Украдкой

Устоявшуюся тишину разрезает скрип двери, неприятным треском прогремевший в ушах. Сначала из небольшой щёлочки выглядывает твой покрасневший от беззвучных рыданий нос, а затем ты гордо вздёргиваешь подбородок, с вызовом уставившись на иуду, стоявшего перед тобой. Взгляд цепляется за его взгляд, и этот его зелёный вспыхивает совершенно новым для тебя оттенком. Что-то поменялось, вздрагиваешь ты, что-то в этой весенней зелени не так. Вся неуверенность и пелена встречи двух взглядов спадает, заставляя тебя распахнуть дверь и устремиться вглубь собственной комнаты. За спиной раздаются его тяжёлые шаги. — Я? — ты вспыхиваешь, но так и стоишь у окна, всё же не решаясь повернуться к нему. Потому что знаешь: стоит тебе на него взглянуть — и всё полетит к чертям. Снова: оправдания в стиле «да ведь он просто должен был, он так полюбил это насекомое, сердцу не прикажешь» и прочее слюнявое «бла-бла-бла», от которого тебя тошнит. Его нельзя оправдать. Линчевать, да и только. Хотя, уверена ты, все верховные судьи будут на твоей стороне, узнав, что натворил этот рыжий блудник. — Давай просто спокойно всё обсудим, ладно? — Я не хочу с тобой разговаривать. Проваливай. — Ты не можешь быть серьёзной... — А ты?! — резко обернувшись, ты встречаешься с его взглядом и вдруг чувствуешь, как что-то тёплое разливается по всему телу. Нет. Не его взгляд. Чужой. Что-то прячется там, за этими радужками и зрачками, что-то он от тебя скрывает. — Ты поставил нашу дружбу на кон, Майкл, и ты проиграл! — дрожь в голосе выдаёт твоё состояние, шатко балансирующее с истерикой. — Нет такого казино, в котором проигравшему вернули бы все деньги! Забудь о них! Продолжай играть, тебе ведь это так нравится. Он с силой стискивает зубы, сжимает кулаки до побеления костяшек, в глазах черти пляшут. Майкл отходит от двери, хватает тебя за плечи и с болью в голосе шепчет: — Я же не знал. В уголках глаз скапливаются слёзы, в горле застревает ком. Ты делаешь глубокий вздох и задаёшь едва слышный вопрос, ответ на который давно тебе известен — иначе бы эта предательская задница здесь перед тобой не стояла. — О чём? — О том, что ты в меня влюблена. Совершенно очевидная информация всё же каким-то образом окатывает тебя ледяной водой. Несколько секунд ты молча смотришь на него, а перед глазами уже проносятся эти цветные кадры счастливых и не очень вас. Нарочно ставишь на паузу самое первое и самое больное воспоминание — он тебя бросает. Всхлипываешь, скидываешь с себя его руки и, гордо выпрямившись, выплевываешь ему в лицо резкое: — Это чистой воды ложь. — Не такая уж и чистая у тебя вода, да? — знакомая ухмылка уже вырисовывается на его губах, но мгновенно погасает, когда он видит боль и обиду, отразившуюся в твоих глазах. — Это Сара мне сказала. В порыве ссоры, когда не хотела, чтобы я возвращался на праздники в Сентфор и оставлял её одну. Гнев медленно утихает, сменяясь самоудовлетворением. Между вами — пропасть, вдруг сокращающаяся до расстояния вытянутой руки. Терпеливо ждёшь продолжения его нелепого и такого долгожданного рассказа, даже если знаешь, что в конце всё равно будешь всё отрицать. А этот козёл ещё и вовсе не выглядит так, будто всё, что он собирается сказать, ему неприятно. — И что же сказало твоё насе... комое, — в последний момент ты вдруг вспоминаешь о данном себе обещании: перестать играть в святошу во благо других. — Насекомое? — рыжий выгибает бровь. — Саранча. — Что ж, это справедливо, учитывая обстоятельства. — Можешь закончить свою тупую легенду, придуманную тобой в поезде по дороге сюда, а потом благополучно свалить, оставив меня в покое? Тёрнер прожигает тебя серьёзным взглядом, складывает руки на груди, недовольно поджимает губы, а в душе ты ликуешь: пусть почувствует хотя бы унцию от того, что чувствовала ты. Может быть, стоит ему сказать о том, что ты нашла себе удивительного парня? Или эта ложь будет слишком очевидной? — Она сказала, что я лишь ищу предлог, чтобы к тебе приехать, ведь ты уже в меня влюблена, может быть, и у меня проснулись к тебе чувства в разлуке. Бред, правда? — ты сводишь брови вместе. — Вот и я думаю, что не бред. Сначала слова Сары пролетели мимо ушей, но когда она стала приводить факты... боже мой, я был слепым идиотом, зацикленным только на удовлетворении своих инстинктов, чтобы увидеть большее. Или захотеть увидеть. Я же, черт возьми, довольствовался нашей дружбой, к слову, если не брать секс в расчёт, то она очень даже походила на отношения. От такой правды тебя выворачивает. Волнение поднимается в душе настоящей бурей, и больше всего на свете тебе сейчас хочется его ударить. Лишь за то, с каким спокойствием он говорит такие разрушительные для тебя вещи. Как смотрит, как дышит, и даже как думает — тебя это все раздражает! Тёрнер понял, что ты в него влюблена, и приехал? Зачем? Чтобы посмеяться? Расхохотаться тебе в лицо и умчать на первой же электричке зализывать раны этой догадливой Саранчи? Садист. Не хочет сваливать сам — ты с превеликим удовольствием его выпроводишь. — Что ж, интересная версия, жаль, что она не соответствует реальности, — ты в ту же секунду преодолеваешь расстояние между вами, хватаешь Тёрнера за воротник его фланелевой рубашки и тащишь парня в сторону двери. — Давай же, уходи, я не хочу тебя видеть! Майкл резко разворачивается и снова хватает тебя за плечи, как послушную тряпичную куклу, вдруг как-то слишком неожиданно припечатав тебя к стене. — Я не понимаю, — шепчет он, блуждая растерянным взглядом по твоему заплаканному лицу. — Мы ведь были друзьями, лучшими друзьями, неужели ты не можешь меня выслушать?! Курок спущен. Пули в лоб не миновать. — Были, слышишь меня, были! — срывающимся хрипом кричишь ты и с силой толкаешь его в грудь, чувствуя, как слезы обжигают и без того пылающие щеки. — Ты был единственным, Майкл, единственным человеком, с которым я была собой, с которым я могла поговорить, повеселиться, побыть серьёзной! Я знаю, знаю, что это я во всем виновата, я разрушила нашу дружбу этой своей влюблённостью, но что я могла сделать? Иногда... иногда мне казалось, что ты чувствуешь то же, что и я. Все эти взгляды твои поступки, подарки, поцелуи, объятия — всё это наводило меня на мысль, что я не одна со своими чувствами, что мы вместе боремся и проходим через этот путь принятия. Но ты думаешь только своим членом, Тёрнер, а твои разглагольствования о любви к Саре — пустой звук. Я не верю в это вовсе не потому, что тайно желаю быть с тобой, а потому, что знаю тебя наизусть. Ты трус, Майкл, настоящий трус, ты боишься ответственности и всего, что из этого вытекает! «Мне не нужны отношения», — именно это мне пришлось бы услышать, признайся я тебе в любви! Мне не нужны отношения, а затем резкий прыжок в объятия этой многообожаемой О'Нил. Но где же она сейчас, где, и почему ты здесь? Каждое слово бесконтрольно слетает с твоих уст, ты не держишь себя в руках, тебя всю трясёт, трясёт от боли и злости, кажется, ещё немного — и ты взорвешься, и вот на подходе уже вторая не заготовленная заранее речь, но Тёрнер вдруг качает головой, усмехается и подхватывает тебя на руки, перекидывая через плечо и унося в сторону ванной. Злость закипает в тебе с новой силой. Это его самый любимый приём: «Давай остудим твой пыл, дорогая». Майкл говорит это при каждой вашей ссоре, включает ледяную воду в душе и закрывает за собой дверь, оставаясь, конечно же, по ту сторону от неё, от тебя, от твоих таких сильных, таких разрушающих чувств. Но сегодня что-то не так, снова, как в его взгляде, и он, игнорируя твои многочисленные проклятия, затаскивает тебя в душевую кабинку, закрывает за собой дверь и... остаётся с тобой. Ледяная струя вмиг оглушает тебя. — Идиот! — кричишь ты, колотя его широкую грудь. — Это не может работать каждый раз, когда я на тебя кричу, однажды просто... И тогда он тебя целует. Рвано, мокро, глубоко. Так целует, что у тебя дыхание перехватывает, и руки бесполезно повисают в воздухе, пока он блуждает языком по твоему нёбу. По всему телу разливается волна едва сдерживаемого удовольствия, но ты находишь в себе силы оттолкнуть его от себя. — Не надо. Не целуй меня, — точно в бреду шепчешь ты. Его томный взгляд не блуждает по твоему телу, к которому уже прилипла одежда под натиском воды, он прикован только к твоим глазам. Майкл подходит ближе и проводит мокрой ладонью по твоей шее. Ты прикрываешь глаза. — Не трогай меня, — неубедительно слетает с уст. — Ты права, — Тёрнер наклоняется к твоему уху, — я трус. Я испугался и думал, что отношения все разрушат. — Ты и не думал об отношениях со мной, — задыхаясь от страсти и потоков воды, бормочешь ты, вскидывая голову. Он пользуется этим, вдруг припадая губами к твоей шее, покусывает и посасывает нежную кожу, мгновенно покрывшуюся мурашками. Ты вся дрожишь, ты не можешь держать себя в руках, не здесь, не сейчас, ты слишком долго жила ради этого момента, пора умереть, чтобы потом навсегда угаснуть или восстать из пепла. Но это потом, потом, пусть он целует, пусть будет рядом, да плевать ты хотела на эту чёртову Саранчу и на его страхи, сейчас есть лишь то необъятное и всепоглощающее, что всегда витало в воздухе между вами. Ты отпускаешь себя. Позволяешь ему делать с собой всё, что пожелает его прожженная душа, а Тёрнер, будто прочитав твои мысли, наконец, приступает к решительным действиям. Он лишает тебя одежды настолько быстро, насколько это возможно, и ты даже не успеваешь заметить, как оказываешься абсолютно обнажённая перед таким же обнажённым Майклом. Ваши чувства всё ещё скрыты за толстым полотном тайн и разногласий. Потом, вновь говоришь ты, чувствуя, как он разворачивает тебя к себе спиной, заставляя упереться ладонями в стекло душевой кабинки и чуть изогнуться в спине. Вспышка удовольствия пронзает низ живота в ту же секунду, как он входит в тебя, не теряя ни минуты, больше не теряя, ведь у вас отняли все эти возможности, вас бессовестно разлучили, и виной тому — Майкл. Так пусть заглаживает свою вину, даже таким способом, нет, особенно таким способом, когда удовольствие миллионами иголок впивается в твоё тело, когда стоны — и твои, и его — когда сильные руки и пальцы, вцепившиеся в твою кожу так, что наверняка останутся синяки, когда укусы и поцелуи — в шею, в линию между лопатками, в плечи — когда хорошо, так хорошо, что даже ледяная вода не может остудить ваши тела. Лучшие друзья — понятие растяжимое, и кажется, Тёрнер понял это выражение слишком буквально, с силой вколачиваясь в тебя, отдавая тебе все свои силы и всю свою страсть. Как часто ты думала об этом, оставаясь одна или случайно поймав его взгляд из соседнего окна? Майкл жил в твоей голове, он прочно вбился в твоё сознание, а теперь ещё и в тебя, и если это не самая охренительная вещь на свете, то ты вообще не знаешь, что это. В конце концов, вся сдерживаемая страсть между вами и химия должны были привести вас к такому исходу: ты содрогаешься от его толчков, пригвожденная к двери душевой кабинки, пока он шепчет пошлости тебе в ухо, приближая обоих к долгожданной развязке. И ты обязательно, обязательно успеешь усомниться в искренности его намерений или испугаться того, что он вновь полетит к своей Саранче. А может быть, Майкл признается тебе в ответных чувствах, и все у вас будет так тошнотворно-замечательно, как ты сама себе нафантазировала. Но всё это потом. А сейчас, чёрт возьми, пусть только попробует остановиться. Иначе ты сама возьмёшь билет и посадишь его на ближайший поезд до Балтимора.