко рассказывать о своём прошлом, особенно встречая такой непредвзятый интерес. — Я типа гимнастикой занималась, даже на соревнования ездила, но как-то не получилось стать великой чемпионкой. — Это экстремально круто! — кажись, одним лишь своим спортивным прошлым я бесповоротно расположила этого пацанёнка к себе. — Ты прям выступала на соревнованиях, да? А то я ещё не встречал людей, особенно девчонок, которые так профессионально занимались спортом. Нет, в моей секции были, но все они гораздо старше, а ты вот… — А про девчонку обидно было, — я театрально стала в поучительную позу, уперев израненные конечности в свои бока. Его непосредственность передавалась и мне в неожиданном желании подурачиться. — Не стоит нас недооценивать. И да, всё это было и даже не один раз. А вообще, меня зовут Миура Хару. — А я Сасагава Рёхей!***
После того болезненного для моих хрупких запястий инцидента, мы с Сасагавой достаточно неплохо сдружились, точнее, сбегались. Он был прекрасен в своей непосредственности и прямолинейности. Казалось, его энергии и запала хватило бы, чтобы обеспечить весь город электричеством в случае какого-то стихийного бедствия. Пока мне удавалось пробежать всего лишь один круг, он уже наматывал третий, попутно подбадривая меня. С ним было легко и спокойно, и даже его постоянные экстремальные комментарии вовсе не грузили, а веселили. Я ему тоже явно нравилась, как хоть и не самый лучший, но напарник. А моё спортивное прошлое и познания в этой сфере настолько поразили его, что он явно определил меня в какую-то понятную лишь ему категорию то ли друзей, то ли спортивных товарищей. В день нашего знакомства он проводил меня до самого дома, и, несмотря на мои отговорки, пошёл извиняться к моему отцу за причинённый мне вред. Лицо Харуёси нужно было видеть — такого неподдельного шока, смешанного со старательно маскируемым весельем, я никогда у него не видела. Рёхей извинялся добрых десять минут, не давая никакой возможности вмешаться в его монолог. А в конце и вовсе глубоко поклонился и зажмурился, транслируя всем видом готовность понести наказание. После тщательных заверений, что мы оба виноваты, и он тут вообще более жертва чем я (в это так и не поверил) его ожидал буквальный отцовский допрос, который халтурно был замаскирован за чаепитие с моти. Меня чуть ли не выставили за дверь, а Миура со всем пристрастием принялся узнавать, кого же привела его единственная дочь. Но парень держался на удивление хорошо — он честно и без предвзятости отвечал на все вопросы, вообще не замечая достаточно напряжённой атмосферы. Чистотой своих мотивов и открытостью заслужил шибкое доверие папы, который, правду говоря, даже был рад, что я наконец-то обзавелась друзьями. В Токио мне было сложно с детьми — они меня не интересовали, да и в плотном графике тяжело было выкроить время для создания постоянных социальных контактов. Я общалась со своими сверстниками, но всё это оставалось на уровне банальных школьных знакомых. А тут, в чужом для меня городе, я впервые привожу домой своего потенциального друга, хоть и в диковатой манере. Так он ещё и оказывается мальчиком, что для достаточно консервативной Японии было далеко не в порядке вещей. Хорошо, что Харуёси не страдал такими предрассудками, а оценивал ситуацию хоть и с толикой переживаний, но максимально объективно. Да и моё мнение не напрямую, а последствием наблюдения за реакцией, было одним из ключевых факторов при одобрении кандидатуры. И я была действительно благодарна за это. Сасагава наполнил каждое утро вторника, четверга и субботы непосредственностью, отвлекая от повседневных забот и постоянной тревоги обо всём и не о чём сразу. В постоянности есть свои плюсы, но для сложившейся ситуации и перманентной тревоги, что буквально разрушала меня, это было убийственно. С Рёхеем я не только забывалась в спорте, но и получала тотальную эмоциональную разрядку. И, возможно, я самым наглым способом банально использовала бедного мальчишку в своих корыстных целях, но он оставался вполне доволен нашими отношениями. С его неутолимой жаждой к спорту в таком ещё раннем возрасте было страшно одиноко, хоть и присутствовало общение с ребятами с секции, но оно явно не удовлетворяло все потребности. Да и спустя время стало понятно, что его пылкое спортивное рвение не шибко приветствуется, а некоторых и вовсе раздражает. А тут я не только составляю ему компанию, но и даю возможность спокойно выговорится и даже проявляю некую увлечённость. Так что мы оставались вполне довольны нашим знакомством, тем более благодаря ему я стремительно обосновывалась в этом городе. Он объяснял мне все тонкости жизни в Намимори, каждый раз составляя разные спортивные маршруты, конечно же, с разрешения моего отца. А спустя неделю такого общения я волей случая была представлена его младшей сестре — чудеснейшей солнечной девочке Киоко. Её имя оставалось сладким привкусом карамели на языке, как и вся она неимоверно прелестная, хоть и чересчур доверчивая. Такие девушки всегда популярны в школе, а после стают самыми прекрасными образцовыми жёнами и любящими матерями. И Киоко не была исключением — популярность она обрела буквально с первого класса, что совсем её не испортило. Просто мечта любого такого же примерного мальчика-подростка. Отец принял её с ещё большим радушием, но общались мы с ней реже чем со старшим Сасагавой: слишком уж разные были. Хоть это и не мешало всегда приятно проводить время в компании друг друга, тем более она не обладала множеством подружек — такая популярность сыграла с ней неприятную шутку, — а её лучшая отправилась в поездку на целое лето с родителями. Так что хоть и ненамеренно я начала обрастать знакомыми и неплохо осваиваться, даже худо-бедно стала походить на местную. Несмотря на все мои волнение и тот инцидент, с которым я столкнулась в первый же день, жизнь относительно налаживалась. Общение помогало отвлечься, а тот странный мужчина больше не тревожил меня и никак не повлиял. Первые пару дней меня сжирало чувство тревоги — всё время казалось, что он вот сейчас появиться и всё разрушит. Но этого так и не произошло, во всяком случае пока что. И как-то осмелев, я и вовсе свернула к той злополучной улице, где было агентство. Внутрь я так и не зашла — лишь стояла добрых полчаса напротив входной двери, выжидая хоть какого-то движения за тонкими сёдзи. Но там было пусто, или мне так казалось. Никто не входил и не выходил, а прохожие как будто старались побыстрее пройти мимо этого здания. И как бы это ни было странным, но это ещё больше успокоило меня, ведь никто не сможет меня выдать. После этого домой идти и вовсе не хотелось: Миура-сан утром уехал по делам и обещал вернуться лишь вечером, а Сасагава вместе с сестрой были занятыми подготовкой к новому учебному триместру. Мне тоже следовало бы начать, ведь к нему оставалось всего лишь десять дней, но совершенно не хотелось. Вступительные экзамены были написаны более чем успешно, даже сама директриса, во время остаточной подписи контракта моим родителем, похвалила уровень подготовки. Да и сама школа имела нетипичную для этой страны и, боги, для такого маленького городишки структуру: она совмещала в себе и младшую, и среднюю, и даже старшую, хоть и каждая из них находилась в отдельном небольшом корпусе. А ещё кучу разных факультативов и даже возможность проживания в полном пансионате, но уже от второго класса средней школы и выше. С точки зрения учёбы и уровня подготовки, она действительно поражала, но она мне не нравилась. Точнее говоря не само здание и система обучения — к этому у меня не было никаких нареканий, а тревожил меня весь преподавательский коллектив, с которым я уже успела познакомиться. Персонал казался чрезмерно напыщенным и лицемерным, а ещё слишком уж акцентировал внимание на том, что я приезжая. И это я даже с детьми не общалась! Правда, напрямую никак не выражалось специфическое отношение ко мне, ведь их больше интересовала вся история моей семьи в даже каком-то нездорово-навязчивом ключе. Все оставались приторно-вежливыми, но за этим скрывались попытки манипуляций, бездарных и слишком уж агрессивных — будь я действительно десятилетней девочкой, то давно рассказала бы всё и немного сверху. А так я лишь кивала как болванчик и благодарила, старательно увиливая от таких вот разговоров. Это явно не нравилось завучу по воспитательной работе: скромной на вид сорокалетней женщине, которая очевидно заимела какие-то планы на моего папу. Из-за того, что общаться с ней приходилось больше всего, ситуация взаимного недовольства лишь только накалялась. Она намеренно тянула процесс оформления, чтобы подольше побеседовать с господином Миура, а тот, после уплаты всего обучения и расходных материалов, и, следовательно, моего зачисления, в школе больше не появлялся. Все «мелкие», но также немало важные дела были спихнуты на мои плечи: Харуёси пытался организовать не только свой рабочий процесс, но и всю нашу жизнь в целом. Это может и было бы обидно, но он и так попросту разрывался и лишний раз тревожить его не сильно хотелось. Таким образом экзамены ходила сдавать я сама, на ознакомление с правилами и краткую экскурсию территорией также, а вот забирать учебники пришла с Рёхеем, который буквально сам прибежал в библиотеку, причитая о том, что такие тяжести девушки таскать нельзя. Это было жутко мило и приятно, и я потом его отблагодарила апельсиновым соком и покупными такояки в парке, но мою школьную репутацию немного подпортило. Притащить ученице младшей женской школы парня на территорию! Какой же ужас, стыд и несмываемый позор. Но и даже в этой ситуации были некие плюс: мне показали дорогу, которая хоть и проходила через жилой район, а не привычно через центр, была раза в полтора короче и соответственно занимала меньше времени. Да и мне нравилось там прогуливаться — улички были спокойными и наполненными запахом свежей выпечки, который доносился с уютных домов. Там было тихо, лишь изредка тишину разбивал звонкий детский смех или лай собак, которые так встречали нечастых прохожих. Да и к этому маршруту можно было выйти с любой точки города, с риэлтерской конторы в том числе. Хоть собаки и предупреждали всех незнакомцев, подавая голос из разномастных заборов, стоило отойти на несколько шагов в сторону — буквально на три метра — весь шум сразу же прекращался. Это я поняла вовремя своей второй прогулки и активно пользовалась таким наблюдением. Правда, оно действовало не без исключений. Да и исключением этот экземпляр я никак не могу назвать. В одном из домов, который расположен приблизительно на середине моего пути проживал до невозможности вредный пёс. И был бы он действительно грозной собакой, я без лишних слов позволила бы ему выполнить свой сторожевой долг. А так это было мелкое мерзопакостное нечто размером с откормленную крысу, да и начинало гавкать свои противным голосом ещё за три дома от него, а затыкалось лишь при следующем повороте, до которого ещё надо было дойти целых пятьдесят метров. А самое неприятное даже не то, что я никак не могла избежать его реакции на меня, а то, что такой всплеск эмоций вызывала у него одна я. Он готов был буквально выломать этот кованый забор, хоть и спокойно проходил между прутьями, силясь показать свою грозность и защитить территорию, на которую, к слову, я вообще не претендовала. И даже переход на другую сторону улицы не помогал. На Сасагав он вообще не реагировал, иногда, правда, ластился к Киоко, а Рёхея попросту игнорировал. Приближаясь к этому участку, я уже готовилась испытать весь спектр его пассивной агрессии, но тогда что-то было по-другому. Этот кобель стоял посреди дороги и уже вовсю лаял на взлохмаченного мальчишку, который неловко переступал с ноги на ногу и пробовал от него скрыться. Парень задковал как можно аккуратнее, явно стараясь не причинить вред этому дьявольскому существу, что так и норовило подлезть под ногу в попытках уцепиться за штаны или даже за плоть. Со стороны эта ситуация может и выглядела смешно: на подростка напала мелкая чихуахуа (вроде так называется эта порода), а он не может с ней совладать, но мне не хотелось смеяться, ведь с характером этого пса я была уже знакома. Только он меня всё же боялся – так открыто не смел нападать, лишь проявлял себя в пределах своей территории. И я не придумала ничего лучше, чем взять увлечённую собаку за холку и просто протолкнуть через забор к нему во двор. В те несколько секунд, которые были потрачены на такую нехитрую манипуляцию, знатно шокировались абсолютно все участники этой стычки. Пёс, который не ожидал такого поворота событий, кажись, вообще глубоко оскорбился, жалобно тявкнув напоследок и скрылся через специальную дверцу в доме. Я, ведь никогда даже не рассчитывала, что возьму это в руки, тем более ещё в таком приступе агрессии. Да и сам мальчик, который уже даже не надеялся на чью-то помощь. Он мигом сполз на разогретый вечерним солнцем асфальт, так что мне пришлось присесть на корточки перед ним. Это дало возможность разглядеть нового знакомого: он не был чистокровным японцем, что сразу же было заметно. Кожа с более розоватым подтоном, чем привычные уже желтоватые оттенки, густые и ужасно непослушные на вид светло каштановые волосы, и глаза — карие большие и открытые, обрамлённые густыми завитками ресниц. Черты лица были всё же по-детски плавными, но и с возрастом они не должны были слишком огрубеть. Всё это было достаточно симпатичным по отдельности, но в совокупности делало его слишком уж миловидным для типичного мальчишки. Такая вот генная лотерея, возникшая в результате смешение крови, делала его чересчур мягким и податливым на вид, а это вовсе не придаёт какой-то мужественности. Да и он был несколько мелковатым, ведь казался моим одногодкой, а дотягивал лишь мне до ушей. Ещё зная отношения типичных японцев к полукровкам… Ну, это должно было объяснить поникшие плечи и затравленный вид. Он смотрел на меня явно выжидающе то ли упрёка, то ли злой насмешки. — Привет, противный этот пёс, скажи? — я чуть-чуть придвинулась к нему и дружелюбно улыбнулась. Такой реакции он как-то не ожидал и стал стремительно краснеть, да так ярко, что даже кончики ушей полыхали алым. — Он всегда на меня гавкал, правда, никогда так не нападал. Тебе вообще не повезло, я всегда боюсь более мелких собак, а то наврежу им ненароком. — Д-да, они такие маленькие и слабые, но такие злые на вид. — Парень поддержал ранее озвученную мысль, кивая в подтверждения слов. Он даже как-то выпрямился и невольно поддался ко мне навстречу. — Сами ведь лезут под ноги! А так и, ну, наступить можно… — Ага, ещё придавить, и что же потом делать, — после этих слов затянулась небольшая пауза, во время которой мы неловко глядели на друг друга. Даже я начала смущаться от такого пристального внимания, так что пришлось вставать. Уже было протянув ему руку, как мой неожиданный собеседник самостоятельно резко вскочил и нерешительно замялся, явно не зная, что же стоит делать дальше. — Я через эту улицу в школу хожу, точнее, в академию, но неважно. Очень надеюсь, что не стану больше жертвой этого мелкого террориста. А ты тут часто проходишь или впервые так попал? — Эм, я живу недалеко, — он до сих пор смущался, перекатываясь с пятки на носок и заламывая руки. — Вроде даже по соседству, и всегда натыкаюсь на него. В-ты говорила, что тут проходишь по пути в школу, ты имели в виду Мидори? Он старался перенять мою модель общения, но давалось это туговато. Обращаться с незнакомцами на «ты» было для него, вероятнее всего, очень непривычно, так что проскальзывало частичное использование вежливой формы, которую он немедленно хотел исправить и начинал больше запинался на таких моментах. Мне это импонировало. Он был хоть и стеснительным (или всё же затравленным?), но очень приятным и добрым. То, как он обращался с собакой, да и старался разговаривать со мной сразу показывало хорошие стороны. Возможно, присутствовала какая-то трусость и детская неловкость, но мне хотелось с ним подружиться — парень вызывал у меня чувство какого-то спокойствия. — Да, — не хотелось ещё больше нервировать мальчишку, и поэтому старалась вести себя максимально непосредственно, хоть его взволнованность передавалась и мне. — Мы с отцом недавно переехали в Намимори, и я пока что на этом месте толком не освоилась. А ты тут всегда жил или тоже приезжий? — Не-а, я здесь с рождения и город знаю вроде бы неплохо… — Ой, это просто замечательно! — получилось как-то слишком эмоционально, что он даже отпрянул от меня, хоть и начал понемногу расслабляться. — А то я тут ни местность, ни людей не знаю. Ты бы мог мне город показать? — Хорошо, — его ответ прозвучал лишь с секундной заминкой, и мои губы сами растянулись в широкой улыбке.***
Его звали Савада Тсунаёши, или просто Тсуна. Старше его я была всего лишь на несколько месяцев (и ещё несколько десятков лет), учился он в младшей Намимори и там не блистал особыми успехами. Прямо об этом парень не говорил, вообще вытащить из него хоть какую-то личную информацию было очень сложной задачей. Мы много гуляли, и сперва ставила ему кучу стандартных вопросов, а он старался перевести тему или просто отмалчивался. В первый день Савада относительно легко рассказывал о себе, но потом стало понятно, что это всё было общим и определённо бесполезным в личном общении. Бесполезный — достаточно ёмкое и обидное слово. Оно ранит глубоко и прочно застревает в голове, нещадно подрывая уверенность в себе. А получить такое прозвище в подростковом возрасте, когда проходит личностное становление, просто ужасно. Я услышала это совершенно случайно — мне пришлось заскочить в магазин по дороге ненадолго, чтобы прикупить каких-либо продуктов к ужину, а Тсуна остался стоять на улице. Меня не было лишь десять минут, и в качестве извинения за задержку, в пакете лежал замороженный лёд, так хорошо подходивший под такую жару. Он стоял напротив магазина в окружении трёх парней. Ребята разговаривали слишком громко и с каждым словом Савада сутулился всё больше, стараясь закрыться от колючих оскорблений, что долетали до меня даже через дорогу: Неудачник. Размазня. Бездарный. Идиот. Бесполезный. Я пришла уже под самый конец — застала лишь такое «миленькое» прощание одноклассников. Савада видел, как за мной закрылись двери магазина, и стоило парням отвлечься, он стремительно пошёл в противоположную сторону. Тсунаёши не хотел, чтобы я знала. То, что я училась в другой школе, была новенькой и не пересекалась, как он думал, с его знакомыми, давало ему возможность раскрыться и общаться с кем-то, без вечных издевательств. Ему хотелось найти хоть кого-то, ведь, выяснилось позже, я стала его первым другом. Человеку нужен человек — банальная фраза, но такая правдивая, особенно в его случае. Парень не был закрытым и малообщительным по своей природе и действительно страдал от такого вот социального отчуждения. И стоило ему вроде начать что-то менять, как всё буквально рассыпалось. Возможно, мне и надо бы оставить его в покое, но я пошла следом. Заметно медленнее, но не настолько, чтобы терять его из виду. Дала ему несколько минут побыть одному в парке, а потом просто подсела рядом, в знак своей поддержки. Мы не говорили, а всего лишь сидели, наблюдая за плывущими облаками в течение часа. И я готова поспорить, что облака замечала только я. Мороженое беспощадно таяло в целлофане на лавке, стекая липкими разводами, как слёзы по щекам Тсунаёши. Он встал первым, неловко протягивая мне руку помощи, за что получил пачку влажных салфеток и крепкое объятье. Он сжал меня лишь на секунду, а потом отстранился и принялся старательно оттирать солёные разводы. — А знаешь, ведь оценки всегда можно поправить. — Всю дорогу я пыталась подобрать подходящие и ненавязчивые слова поддержки, а получилось что-то такое. Пришлось параллельно подмечать все малейшие изменения в его поведение, чтобы просто заткнуться, если что. — Я, конечно, не гений, но в точных науках разбираюсь достаточно неплохо. Да и с обществоведеньем тоже могу помочь. Если ты, конечно, не против, то мы бы могли делать домашку вместе. И к счастью, он не был против. Как оказалось, Сасагавы были ему также знакомы. Точнее, не оба, а лишь Киоко, которая была его одноклассницей на первом году обучения и вызывала ещё большее смущение чем я. Она относилась к нему нормально, в отличие от большинства других, и даже испытывала толику какой-то симпатии, что служила примесью для чувства жалости. Девочка вообще была даже как-то слишком участливой: в день нашего знакомства долго разглядывала уже поджившие руки и причитала на брата. Перед тем как всех собрать, я долго разъясняла ей, что не стоит так с ним поступать, лучше уж просто постараться вести себя максимально непринуждённо. И, конечно же, не получилось. Первые полчаса казалось, что это была одна из провальных идей. Мы никак не могли подобрать общую тему для разговоров, Киоко всё время кидала на Тсуну сочувствующие взгляды, а Рёхей просто маялся. Я же пыталась хоть как-то вовлечь их в совместное времяпрепровождение, но получилось это лишь стоило нам оказаться на детской площадке. Игра в догонялки сама пришла на ум, и мы сразу же кинулись врассыпную от старшего Сасагавы, который, как и я, поддавался ребятам. Было весело, и, уже возвращаясь обратно мы никак не могли наговориться и стояли ещё битых полчаса перед домом Савады, пока уж совсем не стемнело. А после мы даже умудрились вытащить Тсуну на утренние спортивные занятия, правда, два раза в неделю, но и этого вполне хватало для начала. У него слабо получалось — тело его не слушалось. Из-за этого были и слёзы, крики и психи. Каждый раз он клялся всем чем угодно, что это в последний раз занимается всем этим в шесть утра, но потом всё же приходил на следующую тренировку. Мне нравилось общество Тсунаёши, хоть мы и проводили вместе не так уж много времени, но он как-то вписался в нашу недокомпанию, хоть ему и пришлось приложить много усилий. Савада потихоньку менялся и открывался, а мы поддерживали и принимали его таким, каким он был.***
Я люблю животных. Да, некоторые из их представителей импонируют мне гораздо меньше, чем другие. Но смотреть, как намеренно мучают какое-либо выше моих сил. В прошлом детстве я всегда тащила разных зверьков домой, а родители иногда позволяли им оставаться. Я пыталась ухаживать за ранеными птицами и даже один раз выходила бельчонка, который спустя неделю вернулся в парк. Правда, не всегда удавалось оказать правильную помощь: раненые птенцы были слабыми, их зачастую выкидывали из гнезда либо родители, либо более сильные братья или сёстры. Они оставались живы на протяжении нескольких часов, а я потом долго плакала, прижимая их остывающие тельца к себе. У меня даже было своеобразное кладбище под кустом сирени, пока я окончательно не смерилась со своей беспомощностью в этом вопросе. Последние дни августа были нетипично дождливыми, температура воздуха резко упала на десять градусов, было холодно и мокро — совсем неподходящая погода для уличных посиделок. Но в пятницу перед началом учёбы мы всё же решили выбраться в местный зоопарк, как раз было солнечно. Рёхей с Киоко должны были ждать нас уже там, а мы с Тсуной встретились возле его дома и добирались вместе, попутно разговаривая о всяких пустяках. Мы как раз свернули к мосту над местной речушкой, которая разбушевалась из-за большого количества дождевой воды, что стекала сюда из гор. И там, с правой стороны, было людно: несколько подростков стояли и что-то активно обсуждали. И я даже не обратила на это никакого внимания, красочно описывая последнюю мангу, что мне удалось прочить, но Савада резко остановился, уставившись на парней. Я проследила за его взглядом и поперхнулась воздухом, из-за охвативших меня ужаса и презрения. Они перекидывали друг другу котёнка. Бедный зверёк даже не сопротивлялся: всего лишь периодически открывал окровавленный рот в безмолвном крике. И вроде случайно, но вериться, что намерено, он падает плашмя на мокрый бетон, а шпана разрывается в приступе мерзкого хохота. И я срываюсь. Даже не чувствую друга, что со всех сил пытается меня остановить. Начинаю причитать об их невозможно отвратительном поведении, взываю к несуществующей совести и апеллирую к чувству жалости. Или, грубо говоря, отчитываю их как типичная взрослая, кем я по сути и являюсь. Только я забылась. Забыла, что они видят перед собой всего лишь девчонку. Мелкую надоедливую выскочку, которая ввязалась не в своё дело. И которую не мешало бы проучить. Мой грозный монолог вызывает у них только больший приступ смеха, в нашу сторону летят колкие издевки. Они унижают Тсуну, говоря что-то о его происхождении и трусости. Обвиняют в никчёмности, слабости и в том, что он прячется за девичьей спиной. Савада терпит, потупив взгляд и сцепив зубы, не выпускает мою руку и даже пытается оттянуть подальше. Один из них подходит ко мне ближе, нависая грузной кучей мышц, и я теряюсь в ожидании удара. Но то ли мнимый кодекс чести запрещал им распускать руки в сторону женского пола, то ли они подумали, что так будет гораздо эффективнее — всего секунда, и этот и так полуживой комок летит прямо вниз. Вот только я прыгнула следом, чего откровенно никто не ожидал. Даже я от себя.