Messenger of fear in sight Dark deception kills the light Hybrid children watch the sea Pray for father, roaming free*
Постучавшись, Ира услышала, как мелодия была прервана. — Чего тебе? — Паша Пронин, глянув на неё с явным неодобрением, сидел в кресле. Комната была обустроена не в худшем стиле: кровать у стены занимала немного места, рядом — шкаф с полками, на которых разложены книги. На стене постер группы «Metallica», чёрно-белый с названием, растянувшимся в половину длины. Кресло стояло в центре комнаты, рядом — письменный стол и маленький пуфик. Вроде как, ничего лишнего. Школьный рюкзак расположен в углу, даже не рассчитывая, что кто-то заглянет в него раньше следующего дня, когда Паша будет собираться в школу. — Не знала, что у современной молодёжи такой хороший вкус, — Ира решила, что похвалить увлечение будет не лишним, но вот только сам мальчик счёл это иначе. — Это кассета моего отца, — коротко ответил он, а затем добавил, — И вообще, что ты тут забыла? Тебя сюда никто не звал, кажется! По долгу своих семнадцати лет Ире часто приходилось сталкиваться с не совсем вежливым поведением окружающих. Чего только стоили годы, прожитые с Надькой под одной крышей! Среди сверстников мало кто решался хамить дочери профессора астрофизики, и на то было целых две причины — Холмогорова сама никогда не давала себя в обиду, да и четверо друзей, находившиеся всегда поблизости, внушали, что у оппонентов будут серьёзные проблемы в случае «наезда». Но сейчас Ира не воспринимала это, как серьёзную обиду — то ли взыграл возраст Паши, то ли её знание ситуации, в которую попали Пронины. — Ты прав, я не просто так зашла. Не хочешь чаю попить с тортом? — Вот ещё, — фыркнул Паша, — В моём собственном доме мне будут предлагать угощения! Ира поняла, что затупила, но не подала виду. — Я присяду? — она указала на пуфик. — В ногах правды нет. «Уже хоть что-то», — проскочило в голове, но Ира не спешила радоваться маленькой победе. Тем более, помня себя в годы юности, она бы точно не считала себя проигравшей стороной после этих слов. — Послушай, я понимаю, как тебе тяжело. И то, что у тебя с настроением… Это нормально, что так происходит, но это неправильно. Мальчишка хмыкнул. — У меня тут не исповедальня, и не кабинет психиатра, чтобы выслушивать чьи-то речи, не подлежащие логике. — Выражаешься ты как взрослый, — с неким одобрением произнесла Ира. — А я и есть взрослый! — Пронин метнул в неё ещё один жалящий взгляд, и тон его голоса был искажён до невозможности обидой и пренебрежением. — Да нет, Паш. Ты ещё ребёнок. И твоё поведение — прямое тому доказательство, — Ира вздохнула, оглядев ещё раз комнату и задержавшись взглядом на фотографии. Вся семья Прониных в полном составе. И мальчишка здесь ещё маленький, с ранцем на плечах. Должно быть, первая линейка Паши. Те люди были счастливы. И совсем не знали, что ждёт их впереди. Ира невольно вспомнила свою первую линейку, на которую её тоже провожали родители. Космос тогда хвастался, что уже второклассник, а стоящие рядом Витя и Саша только и успевали подтрунивать с белых бантиков на голове у Иры. Она только обиженно дула губки, после чего кто-то из троицы неизменно легонько толкал её в плечо, зная, что долго это состояние у девочки не продлится. Ира никогда не умела долго злиться на них. — Как будто ты сильно взрослая, — оторвал он её от созерцания снимка, возвращая к себе внимание. — Знаешь, пришлось повзрослеть. Когда мамы не стало, — судя по тому, что что-то на мгновение переменилось в лице Паши, и он не сразу ответил, Ира поняла, что мальчишка был не в курсе её жизненных обстоятельств. — По крайней мере, у тебя отец остался… — и снова некоторая обида проскользнула. Но Ира понимала. И даже не думала осуждать за эту обиду. — И я этому рада. Хотя, тогда была отчасти глупой, ссорилась с ним. Понимаешь, жизнь — она… — Сложная, но всё образуется?! — Паша перебил её, — Ты не первая талдычишь мне эти бредни! А раз так — то уволь! Двери прямо за спиной! — мальчик отвернулся, сложив руки на груди. Повисла пауза. — Я не это имела ввиду, — честно ответила Холмогорова, — Паш, поверь мне, я не хочу никак тебя обидеть. И я здесь не для того, чтобы указывать, а просто дать совет. Если ты взрослый, то выслушай меня и подумай над тем, что я тебе скажу, хорошо? — сочтя молчание за согласие, продолжила, — Терять близких больно. Я тоже знаю это состояние, и я была в нём не так давно. Главное — не замыкаться в себе. Мне помог брат, когда отец нашёл другую жену. И, если бы не Космос, то я не знаю, что было бы со мной. Потому что ты никогда не можешь знать, когда что-то оборвётся. Паш, у тебя есть сестра. У тебя замечательная сестра! Я понимаю твою боль, и я знаю, что она не утихнет, просто со временем нужно учиться жить дальше… — Ира сглотнула ком в горле, стараясь думать не о своём, а о чужом горе. Если бы кто-то сказал ей эти слова тогда, она, может, избежала бы многих ошибок уже теперь. Какими бы сильными ни были обстоятельства, обрушившиеся на неё в детстве, Ира всё-таки оставалась ребёнком. Оставалась до того момента, пока не поняла, что может потерять отца. Сейчас она это отчётливо понимала. Её детство закончилось, несмотря на то, что цифра «восемнадцать» только маячит на горизонте. Она как никто другой знала, что повзрослеть можно, даже будучи ребёнком. И снова видела это, отчётливо — в мальчишке, сидящем в кресле. Нет, Тамаре было в этом плане как-то легче — всё-таки, ей было семнадцать на момент трагедии, а не девять. Хотя и лишились Пронины сразу обоих родителей. — Ты мне тут морали читать будешь? — наконец, подал снова голос, — Без тебя разберусь! Ира поджала губы. — Это просто совет, как я уже сказала. Ты можешь просто поверить мне. Я живу уже с этим восемь лет. Жизнь продолжается, Паш. Тамара хочет жить дальше, и она сделает всё для тебя. Она уже делает всё, неужели ты не замечаешь? Из кожи вон лезет, чтобы тебе было лучше… — И именно поэтому ты сейчас здесь стоишь, — буркнул Пронин себе под нос, но Холмогорова услышала. — Тамара бы не стала меня подсылать. Этот разговор — моя инициатива. Можешь рассказать ей, конечно, но я бы на твоём месте подумала. Не теряй сестру, она у тебя одна осталась. И ей тоже непросто, но она держится, — уже возле двери, Ира обернулась, глянув на Пашу, который на сей раз посмотрел ей в глаза. С уверенностью чуть больше пятидесяти можно было сказать, что в серых омутах отразились блики совести, — Ради тебя, — тихо добавила русая и покинула комнату, не став задерживаться. Как раз вовремя: Тамара вернулась в квартиру, неся два стула сразу. Ира помогла ей дотащить до кухни. Раздавшийся в дверь звонок практически сразу. — Это, наверное, ребята, — Ира улыбнулась, — Пойдём открывать? — Ну конечно, не на пороге же им стоять, — Тамара открыла двери. Пчёлкин и Холмогоров-младший зашли в квартиру. — Привет имениннице, — Космос улыбнулся. Витя вручил букет с розами, проговорив: — Прекрасному цветку — цветы. — Спасибо. Проходите, — Тамара прошла на кухню, чтобы поставить в вазу. Ира подошла к Космосу и, слегка толкнув в плечо, обратила на себя внимание. — Фил где? — Да хрен его знает, — ответил Витя, — Мы к нему пришли, стояли под дверью, как два дебила, а он не открыл. — Может, на тренировке? — Не знаю, — ответил Кос, — Проще завтра с ним связаться и всё выяснить. — Ну да, ты прав. Сегодня праздник, — Ира согласилась. Из кухни вышла Тамара. — Подождём ещё немного? — Да нет, — ответил Пчёлкин, — Давайте начинать! — и хлопнул в ладоши, — Кос, у тебя? — Конечно, у меня, — Холмогоров достал из пальто две бутылки. Коньяк и шампанское. — В своём репертуаре. Отец будет ругаться опять? — шепнула Ира на ухо брату. — Не парься, он сам разрешил, — ответил Космос. — Время дарить имениннице наш подарок, — сказал Витя, подмигнув друзьям. Ира кивнула и достала из своей сумки бархатную коробочку синего цвета. Холмогоровы и Пчёлкин подошли к Тамаре. — Том, мы долго думали, что тебе подарить, — начала Ира. — Знаем ведь друг друга недавно, — поддержал Космос. — Но решили, что тебе понравится… — добавил Витя. — Так, я не умею говорить красиво, — Ира усмехнулась, — Но всё-таки скажу. Том, я знаю тебя не так давно, но за это время ты успела показать себя с самой лучшей стороны. Ты очень хорошая подруга, и замечательный человек. А ещё, несмотря ни на что, ты заботливая сестра. — Не то, что у меня, — поддакнул Космос, говоря как бы шёпотом Тамаре, но все услышали. Ира посмотрела на брата, думая отвесить ли ему подзатыльник. Тот сделал извиняющуюся мину, и Холмогорова, пытаясь сдержать улыбку, поджала губы и продолжила: — Ты заслуживаешь того, чтобы рядом с тобой были близкие люди. И можешь считать, что хотя бы на одного близкого человека у тебя стало больше. — Это она обо мне, — Витя подмигнул. — Клоуны, правда? — спросила Ира у Тамары, — Если ты выдержишь их, то на три человека больше. В общем, Тома, мы поздравляем тебя с твоим днём рождения и дарим тебе этот скромный презент. Открыв коробочку, Тамара увидела красивый серебряный браслет. — Надеемся, он очень подойдёт такой красавице, как ты, — произнёс Холмогоров-младший. Ответом ему послужила улыбка и слова: — Спасибо вам, ребят. Мне неудобно… — Так, — Ира поспешила встрять, — Возражения не принимаются. Теперь ты нам не чужая, так что… — Давайте праздновать, — поддержал Космос. — Да. Где у вас тут штопор? — оживился Витя. — Вот, — Тамара протянула Пчёлкину орудие, и тот стал возиться с бутылкой шампанского. Бахнуло так, что пробка отлетела прямо в лоб Космосу. Сын профессора астрофизики, потирая ушибленное место, глянул на друга и от души дал ему подзатыльник. — Я случайно, — сдерживая смех, ответил блондин. — За случайно — бьют отчаянно! — Господа клоуны, может, хватит спорить? Всё таки праздник, — напомнила Ира. Парни, переглянувшись, прекратили. И пока Пчёла разливал по бокалам, наклонилась к Тамаре, шепнув, — Иногда ведут себя, как дети. Так что осторожнее. — Это хорошо, — ответила Пронина, — Редко можно позволить себе такое. Может, Тамара имела ввиду, что мало кто сейчас забавляется с друзьями или в принципе делает что-то такое по-детски умилительное, но Ира поймала в этой фразе и свой, другой смысл. Не желая вдаваться грусти, Холмогорова поддержала брата, который выразил желание потанцевать — конечно же, сперва перед этим они опустошили стол. Во время пиршества парни нахваливали еду Прониной, заставляя именинницу то и дело улыбаться от благодарных отзывов в свой адрес. Виниловая пластинка, притащенная парнями, была резво установлена в проигрыватель, когда за окном уже начало темнеть. — Знаешь, Тамара, наше космическое чудище совсем не умеет двигаться, поэтому, позволишь? — Витя протянул Прониной руку для пригласительного жеста. — Это кто не умеет двигаться, я, что ли? — спохватился Космос, — Не слушай его, — обратился он уже к Тамаре, — Наш Пчёла знатно заливает. У него ни в танцах таланта нет, ни в музыке нормального вкуса. Слушает одну пургу постоянно. — Кто бы говорил — ценитель голубого негра, — хмыкнул Пчёлкин, глядя на друга, — Самому не стыдно увлекаться таким? — По крайней мере, в моих увлечениях нет ничего аморального. — СССР так не считает. Тут за однополые союзы, друг мой… — Варежку прикрой, и хорош уже девчонку смущать, — Кос стрельнул в сторону друга взглядом, намекая на то, что их спор снова затянулся, — Пускай именинница сама выберет, с кем потанцевать. Тамара посмотрела на Иру, находя спасения. — Я не поняла, а со мной, значит, уже никто не хочет потанцевать? — спросила Холмогорова, глядя поочерёдно то на брата, то на друга, — Лишняя, да? — Ну что ты, сеструха, — Космос покачал головой, — Просто это — дело чести. Ты пока насладись этим неизменным фантазёром, а я покажу имениннице мастер класс. Пойдём? — Пронина вложила руку в ладонь Холмогорова, приподнимаясь.Я спросил у ясеня Где моя любимая Ясень не ответил мне Качая головой**
— Ну, а ты, Ириша? — А что я? Ты же хотел потанцевать с Тамарой, вот и жди очереди, — Ира хотела было улизнуть, но была подхвачена за руку бдительным юношей. Его глаза с искоркой посмотрели на неё, а брови слегка приподнялись, — Балаболы. — В некотором роде, да, — согласился Витя, слегка кивнув. — В некотором роде? — с усмешкой переспросила Холмогорова, переспросив его и выделив тоном эти слова. — Ага. Самую малость, — Витя улыбнулся ей, — Расслабься, Ириш, сегодня же такой вечер, правда? Ты нас познакомила с хорошей девушкой, договорилась обеспечить веселье со всеми вытекающими…Я спросил у осени Где моя любимая Осень мне ответила Проливным дождём**
— Так, а вот насчёт этого — отдельный разговор, — Ира со всей серьёзностью посмотрела на Витю. — Что, отчитывать будешь? — полушутливо поинтересовался он. — Сам даёшь повод! — подметила русая, — Пчёла, я ж тебя знаю не первый день, и даже не первый год. Поэтому предупреждаю сразу: подобьёшь клинья к Томе — будешь иметь дело со мной. На лице у Пчёлкина проскочило заинтересованное выражение, и он, слегка понизив голос, поинтересовался с томными нотками: — Интересно, кого же ты ревнуешь — меня или её? — Здравый смысл. Ты ведь понимаешь, о чём я? — Пока не очень. — Придуриваешься, значит? — Ну почему же сразу придуриваюсь? Может, я хочу разрядить обстановку? — Оригинальный способ. — Зато действующий, не правда ли? — Витя обернул её вокруг оси и снова приблизил к себе. Его руки снова обхватили её талию, — Только не говори, что Космосила преподал тебе эти уроки танца. Ни за что не поверю. — Я так понимаю, это комплимент? — Явный, — с воодушевлением ответил Пчёла. — Ну, с какой стороны посмотреть, — Ира глянула на брата, который так же умело, как и Пчёлкин, вёл Тамару в танце. Пронина улыбнулась подруге и что-то ответила Космосу.Я спросил у месяца Где моя любимая Месяц скрылся в облаке Не ответил мне**
— Позитивную вы выбрали, конечно, пластинку, — похвалила Холмогорова. — Зато романтическую. — Держи меня крепче, — смешок сорвался с уст, — Где Витя Пчёлкин и где романтика? Это как небо и земля, — Ира хмыкнула, поглядев в сторону. — Ну вы, девчонки, все любительницы романтики, — оповестил он в ответ, глядя на неё. И подмигнул с улыбкой, — Скажи ещё, что я не прав, — заверил заранее, прежде чем она сумела что-то возразить. Да и стоит ли? — Вот ещё, тратить время на разговоры с тобой. И ты, и я всегда найдём занятие поинтереснее. — Да? — Витя приподнял брови, — Ну, я рад, что ты это понимаешь, — и что-то в тоне его голоса заставило Иру слабо улыбнуться в ответ и выдать едва слышное, но совсем не грубое: — Дурак. — Может быть, — согласился он, подумав о том, что действительно был дураком. Всё это время, не замечая такой красоты, находящейся совсем рядом, — Но всё можно исправить. Он лёгким движением обернул её вокруг своей оси, не замечая, что мелодия песни вовсе не предусматривает такого. С Витей Пчёлкиным даже в танце нельзя было предугадывать. — Твой случай неизлечимый, — Ира слегка прыснула со смеху, глядя ему в глаза. Её руки так невесомо практически касались его плеч, будучи в расслабленной позе. Пчёла это чувствовал и вёл всё увереннее, держа её за талию крепче. — Но тебе это не мешает, — подметил он. — Скажем так, я уже смирилась. От тебя же ещё лет семьдесят не избавиться, да? И, глядя в голубые глаза напротив, Витя Пчёлкин согласился, не до конца понимая мысль, которая стремглав пронеслась в голове. И какое-то ощущение лёгкости посетило его душу. Непривычное и совсем тёплое, как и то место на талии, которое он уже согрел своими руками.Друг ты мой единственный Где моя любимая Ты…**
Едва последние слова растворились в комнате, Ира мягко отстранилась, улыбнувшись. — Ты тоже хорошо танцуешь, Пчёла, — одобрительно подметила она. — Могу повторить, — предложил Витя, но Холмогорова покачала головой. — Не стоит, а то впечатление от краткости момента сойдёт на нет. В другой раз. — Ловлю на слове. — Тоже мне, рыбак нашёлся, — полушутливо изрекла девушка и прошла мимо. Тамара и Космос тоже прекратили уже танцевать. — Спасибо вам, ребят. Действительно, хороший у меня день рождения, — признала Пронина. — Обращайся, — Космос хмыкнул, — В следующий раз устроим с более живой музыкой. — Опять ты за своего негра… — пробурчал Пчёлкин. Девушки только рассмеялись.***
— Резче бей! Правой удар, левой — фиксируй! Соперник извернулся и, сделав поворот, умело атаковал. Валера ушёл в защиту, прикрыв лицо и чувствуя удары, наносящиеся на руки и височную часть. — Закончили! На сегодня всё, — объявил властный голос Аркадия Семёновича. Парни стали сразу же сходить с рингов, кто-то уже плёлся в раздевалку, тяжело дыша после отработанных приёмов. Фил тоже шёл к выходу, когда его настигло обращение, — Валера Филатов, останься. Парни из клуба как-то покосились на него, но Валера, оставив это без внимания, обернулся и подошёл к мужчине. — Вы что-то хотели? — спросил он. Едва дверь закрылась, и они остались одни, Рокотов ответил: — Хочу знать, что у тебя происходит. — В каком смысле? — Филатов, мы здесь в игры не играем. У нас всё серьёзно. Соревнования на носу, а ты на тренировках вялый, будто в облаках летаешь. Никакой концентрации. Ты видел себя со стороны сегодня? Жалкая тень спортсмена, которого я знал. Вот я и спрашиваю: что у тебя происходит? Валера молчал. Говорить и что-то объяснять он не считал необходимым. Смысл? Если в его проблемах ему не смогут помочь. А слабость — это не удел боксёра. И, уж тем более, его, Валеры Филатова. — Я не понимаю, о чём вы, Аркадий Семёнович. Тренер Рокотов был мужчиной уже в более преклонном возрасте. Его голова была покрыта сединой, а усы и лёгкая щетина расцветали белёсым цветом на пожелтевшей коже лица. В глазах плескалась неподдельная мудрость — он видел многое, и интуиция его не подводила. В этот раз чутьё твердило ему, что без проблемы здесь не обошлось. — Слушай, Валера, тренер — это не только тот, кто будет критиковать. Это — первый человек, который протянет руку помощи. — Вам показалось. — Уверен? — Да. — А вот я — нет. Показалось, ишь! Ты перед кем здесь байку гонишь, Филатов?! — повисшая пауза дала понять, что разговора по душам не будет. Аркадий Семёнович ещё несколько секунд всматривался в лицо юноши, и только покачал головой, — Скажи мне, кто ты. — Спортсмен. — Ты не просто спортсмен, ты — боксёр. Улавливаешь разницу? Если в бою что-то пойдёт не так, как сегодня, на тренировке, то это может дорого тебе стоить, — строгий взор тренера сменился более опечаленным, — На кону звание КМС. Это что-то значит для тебя, надеюсь. Не разочаровывай меня и не заставляй думать, что я зря занимался здесь с тобой. Что ты за танцы сегодня устроил какие-то на ринге?! — очередная попытка добиться ответа не дала результата. — Аркадий Семёнович, я вас понял. Можно, я пойду? Уже возле двери Филатов остановился, услышав слова: — И запомни: дом бойца — это его тыл. И если в тылу всё плохо, то и на ринге ничего хорошего не будет. Я надеюсь, ты меня услышал.***
Проводив брата в школу, Тамара и сама засобиралась в институт. За окном накрапывал дождик и, захватив зонт, Пронина вышла из подъезда, кутаясь в лёгкое пальтишко. Погода была в духе начала октября, в воздухе витал аромат листьев и мокрого асфальта. А ещё свежесть. Тамара чувствовала её полностью, вдыхая в лёгкие. В детстве она любила наблюдать за людьми осенью. Как правило, после летнего отдыха, все спешили на учёбу и работу, не обращая внимания. А светловолосая девочка всегда замечала и желтеющие листья, и мимолётные дожди, усиливающиеся холодом и заливистым ветром, колышущем в танце ветки кустов и деревьев. Как и сейчас — Тамара видела это, слышала стук капель о зонт. Как и прежде, но теперь она повзрослела. С каждой осенью всё меньше наблюдала за прохожими, потому что сама погружалась в учёбу. Редкие минуты насладиться природой канули в лету — тот последний пикник на поляне с родителями и братом она будет помнить долго. Фотография никуда не денется, и никакое время не сможет наложить свой слой пыли на те события. Впрочем, вдаваться мыслям, тревожащим душу, было отныне не в её духе. Тамара твёрдо для себя решила, что на её плечах лежит ответственная задача — помочь брату. Она должна отвечать за него и за себя, теперь она самая старшая. И пока у неё есть Пашка, она не сдастся — никогда и ни за что. Родители ещё будут ими гордиться, а для этого нужно запахнуть свою боль глубже, и жить дальше. Потому что есть, ради кого. В то время, как одноклассницы Прониной бегали на свидания, провозглашая все коридоры школы любовными воздыханиями по поводу и без, Тамара жила братом. И каждый раз уверяла, что никакая любовь ей не нужна — да и когда думать об этом? И без того забот немало, будет она ещё забивать голову мемуарами. Права не имеет — и всё тут. — Тамара, — голос, раздавшийся рядом, и пальцы, бережно коснувшиеся изгиба локтя, заставили обернуться. — Кирилл Борисович?.. — растерянно спросила Пронина, глядя на мужчину. Она явно не ожидала его увидеть здесь и сейчас. — Не торопишься? — с лёгкой полу-надеждой. И чёрт его знает, где она проскользнула: то ли в тоне голоса, то ли в глазах… Но Тамара не услышала и не увидела. — Тороплюсь, — подтвердила девушка, — Мне в институт нужно. — Это не проблема. Давай подвезу, — он кивнул в сторону машины, припаркованной в нескольких метрах. — Вы, что, ждали меня? — поинтересовалась она. — Ждал, — ответил Залесский, кивнув, с улыбкой. Отчасти неудобной, отчасти окрылённой, — Хотел поздравить тебя с прошедшим. Вчера не решился, соседи сказали, ты отмечала… — Да. — У меня для тебя есть подарок. Он в машине. Пойдём? Отказываться было бы невежливо, да и спорить тоже. Поэтому, всё же кивнув, Тамара прошла и села в салон Citroen BX. Мужчина захлопнул за ней дверцу и сел на водительское сидение, после чего протянул ей букет хризантем. Тамара любила эти цветы и, приняв, улыбнулась. — Спасибо. — Это ещё не всё, — поспешил заверить Кирилл Залесский, — Вот, это тебе, — он протянул ей конверт, — Откроешь, когда приедешь домой, ладно? — Вы же туда не деньги положили? — настороженно поинтересовалась девушка. Мужчина усмехнулся, и не сдержал смешка. — Не волнуйся, не деньги. — Вы меня заинтриговали. — Будем считать, что это комплимент. Я рад. Ну, а раз подарок вручен, то доставлю вчерашнюю именинницу в стены учебного заведения. Машина тронулась с места, выезжая со двора. Тамара смотрела на то, как позади остаются дома, магазины и кварталы. Деревья проплывали, иногда слегка касаясь листьями, словно пытались шепнуть что-то главное и неизбежное. Кирилл уверенно вёл машину, иногда глядя на свою пассажирку, но Пронина этого не замечала, будучи в своих мыслях. — Как там Паша? — В порядке. — Может, вам всё-таки нужна какая-то помощь? — Кирилл Борисович, мы с вами уже обсуждали это. Пожалуйста, давайте не будем начинать заново, — девушка посмотрела на него с мольбой во взгляде. — Тебе так неприятен этот разговор? — Почему вы так решили? — Что ты всё выкаешь? — он улыбнулся уголками губ, пытаясь разрядить обстановку, — Я настолько стар? — Нет. — Тогда давай перейдём на «ты». Когда они подъехали к воротам, открывающим вход на территорию института, Кирилл плавно притормозил и, упираясь руками в руль, снова посмотрел на девушку. Барабанящий снаружи дождь навевал свою непонятную мелодию, но даже в такой плачущей погоде Залесский мог различить для себя что-то хорошее. Хватило и того, что сегодня он смог уделить время человеку, чья судьба для него многое значит. Он и сам не понимал, в какой момент это произошло, но был рад такому открытию. В конце-концов, что здесь плохого? Он — взрослый мужчина, и имеет право… — Спасибо, что подвезли, — увидев ответный взгляд, она исправилась, — Подвёз. — Не благодари — пустяк. Подожди, — когда рука Тамары уже легла на ручку, чтобы открыть дверь, произнёс он. Карие глаза в ожидании посмотрели на него в ответ, — Ты должна знать, что вы не одни. Взгляд карих глаз ободряюще смягчился, и там заплескалась благодарность. А в других глазах была надежда, которую не дано было понять. Кирилл почувствовал, что в салоне повисла какая-то тишина, и оттого стало неловко. Когда дверца салона захлопнулась, девушка в лёгком пальтишке и зонтиком побежала к крыльцу института, пытаясь поскорее скрыться от холодных капель. Он не ждал никакого ответа — прочёл всё в глазах. Впервые научился читать мысли, но не до конца. Тамара Пронина казалась ему такой открытой и искренней, что хотелось защитить. Но в то же время он никогда не мог прочесть всё до конца, и каждый раз что-то оставалось для него неизвестным. Быть может, ответ на тот самый вопрос, который мучил уже больше полугода. В котором Кирилл Залесский признался сам себе, но никак не решился сказать ей. Глупая и необоснованная надежда, взявшаяся не пойми откуда. Надежда, которую не дано понять окружающим. Кирилл знал, что люди любят сплетни и домыслы, но ему было всё равно. Он не обращал внимания на пересуды за спиной — посудачат и успокоятся, но понимал, что ей это важно. Слишком много бед свалилось на Тамару после смерти родителей, предвестием которой все строили какие-то такие глупые предположения, что становилось и мерзко, и обидно. Пронины были не виноваты, что погибли. В первую очередь, Кирилл винил себя. Но чувствовал вину не только из-за этого. Надежда. Имя его матери. Она умерла, когда Кирилл был совсем подростком, едва ли старше Паши Пронина — ему было всего четырнадцать. Но то чувство, ощущение надежды, жило в нём все эти годы. Потому что мать учила, что никогда нельзя сдаваться на пути к своей цели, что мечтать — не вредно, что надежда — это самое дорогое, что может быть у человека. И она была действительно самым дорогим для него, пока была жива. А теперь для него дорогой была Тамара. И он надеялся. Глупо, как подросток, надеялся и не хотел потерять. Знал, что не поймут. Испытывал вину и стыд, но продолжал верить. Надежда, которую не дано понять и… простить. Чёрт его знает, какое мгновение завело его в эти ощущения. Шестнадцать лет назад, понимая неизбежность того, что произойдёт в считанные секунды, Кирилл Залесский обещал матери быть сильным на поворотах судьбы. Но, кажется, не сдержал своё слово.***
Космос Холмогоров был упёртым человеком. Порой даже слишком. Если ему что-то было нужно, то парень не медлил и всегда шёл напролом к своей цели. Его не заботило ни мнение окружающих, зачастую воспринимавших такое рвение нецелесообразным, ни какие-то рамки. Кому они нужны, если жизнь — одна, и нужно взять от неё самое лучшее? Пока молодой. Правда, в данный момент сына профессора интересовало не столько самое лучшее, как ответ на вопрос, что же, чёрт побери, происходит с его другом. Космос знал Валеру с детства, и мог, положив руку на сердце, поклясться — с ним что-то не то. Обычно Фил объявлялся на горизонте хотя бы раз в пару дней, даже будучи на слишком серьёзных соревнованиях. Здесь же — тишина. Уже неделю. И Космоса это напрягало, не могло не волновать. Поэтому, уладив дела на Рижском, где ему маячила радостная перспектива войти в круг серьёзных ребят вместе с Пчёлой, Космос Юрьевич махнул рукой на желание отдохнуть после «трудовых переговоров», на которых он заработал разбитую губу, и даже отказываясь думать, какой разбор полётов ему сможет устроить отец, когда узнает о занятии сына, — а скрывать он планировал как можно дольше, благо, Ира не сдаст, — он, не сбавляя шагу, двигался в направлении знакомых улиц. Рыжее бедствие по имени Витя Пчёлкин умотал домой, сославшись на помощь отцу в мастерской. После случая с уходом из дома этот жук тоже изменился, и Космос мало-мальски начинал размышлять, что один его самый безответственный и шебутной друг начал браться за голову. Правда, как оказалось, такое улучшение имело прямо пропорциональное действие с Филатовым… Космос без труда взобрался на этаж Валеры по лестнице, минуя такую роскошь, как лифт — высокий рост позволял перешагивать через две, а то и три ступеньки. Оставался один пролёт, когда Холмогоров едва не навернулся на очередном повороте, узрев лежащее на лестнице тело. — Ёкарный бабай… — вырвалось против воли. Осторожно заглянув наверх, пытаясь уловить какое-то движение между пролётами, Космос понял, что никого там нет. И перевёл шокированный взгляд на рыжую, лежавшую перед ним без сознания.