Деревня Скрытого Дождя. Раннее утро, вечный ливень и мокрые плащи. Кисаме было как-то всё равно, ведь мечник из Деревни Тумана не прочь был хорошенько искупаться даже в дождевой воде. Итачи ненавидел дождь. И не только потому, что едва терпел холодные капли, падающие на лицо и одежду, которая с каждой секундой становилась все более мокрой и тяжелой. Пейн созвал всех в главное убежище, чтобы в очередной раз собрать информацию и выдать новые миссии. Итачи и Кисаме прибыли первыми. Больше месяца их не было здесь, и теперь душные темные коридоры казались им почти незнакомыми. Почти.
— Пока все не соберутся, может нам стоит передохнуть? — спросил Кисаме, зевая. Звук дождя за окном разморил его, и Хошигаки жутко хотел спать.
— Хорошо, — коротко ответил Итачи, наблюдая за тем, как капли воды стекают вниз по стеклу кривыми дорожками.
— Вам лучше переодеться, а то так и заболеть недолго, — Кисаме переложил самехаду на другое плечо и пошел вперед, но остановился, завидев, что напарник стоит на месте. — Вы не идете, Итачи-сан?
— Я подойду позже, — Учиха откинул со лба мокрые чёрные пряди и отрицательно мотнул головой. — Иди.
Кисаме ничего не ответил. Только ненадолго задержал взгляд на напарнике, который показался ему немного взволнованным, что было странно видеть со стороны практически безэмоционального Учихи. Прежде после миссий они всегда возвращались в их комнату вдвоем, проводили время за долгими разговорами или игрой в сёги. Потом Кисаме крепко засыпал, а Итачи мог спокойно почитать в тишине. Хошигаки сначала намеревался спросить, почему же напарник остается один в коридоре, но решил, что тот имел право не посвящать его в свои личные дела, и пошел прочь, молча подчиняясь. Как и было всегда.
Когда шаги Кисаме смолкли, а чакра отслеживалась на приличном расстоянии, Итачи вдруг прерывисто выдохнул и вцепился пальцами в деревянный подоконник, склонив голову. Дождь отравлял его изнутри. Ещё с ночи его не покидала мысль о том, что должно произойти что-то непредвиденное. Такое, что хотелось кричать не своим голосом от безысходности, спрятаться ото всех, притвориться, что ничего вокруг не существует. Виски сдавливало тупой болью, а горло саднило от желания закурить. Но сигареты закончились еще неделю назад, а по дороге в убежище, как назло, не было ни одной деревушки, где можно было купить хотя бы одну пачку.
Итачи простоял так несколько минут, тупо пялясь в грязную поверхность подоконника, покрытого слоем пыли и паутиной по углам. Дерево потрескалось от повышенной влажности, и в многочисленных щелях завелись мокрицы. В голове было практически пусто. И все мелкие побочные мысли исходили из одной большой и мрачной, как противные мокрицы из глубокой щели. Это тяготило сильнее, чем насквозь промокший плащ, прилипший к телу, словно вторая кожа. Вспоминал ли он о нем? Носил ли ленту или давно уже потерял ее в бою? А что если с ним что-то случилось? Что если это удручающее состояние, как вещий плохой сон, увиденный перед бедой?
Итачи подался вперед и приложился лбом к холодному стеклу, чтобы остудить перегретую голову. От этого было мало толку, но шум ненавистного дождя заглушал его бесконечные думы. Все нормально, все хорошо. Он просто задерживался, а они просто пришли раньше.
До комнаты Тсукури, находящейся в другом конце коридора, было чуть ближе, чем до комнаты Учихи, поэтому Итачи без раздумий свернул в другую сторону, и уже через несколько секунд был возле знакомой двери. Короткий стук. Раз, два, три. В ответ тишина. И на что он надеялся, если прекрасно знал, что там никого нет? Да ни на что. Просто, если бы все обитатели были внутри, то Итачи никогда бы так не постучал, да даже близко не подошел бы сюда. Слишком безрассудно для гения клана. И почему-то слишком страшно.
Учиха еще раз едва слышно ударил костяшками по двери, слыша, как за ней в пустом помещении коротко раздалось эхо. С влажных волос и плаща без конца падали капли, собираясь в лужицу у ног. Итачи мог бы следить за ними еще долгое время, давясь от отвращения к погоде в Амегакуре, но появление чужой чакры на территории убежища заставило его вынырнуть из омута отчаяния и бесшумной тенью проскользнуть по коридору, скрываясь за дверью уже своей комнаты, где его терпеливо ждал напарник.
— Кто-нибудь еще вернулся? — спросил Хошигаки, когда Учиха проследовал к своей кровати, стянув с себя плащ и бросив его на спинку стула сушиться.
— Да. Кажется это Хидан и Какудзу, — тихо ответил Итачи. Постель скрипнула, прогнувшись от веса хозяина.
— Остались только эти двое, — усмехнулся Кисаме, вспомнив вечно спорящих об истинном искусстве напарников.
— Что-то мне подсказывает, что мы их еще долго ждать будем, — сказал Итачи, ложась на спину и прикрывая рукой глаза.
— Ха-а? С чего это вдруг? — недоуменно протянул акулоподобный. — А впрочем, нам же и лучше. Можно подольше отдохнуть от заданий. Сыграем в сёги, Итачи-сан? — Хошигаки хлопнул ладонью по коробке, и фигурки внутри подпрыгнули и зашуршали.
— Не сейчас, Кисаме. Я слишком устал с дороги, — Учиха грустно улыбнулся, убрав руку от лица, чтобы посмотреть на напарника, и тут же отвернулся от него к стене, безмолвно намекнув на конец диалога. Дождь за окном усилился, и яркие вспышки молний освещали полутемное помещение.
Хошигаки вздохнул и убрал настольную игру пылиться обратно на полку. Не впервые ему отказали. Сначала мечнику думалось, что Итачи просто надоело, но в последнее время на его вопросы был всего лишь один ответ – я устал. И Кисаме мирился с этим, ведь сам чувствовал себя, будто выжатый лимон после нескольких месяцев скитания по странам в поисках информации по хвостатым и ещё кучи разных дополнительных заданий от Лидера. Да и обладатель шарингана не отличался крепким здоровьем, несмотря на то, что частенько злоупотреблял сигаретами, отмахиваясь от замечаний напарника. Иногда Учиха мог и сам проявить желание поговорить по душам, и в те моменты он становился самим собой – спокойным, рассудительным не по годам и мудрым. Эти качества привлекали Кисаме, и хотелось слушать его тихий голос бесконечно, и неважно, какой была тема разговора. Но бывало и так, что за целый день напарники перекидывались лишь скудной парой тройкой дежурных фраз и вновь замолкали. Что творилось в голове у Итачи в эти моменты, Кисаме не знал, но чувствовал, что сердце его неспокойно. Он больше курил, сжимая сигарету подрагивающими пальцами, заметно нервничал перед боем и плохо спал по ночам. И почему-то это обострялось именно тогда, когда рядом был взрывной блондин с голубыми глазами, бесстрашно орущий ему в лицо об уничтожении всех Учих. А Итачи только хмурился и пропускал его слова мимо ушей, хотя с врагами, выразившимися подобным образом, поступал довольно жестоко. А тут даже помог нерадивому Тсукури, хотя их с Кисаме цель миссии находилась в совершенно другом направлении. Хошигаки столько раз порывался расспросить Итачи обо всем, но чувствовал, что они все ещё слишком далеки от того, чтобы показывать друг другу свои скелеты в шкафу.
Время тянулось, будто стрелки часов специально двигались медленней обычного. Дождь за окном наконец прекратился. Из коридора иногда доносились крики Хидана, матерящего Какудзу на чем свет стоит. А Сасори и Дейдары все не было. Итачи лежал с закрытыми глазами и пытался ни о чем не думать. У Кисаме после последнего разговора с ним сон никак не шел, и мечник просто смотрел на спину Учихи, понимая, что тот тоже не спит. Но заговорить почему-то не решался.
Когда первые сумерки опустились на Амегакуре, Итачи наконец задремал. Совсем поверхностно, так, что слышал все звуки вокруг, но при этом видел красочные картинки: высокое голубое небо с кучей пушистых облаков, парящая белая птица, золотые пряди, развевающиеся на ветру, черная лента, обвивающая знакомое тонкое запястье. Атмосфера спокойствия накрывала с головой, и сознание само собой расслаблялось.
Начавшийся за окном ливень сменил кадры сна, и вместо приятных образов появились новые, нагоняющие тоску, страх и чувство паники. Снова те блеклые голубые глаза, но не от алкоголя или наркотиков. Как будто жизнь медленно угасала в них. Птица стремительно планировала вниз, налетая белой грудью на верхушки деревьев. Разорванный плащ Акацуки, лежащий на земле в какой-то темной луже. Но это была не вода. Металлический запах ударил в нос, а на фоне послышались отдаленные крики, которые быстро приближались и давили на ушные перепонки до тех пор, пока невозможно было выносить этого шума и резкого запаха. Итачи открыл глаза и сел на кровати, мгновенно осознавая, что это не сон.
— Кажется, они вернулись, — тихо сказал Кисаме, но его слова не были услышаны.
Выйдя в коридор, Итачи едва сдерживал себя, чтобы не побежать. Сердце бешено колотилось в груди, ноги стали ватными, а мозг отказывался воспринимать реальность. Будто он видел страшный сон, который продолжался уже наяву. Сейчас Учиха понимал только одно – ему нужно успокоиться и дойти до того места, где ему не открыли несколькими часами ранее, проверить, все ли в порядке с Дейдарой, и наконец отбросить глупые мысли.
Но путь Итачи преградил Хидан. Он, словно серая тень, отделился от стены и встал на проходе, не дав подойти ближе.
— Куда прешься? Какудзу велел никого не впускать, пока он работает, — Мацураси грубо схватил Итачи за предплечье, остановив его руку, тянущуюся к двери.
— А ты ему слугой сделался? — таким же вызывающим тоном парировал Учиха, но тут же смягчился, поняв, что так ему не удастся узнать, что произошло. — Насколько серьезно они пострадали?
Хидан отступил и несколько секунд пристально рассматривал Итачи, будто пытаясь найти в нем какой-то подвох. Но Учиха выглядел спокойно и уверенно. Только снаружи.
— Зачем тебе это знать? — съязвил язычник, хищно ухмыльнувшись.
— Просто хочу понять, сколько еще нам тут торчать без дела, пока эти двое не будут в состоянии посетить собрание Лидера, — Итачи говорил отстраненно и холодно. И даже самый умелый распознаватель лжи не сразу определил бы его отвращение к своим же словам.
— Кукольник в порядке. Только шарнирчики свои подкрутит и как огурчик, — гоготнул Хидан, будто рассказал анекдот.
— А Тсукури? Запах крови явно не от Сасори, — Итачи попытался сделать шаг к двери, но Мацураси снова встал на пути, глядя свысока своими алыми глазами.
— Верно подмечено. Блондинчику хорошенько досталось. Ему оторвало обе руки, крови потерял много, — от этих слов внутри Учихи все похолодело, и он невольно посмотрел на пол, где неровной дорожкой расплывались багровые капли. — Сасори притащил его полуживым. Он кричал что-то про сигареты, пещеру и искал какую-то ленту. Полнейшая херня. Бредил, короче, — Хидан зевнул и прислонился спиной к двери.
Итачи замер и сжал кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони. Воспоминания, как лента немого кино, пронеслись перед глазами, заставив капли холодного пота выступить на лбу. Страх потерять его сейчас был настолько велик, что хотелось распахнуть эту чертову дверь, подхватить на руки ослабленного Дейдару, который явно будет усердно сопротивляться Учихе даже будучи при смерти, и сбежать очень далеко. Туда, где будут только они вдвоем, уничтожать друг друга взглядами, кричать проклятия, драться до сбитых в кровь костяшек, ненавидеть лютой ненавистью, а потом вновь сжимать холодные тела друг друга в крепких, до хруста костей, объятиях, курить сигареты, выдыхая дым в горячие губы, и без слов понимать, что это не вражда, а их странная, абьюзивная, дикая животная привязанность, которая нужна им обоим, как кислород или медленно убивающий никотин.
Дейдара – его личная зависимость, худший наркотик. И если он умрет там, за дверью, за этой жалкой фанеркой, которую Итачи пока не в силах переступить и спасти его самостоятельно, или хотя бы на несколько секунд взглянуть в голубые глаза, то Учиха не поленится спуститься в ад, чтобы найти его там и убить еще раз. За то, что был слишком слаб, а потом воскресить вновь и высказать все накопленные чувства, как есть. Плевать на гордость, на клан, на младшего брата, на Акацуки, да на весь мир ему будет плевать. Только бы взрывной блондин испепелял его ненавидящим взглядом вновь и вновь, а потом обнимал, утыкаясь носом в шею, пылко целовал и шептал, что это просто благодарность за спасение. А в золотистых волосах ветер трепал бы черную ленту, и последняя сигарета наполняла бы едким дымом две пары легких.
— Да не ссы, еще успеешь ему отомстить, Учиха, — усмехнулся Хидан, когда Итачи вдруг надолго замолчал, — Какудзу его подлатает. Полежит пару деньков твой ненаглядный Тсукури и заебись! О, кажется, закончили.
Дверь за спиной Мацураси дернулась, и джашинист едва успел отскочить, прежде, чем Какудзу с ноги открыл себе выход. Руки казначея Акацуки по локоть были в спекшейся крови, и Итачи даже успел заметить, что под ногтями и между пальцами отступника застряли ошмётки кожи.
— Ты что встал на дороге, язычник херов? — рыкнул Какудзу на своего напарника, но, увидев в коридоре еще одного человека, внимательно осмотрел нежданного посетителя сверху вниз ядовито-зелеными глазами. — А Учиха что здесь забыл?
— Пришел навестить нашего пострадавшего, старый ты мудак! Чуть позвоночник мне не вынес! — Хидан усердно потирал ушибленное место на спине. Все же распахнутая дверь успела его задеть.
— Ничего страшного. Ты все равно бессмертный, — раздраженно плюнул казначей и вновь посмотрел на Итачи, — Тсукури ещё слаб, но руки удалось сохранить. Три дня, и все заживет, как на собаке.
Завершив свой своеобразный доклад, Какудзу схватил Хидана за шею все ещё грязными руками и под трехэтажные маты язычника, пытавшегося выбраться из нежеланных объятий, повел его в сторону кухни выпить за завершение миссии и пересчитать полученные деньги. Итачи проводил странноватую парочку долгим взглядом, пока не осознал, что дверь перед ним была открыта. И внутри ощущалась лишь одна чакра; поток был медленный, а сердцебиение едва прослушивалось. Дейдара лежал на своей кровати, укрытый одеялом до самого подбородка, отчего руки нельзя было разглядеть. На лбу подрывника выступили капельки пота, а щеки порозовели от поднявшейся температуры – организм боролся с занесенной инфекцией. На подрагивающих ресницах застыли соленые слезы. Иногда Тсукури рвано вздыхал и тихо постанывал от боли, дергая пришитыми конечностями. Итачи прикрыл за собой дверь и прошел внутрь комнаты. Окно пришлось сразу же открыть, чтобы проветрить помещение от ужасного запаха гнилой плоти и крови. Также Учиха нашел среди разносортного хлама глубокую миску и наполнил ее холодной водой из кувшина, а после опустил туда более менее чистую тряпку и приложил смоченный кусок ткани ко лбу Дейдары, чтобы хоть как-то помочь ему снять жар. Тсукури задышал ровнее и щеки стали здорового оттенка. Когда Итачи в который раз решил поменять высохшую тряпочку, внезапно его руку перехватили ледяные, до того ослабленные пальцы, что больше походили на пальцы мертвеца – перемотанные бинтами до самых кончиков с выступившими кое-где красными пятнами. Дейдара вымученно открыл глаза и проморгался пару раз, чтобы четче видеть человека перед собой.
— И- Ита-чи… — прохрипел блондин, когда Учиха обеими руками сжал его ладонь и поднес ее губам, опаляя горячим дыханием, чтобы согреть.
— Ничего не говори. Тебе нужно отдохнуть пару дней, чтобы шрамы затянулись, — тихо сказал Итачи, пытаясь унять дрожь во всем теле. Ведь она точно была не от сквозняка.
— Ну уж нет. Когда я встану, а это будет очень скоро, то размажу твои мозги по стенке. Будь готов, — Дейдара улыбнулся через боль, но тут же снова скривился.
— Это ещё почему? — недоуменно спросил Итачи и нахмурился, но руку Тсукури не отпустил.
— Потому что не пришел ко мне раньше. Я так надеялся, что гений клана Учих соизволит созерцать страдания простого смертного, — съязвил Дейдара в своей обычной манере, и не будь он сейчас прикован к постели, Итачи точно бы двинул ему за такое. Достал, честное слово.
— Жду не дождусь. Только вот мне Хидан рассказал, что кто-то орал тут про пещеру, сигареты и, кажется ещё про лент-
— Заткнись, а! Черт, что за бред я нес? — подрывник хотел было хлопнуть себя по лбу, но вторая рука пока не слишком отзывалась на попытки пошевелить хотя бы пальцем.
— Но ленту ты всё-таки потерял, — с некой грустью в голосе сказал Итачи, видя, что в спутанных светлых волосах не было упомянутого предмета.
Дейдара помолчал и перевёл взгляд на окно, о чем-то усердно думая. Хрупкая ладонь то сжимала, то разжимала пальцы Учихи, но вдруг все движения прекратились, и Тсукури будто бы задержал дыхание.
— Я чувствую... В другой руке… — Итачи не сразу сообразил, о чем говорил подрывник, но когда Дейдара одним взглядом указал на одеяло, то Учиха аккуратно откинул его край и увидел, что в таких же туго перемотанных пальцах лежала черная лента.
***
— Всмысле, я тупорылый, слепой идиот? — недоуменно верещал Хидан, плетясь по коридору вслед за Какудзу.
— Я тебе это уже в сотый раз объясняю. Ты же слышал, о чем бредил Тсукури? А ленту видел? Так она не его, — казначей готов был впечатать голову язычника в стенку, чтобы тот хоть немного начал шевелить извилинами.
— А чья тогда? Может скомуниздил у кого после боя, а? — Мацураси искренне не понимал, в чем проблема.
— Дам тебе подсказку – только один человек из Акацуки носит такие ленты. А теперь думай, имбицил! Да покарает тебя твой Джашин! — Какудзу рывком открыл дверь кухни, чуть снова не прибив замешкавшегося напарника.
Хидан умело увернулся, не сдерживая поток брани.
— Да понял я, чья это лента! Не зря он припёрся, забрать решил наверное.
— Неужели! А то, что между ними что-то происходит, ты понял? — Какудзу немного успокоился и стал говорить тише. — Шашни крутят эти двое, как ясный день понятно.
— Серьезно? Я думал Учиха решил его добить. Ну или просто насладиться видом умирающего, — хмыкнул Мацураси.
— Вот поэтому ты слепой идиот, — вздохнул Какудзу, плеснув себе саке прямо в чашку.
— Повторяешься, старый хрыч!
Кисаме, который все это время стоял за дверью, прислонившись спиной к стене, лишь сжал кулаки и бесшумно удалился.
— Нехорошо подслушивать чужие разговоры, — раздался голос из темноты. Хошигаки дернулся и остановился.
— Тебе какое дело? — рыкнул акулоподобный, когда Сасори наконец вышел на свет лампы.
— Да впрочем никакого, — сухо ответил Акасуна. — А вот у тебя ещё как оно есть.
— С чего ты взял, марионетка? — Кисаме начал медленно закипать.
— К твоему сведению, я не грубил, а лишь констатировал факт. Ну раз так, то с чего бы великому мечнику Тумана ревновать своего напарника? — тихий вкрадчивый голос Сасори словно душил токсичностью слов.
— Я сам разберусь, как мне относится к Итачи. За своим лучше следи, а то вон, чуть не помер. Одни проблемы от вас, грёбаные ценители искусства, — Кисаме решил не продолжать этот неприятный разговор и как можно быстрее покинул общество Акасуны.
— Слежу. Только вот от смерти нам всем никуда не деться.
***
Спустя ровно три дня, как и сказал Какудзу, Дейдара полностью восстановился. Акацуки снова были в полном составе, и Пейн наконец мог провести собрание. Итачи не навещал Тсукури в открытую, но на прикроватной тумбочке подрывника регулярно появлялись свежие данго. Блондин фыркал и отворачивался от них, но все же потом с удовольствием съедал, пока Сасори не было на рабочем месте.
В кабинете Лидера стояла гробовая тишина. Только письменные отчеты изредка шуршали по столу. Дейдара исподтишка смотрел на Итачи и надменно отводил взгляд, когда случайно сталкивался с черными глазами. Учиха насмешливо щурился и вновь внимательно вслушивался в слова Пейна, вещавшего о новых целях организации. Кисаме молча наблюдал за блондином, сидящим напротив, и яростно скрипел зубами от злобы. Сасори делал вид, что ничего не произошло, хотя мысленно называл Дейдару придурком, а Хошигаки – собственником. И не потому, что с одним расходились их взгляды на искусство, а другой просто вел себя по-детски.
— Есть вопросы? — завершающая фраза Лидера, и отступники один за другим покинули душное помещение.
Итачи с Кисаме уже были на выходе, и Хошигаки искренне радовался, что подрывника и кукольника отправили на другой конец света. Его напарник снова будет собой. И можно будет не волноваться, что невыносимый блондин свалиться на их голову из ниоткуда.
— Эй, Учиха! — громкий окрик пронесся по коридору, заставив Итачи остановиться и едва заметно улыбнуться в ворот плаща. — Я с тобой ещё не закончил!
Дейдара вальяжно вышагивал навстречу гению клана, специально оттягивая время, чтобы насладиться натянутой маской безразличия на лице Итачи и безмерно гневной гримасой его напарника. Остановившись в полуметре от Учихи, Тсукури несколько секунд вглядывался в его глаза, пытаясь понять его истинные эмоции. Но Дейдара не был силен в этом и предпочитал действовать более решительно. Подрывник без зазрения совести схватил Итачи за плащ на груди, притягивая ближе к себе.
— Ну так и быть, пока пощажу твою башку. Но не смей умирать без моего ведома! Пообещай! — Тсукури говорил так серьезно, будто все же собирался треснуть Итачи по лицу, и Кисаме быстро перехватил самехаду обеими руками, держа ее наготове.
Итачи ничего не ответил, только молча подал жест рукой, чтобы Хошигаки опустил оружие.
— Понял меня, шаринганщик хренов? — буквально прорычал Дейдара, раздражаясь от их заметной разницы в росте. Придется немного напрячься.
Подрывник ещё сильнее потянул за плащ, заставляя Учиху нагнуться вперёд, и требовательно, дико, но все же с долей нежности впился губами в губы Итачи, кусая их до крови. Кисаме прикрыл глаза и резко отвернулся. Противно и обидно. Сасори, также ожидающий напарника, только беззвучно хмыкнул.
— Это тебе за данго. Благодарность, — блондин слизнул алую каплю с чужих губ и оттолкнул от себя Итачи, быстрым шагом исчезая за пределами убежища.
Учиха вышел вслед за ним, нагоняя отошедшего Кисаме. Хошигаки бесцельно брёл вперёд по тропинке, и Итачи хоть и чувствовал небольшую вину, но все же был рад, что тот ничего не говорил.
В бескрайнее голубое небо, впервые такое чистое за долгие дни под покровом дождевых туч, взвилась белая птица, неся двух отступников на своей спине. Золотистые волосы одного из них, старательно подвязанные черной лентой, развевал штормовой ветер. Чем дальше улетала птица, тем тяжелее верилось Итачи, что это не последняя их встреча. И не последняя благодарность, оставленная в виде царапинки на губе, как напоминание о том, что они все еще были живы и нуждались друг в друге, несмотря на неизвестное будущее, таящее в себе смертельную опасность.
— Я сдержу обещание. И ты постарайся… — слова заглушил начавшийся ливень.
Итачи ненавидел дождь. Не из-за вновь намокшего плаща и холодных капель на лице. Дождь просто закрывал собой голубое небо, напоминающее те самые глаза.
