Гарри Поттер и Хранитель магии

      А назавтра была казнь.       Люциус, как почти всегда, когда у него были проблемы, подключил своего давнего друга Уолдена Макнейра, министерского палача, который в свою очередь мобилизовал своих собственных домовиков, чтобы те нашли и удержали Добби, не позволили ему скрыться. Малфой в четыре утра поднял Гарри с постели, отправив личного домового эльфа, и велел надеть теплую мантию и спуститься на задний двор жилого крыла, темный и неприметный. Гарри, зевая и зябко дрожа, вышел во дворик, с удивлением отмечая иней на траве. Перила галереи тоже были в изморози, и воздух казался белым от холода. Во дворе стоял высокий мужчина с черными волосами и небольшой бородкой, больше похожей на запущенную щетину. Он держал мантию в руках, Гарри заметил на нем высокие перчатки. «Как ему не холодно?» — подумал он, осторожно проходя по галерее, поближе к стене. Незнакомец широко улыбался, зубы у него были белые-белые, черты лица грубые, еще и эта щетина; он показался Гарри похожим на разбойника из легенды о Робине Гуде, настоящий Маленький Джон. Гарри обошел угол и только сейчас увидел воткнутый в землю топор. Незнакомец бросил свою мантию на перила галереи. — Гарри, это мистер Макнейр, Уолли, это Гарри Поттер, — укутанный в белые пледы Люциус восседал в своем кресле, похожий на римского императора на троне. — Надо же, сам Гарри Поттер, — издевательски сказал палач. — И зачем ребенку смотреть? — Затем, что он должен извлечь урок, — ответил Малфой. — Гарри, не бойся огласки от Уолдена. Род Макнейров также является вассальным, — палач открыл было рот, но Люциус поднял руку. — Все вопросы задашь мне позже. — На что смотреть? — спросил Гарри, все равно немилосердно трясясь на холоде. И как только Макнейр умудряется стоять в одной накидке без рукавов? От одного взгляда на голые руки Уолдена Гарри хотелось свернуться калачиком где-нибудь в тепле, в тепле… — Как я говорил вчера, а ты не пожелал слушать, у твоих действий есть последствия, — проговорил Люциус. — Об одном из них ты уже знаешь, а второе… ты вывел из-под контроля неуправляемое и опасное существо, имеющее личные счеты с моей семьей. Мои домовики предотвратили четыре попытки проникновения на территорию мэнора теперь ничейного домового эльфа… — Гарри Поттер, сэр! — раздался пронзительный голос из-за спины Макнейра, и Гарри, похолодев, узнал его. — Добби не хотел убивать злого бывшего хозяина, Добби лишь хотел помочь Гарри Поттеру!       Поттер глянул на топор в руке Уолдена и все понял. — Убивать, — презрительно повторил Малфой, опуская подбородок в белый теплый кашемир. — Убивать злого бывшего хозяина… — Добби не может убить! — верещал домовик. — Добби может только покалечить или серьезно поранить, но Добби не хотел!       У Гарри ручьем лились слезы, отчего лицо мерзло еще сильнее, но он молчал. Уолден отошел, и теперь Добби смотрел прямо на него, глаза в глаза. «Он ведь не хотел», пробормотал Гарри, в глубине души надеясь, что это всего лишь урок, как сказал Люциус, а не настоящее наказание. Он ведь не убьет, не прикажет убить, он ведь не может так сделать, ведь Добби живой, нельзя убивать живых! — Но сделал, — возразил Люциус и, снова подтверждая сходство с императором, приподнял от подлокотника руку, сжатую в кулак с отставленным большим пальцем, и медленно повернул кисть, давая знак смерти. Макнейр кивнул, и коротко взмахнул топор. — Приведи его в порядок, — велел Малфой, глядя на присевшего на корточки Гарри, которого бы вырвало, но он вчера не ужинал, слишком устал, а за целый день они с Драко только перехватили пару бутербродов. — Гарри, когда придешь в себя, пригласи Уолдена на завтрак.       Гарри хотел только одного: провалиться сквозь землю и никогда больше не помнить отрубленную голову домовика с широко распахнутыми наивными глазами. Он сам виноват, он искалечил человека. Но Гарри же его освободил, Гарри сильнее виноват, так почему Люциус берет его в свой дом, спасает от Дурслей и воспитывает, а Добби просто убивает?       Поттер почувствовал, что его поднимают с земли сильные руки. Уолден, поняв, что идти он не сможет, донес его до галереи, прошел ее насквозь, оказался в коридоре и добрался до алькова, в котором стояли раковины, ванна и ящик с чистыми рубашками и брюками, и только тогда опустил Гарри на пол, подтолкнул к раковине, пустив теплую воду. Он прекрасно знал это место в мэноре: Люциус, когда Волдеморт начал рейды, сразу же завел в доме комнату, где мог отмыться и переодеться, не попадаясь на глаза ни отцу, ни жене. Там же приходил в себя Уолли, прежде чем отправиться домой, там приводили себя в порядок Барти Крауч и Регулус Блэк. Лестрейнджи ни разу не пользовались гостеприимством Люциуса для этого, наоборот, лорд Лестрейндж, увидев их чистыми и не уставшими, мог обозвать ленивым скотом, неспособным ни на что, плюнуть под ноги и уйти, грохнув дверью.       Поттер опустил ладони в воду и посмотрел на руки Уолдена; тот уже снял перчатки. На предплечье у палача красовался знак: череп с выползающей из его рта змеей. — Вы со Слизерина? — слабым голосом спросил Гарри, понимая, что тот не уйдет. Еще и завтракать с ним; при мысли о еде его опять скрутило, и Гарри прижался лбом к металлическому крану. Макнейр оторвал его и заставил выпрямиться, держа за плечи. — Да, — ответил он. — Как догадался? — По татуировке, — сказал Гарри. — У лорда Малфоя такая же. А еще я видел в школе, как змея выползает изо рта, ну, символ. Тоже на Слизерине. — Не у всех слизеринцев такая, — тихо сказал Макнейр. — Но у вашего выпуска, — продолжил настаивать Гарри, чтоб хоть о чем-то поговорить, не думая о Добби. Его замутило опять, во рту стало горько. — Я младше Люциуса, — Майнейр выключил воду и сунул Гарри в руки полотенце. — Это символ… другого объединения. Там были не только слизеринцы. — А-а. Вы про Темного лорда, — скучным голосом сказал Гарри. — Вы тоже ошибаетесь? — Что? — не понял Уолден. — «Малфои не служат, Малфои иногда ошибаются», — процитировал Гарри. — Вы вассал Малфоев, а как это вам удалось? Разве лорд Абрахас не разорвал все клятвы? — Некоторым верным повезло, — ответил Макнейр. — Не за всеми так следили, как за… теми, кто интересовал другую сторону. Я просил лорда Абрахаса сохранить покровительство, и он намеренно допустил ошибку в расторжении клятвы. — И вы рады? — Еще как, — криво улыбнулся Уолден. — Люциус потом спас меня от разорения, правда, не могу понять, как именно. А ты чем заслужил такую честь?       Гарри вскинул голову, ожидая увидеть насмешку, но Уолден смотрел на него абсолютно серьезно. Ему оказали честь.       А Добби убили. Он ведь просто хотел ему помочь!       Уолден вздохнул. — Слушай, парень, так дело не пойдет, — сказал он, словно прочел его мысли. — Уж не знаю, что ты так убиваешься, но этот эльф всегда был у Люциуса головной болью. Ты представь, он постоянно себя избивал! Драко чуть на тот свет не отправился, когда этот припадочный у него на глазах принялся прижигать себе лапы дверцей от печки, с тех пор Люциус и принял этот огонь лично на себя. — Почему Добби так ненавидел его? — спросил Гарри. — Да черт его знает, — махнул рукой Уолден. — А какая разница? Никакой. Он провинился, напал на волшебника. Ценность жизни и здоровья волшебника гораздо выше, чем сотня этих зверенышей.       Гарри вспомнил, как бульдог тетушки Мардж загонял его на дерево, Дадли смеялся, а Вернон кричал, чтобы отогнала, потому что еще не хватало, чтобы собаку усыпили из-за этого мальчишки. У маглов тоже люди ценятся выше животных, даже такие люди, как Гарри. Поттер глубоко вздохнул, успокаиваясь. От мысли, что Добби — животное, стало гораздо легче. Он ведь не воспринимал Квиррела человеком из-за Волдеморта, потому не считал его смерть смертью человека. Здесь тоже не смерть, а… ликвидация. Он прояснившимися глазами посмотрел на Уолдена, попытался улыбнуться, но не смог. — Приглашаю вас на завтрак, — проговорил он. — Благодарю, — Макнейр сделал вид, что приподнимает шляпу, и фыркнул. — Давай без реверансов, Люция-то тут нет. — Я хочу научиться, — вздохнул Гарри. — Я наследник рода Поттеров, — с гордостью произнес он. — Мне предстоит возглавить семью и вернуть роду могущество.       Уолден посмотрел на него с уважением. Он знавал Джеймса Поттера, хотя тот был младше него, но мог бы сказать, что в Джеймсе не было той сознательности, наоборот, он понятия не имел о наследии, кольцо не носил, вел себя как грязнокровка, даже одежду носил магловскую. Родители его поддерживали, они считали, что либерализм сына — это признак прогрессивности, даже верили, что рано или поздно Статут секретности будет отменен, и те, кто адаптировался, будут на коне. Джеймсу позволили жениться на маглорожденной, старшие Поттеры прикрывали сбежавшего из дома Сириуса… На все это Уолден смотрел сквозь пальцы, считая блажью, но не одобрял.       К Волдеморту его привел Люциус. Никто не знал, память об этом была стерта из истории, но единственный сын Абрахаса Малфоя, лучший ученик Хогвартса, староста школы, игрок в квиддич, умница и гений, по мнению собственного отца, после школы с треском провалил экзамены в финансовую академию, где комиссия была беспристрастной, и только потому остался в Англии и занялся бюджетом Пожирателей смерти. Люциус не считал нужным учить что-либо, полагаясь на интуицию, но не учел, что для академии его красноречия и обаяния может оказаться недостаточно. Малфой сделал организацию богатой, вытащил нескольких почти разорившихся наследников, создав Волдеморту образ спасителя беднеющих чистокровных семей, и приобрел необходимую репутацию — но и метку на руку. Теперь же Люциус, видимо, пытается восстановиться в качестве не просто богатого, но и влиятельного человека, истинного лорда; а кому доверять, как не вассалам, связанным с ним клятвой и благодарностью?       Поттер поражал. Это ж надо, мальчишке всего тринадцать, сирота, а делами рода озабочен, думает о будущем, как настоящий наследник, даже ради семьи добился покровительства. Впрочем, Люциус и сам мог им заинтересоваться, все же Избранный. В принципе, Уолдену было все равно, по каким причинам Люциус стал его сюзереном, главное то, что теперь они в одном строю. Конечно, вассалы не обязаны поддерживать хорошие отношения между собой, но Уолден знал, что лучше всегда делать человека другом, чем оставлять во врагах. Гарри должен стать его природным противником: Гриффиндор, светлая сторона, золотой мальчик Дамблдора, только вот Люциус влез в игру старого интригана и сменил всю тональность. Как и Люциус, Уолден помнил отвратительную сцену, когда Снейп наблюдал за тем, как росчерком пера и несложным ритуалом рушатся все его надежды. Северус за это еще и заплатить должен был, Малфои не освобождали никого даром. Дамблдор что-то говорил о своей защите, о том, что Снейп сможет работать в школе, ведь у светлой стороны теперь сила. Северус знал, что больше, чем на год, его бы не посадили, был бы рад отсидеть этот год, но Абрахас все равно разорвал вассальные клятвы, чтобы из тюрьмы выпустили его собственного сына. Принять его вассальную клятву снова Люциус не мог: Снейп был связан теперь клятвами самому Дамблдору, не вассальными, ни в коем случае — подобного рода средневековье претит силам добра.       На раннем завтраке Драко не присутствовал, чему Гарри был рад: Малфои и Уолден принялись вспоминать свои школьные будни, наверняка Драко слышал тысячу раз эти истории и потому перебивал бы и требовал что-то новое. Гарри же ловил каждое слово. Люциус, поглядывая на Гарри, рассказал, как отводил в гостиную Гриффиндора рыжую первокурсницу, которая плакала в подземельях, заблудившись, а Кровавого барона боялась. — Да уж, — хохотал Уолден. — Она потом сказала в спальне, что ее проводил старшекурсник со Слизерина, похожий на ангела, а кто у нас похож? — Меня так потом до самого выпуска поддразнивали, — закатил глаза Люциус. — А я предлагал на меня молиться. — А папа? — с горящими глазами спросил Гарри. У него от родителей были лишь альбом с десятком фотографий и несколько общих фраз из книг и газет, потому он жадно ловил все. — Я как-то за его отработкой следил, — вспомнил Люциус. — Его и Сириуса Блэка. Летом после первого курса Беллатрикс гостила у дяди с тетей и все время грызлась с Сириусом, и они с Поттером решили отомстить ей. Семикурснице! — И что? — Да ничего, я их еле отбил, — фыркнул Малфой. — Эти мелкие м-м-м… они отстригли ей косу! Причем хотели две, но успели только одну. А у нее свадьба зимой. Рудольфус между ней и Медой выбрал Беллс исключительно из-за ее роскошной гривы. Поттеры потом из Японии везли какое-то зелье, которое отрастило ей волосы. — Мой отец был хулиганом? — пораженно спросил Гарри. — Еще каким, — Макнейр снисходительно посмотрел на него. — Снейп от него седел просто. И Макгонагалл тоже, я вообще не помню, чтобы она снимала баллы со своего факультета, но Джеймс Поттер ее доводил даже до этого. — Я тоже, — тихо сказал Гарри. — На первом курсе. Пять… пятьдесят баллов.       За столом воцарилась тишина. — Но Снейпа-то ты не бесишь? — с надеждой сказал Уолден. — А то он на фамилию Поттер в юности стойку делал.       Гарри опустил глаза. Они обокрали профессора на втором курсе, подозревали на первом, хотя он на самом деле помогал и пытался спасти. — У меня не получаются зелья, и он воспринимает это как личное оскорбление, — наконец сказал Гарри почти правду. — Но я занимался все лето и почти выучил рецепт. — Какой рецепт? — не поняла Нарцисса. — Домашнее задание. Выучить состав и способ приготовления Феликс Фелициас, — вздохнул Гарри. — Я уже выучил, но на последних строчках еще запинаюсь, а он мне не простит. — Феликс Фелициас проходят на шестом курсе, если не на седьмом, — странным голосом сказал Макнейр. — Снейп рехнулся? Там же рецепт первого уровня сложности. — Кажется, я знаю разгадку, — улыбнулась Нарцисса. — Гарри, ты слышал сам, что Северус сказал это сделать? — Нет, мне… — Гарри глянул на нее и медленно закрыл лицо руками. — Так мне и надо! Вот так мне и надо! — Я ничего не понял, — сказал палач. — Мой сын решил, что заставить однокурсника выучивать разворот сложнейшего текста — это очень смешно, — с гордостью заявил Малфой. — А если учесть, что в моей библиотеке неклассический справочник, месяц у мистера Поттера был незабываемый. — Вы знали! Вы давали мне книгу, я при вас искал рецепт! — воскликнул Гарри. — И не сказали мне! — Потому что это твое дело. Мало ли зачем тебе понадобилось это зелье? Ты меня не спросил, ты сказал, что тебе нужен состав. Если тебе что-то нужно, надо говорить прямо, а не надеяться, что твой собеседник догадается сам. — У маглов есть выражение «святее Папы Римского», — саркастично сказал Гарри. — Так вы — слизеринее Салазара. — Почту за комплимент, — чуть поклонился Малфой.       Уолден отбыл из дома сюзерена в прекрасном настроении; последний год ему осталось работать в министерстве. Малфой предложил ему уволиться перед Чемпионатом мира по квиддичу и стать телохранителем для него и его семьи, на что Макнейр с радостью согласился. Что-то назревало, он чувствовал, не понимал, что именно, но Люциусу доверял. Малфои вытащили его в прошлый раз, Абрахас намеренно допустил ошибку в ритуале, разрывающем вассальные клятвы, рискуя собой и сыном, Люциус вернул ему пусть и небольшую, но все же часть былого состояния — почему бы не поучаствовать в том, что делает Малфой, снова? Макнейр ни о чем никогда не жалел, и когда Люциус говорил об ошибке, мысленно пожимал плечами.       Воспоминания о Добби вытеснились в голове Гарри разговором за завтраком, днем Драко снова потащил Гарри летать, чтобы в последний раз насладиться свободным полетом без тренировок, обозначенной разрешенной территории и домашних заданий, съедающих все время. Нарцисса подошла к Люциусу, который через огромное окно смотрел на то, как мальчики гоняются друг за другом над расчерченным белыми дорожками садом, нагнулась, обняла его сзади за плечи. — Зайди сегодня к Гарри, — проговорил Люциус, не отрывая глаз от черных на фоне яркого неба силуэтов. — О чем мне с ним поговорить? — спросила Нарцисса, касаясь его щеки волосами. — О Лили Эванс. О Северусе. Нет, он не любил ее, они дружили. Пусть Джеймс выглядит… таким, каким он был, без героической мишуры. Чем больше расскажешь, тем лучше. Пусть он не видит в нем пример для подражания. — О Дамблдоре? — подсказала Нарцисса. — Мне есть что сказать. — Не стоит, — чуть поморщился Люциус. — Гарри начинает видеть сам.       Дамблдор промахнулся только в одном, он недооценивает детскую память и юношеский ум, а это очень большая ошибка, если иметь дело с целой школой.       Люциус помнил полные ужаса глаза директора Дамблдора, выцепившие его в толпе первокурсников. Помнил бесконечные веселые и интересные беседы в набитом разными непонятными вещами кабинете директора, а в противовес им нескончаемый шепот за спиной — дитя инцеста, Абрахас ведь женился на родной племяннице — и ступор тех, кто сражался в войне против Гриндевальда, при любом взгляде на его лицо. Шепот отца, укачивающего его перед сном: Люциус, уже старшекурсник, бился в истериках и отказывался возвращаться в некогда любимый Хогвартс, все витражи Малфой-мэнора были заменены на простые стекла. Абрахас обнимал единственного сына и шептал: «Магия превыше всего. Магия превыше всего. Магия превыше всего». Помни, Люциус, помни: боль и горе проходят, счастье тлеет и умирает, магия остается. Не предавай магию, Люциус. Ты — свет, ты мой свет, мое счастье и надежда.       Батильда Бэгшот схватилась за сердце, увидев его впервые: Геллерт? И все становится на свои места: жена Абрахаса Малфоя — дочь Геллерта Гриндевальда и свидетельство о том, что в Англии будущий узник Нурменгарда и истинный Темный лорд бывал отнюдь не только ради Альбуса Дамблдора. Абрахас принял идеи Геллерта, хотя никогда не был сторонником войн, у него все же была армия вассалов. За Малфоев воевали всегда другие, и Абрахас терпеливо ждал, пока Волдеморт свергнет для него существующую власть, чтобы предстать третьей силой, примирившей истощенных противостоянием враждующих. Люциус ошибся и выбрал сторону, и Абрахас ушел сначала с политической арены, а потом и из жизни, отдав все за свободу сына. Он не жалел и не был разочарован — он жил ради магии, и та в его сыне и внуке. Магия превыше всего, и Люциус Малфой встал на страже. Смерть мага — преступление, угасание рода — трагедия. Волдеморт был великим магом, но он умер, и настало время таких, как Малфой.       Он слишком поздно осознал и ужаснулся. Наверное, Дамблдор думал, что Люциус не запомнит странных объятий, прикосновения старческой руки к щеке. И пускай директор ничего себе не позволял, кроме допустимо ласкового отношения, Люциуса и сейчас потряхивало от воспоминаний, хотя лет в шестнадцать, уже зная, он дразнил директора нарочно: не расчесывал волосы, чтоб завивались, и в результате за столом Слизерина сидел Геллерт Гриндевальд собственной персоной в мантии старосты Хогвартса. Люциус сделал ошибку и выбрал сторону только потому, что выбрал себе врага, на что он не имел права как Малфой. С Гарри Поттером у директора другая тактика, в отношении к Гарри нет нависшей тени бывшего возлюбленного, который предпочел другого человека, женщину, потому директор более хладнокровен и сдержан. Нет прикосновений, которые и сигнализировали Люциусу о том, что происходящее неправильно, но есть та же вседозволенность.       Глядя на Люциуса, Дамблдор словно радовался его бунтам, победам, сам прикрывал его ночные прогулки, да что уж, когда Люциус пробрался в его кабинет в первый раз, чтобы примерить Шляпу и спросить, правда ли Годрик Гриффиндор специально оставил столько артефактов или, как говорится в одной из легенд, он уходил и забыл одну из сумок приторочить к седлу, Дамблдор усадил его на полночи пить чай со сладостями, которые запрещали дома, а когда Люциус, осоловев после еды и адреналина, уснул в кресле, уложил его спать. Пробуждение в чужой постели Люциус и сейчас вспоминал с содроганием: Дамблдор сидел в кресле и любовался им спящим.       Гарри же инструмент. Цель та же — привязать к себе, заставить сделать выбор, методы более отработанные, но тоже похожие — особое положение, отношение: все враги, один я и те, на кого я укажу пальцем, хорошие. Люциуса это не устраивало. Нельзя обращаться с магами как с материалом, если ты используешь человека, людьми он считал только волшебников, его верность и магию, ты должен заботиться о нем; это логически выводило вассалитет. Дамблдор, прикрываясь идеей того, что так должны поступать хорошие люди, требовал верности безвозмездно. Орден Феникса состоял на большую часть из низшего среднего класса и отрекшихся от традиций аристократов, что повелись на модную жвачку магловской демократии.       Упадка магической державы и смешения мира магии с миром маглов Люциус Малфой, потомок Малфоев и Гриндевальдов, допустить не мог. Гарри вырастет и поймет, а не поймет, так будет связан приказом сюзерена, и тогда Драко воспитает другого Поттера, чтобы возглавил род. Магия любит тех, кто хранит ее, и только глупые грязнокровки считают магию мутацией и ищут ее след в ДНК. — Дамблдор уверен, что Темный лорд возродится, — продолжил Люциус, повернувшись к жене. — Он знает, что нельзя повергнуть того, кого нет, потому не станет препятствовать его возрождению. Сделать он может это, только пока Поттер в школе: потом он может уехать, пропасть, поумнеть, в конце концов. Мальчик ничего не знает о своей семье, возможно, рассказы о ней станут инструментом по завоеванию доверия. Гарри — человек первого впечатления, и пусть мне жаль, что его эмоции настолько примитивны и не развиты, но мы должны это учитывать. Ты должна рассказать ему, чтобы ничего нового в главном он не узнал. — Зачем тебе это? — мурлыкнула Нарцисса. — Понимаю, Поттер потом поможет с выборами, когда станет совершеннолетним и открыто проголосует, но он и так вассал семьи Малфой. Ты можешь просто приказать ему. — Мне кажется, все намного серьезнее, чем представляется со стороны, — ответил Люциус. — Я хочу сохранить завесу между миром магов и маглов и потому должен стать третьей силой. Пока Дамблдор имеет хоть какую-то власть, я уязвим. Если я стану его врагом, он может уничтожить меня, я слабее. Если семья Малфой будет противостоять ему, он уничтожит нас всех. Сила должна быть равна ему; вассалы моего отца разбежались, пусть потом некоторые и умоляли меня вновь принять их. Дамблдор изничтожил Малфоев как сюзеренов, в Британии половина магов мне руки не подаст. Но Поттер… он икона для условно светлых, а спасение угасающего рода — великое благо с точки зрения условно темных. В руках Дамблдора он — сильная карта, но в моих будет еще сильнее. Так что если понадобится, я сыном его называть начну. И… дорогая. Полюби его искренне, он нам очень, очень нужен. — Я люблю кого следует и как именно следует, — усмехнулась Нарцисса такой усмешкой, какая была знакома только ее мужу. — Ты знаешь, любимый, — добавила она и легонько сжала зубами мочку его уха. Люциуса подбросило в кресле от внезапного острого чувства наслаждения, настроение сразу улучшилось. У него были сомнения, на ком жениться, хотя он сам выбрал семью Блэк, на момент заключения помолвки ему было все равно. Отец настоял на Нарциссе, и Люциус был ему благодарен до самой смерти.       Гарри уже привычно, прежде чем лечь в постель, прижался ухом к стене, разделяющей его комнату и покои Драко; Нарцисса там, он слышал ее голос. Она рассказывала сказку о том, как рыцарь пришел убить дракона и освободить город, а все его уговаривали уйти и не мешать им жить, потому что дракон свой, привычный, а еще он так долго живет среди людей, что сам стал человеком, и не надо людям другого счастья, когда они старым дорожат. — Он убил дракона? — спросил Драко. — Да, — Нарцисса вздохнула. — Потому что рыцарь тогда был глупым и не понял сразу, что нет никакого дракона. Есть только человек, который властвует, а все остальные страхом перед ним прикрывают свои собственные грехи, и чтобы не было мучительно стыдно признавать свою ничтожность, называют его драконом. — Что сделал рыцарь? — Есть несколько версий, — ответила Нарцисса. — По одной, он пришел в город из логова и сказал, что он убил дракона, и стал всем управлять. Ведь он хороший, да и никто не знал, что дракон на самом деле был всего лишь человеком. — Мне не нравится, Дамблдор какой-то. А другой вариант? — Рыцарь остался в логове, надел доспехи, в которых якобы дракон ходил в город, а горожане подумали, что дракон убил того, кто посмел бросить ему вызов. И продолжалось все по-старому. Рыцарь как-то спустился в город в доспехах, и когда его назвали драконом, не стал возражать. — Зря он вообще убил этого дракона, — подумав, сказал Драко. — На весь город два нормальных человека, и то один — дракон. — Такая история, — Нарцисса, судя по шороху платья, поднялась с кресла. — Спокойной ночи. — Мне теперь из-за тебя будут одни драконы сниться, — фыркнул Драко из-под одеяла. Нарцисса незаметно набросила на его постель Полог тишины и вышла. Гарри услышал, что она остановилась перед его дверью, и шмыгнул под одеяло, замер. Дверь медленно приоткрылась. — Ты не спишь, Гарри? — тихонько позвала Нарцисса. Гарри хотел было притвориться спящим — потом бы корил себя всю жизнь, но Нарцисса продолжила. — Я подумала, что я могла бы побольше рассказать тебе о родителях. Я ведь младше Люция, мы дольше учились вместе.       Гарри резко сел, впился взглядом в силуэт белого домашнего платья. Нарцисса зажгла огонь на кончике волшебной палочки и села рядом с кроватью Гарри, шарик света отделился от палочки и повис в воздухе между ними. — Вы дружили? — спросил Гарри, зная правду. Не дружат Гриффиндор и Слизерин. Но надо же что-то сказать. — Нет, — Нарцисса покачала головой. — Но кое-что я все равно знаю. Только пообещай мне, что завтра проснешься без капризов и не скажешь Люциусу, что мы болтали ночью, а то он меня накажет. — Накажет? Вас?! — у Гарри рот раскрылся. — Он так волнуется, если я не сплю достаточно времени, — Нарцисса небрежно махнула рукой. — И он уже давно обещал мне серьги. Если узнает, я увижу их только на Рождество. Я не могу столько ждать!       Столько очарования было в ее милом кокетстве, что у Гарри дыхание перехватило. К тому же словно появляется их общая тайна — и от кого, от самого Люциуса! От непривычного и противоестественного для Гарри осознания собственной значимости у него закружилась голова. Нарцисса, рассказывая о проделках младшекурсников, весело смеялась, как молодая девочка, прикрывала рот ладонью и смешно морщила нос. О, сколько Гарри узнал! Сколько маленьких милых подробностей помнила Нарцисса о Лили — даже то, что та носила красный лак. Нарцисса умолчала, что сама кривилась при подобной вульгарщине с точки зрения магов: девочки не красят ногти в яркие цвета, а еще не распускают волосы, не читают на ходу и за едой. Все то, что Нарцисса презирала в Лили Эванс и других «маглах с палочкой», в ее словах стало нейтральной деталью к образу. Гарри заснул счастливым, а Нарцисса, придя в комнату Люциуса на его этаже, застала его читающим в постели под светом палочки, и только то, как тяжело вздымалась его грудь в разрезе пижамной кофты, как подрагивала книга в его руках, показывало, скольких усилий ему стоило самостоятельно переодеться и лечь, и справился он только сейчас, пользуясь отсутствием Нарциссы. — Mon général, ваше задание выполнено, — томно шепнула Нарцисса, ложась с ним рядом, и добавила своим обычным голосом. — Убери книгу, я спать хочу. — Проводишь Драко завтра сама, — сказал Малфой, гася свет и укладываясь удобнее. Нарцисса прижалась к нему, просунула ногу между колен — он не почувствовал, но знал, что она всегда так делает. Люциус закрыл глаза, рассеянно перебирая ее волосы, и неожиданно быстро заснул, хотя после возвращения из Мунго и отказа от всех зелий, кроме лечебных, спал он обычно плохо, часто просыпался и больше не мог глаз сомкнуть.       Часы пробили полночь, и удивительное лето кончилось. Малфой-мэнор погрузился в сон.