Украдкой

— Её Сара зовут. Сара О'Нил. — Сара? Ох, эм, кхм, э-э-э... красивое имя. Зелёный оттенок его глаз искрится какой-то совершенно нелепой радостью. Майкл забрасывает ноги на выдвинутый ящик стола и нахально улыбается, прожигая твою остолбеневшую у дверей фигуру счастливым взглядом. Тёрнер снова сорвал джекпот. Очередное насекомое (а так и только так ты называла всех его пассий) попалось в его паутину. С чего бы ему не быть счастливым? Вот только тебе хочется разрыдаться. Каждое новое имя делает твою грудную клетку все меньше, и кажется, найди он себе ещё одну девчонку, все ребра просто треснут от такого натиска, высвобождая из заточения сердце, что уже больше напоминает решето, чем нормально функционирующий орган. Оно ещё не оправилось после рокового романа Адель и Майкла. Быть влюблённой в лучшего друга детства — что может быть паршивей, верно? — И убери ноги с моего ящика, — преисполненная желания надрать зад рыжеволосому засранцу за то, что он снова так бесцеремонно ранил тебя, ты подходишь к парню и грубо спихиваешь его длинные ноги, обутые в футбольные кеды — опять притащился с тренировки прямиком к тебе. — Эй! Весело расхохотавшись, Тёрнер ловит момент и хватает тебя за талию, чтобы повалить на твою же кровать и защекотать, как он любит, до полуобморочного состояния. Ты брыкаешься и смеёшься, чувствуя, как сотни колокольчиков трезвонят радостную мелодию в твоей израненной душе, и когда Майкл прекращает свою пытку, с улыбкой склонившись над твоим раскрасневшимся лицом, ты зачем-то закрываешь глаза. Это уже вошло в привычку — не иметь личного пространства. Соседи, лучшие друзья, одноклассники, будущие «мистер и миссис Тёрнер» (в твоей фантазии), собутыльники и самые близкие друг другу люди — вы и дня не могли друг без друга прожить. Помнится, родители познакомили вас на новоселье, когда твоя семья переехала в Сентфор из Вашингтона. Тебе было три: ты ловила бабочек на заднем дворе Тёрнеров, а рыжеволосый мальчик по имени Майкл подошёл к тебе и молча повёл к дому, где на коленках его мамы лежал крохотный свёрток. То был его брат — Бобби. Вы не ладите с тех самых пор, как ты коснулась его пелёнки своим маленьким пальчиком, а малыш горько разрыдался. Он все ещё хныкает при виде тебя. Вас с Майклом это только забавит. Тем не менее, вы любите его, всем сердцем любите, а ты любишь Майкла. Часто приходилось думать: когда это произошло? Когда вы выросли или, может быть, впервые поцеловались на той велосипедной стоянке? Факт оставался фактом — твоё сердце принадлежало главному бабнику Сентфора, который видел тебя голой, пьяной, рыдающей и распевающей песни Джудас Прист во время игры на воображаемой гитаре. Не мешали и его многочисленные романы. Конечно, ты ревновала и всегда будешь ревновать, но ещё ты знала — это на короткое время. И даже встречаясь с этими напыщенными девицами, он каждый день проводил с тобой. Был ли у него в голове график подружек или он просто не мог без тебя обходиться, сути это не меняло. Вот и сейчас: познакомившись с «любовью всей его жизни» он притащил свой футбольный зад в твою комнату, чтобы рассказать о некой Саре и выбрать фильм, на который вы сегодня пойдёте. — Ты так смотришь, — бархатный голос Майкла вырывает тебя из приятной рефлексии, и ты несколько раз моргаешь, фокусируя зрение на его весенних глазах. — Как будто хочешь меня убить. — Как будто? — отпихнув от себя парня, ты закидываешь руки за голову и устремляешь взгляд в потолок. — Ну и какая она... эта Сара? — Она особенная, — мечтательно протягивает Тёрнер, лёжа в такой же позе, что и ты. — Ты так говоришь про каждую. И обычно все заканчивается одинаково: я делаю каменное лицо и втираю рыдающей девице, что ты уехал на Аляску. — Да нет же, в этот раз все по-другому. — Что, как с Адель, когда она чуть не сожгла твой дом? — Ты поклялась больше никогда не вспоминать этот случай. — Так, к слову пришлось. — Нет, Сара... она другая. — Кажется, это ты уже говорил. — Она не дала мне поцеловать себя. Ты понимаешь, что это значит? — Что она боится подхватить триппер? Майкл отправляет тебе серьёзный взгляд, а затем продолжает наносить свои колюще-режущие: — Мы были на поляне. Ну, помнишь, на той, где мы с тобой чуть не... — твои щеки мгновенно вспыхивают румянцем, и он усмехается, поймав твоё смущение. — В общем, у неё была отличная возможность наброситься на меня прямо там. Но она меня оттолкнула. Потом ещё Адель притащилась. — Да уж, хорошо, что я не видела этот кошмар. — Смотреть не на что было. Она ушла с Никсоном и этой кудрявой коротышкой. Не знаю, что будет дальше, но сегодня я пригласил её в кино, и она согласилась. При условии, что я отвалю от неё раз и навсегда. Наивная. И снова: удар. Одно ребро с хрустом ломается в груди под гнетом его слов, и ты приподнимаешься на локтях, уставившись на парня с недоуменной улыбкой. — В кино? — в горле встаёт тугой ком. Знакомый сценарий. — Мы ведь собирались в кино. — Ну, ты ведь не обидишься, правда? Сходим завтра. Откинувшись на спину, ты с улыбкой смотришь в потолок. Конечно, Майкл, всё в порядке.

***

После обеда на трибунах нет никого, кроме тебя и твоего возмущения. Ты смотришь, как Тёрнер тренируется с командой, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на чем угодно, только не на его безупречном теле. Не пропустив ни один его матч, ты все же никогда не присутствовала на тренировках: вот ещё развлечение — смотреть на стадо потных полудурков просто так. Но это безумное желание, которое он изъявил, вломившись к тебе в комнату в два часа ночи, ты просто не могла проигнорировать. Майкл что-то задумал. И ты всем сердцем надеялась, что он просто ждал твоей поддержки после тяжёлого расставания с этой Сарой. Вымышленного расставания. Ведь ты так этого желала, как бы подло и низко это ни выглядело со стороны. Их только начавшиеся отношения не вызывали у тебя ничего, кроме рвотного рефлекса. — О, и ты здесь? Прогремевший над головой посторонний голос заставляет тебя прикрыть глаза и выдохнуть через нос холодный осенний воздух. Ты медленно оборачиваешься с уже приготовленной улыбкой «я не собираюсь тебя убивать» и встречаешься взглядом с ясно-голубыми глазами этой Сары. Она-то что здесь забыла? — Привет. — Я бы не пришла, если бы Майкл не сказал, что собирается сообщить что-то важное, — бормочешь ты и морщишься, когда она садится рядом. — Ах, да. Точно. — Ты что-то знаешь? — Посмотрим. Оставшиеся двадцать минут ты сидишь, как на иголках. Желание встать и уйти отсюда тесно переплетается с желанием врезать этой девчонке, которая ещё и младше вас, но ты держишься изо всех сил и натягиваешь на лицо дежурную улыбку, когда запыхавшийся и мокрый Майкл поднимается к вам на трибуны. — Малышка, — и обращается он сейчас к тебе. — У нас с Сарой есть для тебя сюрприз. С трудом сдерживая рвотные позывы, ты продолжаешь тянуть улыбку до ушей. Они встречаются-то месяц, какие у них могут быть совместные сюрпризы?! С торжественным видом Тёрнер продолжает: — Помнишь брата Адель? Люка? Мы с моей крошкой организовали для вас свидание. Сегодня в семь. В нашем Роджерсе. Класс, да? Слышится хруст. Кажется, ты лишилась последних рёбер.

***

У тебя не было сценария на случай, если это произойдёт. Потому что это невозможно, потому что в мире не было ни единого исхода, из-за которого бы это произошло. Ничего на свете не могло воспрепятствовать вашей дружбе, но однажды это случилось, и у тебя не было плана. Вы не разговаривали уже несколько недель, пересекались мельком на совместных уроках и в школьном коридоре. Вы не разговаривали не потому, что поругались (вот ещё вздор — все ваши ссоры длились не дольше получаса), а потому, что он был занят. Сначала отговорки в стиле «я устал, у меня тренировка, я сейчас с Сарой» просто делали больно, но уже к сегодняшнему дню ты поняла, что от тебя ничего не осталось. Они все время были вместе. Ваш стол в кафетерии теперь был облапан этой мокрицей, а ты и вовсе туда не заходила, предпочитая жаловаться на жизнь вечно недовольному Бобби, который, как оказалось, больше не в восторге от Сары, чем от тебя. Но вы не привыкли быть порознь. Вы не привыкли не желать друг другу доброго утра из окон. В последний раз, когда ты хотела это сделать, увидела голый силуэт О'Нил. Раньше Майкл подглядывал за тем, как ты переодеваешься, с нахальной улыбкой утверждая, что он не извращенец. Теперь все его внимание было на ней. А ты медленно погибала. — Эй, малышка. Он подходит сзади, по привычке кладёт руки на твои плечи и начинает их массировать. Грубо сдернув ладони некогда лучшего друга, ты отворачиваешься, уставившись в туманный горизонт улицы. Близился ноябрь. Сидеть на веранде в одном свитере было уже не так предусмотрительно, как тебе показалось сначала. — Отвали, — холодно рявкаешь ты, мысленно рассыпаясь на части. — Я читаю. — В чем дело? Ты расстроилась, что я уделяю тебе меньше внимания? — Я сказала, — ты, наконец, поворачиваешься к нему с застывшими в глазах слезами, — отвали. Обеспокоенное выражение его лица тебя смешит. Он присаживается перед качелями на корточках и по-хозяйски устраивает свои ладони на твоих коленях. От тёплой волны и мурашек хочется взвыть. — Если бы я тебя не знал, решил бы, что ты ревнуешь. — Майкл, я не буду повторять в третий раз. — Я знаю, что я козёл. Но послушай... Сара... На выдохе усмехаешься, качаешь головой. В последнее время ты научилась контролировать эту боль. Но вот он опять за своё, и шрамы опять саднят, и это непонимание вроде «как он мог меня предать?» или «почему спустя столько лет дружбы он просто взял и выбрал её?» опять не даёт тебе дышать. — Она попала в неприятности. Я хотел ей помочь и не вовлекать в это тебя. — Красивая песня. Сам сочинил или подружка помогла? — а затем шёпотом добавляешь: — Виртуоз чёртов. Тебе удалось его разозлить: ты понимаешь это по плотно сжатым губам и играющим на скулах желвакам. Даёшь себе пару секунд на то, чтобы разглядеть его, замечая, что за эти три недели он будто бы повзрослел. Может, не лжет? Может, он и правда попал в неприятности вместе с этой малолеткой? — Ты всегда будешь для меня на первом месте. И ты прекрасно знаешь это. — Правда? Впервые слышу. — Посмотри на меня. Длинные пальцы поднимают тебя за подбородок, заставляя встретиться с его настойчивым взглядом. Цветущий апрель врывается в этот ледяной ноябрь приятной волной тепла, окутывающей твоё тело, и ты вздрагиваешь, когда он касается своим лбом твоего. Ты не успеваешь даже отстраниться, а Майкл уже соединяет ваши губы в истосковавшемся поцелуе. Они — мягкие, такие чувственные, они так идеально подходят твоим, и Тёрнер отстраняется слишком быстро, почувствовав солёный привкус твоих слез. Даже если у него есть эта чёртова Сара и ещё целый легион девиц — вас ничто не останавливало от поцелуев. Редких, но так точно попадающих в момент, спасительных поцелуев, как противоядие, как глоток кислорода в безвоздушном пространстве. Он обладает чудодейственным свойством залечивать раны, но в этот раз тебе почему-то по-прежнему больно. — Я должен тебе кое-что сказать, — шепчет Майкл, нервно сглатывая, будто сам не желает произносить следующие слова: — Мы с Сарой... мы уезжаем в Балтимор.