***
Войдя в прихожую, Ира поняла, что её догадки не подтвердились — дома присутствовал Космос. Да ещё и не один. Из комнаты брата послышался гогот. — Проходи, разувайся, — Ира уже сбросила свои туфли и повернула ключ в замке. В следующую секунду послышались шаги. — О, Ирка пришла, — Кос усмехнулся, — Ирка, приготовишь нам поесть? — Иришка! — Пчёла, выходящий из комнаты друга, остановился, увидев Тамару, — Да ты не одна, я погляжу. Представишь свою очаровательную спутницу? — Познакомься, это — мой брат, космическое чудище и просто дылда. Зовут Космос, — Пчёла усмехнулся, заслышав такой звонкий комментарий, — А это — Витя Пчёлкин, более известный как балагур, клоун, весельчак… Ну, у него много талантов, так что рассказывать — себе дороже, время зря потратим. — Очень приятно, Тамара, — Витя поцеловал тыльную сторону руки, а Космос с улыбкой кивнул. — Ну что, девчонки, может, чаю выпьем, раз уж такая прекрасная компания? — предложил Витя. — Нет, Пчёла, мы пришли позаниматься. — Ох, Ирка, портишь ты молодёжь. Сама сидишь днями в своей учёбе, так ещё и других агитируешь! Ира хотела сказать, что здесь ещё вопрос, кто кого агитирует, но Тамара опередила её: — А вы нигде не учитесь? Пчёла хмыкнул. — Нет. Это же бесполезная трата времени — проще сразу идти работать, а не сидеть у родаков на шее. — Ага, проще говоря, от одного безделья перейти к другому, — ответила Ира, которая хорошо знала, что Пчёла учится не только потому, чтобы зарабатывать, но из-за своей лени. — Ладно, девчат, не будем тогда вам мешать, — сориентировался Космос, — Мы с Пчёлой пойдём. Ирка, ну ты хоть пожалеешь братца, приготовишь чё-нить? — Обязательно. Пошли, Том, — и, ухватив подругу за руку, Ира прошла в свою комнату, плотно прикрыв двери, — Ты прости за этот цирк. Но я уже привыкла, они, хоть и клоуны, но вполне нормальные. — Хорошие ребята, — ответила Тамара, улыбнувшись, — А этот Пчёлкин обходительный. — О, ещё какой, — с усмешкой, — Только увидит кого-то — сразу начинает обаяние врубать. Так что ты поосторожней с ним, ладно? А то я Витю знаю давно. — Я об этом вообще не думаю, — Тамара пожала плечами, — Учёба сейчас на первом месте. Приступим? Отнекиваться было бесполезно, и Ира постаралась погрузиться вместе с Прониной в непроглядную, скучную математику. Они записывали какие-то формулы, чертили фигуры и прочую лабуду, пока Холмогорова скрывала скуку за внимательностью и сосредоточенностью. Однако, актриса из неё была плохая, и Тамара вмиг раскусила незаинтересованность, но ничего не сказала. Их занятие длилось добрые часа два, за которые Холмогорова успела пожалеть, что не согласилась выпить чаю с Пчёлой и Космосом. Возможно, эти два обалдуя заговорили бы Томку так, что та напрочь бы забыла обо всех предметах. А, возможно, это и к лучшему… Когда стрелка часов переместилась к шести, Ира решительно отодвинула от себя тетрадь, давая понять, что на этом можно закончить. Тамара не стала возражать, и со всем дружелюбием согласилась выпить чаю. — Ир, — подала голос Пронина. Холмогорова взглянула на подругу, — Слушай, у меня тут праздник намечается… День рождения. — Круто, — Ира улыбнулась, — Надумала, где будешь отмечать? — Да дома наверное… Других вариантов и нет, — Пронина пожала плечами, — Я что думала-то. Придёшь? А то кроме тебя и позвать-то некого. — В смысле? — Ну… Будем я, ты и Пашка. Ира посмотрела на Тамару. Та явно делала вид, что всё хорошо, но это было неправдой. Холмогорова знала, что родителей у Тамары и Паши нет, поэтому отчётливо понимала девушку, которой не хватало внимания со стороны кого-то постарше. Кого-то, кто был бы умудрён опытом подсказать, как жить в этом несправедливом мире. У Иры-то были Космос и отец, да и друзья Коса, которых она считала своими полноценными братьями, а у Тамары — никого, помимо начальника отца, который иногда заглядывал, проявляя заботу. — А этот твой… Ну… Кирилл Борисович, кажется? — Ты что, — Тамара покачала головой, — Нет, я, конечно, думала пригласить его, но… Как-то не по себе. Мало ли, у него и так забот полно. — Понятно. Слушай, говоришь, тебе Космос и Пчёла хорошими парнями показались? Давай и их возьмём? Кстати, можно будет прихватить ещё и Валерку, он тоже отличный парень, да и девушку свою приведёт, она у него вроде тоже неплохая. Мм, что скажешь? Тамаре явно понравилась эта идея. — А они смогут? — Не переживай, уж кто-кто, а они всегда за любую гулянку, — Ира усмехнулась, предвкушая, каким весельем зарядят Пчёлкин и Холмогоров-младший всех присутствующих. Нет, с ними уж точно не будет скучно, — Да и потом, с твоим Пашкой язык найдут, думаю, быстро. Глядишь, вечер пройдет отлично! Когда, кстати, праздник? — Через неделю, третьего октября, — ответила Тамара. — Ну вот и всё. Считай, что договорились, — Ира улыбнулась, подмигнув подруге. Они просидели на кухне ещё минут пятнадцать, не жалея беседы, когда ключ в замке повернулся и в прихожей послышались шаги. Ира, первая показавшая нос из кухни, увидела отца. Юрий Ростиславович стоял, снимая с себя туфли. Его рабочий портфель уложился на тумбочку, и в маленькое пространство отчётливо оттопырилось горлышко бутылки. Юрий Ростиславович, не сказав дочери ни слова, только кивнул появившейся следом Тамаре и прошёл в свой кабинет. Повисла молчаливая и неловкая пауза, которую прервала первой Пронина, поняв, что неудобств стоило бы избежать. — Ну, я, пожалуй, пойду… — Да? — Ира не сказать, что была против присутствия Прониной дальше, но как-то не хотелось посвящать её в проблемы, о которых Холмогорова вот уже с начала осени желала умалчивать. Но и отпускать подругу одну, когда за окном темнело, русая не считала целесообразностью, — Может, дождёшься Космоса? Он придёт, проводит тебя… — Не переживай, я справлюсь, — Тамара, которая за прошедший месяц с начала учёбы успела освоить некоторые занятия по самообороне на «хорошо», была уверена в своих возможностях, — До завтра, Ир. — До завтра, — Холмогорова закрыла двери и задержалась в прихожей, глядя на кабинет отца. Сентябрь восемьдесят седьмого года для Юрия Ростиславовича выдался нелёгким. Не то чтобы в плане работы — конечно, новые студенты могли помотать профессора астрофизики, но не настолько, чтобы переживать до крайней степени. Нет, дело было в другом: в молодой женщине, с которой он связал свою жизнь и, которая, увы, оказалась полной обманкой. Иллюзия семейного счастья разбилась для профессора вдребезги, обнажив и без того нарастающие проблемы в отношениях с детьми. Ира и Космос, к слову, пытались помочь, но каждый по-своему. Космос не преминул напомнить, что он предупреждал отца: присутствие Надьки в их доме не закончится ничем хорошим. Однако, от дальнейшего вмешательства парень отказался, настояв на том, что теперь отец сам разберётся. Выбор для него оставался очевиден, а вот Ира считала иначе. Она, хоть и стала проводить дома значительно меньше времени, чем в школьные годы, замечала состояние, в котором Юрий Ростиславович приходил с работы. Запах алкоголя она уже научилась распознавать за версту, а бутылки, которые порой были неосмотрительно выброшены прямо в их мусорное ведро, свидетельствовали о серьёзности беспокойства самым непосредственным образом. Проще говоря, отец ушёл в запой из-за Надьки. Ушёл, но старался при этом сохранять лицо на работе. Ире было невдомёк, как ему это удаётся, но сам факт того, что дома мужчина каждый раз беспробудно пил уже начал её напрягать. Определённо, с этим нужно было что-то делать. Возможно, если бы не сегодняшний случай с Тамарой, которая пересеклась с профессором весьма неожиданно, Ира и дальше бы молчала, слушая брата, но теперь у неё было своё мнение на этот счёт. И уступать кому-то она не собиралась. Сделав решительный вдох, Ира направилась в кабинет отца и толкнула дверь. Юрий Ростиславович сидел на диване, бесцеремонно потягивая крепчайший коньяк из бокала. Бутылка, естественно, открытая и опустошенная уже на четверть, стояла перед ним на столике. Её-то и ухватила девушка сразу же, приблизившись. — Ты что делаешь? — Юрий Ростиславович взглянул на дочь, уличив манипуляцию в изъятии, — Ну-ка верни на место. Ира смотрела на отца со смесью сожаления и упрямства. — Нет. — Верни! — более настойчиво повторил Юрий Ростиславович. И попытался бы забрать бутылку, но Ира сделала шаг назад. — Папа, — бокал тоже оказался отнят в следующую секунду, — Это — не дело. Ты — профессор, ты, в конце-концов, интеллигент! А пьёшь уже какой день по счёту, а? — Отца учить вздумала? — голубые, Холмогоровские глаза уставились на Иру. Пьяный чёртик, плясавший в омутах, вызывал отвращение, но Ира смотрела в глаза отцу, не отводя взгляда, — Не доросла ещё, понятно? — икнул, слегка подскочив на месте. Но Ира не собиралась по большому счёту выслушивать этот бред. Она уже поняла, что если не вмешается сейчас, то потом будет только хуже. — А если не я, то кто? Ну? Кто скажет тебе, что ты стал пить чаще, чем обычно? Чёрт возьми, да ты так скоро превратишься в алкоголика! А дальше-то что, пап? Прощай работа и здравствуй белка?! Отец поморщился — ему не нравились поучительные нотки в голосе дочери, а особенно повышенный тон, который давил на барабанные перепонки и на нервы профессора. — Ира, отдай бутылку. Мне — плохо, и я имею право. В конце-концов, я взрослый человек! — Ты — взрослый, но ведёшь себя, как ребёнок, — возразила Холмогорова, — Можешь делать, что угодно, но пить я тебе больше не позволю. И учти, папа, если я пойму, что ты меня обманываешь и снова берёшься за старое, то я уйду из дома, и Космоса вместе с собой заберу. Если тебе алкоголь и пьянки дороже детей, то так и быть, останешься один. Я вообще не понимаю, почему ты из-за этой жабы так себя ведёшь! — Она — не жаба! — А кто?! Мать Тереза, что ли?! Да шлюха — она и есть шлюха, и ничем ты её не изменишь! Впервые с того момента, как Надька ушла из их квартиры, Ира испытала такую досаду и так позволила себе обращаться с отцом. Нет, она понимала, что ему нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью о своей неправоте, понимала прекрасно, что он, всё-таки, любил эту жабу… Но вот чего она точно не могла понять — это запоя, который длился уже больше двух недель! Юрий Ростиславович всегда был человеком, подающим пример своим детям, если не в личной жизни, то хотя бы в плане поведения. Этот образ пошатнулся в тот день, когда Ира получила незаслуженную пощёчину; а сейчас просто катился в тартарары со скоростью света, и никто, кажется, не собирался восстанавливать прежнюю репутацию. Даже сам мужчина. Но Ире было ещё не плевать на отца, поэтому она и здесь. Поэтому и говорит прямо, не сдерживая себя и не подбирая слов в адрес уже, слава Богу, бывшей мачехи. — Она заслужила то, что получила! А ты, как слепой дурак, не видишь и пытаешься ещё верить в то, что она тебя любила?! Очнись, папа! — Юрий Ростиславович предпринял попытку снова забрать бутылку, но и она оказалась безуспешной, — Надька твоя тебя никогда не любила, и не полюбила бы, потому что ей нужны были не ты, а твои деньги! И если бы не я с Космосом, то она обобрала бы тебя до нитки! — Не смей, слышишь?.. Не смей со мной говорить об этом, — прорычал Юрий Ростиславович. — Я бы тебе и слова не сказала, но ты переходишь уже всякие границы! — Ира не сбавляла тон, — Меня это уже достало! С бутылкой и с бокалом Ира покинула кабинет отца, закрыв за собой двери с резким грохотом. Спустя несколько минут бокал отправился в коробку с остальными «собратьями», а коньяк безнадёжно вылит в раковину. Пустая бутылка стала заложником мусорного ведра, после чего Ира, с более менее успокоившейся душой, отправилась к себе. Включив на магнитофоне кассету с музыкой, Холмогорова сделала среднюю громкость и без сил рухнула на кровать. Песня исполнительницы CC Catch «Оne nights not enough» звучала из динамиков. Холмогорова даже не вслушивалась в слова, вспоминая не самые приятные события прошедшего времени. Надька не побеспокоит их больше, сомневаться не приходилось — бывшая мачеха быстро согласилась на развод и исчезновение взамен на свободу, дарованную ей щедрым Юрием Ростиславовичем. Ира не понимала отца и считала, что жабу нужно было привлечь ко всей ответственности за её дела, но мнения Холмогоровой не учитывалось профессором астрофизики, едва не ставшим жертвой внушительной дозировки снотворного. Ира с замиранием сердца понимала — если бы в тот злополучный день мачеха подсунула отцу ещё пару таблеток, исход мог бы быть гораздо более печальным. Возможно, Холмогоровы лишились бы и отца, ведь переизбыток этой дряни, как объяснил врач, мог привести к летальным последствиям — Юрий Ростиславович просто уснул бы навсегда, и не проснулся. А Ира стояла, слушала эти слова и понимала, что она хочет убить Надьку. Как ни странно, но именно Космос помешал ей это сделать. Он просто в один момент выбросил прямо с балкона все вещи мачехи, а затем выставил её за двери, объяснив, что это — самое малое, что он может с ней сделать, и лучше ей не появляться больше на пороге этой квартиры. Ира добавила, что пойдёт в милицию, но была остановлена отцом, который, оправившись физически от минувшего, объявил, что согласен замять дело и тихо развестись. Это был удар ниже пояса и для дочери, и для отца в разных планах, а Надька, оценившая ситуацию в сторону пользы малого, смылась, перестав даже напоминать о своём существовании. Казалось бы — вот оно, истинное счастье, полагавшее в отсутствии этой жабы, но нет. Для кого-то это обернулось трагедией, и Юрий Ростиславович, представляя собой единственного оскорблённого уходом Надьки, взялся пить. И Ира не принимала подобного поведения, хотя понимала привязанность, с которой он относился ко второй супруге. Как ни крути, а смотреть на то, как спивается родной и близкий человек, было уже невмоготу.***
Валера и Вероника встретились в спортивном дворце. В перерыве между тренировкой боксёров и фигуристов, молодые люди решили зайти в буфет и выпить соку с булочкой. Балуясь напитком с вишнёвым вкусом, они сидели за столиком, улыбаясь друг другу. Им было хорошо вот так, просто: сидя среди многочисленных окружающих, они не замечали ничего и никого. Для них существовали только вторая половинка, с которой, увы, имелась возможность проводить время только в стенах дворца. Через две недели Вероника должна была уезжать на соревнования, и это значило, что вторую половину октября и начало ноября им предстояло провести в разлуке. Фил порой думал, что эти отношения слишком окружены проблемами, но стоило посмотреть в тёмно-чёрные, ласковые глаза напротив — как сразу просыпалась необъятная нежность, и парень понимал: оно того стоит. — Ты во сколько сегодня закончишь? — Ещё час, а что? — Может, сходим куда-нибудь? — спросил Валера, — Я тебя подожду. — Давай, — согласилась Резник, кивнув с улыбкой, — А куда пойдём? — Да хоть в парк, хоть просто по городу. Лишь бы с тобой, — и от этой фразы девушка расплылась в ещё более искренней улыбке. — Мои сегодня вернутся поздно, так что я в твоём распоряжении весь вечер. — Я рад. Вероника, так и не наладившая отношения с родителями, старалась придерживаться тактики относительного спокойствия. За прошедшее время это ни разу не подводило, и её встречи с Валерой, как она полагала, были прочно скрыты от контроля Резник-старших. Сам Фил, хоть и не был в восторге от «пряток», но не спорил, и каждый раз неизменно приходил навстречу к своей девушке, зная, что они хорошо проведут вместе время где угодно. И так, правда, было всегда. Им было важно, чтобы вдвоём, а всё остальное — пустяк. — Всё, я побежала, а то Эльвира кусаться будет, — чмокнув в губы Филатова, Ника поднялась с места и ускорила шаг к выходу. Валера проводил её улыбчивым взглядом. Как и обещал, он дождался её с тренировки, и они вместе отправились гулять. Сначала были в парке, где ели мороженое и, не думая ни о чём, смеялись. Валере было радостно рядом с Никой — он понимал, что так хорошо ему могло бы быть только с друзьями. И планы, которые строились с Резник, подразумевали возможность, что однажды эта девушка войдёт с ним в прочный союз. И тогда у него будет другая семья — не та, в которую его приняли ещё пятнадцать лет назад, а та, которую он сам себе создал. И это было волнительно, непонятно, но очень желанно. Валера знал, что любит Нику, и ему казалось, что он никогда не перестанет это повторять. И верил в это чувство, крепко связавшее их единой нитью. Время рядом с любимой пролетело незаметно. Когда они остановились неподалёку у киоска, Валера отошёл, чтобы купить воды, а Резник осталась одна. Возможно, это было его самой большой неосмотрительной ошибкой, но кто же знал, что трое парней, оказавшихся метрах в пятнадцати, решат «подурачиться»? — Эй, девушка, можно с вами познакомиться? — один из них, тощий и высокий, усмехнулся. Его черты лица были не совсем правильными, и Ника слегка удержалась оттого, чтобы поморщиться. Бутылка пива, которую тот держал в руках, не внушала ничего хорошего; а отрыжка, озвученная секундой позже, и вовсе подсказала, что лишние проблемы уже стоят на горизонте. — Нельзя, — просто ответила Резник и отвернулась, понадеявшись, что парни пройдут дальше своей дорогой, но те и не думали отстать. Обойдя её, преграждая путь, тот первый вновь заговорил: — А что так? Стоишь одна, красавица, скучаешь… — Слушай, тебе, что, проблемы нужны? — Вероника усмехнулась, глядя на незнакомца, — Ребят, правда. Я вас не знаю, и знать не хочу. Идите, куда шли. — Так мы к тебе и шли! — ответил второй — более широкий в плечах, но ниже по росту. — Чего ты бузишь? Мы тебя не обидим, — заверил её третий. Его грубоватый голос заставлял мурашки пробежать по телу, и формулировка казалась не столь убедительной. — Э, слышь, — Валера, оказавшийся рядом, положил руку на плечо того самого, судя по всему «главного», который и начал эту переговорку — Вам чё надо? — Это тебе чё надо? Скибни-ка отсюда, пацан! И не мешай. — Это — моя девушка. — Поздравляю, Вася, поздновато опомнился! Была твоя — стала наша, — остальные двое заржали. Тощий сделал шаг к Нике, но Фил резко дёрнул его за плечо, — Слышь, ты чё, рамсы попутал?! Драка, завязавшаяся вмиг, ввергла Веронику в шок. Валера врезал тому парню в скулу, но налетевшие на него двое других скрутили. Коренастый парень держал за руки, пока второй, с грубоватым голосом, мелетелил Валеру в живот. Вероника ринулась было, чтобы ударить его, но была схвачена тем первым, который, оправившись от удара, стал распускать руки самым наглым образом. Однако, не успела Ника и опомниться, как Валера уже уложил одного из своих «арестантов» и врезал второму, после чего, оттолкнув первого от своей девушки, проделал вертуху. — Валер! Но Валера не ответил — врезав ещё раз, он поднялся и оглядел труд своих стараний. Ника заметила, что у него ссадина на щеке и разбита губа. Стараясь не впадать в панику, Резник хотела было увести Филатова, но запоздала с этим: прибывший наряд миллиции, оказавшийся где-то поблизости, задержал всех и доставил в отделение.***
После получаса, проведённого в кабинете у дежурного следователя, который расспрашивал о драке, Вероника вышла из кабинета. Первого из троих парней, который полез Нике, доставили в больницу с травмами, и следователь, выслушав Резник, вынужден был констатировать неутешительный вердикт: Валере грозит срок, так как он является мастером в боксе, и заведомо знал, куда стоит бить. Ника пыталась убедить, что Филатов действовал из самозащиты, иначе её бы там, не дай Бог, изнасиловали, но даже эти факты не были достаточными доводами для тридцатилетнего мужчины. — Я вас понимаю, по-человечески. Но и вы поймите меня: в законе чётко прописана статья о превышении мер самообороны. Это как раз тот случай. — Но что я могу сделать? Помогите, пожалуйста, товарищ капитан… — Единственное, что я могу вам посоветовать — это обратиться… К вашему дяде. Напрямую. В наших кругах он человек известный, поэтому, с его связями… Ника не понимала, почему сама не подумала об этом, но сейчас, сломя голову, она дозвонилась и попросила о помощи. Михаил Дмитриевич служил в прокуратуре уже на протяжении двадцати лет, и приходился Нике родственником со стороны матери. Естественно, Резник предполагала, что рано или поздно матери придётся узнать о случившемся, но тогда, быть может, Алиса Дмитриевна изменит своё мнение по отношению к Валере? Надежды томились недолго — около часа, но Веронике уже показалось, что прошла целая вечность, прежде чем двери кабинета следователя открылись и на пороге предстал Михаил Дмитриевич, в звании подполковника, да не один, а сразу с двумя родителями. — Товарищ подполковник, разрешите доложить… — Не стоит, товарищ капитан, я в курсе, — Михаил Дмитриевич кивнул, — Полагаю, вам не составит труда оставить нас для конфиденциального разговора? — Конечно, — следователь покинул собственный кабинет, оставляя родственников наедине. — Ну?! — Алиса Дмитриевна вскипела мгновенно, — Может, объяснишься?! — В чём, мама? В том, что Валера спас меня от хулиганов? — Да так спас, что одного еле в больнице откачали?! — Роман Алексеевич тоже не был в восторге от перспективы такого парня у дочери. В его понимании никакие споры не решались кулаками, и главным аргументом сопоставлялось слово. Всегда и везде. Но если бы им можно было отбиться, Валера и не стал бы отвечать на драку! — А если бы не спас, то откачивать пришлось бы меня! И даже не факт, что пришлось бы! — ответила Вероника. — Так! Прекратите сырбор устраивать, — Михаил Дмитриевич явно был не намерен выслушивать этих ссор, — Я приехал сюда по делу, или для того, чтобы вам обеспечить встречу?! Сядьте вы наконец! — он указал Алисе и Роману на два стула, и те послушались, — Вероника, рассказывай всё по порядку. Вероника повторила свой рассказ уже во второй раз, пытаясь убедить теперь родича в невиновности Фила. То и дело она бросала взгляды в сторону родителей, чтобы понять, удаётся ли ей заверить их, что Валера хотел как лучше. Лицо Романа Алексеевича слегка напряглось, а Алиса Дмитриевна источала непринуждённую холодность и безразличие. Михаил Дмитриевич, выслушав всё, только покачал головой. — Следователь прав. Твоему Валере действительно грозит срок. — А я говорила, что ничем хорошим для тебя это не закончится! — сразу нашлась Алиса Дмитриевна, — Мы с отцом были убеждены, что хулиганьё он, и не пара тебе! — Мама… — Что мама?! Я уже семнадцать лет, как мама! — Может, ты не будешь так сильно на меня давить?! — Это я на тебя давлю?! — Ну не я же! — Знаешь, что?! Не хочешь мать слушать, плюешь на отца, так хотя бы дядю своего послушай! Он, между прочим, в этих делах побольше нас понимает! Правда, Миша? Михаил Дмитриевич взглянул на сестру с ноткой осуждения. — Вот что, Вероника, я тебе скажу. Во первых, дело с твоим Валерой серьёзное, и нешуточное. Если вовремя не вмешаться — посадят, как пить дать, посадят по статье. А если сообщат ещё и тренеру его, раз он у тебя такой спортсмен прекрасный, то и о спорте придётся забыть, сама понимаешь… — Вероника кивнула. Она боялась больше всего, что Валера пострадает. Сначала в драке, боялась за него, а теперь здесь, сидя в кабинете следователя напротив своего дяди, под взглядами родителей, — И мне надоели ваши постоянные разборки. Семейные. Понять можно всё, но не это. Уже переходите грань. Я не говорю, что виновата только ты, моя сестра тоже может задать пороху, да? — взгляд на Алису Дмитриевну. — Знаешь, Миша, вот от тебя я такого не ожидала! — Не ожидала чего? Того, что я тебе правду скажу?! Так я — твой брат, напомню! И смею так говорить, имею право! А ты, племянница, — он перевёл взгляд снова на Веронику, — Должна усвоить: родители у тебя одни, и других не будет. Я готов помочь тебе в этой ситуации. — Дядь Миш, спасибо! — Ника не успела договорить всех благодарностей, как была остановлена поднятой ладонью. — Но у меня одно условие, — Михаил Дмитриевич посмотрел на неё пронзающим взглядом, который всегда заставлял поёжиться каждого члена их семьи, — И ты должна будешь его выполнить. Ника внимательно смотрела на дядю, пытаясь понять подвох ситуации. Она знала, что Михаил Дмитриевич извлекал для себя пользу, не видела ничего плохого в том, но и боялась узнать цену, которой ей придётся заплатить за эту помощь. По крайней мере, Резник-младшая надеялась, что это будет вменяемо, ведь дядя не считал её единственной виноватой в ссорах с родителями. — Какое условие? — только и спросила Ника. Алиса Дмитриевна начала ёрзать на стуле от нетерпения, а Роман Алексеевич, глядя на брата жены, слегка усмехнулся и что-то проговорил одними губами. Но Вероника не заметила этого — её глаза были устремлены в глаза дяди, ожидая ответа. И она дождалась, в следующую секунду, когда голос прокурора огласил тишину, напряжённость которой мог уловить каждый присутствующий здесь: — Ты должна будешь разорвать с ним всякие связи. Кажется, воздух выкачали. Он исчез. Попросту. Не только в лёгких, но и вокруг. Вероника сделала несколько вдохов, пытаясь усмирить дыхание, но не вышло. Насмарку. А в чёрных глазах отразилась немая тень безнадёжности. Несколько минут длилось молчание, которое никто не хотел прерывать. Взрослые ждали положительного ответа, а Ника смотрела на дядю, переводила взгляд на родителей и пыталась понять, когда именно всё рухнуло. В какой момент люди, бывшие ей самыми близкими, решили пойти на такие меры, чтобы оградить её от того, кого она любит? Перед глазами предстал радостный Валера. Такого она видела несколько часов назад в парке. Тогда они были счастливы и не думали, что их свидание закончится в КПЗ. А теперь он остался там, а она — здесь. В ожидании помощи, перед сложным выбором. Вероника по-прежнему молчала, не зная, как ответить. Обвинять? Плакать, умолять? Всё без толку. Ничто из этого не поможет — все эти методы давно были испробованы, и сейчас на кону стояло против всего этого нечто больше — глаза. Глаза, в которых чётко плескалось нежелание так поступать. Непокорность и обречённость — самый горький и необыкновенный тандем, вкус которого прочувствовала девушка в свои семнадцать лет. — Что? — она решила переспросить. Вдруг ей послышалось? И, может, дядя вполне странно решил пошутить? Михаил Дмитриевич никогда не отличался тягой к юмору, но вот внезапными поворотами кишила вся его жизнь. И привычка резко выбивать землю из-под ног была сугубо профессиональной. До этого дня. — Тебе что-то непонятно? — переспросил Михаил Дмитриевич. — Мне… Дядя, ты серьёзно? — Вполне серьёзно, — ответила вместо Михаила Дмитриевича мать, — Разве ты не видишь, что он не шутит? Ты прав, Миша, нечего помогать всякому хулиганью за просто так! В следующий раз он впутает во что-нибудь Веронику, а нам оно надо? — Помолчи, Алиса. Михаил был единственным, кого слушалась Алиса Дмитриевна. Ну, или хотя бы к кому прислушивалась. Родной брат всё-таки, да ещё и такой профессии! — Я… — Не спеши с ответом, племянница. Никогда не поздно подумать и переосмыслить всё здраво. Ты ведь умная девочка, верно? — Михаил Дмитриевич усмехнулся. Совершенно неискренне, — Должна понять, что к чему. И если ты примешь условие, то не беспокойся: этого парня отпустят. Сразу же — я лично позабочусь. А ты прекратишь с ним общение и, чтобы неповадно было — выйдешь за сына генерала Тимофеева, Николая. А что? Парень сохнет по тебе давно, как не увижу — так сразу про тебя спрашивает. И всем будет хорошо, правда? — Алиса Дмитриевна и Роман Алексеевич кивнули в знак подтверждения. Михаил, усмехнувшись, посмотрел на племянницу снова, — Правда. — Вы в своём уме?! — Веронику охватила ярость, которую она не могла объяснить. Ей так просто говорят об этом?! Да это несправедливо! Она… Она не может так поступить! — Выбор за тобой, — ответил прокурор, — А пока что, пускай следователь составляет приказ. Посидит твой «спаситель» пятнадцать суток в КПЗ. А там и посмотрим, какой выбор ты сделаешь.***
Вероника не спала. Часы уже показывали полпервого ночи, а девушка сидела, не в силах уснуть. Переговоры родителей стихли, как только она вышла из машины и первая вошла в дом, закрывшись в комнате. Эмоции, перемешавшиеся внутри, мешали здраво мыслить, заставляя буквально лезть на стену. Она не знала, что её семья способна на такую подлость, и выбор, перед которым её поставили, был сугубо риторическим. Её руки были связаны в этом вопросе. Как бы тщетно она ни пыталась найти выход, всё без толку. — Разве что только дождусь тебя, и сбежим вместе. А там уже неважно, куда, хоть в самую дальнюю глушь… Фил улыбнулся. У них была общая мечта. Одна на двоих. — Тогда ты точно от меня никуда не сбежишь, — пообещал спортсмен. Она думала о том, что не сбегут. Они никуда не сбегут от этой проблемы, у которой только два исхода. Спасибо дяде прокурору и извечной фразе родителей «Мы знаем, что для тебя будет лучше». Нет, они не знают. Они сами забирают у неё счастье. — Ник, — вдруг произнёс Фил. Он говорил ей это не раз, но, всё-таки, каждый из них был словно новым, — Я люблю тебя. И на том конце провода ему замаячила в тоне голоса улыбка. — И я люблю тебя, Валерочка. Если бы у неё был хоть один шанс связаться с ним… Родители сразу же увели её, не дав даже зайти к Валере. Хотя Вероника и сама не понимала, что могла бы ему сказать. Признаться, как есть? Сообщить о том, что ей предъявили «выбор»? Но это ни к чему хорошему не приведёт, а только усугубит ситуацию — если Валера поймёт, что она это делает для того, чтобы его не посадили, то он сам же побежит за решётку. А что их ждёт, если его посадят? Ничего. Пустые передачки и свидания раз в полгода? Это если ещё разрешат — Вероника знала, что у дяди связи везде, и он сможет перебить даже эту возможность своим чётким и беспрекословным указом. «Что же делать? Что делать, что делать, что делать?» — отчаянно билось в голове, по кругу прокручивалось и не давало уснуть. Какой там сон, если жизнь рушится? Не только её, но и его. Человека, которого она любит, могут посадить в тюрьму. Одним махом всё коту под хвост — и его спортивные достижения, и их мечты… — Почему именно бокс? — Вероника, глядя в глаза Валере, пытливо ждёт ответа. Филатов смотрит на неё, размышляя. — Ты знаешь, как-то даже выбирать не приходилось. Бокс — это сила, а она особенно нужна, когда рассчитывать не на кого. — Извини, — тихо прошептала Резник, — Я, наверное, перегнула палку с этим вопросом… — Да почему? — спрашивает парень, и на его лице нет ни тени обиды или неудобства, — Это чистая правда. Бокс — потому что это жизнь, и каждый борется за своё место под солнцем. — Значит, бокс… Это — твоя жизнь? — Да. Бокс — это моя жизнь. — И… Что, ты не представляешь себя никем другим? — Пытался, но каждый раз всё равно возвращаюсь к этому. Бокс — это то, что надо. Помогает выплеснуть эмоции, и адреналина хватает с головой. Он не сможет без своих тренировок. Его жизнь — это спорт и, какими бы сильными ни были чувства к ней, Вероника бы не простила себе, если бы отобрала у него эту жизнь. Потому что тоже любит его и хочет, чтобы он был счастлив. — Всё в порядке? — Не совсем, но ты не заморачивайся, — Фил потрепал по голове её волосы, отчего Вероника хмыкнула и ущипнула его за нос, — Я люблю тебя и это главное. Их общие моменты сменились внушительным и строгим тембром дядиного голоса. — Выбор за тобой. В кармане сумки нашла фотографию, припрятанную тайком от родителей. На ней юноша в спортивном костюме обнимает девушку в простом сарафанчике. Позади — спорткомплекс. База, на которой они познакомились. Там началась их история — в 1985 году, когда пятнадцатилетняя Вероника Резник познакомилась с семнадцатилетним Валерой Филатовым. Просто случайно, словно в тот день какой-то чудик решил свести этих двоих. Валера просто вышел на трибуны, чтобы вместе с остальными ребятами поглазеть на тренировку фигуристов, а всё время смотрел только на неё, увидев. Вероника помнила, как разозлилась такому поведению. У неё настроение в тот день в принципе было не ахти — очередная ссора с матерью, которая ковала из неё «железную чемпионку» с семи лет. А Резник-младшая терпеть не могла фигурное катание, на тренировки приходила через «не хочу». Интерес появился только после знакомства с Валеркой Филатовым, с которым они неожиданно для всех «сцепились» перед соревнованиями. — Что стоим, кого ждём?! — Вероника посмотрела на парней, — Здесь между прочим не цирк, чтобы глазеть без разрешения! Парни переглянулись, думая, что сказать, с какими-то улыбками на лицах, но их опередил Филатов: — Простите, девушка, просто не так часто можно увидеть в живую такое исполнение. — А ты, что, много знаешь о фигурном катании? — Ну вот «либелу»* вы сделали хорошо, а вот «аксель»* немного хромает. Парни, стоявшие рядом, переглянулись. Фигуристы за спиной Вероники стали шушукаться. — Ты откуда выискался-то, знаток? — Ну, знатоком может быть каждый, если интересоваться. — Валерка, может, ты теперь ещё из бокса в фигурное подашься? — подколол один из ребят. — Ну у тебя не спрошу уж точно, — ответил Филатов. — Да ладно, мы же в шутку, — тот хлопнул его по плечу. — А «олень»* знаешь, боксёр? — Вероника не обращала внимания на мнение других. Ей просто было интересно, насколько далеко продвинулся в своих знаниях этот кадр, — Фигурное по тебе не плачет? — Прыжок аналогичен прыжку в продольный шпагат, но в полете маховая нога сгибается в колене, а корпус, как правило, прогибается назад, — без заминки ответил Филатов, глядя ей прямо в глаза. И Вероника признала, что готова аплодировать стоя. Потому что, наверное, плачет ледовая арена. — Надо же, действительно — знаток. Я в боксе так не разбираюсь. Кто-то посмеялся, но Резник и Филатов, переглядывающиеся ещё несколько секунд, совсем не сочли друг на друга обиды. Вероника замерла, глядя на фото. У неё и не было никакого выбора. Набрав небезызвестный номер, Резник услышала спустя четыре гудка голос. — Подполковник Дубин слушает. Кажется, дядя совсем не был удивлён её столь позднему звонку и, может, даже ждал. А, может, засиделся до самой ночи за своими делами, не спеша укладываться спать. — Это я, — тихо и совсем безжизненно произнесла Вероника. «Назад пути нет», — твердил мозг. — Что скажешь? И, глядя на улыбающееся лицо Валеры, Вероника подавила ком в горле. — Я всё сделаю.***
Валера Филатов спешил домой. Его отпустили из КПЗ всего полчаса назад, но парень знал, что сегодня его ждут дела. Времени было в обрез — забежать к Нике, потом — на тренировку. Приняв душ, парень переоделся и вышел из квартиры со спортивной сумкой на плече. Буквально вылетев из подъезда, юноша двинулся к остановке, откуда без особого труда добрался до Ленинской улицы. Срезал через парк, то и дело поглядывая на простенькие наручные часы. Десять сорок пять. У него есть ещё примерно час, чтобы добраться до дворца спорта. Вероника Резник стояла возле подъезда с Николаем Тимофеевым. Парень с каштановыми волосами и зелёными глазами смотрит на неё, улыбаясь во все тридцать два. Ну, ещё бы — сегодня он узнал, что их ждёт свадьба! Старшие Резник и Тимофеевы были рады такому повороту точно так же. Все, кроме Вероники, которая не переставала думать, какой ценой ей обходится это всё. «Но разве это не любовь?» — пронеслась мысль в голове, — «Когда человек любит, он не думает о себе. Он думает о других. И делает всё ради чужого счастья, не жалея ни сил, ни времени.» Вероника не таила от новоиспечённого жениха правды — прямо высказала то, что делает это ради спасения любимого. Но Николаю, похоже, было всё равно — он только заверил её, что она не пожалеет и они будут счастливы. Словно пропустил слова сквозь уши. А Вероника знала, что не будет никакого счастья. Не у неё — ей оно теперь не светит. Она увидела Валеру Филатова сразу же. Тот шёл, глядя под ноги и думая о чём-то своём. Но с улыбкой на лице. Ещё не знающий, какой горькой правдой обойдётся ему это утро. И эта свобода. Вероника понимала, что у неё не хватит духу на объяснения с, теперь уже, бывшим парнем. Поэтому когда уловила его взгляд на себе, почувствовала себя полнейшей дрянью. Она знала — он этого не заслужил. И сама Резник-младшая тоже, но выбора не было. Выбора не было, не было, не было… В одно движение она притянула к себе Николая и поцеловала его прямо в губы, удивляясь, как её ещё не вывернуло от количества вылитого Тимофеевым одеколона на свою рубашку. Она ненавидит этот запах точно так же, как будет ненавидеть себя последующие годы за то, что делала. За то, что струсила и не смогла. Будет понимать, убеждать себя, что всё сделала правильно, но ночами заливать в слезах подушку и надеяться забыть. Забыть всё — и тот восемьдесят пятый год, и тот день на льду, и фигурное катание, которое бросит сразу же, едва проснётся с первыми лучами солнца, объявив о своём ответном ультиматуме. Она снова возненавидит своё детское «увлечение», а вместе с ним — и спорт. Даже бокс, ставший всему косвенной виной прерывания их с Валерой истории. Сохранит только чёрно-белую фотографию, как в напоминание о прошлой жизни. На ней юноша в спортивном костюме всегда будет обнимать девушку в простом сарафанчике, и их лица будут светиться от счастья. Улыбки, канувшие в лету. Много лет спустя Вероника услышит вопрос «А кто это?», и не сможет не признаться, что это было в её жизни, и осталось так навсегда. Это была её любовь. И её выбор.***
Неделю спустя…
— Фил, открывай, — Пчёла, заявившийся к другу после обеда, не прекращал тарабанить в дверь. Рядом с ним стоял Космос, ожидающий ответной реакции. — Он там оглох, что ли? — спросил Холмогоров, снова удерживая звонок, от которого по всей квартире Филатова пронёсся противный писк. — Фил, мать твою, это уже не смешно! — Пчёлкин понимал, что ещё чуть-чуть и они опоздают на праздник к Тамаре Прониной, куда их пригласила сама именинница через Ирку, — Хорош уже сидеть там у себя, слышь? На лестнице послышались шаги, и парни, глянув в сторону, увидели спускающуюся рыжеволосую девушку. — Опять нелёгкая принесла пьянку устраивать? — она остановилась рядом, глядя на них пренебрежительным взглядом, — Шли бы вы, господа алкаши, куда подальше. — Отстань, рыжая, не до тебя сейчас, — Космос отмахнулся, повернувшись снова к двери. — Прошу простить моего друга за бестактность, — Пчёла, сориентировавшийся быстро, поспешил исправить ситуацию, — Мы были бы не прочь познакомиться с вами и исправить мнение о нас в лучшую сторону. Что вы делаете сегодня вечером? — Избавляю мир от пьяниц. А что касается «отстань», то не я лезу со своими непристойными предложениями на пьяную голову, извращенец. — Слушай, ты откуда берёшься на мою голову уже в третий раз, девчонка? — Я — не девчонка! — Но и не мужик, — Пчёла прыснул, глядя на друга, который так обращается с девушкой. И он ещё надеется завоевать расположение этой рыжей? — Смешно? Я посмеюсь, когда вызову наряд в следующий раз и вас, алкашню, отправят в вытрезвитель! — Не надо вытрезвитель, — спохватился Космос, — Лучше сразу в дурку — там помогут. Хочешь, устрою? — Себя устрой, придурок, — и рыжая пронеслась мимо, миновав один пролёт, — Услышу пьянку — сразу вызову, я два раза предупреждать не буду. — Кос, — позвал Пчёла, когда двери подъезда закрылись, — Это чё щас было? — Да пошла она, — отмахнулся Холмогоров, — Тоже мне, ишь, цаца нашлась. — Но, тем не менее, ты с этой «цацой» флиртовал, — не без усмешки ответил Витя, — Понравилась, да? — Пчёла, мы сюда пришли к Филу, а не твои фантазии раскручивать! — ещё несколько ударов в двери, — Теофило, открой уже, или мы нахрен двери снесём! Но ответа снова не последовало. И друзья, у которых не оставалось выбора, покинули подъезд ни с чем.