MewGulf The Series: 12 ep and special

      Через несколько дней после съемок первого эпизода началась подготовка ко второму, не менее сложному для Галфа, но уже по другому поводу. Именно эта серия потребует от него задействовать все те навыки актерского мастерства, что он успел освоить во время интенсивного обучения с преподавателем. Но есть еще одна проблема, которую он никак не мог для себя решить: настроиться на персонажа, вникнуть в его боль и переживания — и это сильно беспокоит его.              Это тревожное состояние замечает и Мью, поэтому выдергивает парня во время обеденного перерыва посидеть в закутке съемочной площадки на импровизированном ложе, состоящем из накинутых друг на друга матрасов, одеял и подушек. Они часто используют это место, чтобы прогонять друг с другом сценарий или репетировать какие-то сцены — сейчас же Галф несколько обессиленно приваливается к парню, сидящему в позе лотоса, положив голову тому на плечо и задумчиво смотря в никуда. Мью в ответ легонько приобнимает его за плечи и решает инициировать разговор, раз ему было сложно начать самому:              — Нонг хочет о чем-то поговорить?              — Не знаю, пи… Я в каком-то раздрае, я не понимаю, как мне сыграть этот эпизод с истерикой Тайпа, потому что я, к счастью, никогда не был в такой ситуации, поэтому мне сложно представить, как он себя чувствует.              Мало-помалу Галф выжимает из себя признание в, как он думает, собственной некомпетентности. Ему несколько стыдно в таком признаваться, но Мью, пожалуй, единственный, кому он может рассказать о своих сомнениях.              Тот же на некоторое время задумывается, как будто осознавая услышанное, а потом задает еще один вопрос:              — А как ты думаешь, в чем состоит основная ошибка Тарна в этих двух эпизодах? Что он сделал не так?              Галф тоже погружается в размышления:              — Ну, он вел себя достаточно агрессивно в ответ на прямые нападки Тайпа, но я не вижу в этом ничего необычного — это была защитная реакция.              — И лично тебя ничего не смутило в его поведении? — Мью продолжает упорствовать, подталкивая его к пока только ему самому понятным выводам.              — Ну не знаю, Тайп сам виноват, что его провоцировал, — Галф все еще продолжает оправдывать героев.              — Да, они оба “хороши” — не спорю. Но Тарн переступил грань, когда воспользовался тем, что его сосед заснул пьяный. Да, он, конечно, не изнасиловал его — об этом и речи нет, ведь Тарн по сути все-таки положительный герой. Но то, что он сделал, можно назвать сексуальным домогательством, пусть даже Тайпу это и понравилось в какой-то степени. Тарн посчитал, что он вправе так нарушить личные границы другого человека, пусть даже если они в ссоре, и отомстить таким образом.              Галф замирает в полуобъятиях Мью, обдумывая услышанное. Он как-то даже не рассматривал ситуацию под таким углом, поэтому начинает тоже размышлять вслух:              — У Тайпа была в детстве травма, которую тот не излечил до сих пор, поэтому утром, когда он проснулся в одной постели с Тарном, то подумал, что им опять воспользовались без его на то согласия. Он испытал ярость, которой он маскировал свой страх и ужас, свою беспомощность. И потом, когда Тарн в следующий раз зажимает его на кровати, он опять проваливается в свой детский кошмар, поэтому начинает плакать и просить его отпустить. Тайп не осознает, кто с ним это делает, что он уже не маленький мальчик и может дать отпор, потому что психика блокирует работу мозга, и на выходе остаются только чистые эмоции: паника, сводящая с ума, — кажется, он начинает улавливать то, что ему хотел сказать Мью.              — Да, все верно, — тот одобрительно кивает в ответ, притягивая голову парня чуть ближе и тепло дыша ему в макушку.              Галф нервно передергивает плечами в ответ “щекотно, пи”, но прижимается немного ближе:              — Я понял, в чем моя проблема оценки той ситуации с ночной сценой: я не увидел в ней ничего крамольного, потому что я там был с тобой, пи. Я знал, что я тебе могу доверять, что ты меня никогда не обидишь, поэтому чувствовал себя в безопасности — в отличие от Тайпа, для которого вся жизнь — это попытка бегства от самого себя и своих страхов, подстерегающих его на каждом углу, — Галф невольно начинает кивать головой в такт своим мыслям, пока не натыкается взглядом на лицо Мью, на котором застыла совершенно чудная смесь из удивления, благодарности и какой-то невероятной теплоты. — Что? Я что-то не так сказал?              — Нет, все так, мой маленький нонг. Просто ты в очередной раз меня немного удивил таким безграничным доверием, — Мью мягко улыбается в ответ, глядя на это чудо в его руках.              — Ну а как же иначе, пи? Я же не слепой, я с самого начала вижу, насколько бережно ты ко мне относишься — иногда даже слишком. Я понимаю, как ты сдерживаешь себя, когда хочешь до меня дотронуться, потому что ты видишь, что у меня все сложно со скиншипом. Я замечаю, какую деликатность ты проявляешь к этой моей особенности и как ты помогаешь мне преодолеть это все. Я вижу и ценю это, — Галф сам не ожидал от себя такой тирады, но он так давно хотел сказать это Мью — и сейчас, как ему казалось, самый подходящий для этого момент. — Ты не давишь на меня, ты позволяешь мне выбирать степень взаимодействия, поэтому мне так комфортно с тобой. Поэтому я хочу, чтобы ты знал, насколько это для меня важно.              — Нонг… — у Мью даже голос немного охрип от переизбытка чувств.              Он явно не предполагал услышать от своего мальчика такое признание. Рука практически непроизвольно тянется к волосам этого немного замкнутого, но такого наивного и искреннего парня — и буквально за сантиметр до касания зависает, как будто все еще ожидая разрешения. Его глаза встречаются с мягким взором Галфа, в котором была такая теплота, такая... нежность, что сердце Мью пропускает удар. И затем оно просто понеслось вскачь, когда нонг сам прижимается головой к ладони, принимая ласку.              Котенок. Какой же он все-таки котенок.              Дикий и неприступный для окружающих, но такой мягкий с теми, кого Галф подпускает к себе, кому доверяет. И Мью даже чувствует гордость, что ему оказана такая честь.              Он тихонько перебирает волосы, пропуская пряди между пальцами, и практически слышит мурлыканье в ответ. Конечно, ему это просто кажется, но безмятежное удовольствие на лице Галфа дает ему надежду, что в своей голове тот и правда издает какие-то похожие звуки. Он смотрит на прикрытые глаза, на нежную полуулыбку, на расслабленно прильнувшее к нему тело — и его сердце щемит от нежности.              Мью не знает, как правильно описать то, что он чувствует сейчас, но может и не нужны слова? Есть просто два человека, которым хорошо вместе здесь и сейчас — и какая разница, каким термином это обозначить?       

***

      Галф в очередной раз вспоминает разговор о личных границах, когда приходит пора снимать, как Тайп… мастурбирует. Понятно, что это лишь имитация, его руки будут находиться под одеялом, совершая характерные движения — вся нагрузка пойдет на его лицо, которое должно изображать крайнюю степень удовольствия. И не то чтобы он никогда этим не занимался — ему уже 21 год в конце концов, но делать это на глазах у стольких людей… Это было настолько неправильным, настолько нарушало его интимность, что первые два дубля он безбожно запорол практически сразу, потому что его лицо выражало крайнюю степень неловкости, а не испытываемое наслаждение.              Мью, увидев его мучения, видимо, сжаливается над неопытным коллегой и подходит во время перерыва между съемками дублей:              — Нонг, ты слишком серьезно к этому относишься, — мягко начинает тот, успокаивающе поглаживая по плечу лежащего под одеялом парня, который там пытается скрыться от всего внешнего мира. — Попытайся представить, что это игра, может даже шутка, обманка: тебе нужно обмануть своего знакомого, поставить его в неловкое положение, что он подсмотрел за такой пикантной ситуацией, а по факту это ты сам его разыграл. И тогда не будет нарушения твоих личных границ, а просто забавный розыгрыш с повышенным рейтингом.              Галф на несколько секунд замирает, обдумывая услышанное. В таком варианте все звучит не так уж и страшно… Он благодарно улыбается Мью и крепко сжимает успокаивающую его прикосновениями ладонь: спасибо, пи.              И “action”!              Галф лежит в постели, выгибаясь от воображаемого удовольствия после оргазма — гримеры даже немного намочили его шею для достоверности картинки. Он прикрывает глаза, выдавая самое экстатическое выражение лица, на которое вообще способен в такой ситуации. И тут его героя грубо прерывает звук открывшейся двери — ой. Галф инстинктивно натягивает одеяло почти что на голову, чтобы максимально прикрыться. Хитрая и почему-то довольная мордашка “Тарна” явно не добавляет ему уверенности в этой ситуации:              — Какого хрена ты там лыбишься?              Галф продолжает укрываться по уши одеялом, с испуганным выражением лица наблюдая, как Мью-Тарн подходит к его постели, ставит почти пустой стакан с баббл-ти на прикроватный шкафчик и окидывает его бесцеремонным взглядом:              — Вот оно как…              — На что уставился? Убирайся! — “Тайп” не собирается так просто сдаваться без боя!              — И почему же? Ты вроде в курсе, что это наша общая комната, — парирует его “сосед”, уверенно уперев руки в бока и не упустив возможности подколоть парня. — А я-то думал, что противен тебе. Или у тебя есть чувства ко мне?              — Какого черта? — увы, но голос звучит совсем неуверенно, так как “Тайп” явно не в своей тарелке от такого развития событий. — Я ненавижу тебя так сильно, что даже не хочу дышать с тобой одним воздухом. Почему я должен делить с тобой комнату? — и дальше ему нужно найти хоть что-то, что оттолкнет Тарна, что заставит его отстать. — Тебя папа в детстве не любил? Поэтому ты за мужиками бегаешь?              У “Тарна” предсказуемо сносит крышу от гнева — и тот кидается к парню, стискивает его руками, чтобы он не смел шевельнуться, и злобно выпаливает:              — Не оскорбляй моего отца!              — Что ты делаешь? — “Тайп” же не может позволить себе отступить.              Не сейчас, нет, не тогда, когда начинает накатывать паника.              — Хватит с меня твоего дерьмового отношения, Тайп, — Мью резко откидывает одеяло с парня, оставляя его без последней призрачной защиты, и зажимает его левую ногу, максимально придвигаясь к его телу.              Галф в своей голове пытается предельно абстрагироваться от происходящего.              Это не пи’Мью... Это не пи’Мью... Это совсем чужой для меня человек так бесцеремонно меня лапает...              И это помогает: перед глазами все плывет, он уже плохо различает лицо человека перед ним, поэтому испуганно-враждебно выдает:              — Хватит, отпусти меня, — и пытается оттолкнуть “насильника” ногой.              — Ударь меня, попробуй. Ударь, — тот, кажется, еще больше распаляется от сопротивления своей жертвы и, почти играючи преодолев его, еще ближе прижимается с горящими от возбуждения глазами.              — Я сказал — отпусти! — паника в голосе Галфа нарастает, он все еще надеется достучаться до агрессивно настроенного парня, буквально нависающего над ним.              — Почему я должен делать то, что ты говоришь? — тот явно не собирается сдаваться так легко и идти на уступки.              — Отпусти! — дыхание становится рваным, неровным, глаза испуганно бегают, а руки пытаются вырваться из железной хватки.              — Ну и где тот наглый мальчишка, который оскорбил моего отца? — оппонент тоже уже понял, что вся агрессия и бравада — это напускное, а по факту “Тайп” уже напуган до чертиков его напором.              — Пусти! Пожалуйста, пусти! — голос Галфа начинает дрожать от подступающих рыданий, горло сдавлено спазмом. — Не делай мне больно… Прости…              Да, это почти капитуляция, но это малая цена за то, чтобы его пощадили. Левая рука вырывается из плена и скользит по груди агрессора, как будто пробуя успокоить того, умилостивить такой незамысловатой лаской. Правая же судорожно стискивает рубашку парня, пытаясь хоть немного сохранить дистанцию между ними.              — Прости меня... Отпусти, пожалуйста, — он почти плачет.              Но… что это? “Тарн” смотрит на него уже совсем другими глазами: в них нет злости или ярости, а только какое-то неуловимое чувство тревоги и беспокойства. Откуда они? Мью практически прижимается вплотную к “Тайпу”, смотрит прямо в глаза, кончики их носов соприкасаются:              — Я хочу помочь тебе расслабиться.              Такого от него точно никто не ожидал. Правая рука Мью-Тарна начинает скользить по направлению к бедру Галфа, пытаясь этой лаской его успокоить, может даже утешить. Ладонь продолжает свой путь до колена, нежно оглаживая обнаженную кожу, а потом возвращается обратно, делая попытку проникнуть под одежду, чтобы не прерывать такой интимный контакт.                     Галф-Тайп же, ощущая эти жуткие для него прикосновения, уже на грани истерики: он закрывает глаза, чтобы хотя бы не видеть происходящее, его руки все еще судорожно цепляются за своего мучителя, как будто это сможет хоть как-то помочь, а сжатое от сдерживаемых рыданий горло продолжает выдавливать из себя умоляющее:              — Отпусти меня…              “Тарн” явно в шоке от происходящего. И Мью — тоже, потому что он видит, как парня под ним буквально трясет от ужаса. И прикосновения, такие сокровенные для него, стали настоящей пыткой для его партнера. Поэтому он испуганно смотрит на Галфа, его левая рука тянется к лицу парня, чтобы попытаться его успокоить:              — Ты в порядке? — это реплика была по сценарию, но она как нельзя лучше подходит для этой ситуации, потому что он и правда взволнован тем, что улавливает от нонга.              Тот же как будто находит в себе последние силы, чтобы оттолкнуть своего “ласкового палача”:              — Отстань от меня!              Мью тут же опускает взгляд, явно не в силах выдерживать последующий вопрос в глазах оппонента:              — Да что с тобой такое, Тайп? — “Тарн” явно тоже в раздрае, потому что тревога в его голосе смешивается с раздражением от того, насколько эта ситуация для него непривычна и непонятна.              — Я ненавижу тебя! — все, что он слышит в ответ.              Его лицо искажает гримаса боли, он подрывается с постели и быстро выходит из комнаты, не оглядываясь.              Галф обхватывает себя руками и горько плачет от осознания того, какой он по сути слабый и беспомощный. И все, что он может — это проговаривать:              Все хорошо, Тайп.              Стоп, снято!              В комнату тут же влетает Мью, падает на кровать рядом с Галфом, который как будто еще пребывает в состоянии транса, сидя и покачиваясь от рыданий. Он обхватывает его и максимально близко притягивает к себе в объятия:              — Тише, мой хороший, тише… Это я, твой пи, я тебя не обижу никогда в жизни. Пожалуйста, возвращайся ко мне — я тебя прошу.              Он нежно гладит его плечи, голову, как будто немного убаюкивает, чтобы попасть с ним в один ритм и таким образом достучаться до сознания. Руки Галфа судорожно впиваются в его плечи, но это не попытка оттолкнуть, а желание максимально прижаться — и это наполняет его радостью, что его нонг к нему возвращается. Дыхание парня в его объятиях мало-помалу успокаивается, становится более ритмичным, рыдания стихают. Они сидят так уже довольно долго — и никто не смеет их прерывать, так как видят, в каком состоянии находится Галф после этой сцены. И тут Мью слышит слабый хриплый шепот:              — Теперь я все понял, о чем ты мне говорил, пи. О том, насколько неправильно повел себя Тарн, когда вломился в личные границы Тайпа. Я смог отвлечься во время сцены и представил другого человека, не тебя — и чуть не сдох от ужаса и беспомощности Тайпа, а ведь у него еще и травма, которая блокирует те немногие силы, которые он смог в себе аккумулировать за все эти годы...              — Все так, нонг’Галф, все так… Но ты безумно меня напугал в процессе — я уже хотел просить остановить съемку.              В голосе явно читается сильная тревога, поэтому парень в его объятьях поднимает голову, которая так уютно лежала на знакомом плече, смотрит прямо в глаза Мью — и задыхается от того калейдоскопа эмоций, что он в них видит. Эта смесь нежности и волнения заставляет его сердце в очередной раз дрогнуть от пока еще непонятных для него самого чувств. Но он находит в себе силы повторить мантру, в которую он сам уже давно верит — осталось только в этом окончательно убедить своего пи:              — Но я же был с тобой — и там, где-то глубоко внутри, под сознанием Тайпа, я все время помнил и знал, что ты меня всегда защитишь.