***
Квартира Холмогоровых пустовала. Придя туда, друзья двинулись на кухню, где, поставив чайник, Ира мигом обработала раны брата. Коснувшись синего носа, она услышала, как Космос тихо шикнул от боли. — Терпи, — подметила девушка. Раз уж не хочет рассказывать, что да как, то будет стойко и смирно переносить у неё результаты своих действий, — По хорошему тебе бы повязку на нос наложить. — Ага, чтоб я дышать не мог. — Потерпишь. Будешь дышать ртом. — Рот, Ириша, для других вещей предназначен. Весьма двусмысленную фразу Пчёлкина оценила и Ира, которая махнула рукой, и Космос, который пихнул друга в бок — чтобы меньше выделывался. А то ведёт себя, как сорванец! Ещё не хватало, чтобы Пчёлкину стукнула в голову какая-то мысль — тогда уж точно беги и спасайся, кто может. О пошлости этого парня ходили легенды, и Космосу меньше всего хотелось, чтобы друг относился к его сестре подобным образом. — Ты за языком-то следи, — шепнул он Вите, когда Ира ушла в свою комнату. Сама же Холмогорова, усевшись за стол, принялась писать письмо. «Привет, Сашка! У меня всё хорошо. Я поступила в институт! С сентября меня ждёт учёба, а пока что два месяца буду скучать. Хотя, вряд ли это светит с ребятами — ты был прав. Космос вон сегодня пришёл, весь побитый, они с Пчёлой несли какую-то чушь про рыжую девчонку… Не колется, что один, что второй — прямо партизаны! У Пчёлы, кстати, тоже проблемы. Ещё до конца не вникла, но, как поняла, с родителями поссорился. Ну, ничего, помирится, не он первый, не он последний, правильно? Если бы мы с Косом каждый раз из дома уходили, мы бы вообще бомжами были! Фил на соревнованиях, должен приехать в конце июля. Думаю, тогда и отметим моё феерическое поступление. Расскажи хоть, как ты там? Как устроился? Что делаешь? Ты уехал, и как-то так непривычно стало, мы по тебе скучаем, — «Вернее, я», подсказал внутренний голос, от которого она отмахнулась, — Ждём с нетерпением твоего возвращения уже. Напиши, как сможешь, ладно? Пока не знаю твоего адреса, пишу до востребования.Обнимаю, Ира.»
Запечатав лист в конверт, девушка вернулась на кухню, где как раз закипел чайник. Космос уже разливал по чашкам кипяток, и вода окрашивалась в тёмный тон чая. Вдохнув запах, Холмогорова ещё раз расплылась в улыбке. С бергамотом, её любимый, привезённый отцом из одной командировки. «Всё таки, он поймёт мой выбор, и всё будет хорошо», — подумала Ира, отпивая глоток, а затем, глядя на Витю, произнесла: — Ну что, Пчёл, рассказывай.***
Время уже было позднее — стрелки циферблата на часах перевалили за полночь. Валера Филатов не спал. Да и разве уснёшь тут, когда на кону — разговор с человеком? И не просто с человеком, а с той, с кем уже долгое время не виделся и по кому ужасно соскучился. Парень стоял посреди коридора, освещаемого тусклым светом от лампочек на потолках, чередующихся в расстоянии примерно одна метров на пять, и, прислонившись одной ладонью к стенке, осматривался по сторонам, набирая знакомый номер. Если ему удастся остаться незамеченным кем-либо, то всё будет хорошо. А если же нет… Что ж, порядки в их клубе были довольно жёсткими. Но, похоже, сегодня ему решила улыбнуться удача, потому как после третьего по счёту гудка в трубке прозвучал нежный и ласковый голос: — Привет, — всего одно слово, а на его лице уже расцвела улыбка. Фил не мог понять, за что судьба наградила его таким чудом, как знакомство с Никой, но, каждый раз, созваниваясь с девушкой, Валера словно чувствовал улыбку, игравшую на устах красавицы. — Здравствуй, родная, — тихо проговорил он, почти полушёпотом. И мысленно поцеловал в бледную щёчку, на которой красовались очаровательные от улыбки ямочки, — Ну как ты там? — Без тебя, конечно, плохо, — девушка вздохнула, — Родители грузят своими заморочками, постоянно контролируют. Боятся, что ли, что сбегу. — Ну ты ведь этого не сделаешь, — несколько обеспокоенно произнёс парень. Вряд ли ему доставит удовольствие то, что у неё будут проблемы. Когда молчание порядком затянулось, Фил добавил, — Ник… — Конечно же, нет, — он был готов поспорить, что она сейчас усмехнулась, слегка блеснув улыбкой и в глазах. Фил слишком хорошо знал Нику, и мог предугадать её всю, не то, что до последнего слова, но даже жеста. Ему это безумно нравилось, — Разве что только дождусь тебя, и сбежим вместе. А там уже неважно, куда, хоть в самую дальнюю глушь… Фил улыбнулся. У них была общая мечта. Одна на двоих. — Тогда ты точно от меня никуда не сбежишь, — пообещал спортсмен. — Это кто ещё не сбежит, — несколько самодовольно, но по-доброму ответила она, хмыкнув, — Учти, Валера, когда мы поженимся и я стану Филатовой, то так просто ты не побежишь на свои тренировки. Как минимум полдня с женой будешь. Глаза Валеры горели каким-то безудержным светом. Пожалуй, именно это можно назвать истинным счастьем. Во всяком случае, так думал боксёр в те минуты, стоя в коридоре и, продолжая оглядываться, вслушивался в голос. Никто никогда не понимал его так, как эта девушка. Исключением являлись разве что трое друзей и Ирка Холмогорова, которую он воспринимал, как младшую сестру. А Ника… С ней всё было иначе. Он её любил. Именно так, как любят тех, кого готов вытащить из любой западни. Как любят тех, ради звонка с которыми не спишь даже ночью, нарушая правила. Как любят тех, которым… — Ник, — вдруг произнёс Фил. Он говорил ей это не раз, но, всё-таки, каждый из них был словно новым, — Я люблю тебя. И на том конце провода ему замаячила в тоне голоса улыбка. — И я люблю тебя, Валерочка. «Валерочка». Так только она обращалась к нему. Всегда. Ей было дозволено коверкать его имя так, что пацаны, услышав бы, наверное, попадали со смеху. Пускай и шутя, но всё же. А ей он позволял. И, даже не стеснялся. Напротив, Резник наградила его таким же полноправием, и сокращённое «Ника» было табу для каждого, кто не являлся носителем имени Валерий Филатов. — Когда ты приедешь? — спросила она, — Мы так давно не виделись… Это было правдой. В последний раз им удалось пересечься ещё в конце мая — тогда Ника, закончив одиннадцатый класс, упорхнула вместе с родителями на отдых сразу после выпускного. У них был только один день, чтобы насладиться обществом друг друга, а после её ожидал самолёт в Сочи, а его — буквально месяц в пыльной и душной Москве, которую, тем не менее, и он, и она любили всей душой. Судьба словно в насмешку поменяла их местами, когда июнь подошёл к концу: и вернувшаяся с отдыха Ника всего на пару дней опоздала, не застав Фила, отправившегося на соревнования в Минск. — Скоро, родная, потерпи немного, почти две недели осталось. — Целых две недели! — протяжно шёпотом взвыл в трубке женский голос, — Валер, я не выдержу так долго! — Всё будет хорошо, — успокаивал он её, — Я, как приеду, обязательно устрою тебе культурную программу. Кино, музеи… — Знаешь, меня больше интересуешь ты, а не какие-то там актёры или экспонаты! — полушутливо-полусерьёзно. — Приятно слышать, — на юношеских губах снова заиграла улыбка, обладатель которой во всех красках представлял себе эту встречу. За поворотом послышались шаги. Фил глянул туда и заметил, как вырисовывается тень. Кто-то шёл сюда и в любую минуту мог заметить его. Подумав, что это их тренер, Аркадий Семенович решил так пройтись, как он часто любил делать, парень быстро заговорил: — Всё, кто-то сейчас спалит, что я с тобой здесь разговариваю, мне нужно бежать. — Жаль, толком не поговорили. Но это лучше, чем ничего. Спокойной ночи, Валерочка. — Сладких снов, Никусь, — прошептал тот и тут же повесил аппарат, после чего пригляделся. В тени уже не было видно силуэта, но, чем чёрт не шутит? Если тренер поймает его, то Филу можно будет смело поприветствовать доп.нагрузки на ближайшую тренировку. Вернее, даже не так: за любой проступок мужчина строгих нравов карал сурово и незабываемо, двойной нагрузкой, да ещё и двойным своим вниманием. Развернувшись, он быстрым шагом, стараясь идти потише, направился в свою комнату. Там уже, лёжа в кровати, опять улыбался. Мысли о Нике, о том, что она ждёт его в Москве, любит и так искренне открыто с ним общается, приводили в неимоверное блаженство. Валера привык по жизни полагаться сам на себя, но, встретив Резник, понял, что даже у него может быть шанс. Хотя все вокруг и твердили, что это не так. Ну кто он, детдомовский сирота, и кто она — дочь инженера-строителя? Но, вот только люди не учитывали один простой фактор: любовь. Валера был окрылён мыслями о своей любви. Казалось, весь последний год, который они встречались, был наполнен каким-то ощущением чуда. Фил и полагал, что это — любовь. Ведь не зря же они принимали друг друга такими, какие есть? Без слов, упрёков и скандалов, молча, «плечом к плечу», преодолевали расстояние, усиливающееся поочерёдно его спортивными целями и её разъездами с родителями. Резник-старшие не были в восторге от увлечения дочери, но Филатов думал, что всё поправимо. В конце-концов, не враги же они, верно? А договориться всегда можно, особенно такому, как он — самому спокойному и целеустремлённому среди друзей. Ника тоже лелеяла надежды, что у парня всё получится. Он достигнет успеха, вернётся, они будут вместе, а там, глядишь, и родители примут выбор дочери, и знакомство с друзьями, наконец-то, произойдёт — смех-то, не более, что за всё время ей так и не удалось пересечься напрямую ни с Пчёлой, ни с Космосом, ни с Белым, ни даже с загадочной Ирой, о которых Фил отзывался в самом лучшем ключе. Любил ли он её? Определённо, она это знала и даже не сомневалась, поэтому, слегка ревнуя, конечно, не забывала о клятвах парня. Расстояние, разделявшее двух влюблённых, было для них сущим пустяком. По венам бежала кровь — молодая, взбалмошная и требующая счастья. Максималисты. Они полагали, что так будет всегда. Один уже не хотел разбивать лодку о прибой жизненных реальностей, а вторая была бережливо утаена от такой участи заботливостью родителей. Поэтому, когда дороги Резник Ники и Филатова Валеры пересеклись, молодые люди упрямо решили, что быть счастью. Вдвоём против всех. Ещё не подозревая, как сильно порой оно любит тишину…***
Утром Ира проснулась от истошного крика, доносившегося из коридора. Перепуганная Холмогорова, мало соображая, выскочила, пытаясь понять, что произошло. Мысленно она уже сыпала на голову мачехи разные проклятия, но, остановившись, наткнулась на суровый взгляд отца. — Что здесь происходит? — спросил Юрий Ростиславович, глядя на дочь поражённым взглядом. Спустя секунду из комнаты Космоса показался Пчёлкин и сам брат. Витя потирал лоб, а Кос, щурясь, смотрел на Надьку и отца, пытаясь отмахнуться от сна. — Батя, чё вы с утра пораньше тут развели? — Это мы развели?! — закричала Надя, — Нет, это ты объясни, почему в твоей комнате ночует этот! — она кивнула на Витю, — Между прочим, я перепугалась, могли бы и предупреждать о таких гостях! — Надя, успокойся, — попросил Юрий Ростиславович, — Космос, Ира, Витя, я жду объяснений, — он обвёл троицу взглядом, остановившись на Пчёлкине, который, признаться, своим обнаружением в комнате старшего сына так же ввёл профессора в недоумение. — Стоп, — Ира прервала допрос отца и глянула на мачеху, — А что это ты делала в комнате Космоса с утра пораньше? — Не выдумывай! — крикнула Надя, а отец вступился за жену: — Вообще-то, мы наткнулись на обувь в коридоре, и решили выяснить, откуда она. Мужские кроссовки, которые, я что-то не припомню, чтобы были у Космоса. — Юрий Ростиславович… — Пчёла хотел было сказать, что ему неудобно за сей инцидент, но Космос остановил его. — А мы, что, уже не можем привести друга на ночёвку? — Конечно, давайте теперь всех бомжей сюда ещё приведём, вместе-то оно веселее жить! — Надя сцепила руки в замок над головой, глядя с остервенением на пасынка и падчерицу. Пчёлкина женщина упрямо не замечала, и бросала в него только косые красноречивые взгляды, явно свидетельствовавшие о неисправимом недружелюбии. Закон гостеприимства никогда не был под запретом в квартире Холмогоровых, а высказывание в подобном роде не мог стерпеть никто из друзей. Юрий Ростиславович взглянул на супругу, намекая на то, что она тоже неправа в данной ситуации. — Простите, конечно, что так получилось, — извинился Витя скорее перед отцом друзей, потому как перед Надькой он не собирался извиняться, — Я не думал, что это так обернётся. Пожалуй, мне лучше уйти прямо сейчас. — Нет, Пчёл, стой, — Кос остановил друга. — Если кому и нужно отсюда выметаться, то уж точно не тебе! — ответила Ира, стреляя взглядом в мачеху, — Да, Надежда? — она притворно захлопала ресницами, усмехнувшись. — Ира, — отец собирался приструнить и дочь, но Надя уже взбесилась: — Юра, полюбуйся! Твои дети хамят мне и тащат в наш дом неизвестно кого! Одна выросла неблагодарная, а второй хулиганьё, посмотри на него, побил уже кого-то несчастного! Пчёла развернулся и пошёл в комнату Космоса, чтобы одеться. Космос, махнув рукой, двинулся за другом, но Ира, которая не высыпалась в течении экзаменов и чей покой был нарушен бессовестно и безгранично, по её мнению, так просто отдавать победу в руки слизкой жабы-мачехи не собиралась. — Что?! — она почувствовала, как ярость, закипавшая в ней с безудержной силой, буквально заслонила собой всё желание поспать, — Да кто ты такая, чтобы отчитывать меня и моего брата? Кто дал право тебе оскорблять наших друзей? Думаешь, если отец на тебе женился, то этот дом станет твоим?! Ни черта подобного, ясно?! Заруби себе на носу, что ты как была приживалкой за чужой счёт, так ею и останешься! — Не дерзи мне, девочка, я старше тебя, между прочим! — Ой, да подумаешь, на десять лет — велика разница! Зато мозгов у тебя как у школьницы, а воспитания и того меньше! — И это ты будешь говорить мне о воспитании?! Да ты дочь профессора, уважаемого человека, а ведёшь себя, как шалава подзаборная, приводишь в дом дружков своих, а потом небось и развлекаешься с ними ещё, да?! Это было последней каплей. Ира бросилась к Надьке и ухватила её за волосы, та завизжала, в комнату влетел Космос, пытаясь разнять, а Юрий Ростиславович, словно оцепенев, смотрел на то, как его дочь и жена дерутся, не прекращая при этом кричать. Ира не поняла, что случилось, но, когда Космос оттолкнул Надьку от неё, девушка пошатнулась, почувствовав, как щёку огрело горячим. Теперь уже всё переменилось: повисшая гробовая тишина олицетворяла собой Надьку, поднимавшуюся с пола — от толчка пасынка та умудрилась запнуться о кресло и повалиться на ковёр; Космоса, который смотрел на отца взглядом с примесью отвращения и опустошенности; Иру, державшуюся за собственную щёку; и Юрия Ростиславовича, профессора астрофизики, примерного семьянина по мнениям каждого, кто его знал. Сейчас мужчина смотрел на детей и не мог понять ни себя, ни их. — Да ты чё творишь… — поражённый Космос собирался полезть было на отца, сжимая кулаки в ярости, но Ира остановила брата, преградив путь. — Не надо, — тихо шепнула она ему, — Пожалуйста, Кос. Иди вместе с Витей на улицу, ждите меня там. Космос не послушался, сделав шаг вперёд, и Ира упёрлась руками в его плечи. — Пожалуйста, — буквально прорычала Холмогорова. Тот взглянул на неё и, видимо, сам всё понял. — Нет у тебя больше сына, — проскрежетал парень. Бросив ненавидящий взгляд на мачеху, Космос вышел из гостиной, зарядив кулаком в стену. Надька от этого вздрогнула, Юрий Ростиславович помрачнел, а Ира, обернувшись, посмотрела прямо в глаза отцу. Она многое хотела бы ему сказать. Прямо сейчас, выговориться, взорвавшись праведными речами от души, но не могла. Почему-то — нет. В горле застрял ком, и предательские слёзы подступили к глазам. Не так она себе представляла это утро, и вообще эту… жизнь? Холмогорова в который раз с обидной очевидностью признала, что её жизнь терпела крах. Это был предел, как черта дозволенного, перешагнув которую, невозможно вернуться назад. — Ты сам сделал свой выбор. Всего лишь пять слов. Таких простых, но произнести их было во сто крат сложнее. Почувствовав, что неровен час сорваться, — либо разреветься, либо всё тут перевернуть вверх дном, — Ира развернулась и, на удивление, спокойной походкой направилась к себе в комнату. Уже там её понемногу стала накрывать истерика, особенно, когда под протесты Космос, матерясь, на чём свет стоит, вышел вместе с Пчёлой, который упрямо уводил друга, из квартиры. Она практически не помнила, как собиралась. Кажется, кто-то ускорил это. Есть замедленная съёмка, а есть наоборот. Через несколько минут в квартире Холмогоровых снова раздался ярый хлопок дверью, провожавший уже младшую дочь профессора своей угрюмостью. Повисшая тишина, прерванная на мгновение выдохом Надежды, привлекла к женщине внимание Юрия Ростиславовича. Ничего не говоря жене, тот молчаливо вышел на кухню и закрыл за собой двери, давая явный намёк на то, что не желает никого теперь видеть. Кто бы мог подумать, что простая ссора обернётся таким непредвиденным поворотом? Юрий Ростиславович не знал, что именно побудило его так поступить, он просто чувствовал, что не выдержит так в криках и препирательствах больше. Ни единой минуты. Сейчас же, сидя на стуле, мужчина смотрел в одну точку и чувствовал опустошение. Внутри начинал грызть червяк, именуемый совестью, и отвращение к своему поступку разлилось под кожей, точно растаявший на солнце лёд. Прокручивая в голове взгляд Космоса, Холмогоров снял очки и закрыл лицо руками, грозясь вот-вот рухнуть, развалиться на кусочки, без остатка. Зачем теперь ему быть сильным? Всю свою жизнь он положил для детей после смерти жены. Несколько лет практически не видел белого света — работа чередовалась с домашними обязанностями. А потом, встретив Надю, он вдруг подумал, что ещё ничего не кончено. И, что судьба дарит ему второй шанс на счастье. Вот только счастье это оказалось сущим адом. С первого дня знакомства его женщина не поладила с его детьми. Юрий Ростиславович, как мог, старался найти точки соприкосновения, да всё без толку. Иногда ему казалось, что этот замысел был безнадёжно испорчен ещё пять лет назад, в день рождения Иры. Если бы Надя не появилась тогда на пороге их квартиры, как бурно бы восприняли Холмогоровы-младшие новость о скорой мачехе? А, быть может, подготовь он их заранее, и они бы даже поладили? Хотя, что уж теперь… Слишком дорогой ценой обходился ему этот второй шанс. — Юра, — голос Нади, пытающейся войти на кухню, остался там. Дёрнув ручку двери, женщина поняла, что он закрылся изнутри. Вздох. Не то облегчённый, не то обречённый — Холмогоров не пытался различить и понять это сейчас. Разве важно? Разве что-нибудь может иметь значение теперь, когда, кажется, всё закончилось? Одним движением выудив бутылку коньяка и бокал, мужчина наполнил его и, прикрыв глаза, залпом выпил, пытаясь заглушить внутри совестливый голос, твердивший одно и то же, кажется, голосом умершей жены. «Как ты мог?»***
Витя Пчёлкин не ожидал, что его похождения выльются в проблемы с родителями до степени изгнания из дома, но, чего уж точно он не мог предвидеть — да и не хотел думать о таком — что его друзья окажутся невольно втянутыми в эту нелёгкую участь. Космос, словно взбесившийся, орал до самой улицы. Ира, вышедшая спустя несколько минут с сумкой, выглядела хуже некуда. Красная щека мгновенно добавила вины, вперемешку с желанием подняться, вернувшись в дом друзей, и ударить их отца в ответ. А заодно и выгнать злую мачеху. Витя сжал кулаки, до конца не понимая, как ему поступить. — Ребят, вы простите, что так всё вышло, — произнёс он, пока Космос закурил, а Ира опустошенно смотрела в асфальт, — Я, правда, не хотел, чтобы так из-за меня поссорились. Холмогорова грустно не то хмыкнула, не то фыркнула. — Расслабься, Пчёла. По правде говоря, это не только из-за тебя. Знаешь же, какие у нас отношения с этой жабой. — Во-во, — согласился Космос, затягиваясь. Витя вздохнул. — Чё делать-то теперь будем, а? — Есть у меня один вариант, — произнесла Ира, глядя на брата и друга. Те с долей любопытства и неуверенности глянули на неё в ответ, — Надо звонить Филу. Пчёла стукнул себя по лбу. — Точняк, у него же хата должна висеть. Блин, и чё я вчера об этом не подумал, а?! Сейчас бы не было всего этого. — Да не кори ты себя, Господи, — отрезал Космос, — Один хрен мы ушли-то не из-за тебя, понимаешь? А из-за того, что он на Ирку руку поднял, встав на сторону этой мымры. — Ладно, пойдёмте, — Ира кивнула в сторону парка, по пути к которому был таксофон. Пчёла забрал у неё сумку, сказав, что будет нести её сам — негоже дамам, видите ли, тяжести таскать. Девушка только хмыкнула, шутя ответив: — Учти, Пчёл, я — не твои ведущиеся бабы. Космос не сдержал смешка.