Гарри Поттер и Хранитель магии

      Первый урок по Уходу за магическими существами был на следующий же день сразу после Прорицаний. Гарри шел рядом с Роном и Гермионой, стараясь не оборачиваться на Драко, который самым своим противным тоном комментировал прошлое занятие. — А потом она сказала Поттеру, что у него Грим, и я чуть не умер. От смеха. Так врачи говорят о неприятных болезнях, если вы понимаете, о чем я.       Никто не рассмеялся, и Гермиона улыбнулась, потом приняла серьезный вид и повернулась к Малфою: — А ты специалист, раз сразу узнал тон. — Отвернись от меня, синий чулок, — фыркнул Малфой. — Твое сердце не способно на любовь, — передразнил он Трелони. — По отношению к тебе — не только мое, — отозвалась Гермиона. — Ты и тебе подобные меня не интересуют, — отрезал Драко. — Всегда знала, что ты по парням, — Гермиона притворно вздохнула. — Родители знают? Если хочешь поговорить об этом, принять себя, я всегда тебя выслушаю. Тяжело отличаться в строгом консервативном мире, к тому же единственный сын лорда Малфоя… — Я тебя сейчас прибью, — Малфой полез за палочкой, но Гермиона, сатанински расхохотавшись, уже убежала вперед, оставив опешивших Гарри и Рона на растерзание злобному Драко. Нотт беззвучно смеялся, а потом притянул к себе красного от злости Малфоя и крепко поцеловал его в губы и снова покатился со смеху. — Даже не думай, что я тебе это забуду, — пригрозил Драко, но немного успокоился. — Что пялишься, Поттер, завидно? — Это он тебе завидует, — Нотт прикрыл глаза длинными черными ресницами. Пожалуй, Теодор был самым красивым на третьем курсе: вьющиеся каштановые волосы, черные глаза и ресницы — во всем его облике было что-то неуловимо восточное. Гарри подумал, что Драко никому не дает касаться своего лица, а тут поцелуй, да еще и в губы, еще и от парня… а может, среди волшебников это нормально? — Малфой рехнулся, — констатировал Рон тихо, давая понять, что нет, не нормально. — Нотт вообще странный, я вчера видел, как он вместо того, чтобы поздороваться, всех целует. В губы еще, фу.       Рон сбежал по тропинке, думая, что Гарри последует за ним, Нотт отстал, и Гарри, издали заметив Хагрида, тихо спросил у Малфоя: — У тебя успокоительное есть? — Да, — Драко нахмурился и полез в сумку. — Прими, — посоветовал Поттер и поспешил вниз, к самой кромке Запретного леса, где располагался огороженный загон. В нем никого не было. — Прошу всех встать вдоль изгороди! — распорядился Хагрид. — Чтобы всем… э–э… было хорошо видно. А теперь первым делом откройте книжки… — Что-о? — громко изумился Малфой, вставая прямо позади Гарри. Гермиона закатила глаза и на миг сжала руку Поттера, словно говоря: «Держись!» — Как это откройте? — А? — не понял Хагрид. — Как мы будем их открывать? — по слогам повторил Малфой. Он вынул свой учебник, который был крепко-накрепко стянут ремнем. Все остальные тоже достали опасные книжки. — Кто-нибудь… может открыть? — спросил Хагрид упавшим голосом. Весь класс отрицательно замотал головами. — Это же совсем просто… Надо только ее погладить. — Хагрид говорил так, точно речь шла о самой естественной вещи. Он взял у Гермионы учебник и содрал с него широкую клейкую ленту. Учебник тотчас клацнул страницами, нацелившись откусить Хагриду руку, но лесничий указательным пальцем успел погладить корешок. Книга вздрогнула, раскрылась и послушно легла на его широкую ладонь. — Ах, какие мы все недогадливые! — насмешливо воскликнул Малфой прямо Гарри на ухо; тот двинул локтем назад, но Драко был к этому готов и сразу же пребольно пихнул его в ответ. — Оказывается, всего только надо погладить! А мы и не знали! — Я… я… думал, они такие милые, — неуверенно сказал Хагрид, взглянув на Гермиону. — Просто милашки! — издевался Малфой. — Хороша шутка, рекомендовать учебник, готовый откусить руку. — Заткнись, Малфой, — тихо сказал Гарри. У Хагрида был такой несчастный вид, что у Гарри сердце разрывалось. — Сам заткнись, Поттер!       Интересно, считается ли это приказом сюзерена, подумал Гарри, но решил, что пока глава рода Малфой — Люциус, Драко может хоть обприказываться, к тому же он наверняка должен был бы что-то почувствовать, не одобряй магия его поведение. — Ну… ну вот… — Хагрид, очевидно, потерял нить дальнейших действий. — Теперь у вас… это, значит… есть учебники. Но главное — волшебные существа. Пойду сейчас приведу. Подождите… — он пошел в лес и скоро скрылся за деревьями. — Образцовый урок! — воскликнул Малфой. — Школа летит ко всем чертям! Этот олух будет нас учить! Я расскажу отцу, его удар хватит! — Вот только этого твоему отцу не хватало, — тихо сказал Гарри. — Ой! — взвизгнула Лаванда, махнув в сторону дальнего конца загона. Оттуда к ним галопом приближалось странное существо, что-то подобное Гарри видел на одной из дверей на этаже Драко в Малфой-мэноре. Туловище, задние ноги и хвост коня, передние лапы, крылья и голова — орлиные; стального цвета клюв и огромные блестящие, как апельсины, глаза. Когти на передних лапах — настоящее орудие убийства. На животном был кожаный ошейник, вместо поводка — длинная цепь, которую Хагрид прикрепил к дереву. — Гиппогриф, — благоговейно проговорил Гарри, улыбаясь. Малфой глянул на него и фыркнул: — Да уж, настоящее чудо! Гиппогриф! Никогда никто ведь таких не видел, ни у кого их нет! Уж лучше фестралы. — Разве у тебя кто-то умер, чтобы ты их видел? — спросила Гермиона. — Да, мое чувство прекрасного при взгляде на тебя! — О, ты такой тонко чувствующий, — сказала Гермиона с придыханием и приложила ладонь к щеке. Нотт снова рассмеялся, а Драко, поморщившись и не придумав ответ, отошел.       Гарри восторженно прикоснулся к шее гиппогрифа по имени Клювокрыл, продолжая смотреть ему в глаза. Поклоны, дрожь в коленях — все это ушло на задний план: гордый зверь был прекрасен. Не менее чарующим был полет, хотя Гарри бросало вверх-вниз, и он чуть не перелетел через голову, когда зверь пошел на снижение. Поттера приветствовали как победителя, когда он скатился со спины Клювокрыла. — Ты великий наездник, Гарри! — восхитился Хагрид. Поттера обступили однокурсники, поздравляли, хлопали по плечам. Дин Томас и Рон с азартом косились на гиппогрифа, но подойти пока не решались. — Отойдите, его нервирует толпа, — предупредил Хагрид, и друзья повели Гарри подальше, чтобы расспросить подробнее, как держаться и стоит ли наклоняться вперед, сильно ли мотает. — Да ты же совсем не страшный, — вдруг раздался голос Драко. Малфой спрыгнул с каменной ограды, отшвырнул огрызок яблока в сторону и широким шагом направился в сторону гиппогрифа. Хагрид побледнел, он был слишком далеко, Драко уже не остановить… — Смотрите, смотрите, Малфой — гриффиндорец! — выкрикнул Гарри, показывая на Драко пальцем. Замерли, кажется, все, а Поттер подскочил к остолбеневшему от такой наглости Малфою, схватил его руку и затряс. — Добро пожаловать на факультет храбрых львов, Малфой! Рад, что ты одумался, бросил мерзких змей и присоединился! А ну снимай свой тошнотный галстук, я завяжу тебе красно-золотой! Заслужил! К гиппогрифу с оскорблениями полез!       Взгляд Драко выражал только искреннее недоумение, пока еще не бешенство, а Гарри продолжал, уводя его в сторону, пока Хагрид отвлекал Клювокрыла. «Колорус, Гарри», подсказала Гермиона, видя, как он мучается с малфоевским галстуком, и в следующую минуту тот стал алым с золотыми полосками, но змея осталась слизеринской.       Узрев такое кощунство, Малфой отмер и взвыл: «Да как ты смеешь?!», а в следующую минуту они уже катились по земле, сцепившись, как рассерженные коты. Взвизгнул кто-то из девочек, послышался звук быстрых шагов, в следующий миг дерущихся откинуло друг от друга. Гарри осторожно потрогал разбитую губу и улыбнулся, бросив взгляд на Гермиону, но посмотрел на Малфоя, и вся радость от маленькой победы улетучилась: Драко держал на весу руку, в которую воткнулась довольно толстая деревяшка, и рукав у него до локтя промок от крови. — Отец тебя убьет, — совершенно искренне сказал Малфой и без чувств осел на листья. — Хагрид, ему нужно в больничное крыло! — Гермиона подлетела к Драко и перевернула его на спину, в тот же миг ее оттолкнула Панси Паркинсон. — Убери от него руки, — прошипела она и подняла Драко в воздух левитацией. Хагрид наконец-то утихомирил гиппогрифа, но сделать уже ничего не мог, урок был провален, и Гарри чувствовал вину за это. С другой стороны, если бы не он, Драко бы подрался с гиппогрифом, и вряд ли сейчас вообще был бы жив. Конечно, Люциус не обрадуется, и Драко был абсолютно прав, когда сказал, что он его убьет — в переносном, конечно, смысле. Оглядевшись, Поттер понял, что весь Гриффиндор воспринял угрозу Драко всерьез. Гарри представил себе головомойку от Малфоя, и свет показался ему черным. Единственный шанс — написать Люциусу до того, как Драко очнется и сделает это сам. — Мне надо в совятню, — заявил он и, забыв попрощаться с Хагридом, припустил так, словно за ним гнались все дементоры Азкабана разом.       Ночью он пробрался в больничное крыло, где Драко, сопя от напряжения, лежа писал отцу письмо правой рукой: он был левшой и на сучок напоролся именно левой ладонью. — Я тебе отомщу, — заявил Малфой, радостно бросив перо. — Что за идиотское поведение? Ты что, рехнулся? Провел всего одну ночь с гриффиндорцами и заразился тупостью? — Не ори, — Гарри свернул мантию-невидимку. — И я уже написал лорду Малфою, как все было на самом деле. — Ты ничего не понял, — фыркнул Драко. — Ты реально веришь, что спас меня? Ты тупой. Никто не привел бы на урок по-настоящему опасного гиппогрифа, а их отучают от нападений. Это только дикие с поклонами и прочим, а так это просто ритуал наездников, дань традициям. У моего отца был гиппогриф, он сам на нем катался, ты думаешь, он кому-то кланялся? Да он его по морде лупил, когда тот к нему в карман лез. Они послушные, даже послушнее фестралов. — Драко, Хагрид привел дикого гиппогрифа, — вздохнул Гарри. — Настоящего дикого гиппогрифа из Запретного леса. И Клювокрылом назвал сам. — Ну да, — протянул Малфой. — Ни в одном заповеднике не дали бы такое идиотское имя. Что?! — вдруг до него дошло. — Дикий гиппогриф на уроке?! Да мой отец… да его в Азкабан надо за такое! И Дамблдора тоже! Мало того, что преподаватель недоучка, так еще и притащил дикого гиппогрифа! — Мистер Малфой, — раздался вдруг голос директора, и мальчики резко обернулись. — Что?! — взвинченно проговорил Драко. — Скажете, что я не прав? Что у этого… преподавателя есть хотя бы школьный аттестат?       Дамблдор молча и долго смотрел на него, потом сел в появившееся из воздуха кресло. На Гарри он не обращал никакого внимания. — Мистер Малфой, вы должны понимать, что поиск преподавателя — нелегкая задача, — проговорил он доброжелательно. — Далеко не многие волшебники стремятся к работе в школе, а специалистов из этих желающих можно пересчитать по пальцам одной руки. — Выпишите преподавателя из-за границы, — пожал плечами Драко. — Ах, я забыл, у вас же хоть маглы пусть преподают, только бы британцы. — Здесь британские школьники, мистер Малфой, и иностранец не может понять мышление и чаяния детей другой страны и учить их. — Здесь половина не британцы, — фыркнул Драко. — Я на четверть немец, у Нотта британская только фамилия, Паркинсон наполовину голландка, Забини итальянец, Гойл на четверть чех, на четверть американец. Это навскидку. — Ты говоришь только о Слизерине, — заметил директор. — Да? Хорошо. Гриффиндор: Лонгботтом — Новая Зеландия и ЮАР, Вуд, Грейнджер и Томас — Австралия. Да у вас британец — один Поттер, и то никто не знает, что там было намешано в крови его матери. Математика, директор, — насмешливо сказал он, пока Гарри думал, откуда он знает про Дина и Гермиону. — В Британии двадцать восемь священных семей, если бы мы не брали жен с континента, мы бы все выродились уже. — Я знаю, — мирно проговорил Дамблдор. — И знаю, от кого рожден Люциус Малфой. Это последствие вмешательства иностранцев, не так ли?       Гарри показалось, что Драко сейчас опять упадет в обморок, так тот побледнел; Дамблдор как ни в чем не бывало повернулся к нему, положив руку на перебинтованную ладонь Драко. — Что вы делаете здесь ночью, мистер Поттер? — Я хотел извиниться, — ответил Гарри. — Перед мистером Малфоем. Это же я виноват в том, что он здесь, — он повернулся к Драко. — Прости меня, Малфой, я не хотел, правда. — Пошел ты к черту, Поттер, — Драко посмотрел на него благодарно, воспользовался предлогом и, вырвавшись от Дамблдора, свалился на подушку, укрылся одеялом с головой. — Идем, Гарри, — вздохнул директор и, приобняв Гарри за плечи, вывел его из лазарета. — Не расстраивайся. Я уверен, что мистер Малфой просто рассержен и испуган из-за дементоров и гиппогрифа. Он так боится собственной крови, — он покачал головой. — Почему вы сказали про Люциуса Малфоя? — спросил Гарри. — Гарри, ты должен понять, — Дамблдор остановился и заглянул Поттеру в лицо. — Идеи зачастую переживают тех, кто породил их. Я противостоял как тому, от кого Люциус происходит, так и тому, кому он служит. — Мистер Малфой на свободе, значит, он полностью оправдан, — Гарри не понял, запомнил и решил поразмышлять позже. — Некоторые преступления не получается доказать, — Дамблдор вздохнул. — А как доказывают магические преступления? — ухватился за возможность узнать про Сириуса Гарри. Он не знал его, но сочувствовал человеку, просидевшему столько лет в компании мерзких существ. Тот дементор в поезде и минуты не пробыл в купе, но Гарри не мог отойти целые сутки, а тут двенадцать лет.       Дамблдор внимательно посмотрел на Поттера. Он с появления Гарри в Большом зале заметил изменения: Гарри явно выглядел лучше, чем раньше. Он никогда не отличался здоровьем, но после лета он дважды приезжал измученным и усталым, а на сей раз даже встреча с дементором не особо на него повлияла. Амулет, защищающий от большинства порч и сглазов и блокирующий особо сильные проявления вредоносной магии, был явно выдан ему в Гринготтсе. Поверенный не мог предложить его сам, и Дамблдор предположил, что Гарри вошел в сейф, увидел амулеты и взял понравившийся, как и магические очки — у Поттеров такого добра в сейфе предостаточно, шутка ли, потомственные мастера Артефакторики.       Он не тревожился, изменения — признак взросления, но эти вопросы… они напомнили одного очень въедливого человека из прошлого: специфически растянутое слово «почему» и мнимо непонимающий взгляд. — По-разному, в зависимости от преступления, — уклончиво ответил он.       Нельзя сказать, что Дамблдор был жестоким интриганом или эгоистичным манипулятором. Нет, он искренне жалел Гарри Поттера, мальчика, которому судьба уготовала столь сложный и короткий путь. Но у него не было другого выхода: остановить Тома Реддла мог только Избранный, а чтобы ребенок был способен на такое, его надо воспитывать определенным образом, сформировать его характер, закалить в огне. Будь Гарри таким, как Драко Малфой, сумел бы он противостоять злу? Никогда. Драко еще на первом курсе, получив мантию-невидимку, понес бы ее отцу на экспертизу, а узнав о философском камне, почитал бы про него и решил бы сделать сам, чтоб позолотить все свои запонки. Люциус был не таков — не мальчик, ураган, дикий, неуправляемый, с магическими выбросами даже на старших курсах, способный до белой зависти и как две капли воды похожий на своего деда, только глаза от матери. Как все-таки жаль… — Но если суд не смог доказать преступлений лорда Малфоя, то презумпция невиновности говорит, что он такой же гражданин, как все прочие. Люциус Малфой — сын Темного лорда? — наугад пальнул Гарри, потому что никаких других причин напоминать Драко о родственниках нет. Прислушался к себе, страшно ли ему, если Дамблдор ответит «да»? Нет, не страшно. — Нет, — Дамблдор не удержался от улыбки, представив себе лицо Тома, если бы ему объявили, что он — отец Люциуса. Реддл и Абрахас, насколько он понимал природу чувств их обоих, друзьями не были, но знакомство поддерживали близкое. — Но Люциус служил ему. Волдеморт хочет вернуться, а его сторонники ждут его возвращения.       Прежний Гарри принял бы на веру, у нынешнего снова возник тот же вопрос: «Почему?» Почему Дамблдор считает, что едва выкрутившиеся маги, потерявшие родственников в Азкабане, хотят возвращения Темного лорда? Но нынешний Гарри был умнее настолько, что не только задавался вопросами, но и понимал, что есть моменты, когда озвучивать их не стоит. Выводы и без того ясны: у Люциуса Малфоя среди близких родственников есть имя, которое может помешать ему, имя настолько значимое, что оно одно может перечеркнуть все его усилия по достижению былого могущества рода. Доказательств преступлений самого Люциуса нет. Дамблдор уверен, что именно Люциус хочет возродить Волдеморта, хотя это не так, потому что тогда Волдеморт захочет убить его, Гарри, а Люциус давал ему клятву защищать. Может, директор думает, что Сириус бежал из Азкабана, чтобы помочь Малфою возродить Темного лорда? Тогда зачем Люпин…       Как там объяснял Люциус, для того, чтобы враг был повержен, в первую очередь нужно… что, Гарри? Нет, не оружие. Не храбрость, нет! Не знания. Не сила.       В первую очередь нужно наличие врага.       Ну что ж, Гарри впервые посмотрел на Дамблдора со скепсисом. Как сказал бы все тот же Люциус Малфой, делец из него никакой.