Эти сны не станут реальностью, И в этой несправедливости нет нашей вины. Сколько бы мы не пытались отчаянно, Пересечения исключены.*
А в одном частном доме с самого утра царила напряжённость. Она чувствовалась в воздухе, несмотря на приподнятое настроение старших членов семьи, которые не могли нарадоваться долгожданному результату. Алиса Дмитриевна не прекращала смотреть на брата с благодарностью, а Роман Алексеевич подгонял дочь — сборы долго продлиться не могут, и рано или поздно ей придётся вернутся в реальность. Реальность того, что она сама сотворила со своей жизнью, в которой уже не осталось места для выбора. Вероника зашла в комнату, прикрыв за собой дверь. Хотелось с разбегу броситься на кровать и залиться слезами, но вместо этого она выудила из-под неё чемодан, с лёгким грохотом бросая на простыни. Практически все вещи были упакованы. Стены, дышащие раннее жизнью, потеряли свой смысл. Все книги были убраны с полок, а фотографии надёжно спрятаны в семейный фотоальбом. Все, кроме одной. Вероника смотрела на лицо Фила и пыталась в очередной раз убедить себя, что не пожалеет. Ведь счастье родного человека дороже собственного, разве нет? Вот только… Какие они теперь родные? За своими мыслями девушка не сразу заметила появление Светланы Геннадьевны. Женщина, даже не приходившаяся ей кровной родственницей, понимала лучше собственных родителей. Разве такое возможно? Но, как оказалось, возможно не только это. И если бы Веронике кто-нибудь сказал, что она собственноручно разрушит свои отношения с Филатовым, Резник бы рассмеялась и посоветовала бы лечь на осмотр в психушку. А теперь такое ощущение, что психушка понадобится скорее ей самой, потому что понять, что происходит вокруг, для неё не представлялось возможным. Она вроде как жива, но нет. И всё на чистом автомате. — Вероник… — прикосновение к плечу отрезвило её, и девушка немного пришла в себя, пытаясь выдавить утешительную улыбку, — Ну как ты? Глупый вопрос, по сути. Как тут ответить? Но Вероника не хотела, чтобы её считали слабой. Хотя, по сути, какая разница? Если не суждено никогда быть рядом с Валерой. Спасибо хоть, что будущая свекровь не назвала своего сына этим именем, иначе она бы точно сошла с ума. Как можно произносить после такого это имя каждый день, улыбаться и понимать, что никогда не скажешь их тому человеку? — В порядке, тёть Свет… Спасибо, — она отстранилась, пряча фотографию в чемодан. Пускай этот отрезок жизни она оставит позади, но хоть что-то будет в напоминание о годах беспечности и счастья. Светлана посмотрела на племянницу и, как бы извиняясь за то, что говорит, произнесла: — Там уже машина приехала… — Ах, да, — Вероника улыбнулась, сквозь выступающие на глазах слёзы. Она не должна позволить себе проронить их здесь. Пускай вся боль останется в этих стенах. Может, родители поймут, на что спихнули собственную дочь, и удавятся этой атмосферой. — Я тебя подожду внизу, — приобняв за плечи, словно желая ободрить, Светлана удалилась, оставляя её одну. Вероника в последний раз пробежалась взглядом по стенам. Бросила в чемодан что-то из одежды, висевшее на ручке шкафа, даже не утруждая себя в разборчивости. Коснулась рукой письменного стола и подошла к окну, глядя на машину. Родители уже дожидались свою дочь, и тётя появилась в обозрении спустя пару секунд. Интересно, их не мучит совесть? Но в голове проскользнуло совершенно другое. Вероника обхватила его за шею, приближая к себе. — Даже не ревнуй. — Не начинал ещё. Но подумаю. — Думать нечего — ты у меня самый лучший, — и короткий поцелуй перерастает в более длительный, когда Фил притягивает к себе девушку ближе, — Не хочу уходить, да придётся. А то мои шум поднимут, если заметят с дороги. — Тихушница ты моя, — сквозь поцелуй шепчет он. — Спокойной ночи, Валерочка, — окончательно оторвавшись, произносит с улыбкой Вероника. — Сладких снов, Ник. — Я тебе завтра позвоню! — обещает брюнетка, подходя к калитке. Правда заключалась в том, что она больше не сможет ему позвонить. Никогда. Потому что если сделает это — сама себя не простит. Да и что ей остаётся ему говорить? Как вообще можно объяснить ему, что она сделала это ради него самого? «Оправдание, как и задница, есть у каждого», — твердил внутренний голос. «Из двух зол выбирают меньшее», — противопоставлял ему разум. И Вероника утопала в этих горестных мыслях, перебирая по крупицам тот злосчастный поцелуй.Отпусти, буду вечно помнить всю бесконечность Глаз твоих; твои плечи. Ну, прости…**
Спустившись вниз, девушка вышла из дома на крыльцо. Первым, что она застала, было недовольное лицо матери, которая, смягчившись тут же, обрадовала остальных: — Ну наконец-то! Двери машины открылись и оттуда вышел Николай. Он посмотрел на Веронику и улыбнулся. — Я тебя уже заждался, — подоспел и взял чемодан, — Давай помогу, — и пока парень упаковал её вещи в багажник, Вероника прошла мимо матери и отца, даже не сказав им ни слова. Светлана поймала удручающий взгляд Алисы, но не обратила на это внимания. Какое дело может быть теперь до Резник, если их единственная дочь выполняет прихоть родителей? Оставалось только обнять, пытаясь утешить. Но даже это не могло исцелить — Вероника в принципе не была уверена, что что-то сумеет излечить её боль. Душу выворачивало наизнанку, когда она видела Николая, но упорно игнорировала все эти позывы. Ни к чему теперь… — Я сделаю так, как ты просила, — произнесла Светлана, глядя ей в глаза. И Вероника кивнула. У неё рука не поднялась выбросить пакет с подарками, а столкнуться с Филом нос к носу было бы последней каплей. — Спасибо, — она попыталась вложить в это слово всю свою благодарность, которая у неё была. И обняла в ответ. Так сильно, как когда-то обнимала Валеру. Прикрыв глаза и закусив губу до боли, чтобы не дать волю слезам в самый последний и ответственный момент. — Если что — ты всегда можешь позвонить мне. Или приехать. Ты знаешь? — Знаю-знаю, — тихо проговорила девушка, и голос её дрогнул. Одной рукой она смахнула незаметно слезу с ресниц. Не всхлипнула — только сцепила губы в тонкую линию. Но Светлана чувствовала, как дрожит её тело, и от того только больше жалела, что ничего не могла сделать, кроме как выполнить просьбу, порученную ей.Как хочу обнять, опять проснуться; Не хочу терять тебя, но не вернуть всё.**
Рамка полетела на пол одним движением руки. Послышался треск стекла. Валера опустил глаза вниз, глядя на снимок. — Я тебя обожаю, — Вероника поцеловала его в губы, избавляя их обоих от тревожных мыслей на это мгновение. Филатов не знал, за что жизнь так казнит его. Руки чесались набрать знакомый номер и расспросить обо всём. Получить ответы на свои вопросы — вот только толку-то? Это не поможет стереть того, что было. И лучшие страницы вмиг стали увядающими, словно кто-то сжёг всё, оставив только голос в ушах и картину поцелуя перед глазами. Не своего, чужого. Валера понимал, что за всем этим о тренировках он думает в последнюю очередь. Если думает вообще, потому что отрезвиться помогли только слова тренера, и то наполовину. Он не собирался сообщать причину, но понял, что ему явно дали знать: если он не возьмёт себя в руки, то не достигнет того, к чему шёл. Так долго и упорно, потом и кровью прокладывая путь в большой спорт. Отступить за шаг до своей мечты казалось дикой нереальностью, но он об этом практически не думал. Какая разница в этом, если он уже чувствует себя проигравшим? Не на ринге, а в жизни. Звонок в двери нарушил тишину. Валере не хотелось никого видеть — он практически готов был поставить на то, что это кто-то из друзей. Но, глянув в глазок, открыл, потому что там стоял Космос Холмогоров. Не один, а с рыжей девушкой на руках. — Кос, это чё такое? — спросил Фил, глядя на друга и на свою соседку сверху. — Хороший вопрос, а главное — по адресу! — Холмогоров прошёл в квартиру, двинувшись сразу в комнату, чтобы уложить на диван бессознательное тело, — Наткнулся, блин, и сам охренел… — Она жива хоть? — Тео, ты думаешь, я совсем баран?! Конечно, жива, пульс есть! — Космос уложил её на диван. Валера принёс из кухни аптечку и стакан с водой. Намочив ватку нашатырём, передал Космосу. Холмогоров поднёс её к лицу рыжей. Та поморщилась и, слегка дёрнувшись, выдала слабый стон, после чего открыла глаза. И, воззрившись на него, Космоса, испустила рваный вдох. — Где я? — Судя по тому, что очнулась, явно не в аду, — не удержался от язвительного комментария Холмогоров, за что неминуемо схлопотал ответный: — Да твоё общество и раем не назовёшь… — Посмотри, Фил, цаца, — он хмыкнул, глянув на друга, — Меньше на лестнице валяться надо. Шкуру твою уже второй раз спасаю, а в ответ — фигу, — бросил опять ей. — Хорош, Кос, поучениями гнать, — вмешался Фил, — Ты как? Девушка поморщилась снова и приподнялась, придерживаясь за голову. — Вот-вот, согласна, — она показала указательный палец, явный знак поддержания мнения Филатова, — Голова трещит… — она покосилась в сторону стакана с водой и, словно спрашивая разрешения, глянула на Валеру. Тот кивнул. — Что, забухала и до квартиры не дошла? — Космосу явно невозможно уняться, глядя на девчонку, которая только что пришла в себя. — Нет, это по твоей части — бухать, а потом извращениями к девушкам лезть. — За это каюсь, протрезвел и понял, что был не прав. — Неужели? — Ты больше похожа на дуру, а не на девушку. Рыжая одарила его самым многообещающим и недружелюбным взглядом. — Рот закрой. — В следующий раз точно, после тебя. — Я вам не мешаю? — поинтересовался Фил, наблюдая за их перепалкой. Повисло молчание, которое Филатов вновь нарушил, обращаясь к рыжей, — Ты хоть помнишь-то, как зовут тебя? — Конечно, помню, я же головой приложилась не сильно, в отличие от некоторых, которых явно в детстве роняли. — Э, слышь… — Кос явно не был намерен терпеть такие фразы в свою сторону, но Валера, которому вообще не хотелось в этом участвовать и, уж тем более, быть зрителем со стороны, снова задал вопрос: — Кто тебя так? Рыжая посмотрела на него, потирая висок. — Неважно. Космос фыркнул. И взгляд его наткнулся на браслет на запястье рыжей: красивый. С зелёным рубином по центру — он таких не видывал никогда. — Неважно, как же! Тебе башку в следующий раз проломят, не понимаешь, что ли? То какой-то пацан к тебе на рынке лезет, то теперь без сознания в подъезде валяешься, а дальше? — Слушай, не лезь не в своё дело, моралист хренов! — встрепенулась она, — Если ты пару раз меня спас, то это не значит, что я должна перед тобой отчитываться и посвящать в круг своих дел, которые тебя не касаются! Я тебя вижу третий раз и, думаешь, так просто расскажу?! Иди нахрен! — Четвёртый, — поправил Космос, а затем, сообразив, ответил: — Да сама иди нахрен, идиотка! Я тут, понимаешь ли, хотел помочь, а она только зубы свои показывает. Вали, девчонка, и учти, что в следующий раз мне будет фиолетово — мимо пройду и всё! — И я за это скажу тебе спасибо, — всё так же язвительно ответила рыжая, которая уже не обращала внимания на свою ноющую в голове боль. Просто поднялась с дивана и покинула комнату, спустя пару секунд хлопнув дверью квартиры. Космос глянул на Фила спустя несколько секунд — на лице у Филатова не было осуждения. Можно сказать, его выражение в принципе было пустым и немногословным. Молча поднявшись с места, он отнёс обратно аптечку и стакан, а вернувшись, наткнулся на слова: — Ну, давай, рассказывай. Фил не горел энтузиазмом, поэтому, пытаясь состроить дурачка, поинтересовался в ответ: — Я думал, это ты расскажешь, какими судьбами пожаловал. — Ну, думаю, Тео, ты и сам понимаешь. Потому что я вот нихрена не въезжаю. Да и не только я, — Космос многозначительно кивнул в на пол, и Валера только сейчас понял, что забыл про фотографию и осколки от рамки. Кажется, уже только поэтому можно было понять, что происходит, но Холмогоров явно хотел услышать это от него самого, — Поссорился, что ли? Хотя, зная Валеру, он бы не стал крушить всё подряд из-за одной ссоры. С Филатовым вообще было сложно повздорить — этот человек умудрялся найти подход к каждому, даже самому трудному собеседнику, сохраняя прежде всего стойкость и спокойствие. Но всё же удивления избежать не удалось, когда Фил ответил: — Нет, расстались. Парень слегка присвистнул. Это что-то новенькое. — Из-за чего? — Кос, — Валера посмотрел на него, и в этом взгляде не было заложено тяги к разговорам, — Давай не будем, ладно? И Космос рад был бы не лезть — всё-таки, Фил взрослый парень и сам сможет со всем разобраться, в чём сомневаться не приходилось. Но то, как вёл себя друг в последнее время, не давало пути к отступлениям. «Не в этот раз», — упрямо убедил себя Холмогоров. — Вообще-то мы друзья, Фил. — Друзья, — согласился Филатов. — Ну так выкладывай. Валера знал, что от Холмогорова не отвяжешься просто так, если он уже заметил что-то не то. Да и жажда выговориться напала так неожиданно, что парень просто на духу рассказал всё то, что приключилось у них с Вероникой, в крации упомянув о своих новых «достижениях» в спорте. А Космос выслушал — как ни странно, даже не перебивая — и, когда рассказ подошёл к концу, с умным видом подпёр подбородок, призадумавшись. — Мда… Ну и дела. Фил не знал наверняка, что может помочь ему в этой ситуации. Он в принципе не рассчитывал на то, что Космос заявится к нему сегодня, требуя хлеба и зрелищ, но вместе с тем сам окажется втянут в не хилую историю с соседкой сверху. Стоя на балконе плечом к плечу Космоса, Фил смотрел вдаль, когда почувствовал лёгкий толчок, заставивший обратить внимание на Холмогорова. — Слышь, Тео, даже не думай, — что-то во взгляде друга блеснуло такое грозное и необузданное, чего Валерка, при всей их близкой дружбе, не замечал раньше. Или это такое волнение за него? — Я вообще сейчас ни о чём думать не хочу, Кос, — честно признался парень. — А я вот тебе говорю — даже и не думай. Ни об этой дуре, ни о том, чтобы провалить соревнования. — Думаешь, всё так просто? — Не думаю. Но ты сам всё усложняешь, вместо того, чтобы забить большой хрен. И вообще, вы с этой любовью как с ума все посходили, честное слово! Вон, Саня с Елисеевой сначала, теперь ты ещё! Ну, ё-моё, Тео, имей мозг! В баню нужно посылать эту вашу любовь! — Холмогоров замолчал, — Я вот точно класть хотел на всё это! — Да ладно, — Фил усмехнулся, исподлобья бросив взгляд, — А уж не о тебе ли Пчёла заливал, когда говорил, что ты в мою соседку втрескался? — Ты видел её? Дура, каких мало… — Ну-ну, Кос. Посмотрю я на тебя, когда поймёшь, что это такое. — Слушай, ты с темы не сворачивай! Щас не обо мне речь, — Космос вернул ему ответный взгляд, опираясь на перила, — Герой-романтик, блин… Хорошо ещё, что хоть Пчёла в вашу связку не подался, а то всё — пиши пропало, и поминай, как звали. Валера не ответил ничего. Он просто продолжил стоять рядом с Космосом на балконе, признавая, что всё-таки вечер не так уж и плох. Быть может, от поддержки друга ему стало чуточку легче.***
Ира не знала, что существуют настолько настойчивые люди. Или, скорее, даже непонимающие. Вот уже третий день к ней подходил сокурсник и с важным видом протягивал букет роз — таких ядерно-красных, что не заметить букетик Холмогоровой было нельзя. Вокруг уже начинали шушукаться, а Тамара, становившаяся свидетельницей таких событий, едва слышно интересовалась, от кого это. Но, если бы Ира знала, то сразу бы ответила, а так, всё выяснилось в пятницу вечером, когда она, уставшая после трудового дня с гранитом науки, спускалась по лестнице вниз. Тамара уже убежала, прямиком в школу — оттуда позвонила учительница Паши и попросила прийти для неотложного разговора. Холмогорова переживала за подругу, да и брат её ей казался вполне хорошим, просто обиженным ребёнком. На призыв о помощи Пронина отреагировала мягким отказом, убедив, что справится сама. В конце-концов, она хотела наладить прежний контакт с Пашей, и сделать это представлялось сугубо личными силами и действиями. На лестнице девушка совершенно не была готова столкнуться с парнем, видимо, поджидавшим её. — Холмогорова, привет! — Егор Панфилов, её однокурсник, снова стоял перед ней, с букетом. Внеочередным. — Виделись уже, — Ира хотела пройти мимо, но оказалась с протянутым букетом прямо в лицо. — Это тебе. — Панфилов, я, конечно, люблю цветы, но не люблю получать от абы кого. Может, скажешь, наконец, кто тебя подсылает ко мне третий день подряд? — Это тайна. Ира кивнула. — Ну раз тайна, то бери обратно и шуруй куда подальше, — она вручила обратно цветы, но даже сейчас уйти не получилось, потому что из-за угла вышел Артур. — Свободен, — сказал он Егору. И Панфилов тут же ретировался, переложив презент в руки Лапшина, — Что же так сурово-то? Вот, держи. — Это по какому же поводу? — Ира приподняла бровь. — Это — просто так, — ответил Артур, — Девушкам ведь должны дарить цветы без повода, не знала? — он усмехнулся, — Да, Ир, я не думал, что тебя так никогда не баловали. — Ну, во первых, не тебе судить, а, во вторых, я розы ненавижу. С детства. — О, так мы это исправим. В следующий раз будут другие. — Избавь меня от следующего раза, ладно? Ира двинулась к выходу, но Лапшин, очевидно, и не думал отставать, направляясь за ней, едва не преграждая путь. — Давай сходим куда-нибудь? — Не знаю, куда собрался ты, но у меня траектория пути — домой. — Давай провожу. — Как в прошлый раз? — Всё ещё не забыла? — На память не жалуюсь, знаешь ли. — И красивая ты очень. — Это как оправдание? — Это как комплимент. Ира остановилась, глядя на Лапшина со всей серьёзностью. — Послушай, я тебе уже всё сказала. — Но… — Артур усмехнулся, — Ты меня совсем не знаешь. — Ну почему же, — Холмогорова хмыкнула, — Некоторые твои качества мне хорошо известны. — Например? — Высокомерие, алчность, и тупость. — А вот я тебя не оскорблял. — А я говорю, как есть, — Ира и без того была не в настроении, а выслушивать какие-либо комплименты Лапшина не имело смысла. Холмогорова прекрасно помнила, чем закончился их прошлый «длительный» разговор, когда она ещё летом торопилась домой из магазина. Спрашивается, чего сейчас-то бередить? Тем более, что в симпатию, проснувшуюся у Лапшина, ей слабо верилось. Артур поджал губы. — Может, хотя бы цветы возьмёшь? — и снова протянул розы. — Обойдусь, — Ира обошла стороной, спускаясь вниз с крыльца. Не прошло и пары секунд, как в спину ей ударилось: — Подожди! — Краснокожие вожди! — раздалось где-то сбоку, заставляя Иру удивлённо и заинтересованно повернуть голову. Она даже несколько застыла, увидев столь непривычного для себя человека. По крайней мере, в этих местах, потому что Витя Пчёлкин обходил всё, что касалось учёбы, десятой дорогой ещё со времён школьного выпускного. Увидеть же его сейчас здесь было в новинку. Артур тоже покосился на него, сопоставляя, какого чёрта в их разговор вмешиваются другие. А Витя, сняв кепку, поправил свою шевелюру, приглаживая и, воздвигнув головной убор на место, с короткой ухмылкой, едва обнажив зубы, поинтересовался: — Ну, чё встал-то? Тебе же сказали — отвали! — А ты вообще кто? — Я? — Пчёла показал на себя, а затем посмотрел на Иру, — Ириша, а ты ему не рассказывала, кто я? Но Ира смотрела на Пчёлу и пыталась тоже понять, что, собственно, происходит. Ибо лицезреть друга в роли отчаянного спасителя было смешно. Хотя, стайка студенток неподалёку, навеяла Холмогоровой смутное подозрение. Неужели красуется перед ними? «Нет», — твердил внутренний голос, — «Тогда бы он не назвал тебя Иришей.» — Я чёт не понял, — Лапшин прямо блистал остроумием, пытаясь обратить на себя внимание Иры, но всё сыпалось и без того, как карточный домик. — Не переживай, я это сразу уловил. Твои извилины на сегодня уже перетрудились, — Витя сказал это таким будничным тоном, наигранно печально вздохнув при этом, словно сообщал, что, несмотря на солнечную погоду, на их плечи всё равно свалится дождь. Ира едва удержалась от смешка, но уголки губ дрогнули в едва заметной улыбке. — Слышь, ты кто такой? — Уверен, что запомнишь, дружище? — Да уж постараюсь. — Ну, мотай на ус, — Пчёла хлопнул его по плечу, — Я — друг, товарищ, брат, сват и жених. Услышав последнее, Холмогорова посмотрела на него, как на идиота, но Витя Пчёлкин, на удивление, держался уверенно, даже не глянув в её сторону. — Интересно, — хмыкнул Артур, — Где ж ты взялся такой, разлюбезный? — Мамка с папкой постарались, в отличие от твоих! Да и природа явно отдохнула, мм? — спросил он, усмехнувшись. — Слушай, а не пошёл бы ты в за… Лапшин не успел договорить, потому что оказался под внушительным ударом Вити Пчёлкина в область паха. Скрутившись, он вызвал вскрик от стайки студенток, тут же упорхнувшей восвояси, не то звать на помощь, не то удаляясь подальше, а то, чего хорошего, и их зацепит. Красные розы упали, рассыпавшись на лестнице, а Ира, оглядев это зрелище, посмотрела на Пчёлу. — Надеюсь, ты запомнил. А то у Ириши ещё два брата есть, так мы придём, и проведём повторную беседу. — Ты ещё пожалеешь, упырь… Витя не ответил, только хмыкнув. И, обратив, наконец, внимание на Иру, взял её за руку, после чего увёл за угол. — Я, кажется, не совсем поняла, — когда они уже вышли за пределы ворот, начала она, высвобождая одним движением свой локоть из хватки, — Это что сейчас было? — Я думал, ты умнее, — хохотнул Витя, — Вообще-то, я только что избавил тебя от твоей надоевшей Моськи. — Нет, это-то как раз понятно. Спасибо, кстати, — Ира замялась, — Пчёла, я не догоняю другого. Что ты делаешь здесь? Ты же, кажется, не перевариваешь подобные места. — Исключительно на подсознательном уровне, — Витя вздёрнул указательный палец, — Понимаешь, почувствовал что-то такое внутреннее, тягучее и тревожное… А потом понял, что это зов сердца. — Твоё сердце откликается исключительно на зов девок и денег. — Ну, а ты кто — мужик? — Хорош меня лечить своими отговорками. За то, что спас, спасибо, но в твою теорию не поверю ни в жизнь! И, будь добр, больше не представляться моим женихом в этих стенах. — Что-то ты не сильно была против. — Это для дела. — Ну, вот именно! — Витя всплеснул руками, — Ириша, это для дела, — и приобнял за плечо. — Выручил — и иди себе с Богом. У тебя же, я так понимаю, сорвался кастинг? — грех было умолчать о стайке студенток, окружавших Витю до его вмешательства, — Не смею задерживать, Пчёла, — но если ретироваться из-под руки друга оказалось на раз-два, то избавиться от его общества ещё сложнее. — Не прощу себе никогда, если оставлю сестру друга в беде. — А кто тебе сказал, что я там? — Ну, а разве нападение маньяка не считается? Ира хмыкнула, глядя на Пчёлу, и уже абсолютно не сдерживая улыбки. — Знаешь, ещё вопрос, кто здесь маньяк. У самого-то, что ни день — новая юбка! — Ты говоришь так, будто я их ношу. — Да ты даже не носишь, так — перебираешь. — Вот плохого ты мнения обо мне, — Витя вздёрнул указательный палец, словно хотел её поругать за такие помыслы и слова, что смотрелось весьма комично со стороны, — А я, между прочим, не такой уж шалопай. Становлюсь серьёзным! — Когда спишь зубами к стенке. — Это от одиночества. — Ой, всё, балабол, — Ира махнула рукой, — Хочешь проводить, так давай хоть поговорим о чём-то нормально. — А я, что, против? — тем не менее, то, что Холмогорова не стала возражать, возымело эффект: Пчёла нагнал её, поравнявшись. — Как родители? — спросила Ира. — Нормально, — ответил Витя, — Мама дома отдыхает, отец — на работе. Вот, на дачу, кстати, собираются… Меня с собой зовут, но я не хочу. — Почему? — Не, ну, а чё там делать-то? Скука одна: ни тебе развлечений, ничего… — на лице Пчёлы явно проскальзывало нежелание тухнуть среди огородов и знаменитого «свежего воздуха», ставшего едва ли не последним аргументом Виктории Родионовны в разговоре с сыном. Но, всё же, женщина согласилась, взяв с него обещание не чинить никаких вечеринок в их отсутствие. По крайней мере, в жилище самих Пчёлкиных, чтобы, возвратившись, они не пережили шоковое состояние. По правде говоря, Вите всё ещё было стыдно за тот случай. И, пожалуй, Пчёла мог быть уверенным, что будет помнить его до конца своих дней. Но, с другой стороны, как заявил уже Космос — будет, что рассказать внукам. Хотя о внуках Вите было слишком рано мечтать. — Ну конечно, у нас же Пчёла не может без шила в одном месте, — Ира усмехнулась, словно открывала Америку. — Ириша, не заставляй меня краснеть. Я всё равно одержу победу, — он посмотрел на неё. И получил ответный взгляд: — Самоуверенности тебе не занимать, — констатировала Холмогорова. — Ты прекрасно знаешь, что я — прав. Они скоротали по дороге домой не один десяток минут, переговариваясь. Ира пыталась пристыдить Пчёлу, то и дело проигрывая в спорах. Когда же, наконец, идея икс была заброшена ею, друг подкинул воспоминание: — А помнишь, как ты в детстве с велика упала? — Такое забудешь! Меня Космос три часа отчитывал! Ира перенеслась мыслями в далёкий тысяча девятьсот восьмидесятый год. Она, десятилетняя девчонка, умыкнула у брата его велосипед, чтобы прокатиться — при этом не забыв уверить соседских ребят во дворе, что, конечно же, она умеет ездить! Нет, поначалу всё шло очень даже неплохо, и Космос ни за что на свете не узнал бы, что его «железный конь» подвергся сестре, если бы не желание показать, что она умеет водить, не держась за руль. Ту ошибку Холмогорова запомнила на всю жизнь, сразу после столкновения с другим транспортным средством — более взрослым велосипедистом, почтальоном. Перед Юрием Ростиславовичем и шокированным братом она предстала в виде девочки, с травмированными коленками и локтями, ссадиной на щеке и, увы, не подлежащим ремонту, велосипедом. — Кос и отчитывал — сложно поверить! — Пчёла хохотнул, хотя прекрасно знал, что после того случая его друг очень сильно разозлился на сестру. Но, впрочем, даже эта злость не жила долго: уже спустя пару дней он позвал её гулять вместе с ними, и никто из ребят не припоминал Ирин косяк. Сейчас почему-то Витя вспомнил. У Иры тогда глаза светились, когда она рассказывала, что всё-таки проехалась на велосипеде. И сейчас, ему показалось, тоже… Он не был уверен до конца, почему решил сегодня встретить Иру после учёбы. Но был рад, что не прогадал и пригодился — хотя, Космос полагает, что Пчёлкин сейчас у отца. Нет, Витя, конечно, как добропорядочный сын забежал к нему, но получил отказ и ретировался, не желая мешать. Впрочем, жалел ли он? Вечер на удивление получился хорошим. Порыв ветра слегка растрепал волосы Иры и она посильнее укуталась в куртку, словно хотела себя защитить от этого. Витя, истолковав это, решил слегка приобнять Холмогорову. И она удивлённо на него посмотрела, хмыкнув. — Пчёла, а сейчас это тоже — по делу? — А сейчас это по доброте душевной. Вон, замёрзла вся. — Ну я же не сахар — не растаю. Ира выскользнула из его объятия. — Смотри, Снегурочка! — хохотнул Витя, глядя на неё. — Никакая я не Снегурочка. У неё волосы белее снега, а мои? — она указала на свои, русые. Пчёла не возразил, хотя подумал о том, что Ира Холмогорова куда красивее снегурочки. — Опа, какие люди! Пчёла, чё это ты тут делаешь-то? — Космос, вмешавшийся в их разговор так внезапно, доставил неудобство Вите, но он всеми силами это скрыл. — А вот и наша космическая станция пожаловала! — Витя кивнул головой в сторону Холмогорова. — Она самая. Не увиливай от ответа. Ирку, что ли, провожаешь? — Космос, засунув руки в карманы, направлялся к ним. — Выполняю интернациональный долг, пока её братец где-то лыжи навострил. — Помнится мне, ты вообще в мастерскую собирался. — Был уже там. — Что, не взяли твоё жало на работу? Сказали, брезгуют? — на лице друга проскользнула издевательская усмешка. — Ага. Я им целую космическую станцию порекомендовал. Ты же в машинах спец, — Пчёла и не думал оставаться в долгу. — В отличие от тебя, пчеловод. — Но-но, — Ира фыркнула, — Ты мне Пчёлу тут не обижай. — Спелись, значит? — Кос покачал головой, — А ещё сестра называется! Ладно, — махнул рукой, — Был я у Фила, кстати. — И что он? — Нормалёк. Со своей этой Вероникой разбежался. Она, дура, прикиньте, с другим лизалась у него на глазах! — Жесть, — высказался Витя. Ира промолчала, понимая, почему у друга был такой загруженный голос по телефону. А она-то не догадалась даже, сама бы навестить могла! — Да уж, — согласился Холмогоров, — Ладно, братец и сестрёнка, давайте по домам. Ирка, дуй в квартиру. — Это сейчас была попытка командовать? — Ира собиралась отстаивать свои права, но под серьёзным взглядом брата, уступив, попрощалась с Пчёлой и удалилась в подъезд. Космос посмотрел на Витю. Витя перевёл на него взгляд в ответ. И сын профессора астрофизики, кажется, решил перевыполнить норму по понимаю за сегодняшний день, а потому спросил: — Пчёла, мне щас показалось, или ты к Ирке клинья подбиваешь?***
Тамара возвращалась из школы вместе с Пашей, будучи не в лучшем расположении духа. А всё заключалось в том, что Маргарита Львовна, классная руководительница Паши, высказала девушке о драке, которую, по её мнению, учинил Паша с одноклассниками. Тамара не знала, как реагировать — с братом происходило что-то не то, и его замкнутость после смерти родителей только добавляла масла в огонь. Казалось, Пронина готова молиться всем Богам, чтобы спасти брата от серьёзных разбирательств с органами, которыми её и напугали за разговором. — Паш, — позвала она, — Может, всё-таки поговорим? — О чём? — спросил он, посмотрев на неё в ответ, — Что ты хочешь от меня ещё услышать? Я уже всё сказал! Тамара вздохнула. Главное — терпение. Она искренне любит своего брата, но и постоянно вытаскивать его у неё тоже не получится. Если он считает себя взрослым, пора браться за голову и помогать хоть в элементарном. — Ты понимаешь, чем нам грозят эти выходки? — Это — не выходки! — Ну хорошо, — согласилась она, — Это не выходки, а просто драки! Но, Паш, если ты помнишь, мне больших трудов стоило отвоевать тебя у органов опеки. И что сейчас? Если твоя учительница позвонит им, то тебя могут забрать. Что мне прикажешь тогда делать? — Можно подумать, я могу тебе приказывать! Ты же у нас взрослая уже! Тамару эти слова задели. И хотя в значении не было ничего такого предосудительного, но тон грубо резанул по сердцу. — Паш, не хами. Тамара смотрела по сторонам. Бабульки на лавочках во дворе шептались, словно обсуждали то, что она не справляется с братом. Паша, опустив голову, шёл рядом, то и дело прокручивая слова Иры Холмогоровой в ушах. А потом разговор с одноклассником, приведший как раз таки к драке. — Ладно, извини, — буркнул он, глядя на сестру. — Паш, — Тамара посмотрела на него в ответ, — Я, правда, не понимаю, что происходит. Ты стал другим. Ведь раньше-то, вспомни! Был весёлым мальчишкой, тебя в пример ставили всем одноклассникам, а сейчас? Павел горько хмыкнул. Раньше. Самое противное слово, которое он знал. Но если раньше у него было всё, чего можно пожелать ребёнку, то сейчас нет. — Забудь! — сказал — отрезал, — Как раньше уже не будет! — Паш! Тамара поспевала следом за братом, а бабушки с лавочки провожали их взглядом. — От, Томка даёт! Девчонка упрямая, да всё без толку! — И не говори! Пристроила бы пацана в детский дом… Раз не справляется! — Что вы понимаете! — вступилась третья, которой явно симпатизировал поступок Прониной, — Это брат её родной, а вы языками метёте, как какие-то курицы. Тьфу! Вас бы внуки в дом престарелых пристроили, понравилось бы?!***
Витя и Космос брели по Рижскому, осматривая местную территорию. Прилавки, на которых куча вещей — от одежды до самых разнообразных аксессуаров привлекали взгляды парней. Холмогоров оценивал масштаб работы, а Пчёлкин уже подмечал сумму, которую можно будет выбить из того или иного продавца. Правда, параллельно с этим в голове у пчёлки зрели не хилые вопросы, на которые он пытался дать себе ответ. Последний раз он видел Ирку два дня назад, после чего подвергся допросу со стороны друга. Но расколоть Пчёлу было не так-то просто, учитывая, что он, изо всех сил убеждая Космоса в его тупости и чрезмерно развитой фантазии, сам не до конца разобрался в собственных поступках. Ира казалась ему красивой девушкой. Чего греха таить — Холмогорова была просто едва ли не завидной невестой! Помимо красоты имела ещё незаурядный ум, наличие остроумия, оптимизма и просто… Всегда была рядом. Витя так привык, что Ира мелькала где-то неподалёку, неизменно с Космосом, что и сам не понял, в какой момент его жизни эта девчонка превратилась в… Прямо таки лебедя. Он понимал, что у дочери профессора уже начинают появляться поклонники, и не мог разобраться — то ли это наступило только сейчас, то ли он просто слишком невнимателен. Но факт оставался фактом: жалеть за помятого чудика с букетом роз ему не приходилось. — Твою налево, Пчёла, ты меня слышишь?! — Космос уже жестикулировал перед ним, пытаясь дозваться до друга. — Чё? — Марсианин! Ты куда там забрёл, в своих дебрях? Зову, зову, хрен услышит! — Да я проверял, насколько ещё хватит твоих связок, дуралей… — Слышь, улей, я щас твой урожай быстро поправлю! Мы тут с тобой о деле печёмся, или как? Витя не стал доводить до ссоры, поэтому просто спросил: — Чё там у тебя? — Видишь вон? — Космос указал на толпу, находившуюся метрах в пятнадцати. Пчёла повернул голову и едва не оторопел. Нет, он, конечно, видел цыган в своей жизни, но впервые они появились здесь, на Рижском. Все размалёванные, как непонятно кто. Мужики в шляпах, рубахах, штанах, закатанных и сапогах кожаных, с гитарами в руках, наигрывая песни. И бабы, в юбках до пола, прикрывающих всё, что можно и нельзя, с длинными рукавами, расходящимися ниже локтя, распущенными волосами, чёрными, как воронье крыло, и глазами — как у орла. Такие глаза вцепятся, загипнотизируют и всё — пиши пропало! Витя Пчёлкин уже имел возможность познакомиться с удачливыми махинациями данного народа, а посему не воспылал радостью от этой встречи. — Не понял… А они чё здесь делают? — У Парамона и Кабана надо спросить, — произнёс Космос. По нему было видно, что он тоже не испытывал счастья, а выглядел скорее озадаченным, — Надо бы их прогнать отсюда. — Думаешь? — Да тут и думать нечего — им тут не место! Космос двинулся к танцующим и поющим цыганам, а Пчёла следом за ним. Когда расстояние между ними сократилась до неприличного, сын профессора астрофизики остановился прямо за спиной у одного из них, игравшего на гитаре и напевавшего какие-то слова на незнакомом языке — очевидно, их родном, цыганском. Песня была не из медленных — девушки и женщины, дёргая юбками и платьями в разные стороны, резво пританцовывали в такт. Космос постучал по плечу цыгана и тот прекратил играть. — Слышь, вы чё здесь забыли, а? Он оторопел в тот момент, когда развернувшийся к нему цыган представил своё лицо. И оно было ему знакомо. — А тебе что надо? — спросил в ответ цыган, глядя на него, — Мы, что, мешаем кому? — Людям вы мешаете, — ответил за него Пчёлкин, — Ещё не хватало, чтобы вы тут обокрали всё к чертям собачьим! — Ты, гаджо*, по себе-то не суди! — высказалась какая-то цыганка. Она была уже в возрасте, лет пятьдесят. В её чёрных густых волосах лежала у корней седина. — В общем, так, — Космосу явно не хватало терпения, чтобы вести переговоры, — Уходите. Это наш рынок и вам здесь делать нечего. — А не рановато ли ты, парень, гонишь нас? — другая цыганка, молодая, звонко рассмеялась, улыбнувшись ему, — Дай ручку, позолоти — всю правду расскажу, ничего не утаю! Погадаю тебе на судьбу твою, хочешь? — Сказано вам — валите, — Пчёла тоже не собирался сдаваться, — И в гадания ваши мы не верим, ересь это всё. — Зря ты так, — ответил ему тот самый цыган с гитарой, — Я и мои люди не настроены на то, чтобы ругаться с вами. У нас своё дело здесь, а у вас — своё. — У вас не может быть никаких дел на Рижском, — перебил его Космос. — Ты наших дел не знаешь, так что помолчи. Мы сейчас уйдём, но мы ещё вернёмся. И тогда не факт, что ты будешь таким же. — Слышь, уматывайте, тоже мне, угроза века, — Холмогоров смотрел на цыган, прищурившись, — Чтоб мы вас тут больше не видели, иначе в следующий раз, как ты говоришь, разговор будет совсем коротким. Ясно? — Пойдемте, ромалэ. Махнув рукой на всё, друзья двинулись по рынку дальше, ловя на себе взгляды продавцов и покупателей. Ровно до того момента пребывая в своих размышлениях, пока Космос не почувствовал, что кто-то врезался в него на полной скорости, едва не сбивая с ног. — О! — рыжая, опешив от такой встречи, ухватила его за руку, — Слушай, ты-то мне как раз и нужен! Космос едва не взвыл — то ли от того, что ему не хватало для полного счастья встречи с соседкой Фила, то ли от ощущения, что смутное напоминание закралось внутри. Дежавю. — Ты не охренела? — спросил он в ответ, — Моя помощь тебе явно не нужна! — Да погоди ты! — рыжая, похоже, была серьёзно напугана, — Слушай, тут проходили одни… — Полудурки? Не, здесь не психушка. — Смешно! Я про цыган, — слегка понизив голос, — Короче, будь другом, выведи меня с этого рынка! — А не пошла бы ты куда подальше? — среагировал Пчёла, который, будучи в курсе их последней встречи, тоже не радужно реагировал на появление девчонки. — Пожалуйста! — чуть ли не взвыла рыжая, — Ну, что ты, не человек, что ли?! — Пьяница, как пить дать, — ответил Холмогоров. — Слушай, ты потом ещё удивляешься, почему к тебе так относятся! — выговорила очередную колкость и огляделась, едва ли не цепляясь в его плечи руками, — Я тебе по гроб жизни благодарна буду, только помоги! Но даже не эти слова, а что-то блеснувшее в зелёных глазах заставило сжалиться. И выкрики двух цыган, приближавшихся к ним сквозь толпу, явно не предвещали ничего хорошего. Пожалуй, в этот момент он имел возможность отыграться, припомнив все колкости в свой адрес и слова, но не стал больше тянуть лямку за одно место и, переглянувшись с Пчёлой, дал дёру в противоположную сторону, держа рыжую за руку. Та со всех ног приспустила вместе с ним. Космос перепрыгнул через прилавок с какими-то бусами, уловив только вскрик тётки-продавщицы. Рыжая не отставала, расталкивая всех на своём пути. Пчёла иногда оглядывался, чтобы проверить, есть ли за ними хвост. Спустя каких-то пару минут, за которые сын профессора астрофизики обещал сто раз бросить курить из-за сорвавшейся дыхалки, они оказались перед развилкой с гаражами. — Расходимся, Кос! — крикнул Пчёла, и они разбежались в разные стороны: Витя ломанулся вправо, а они налево. «Блять, последний раз я гонял так, когда кросс у физрука в школе сдавал!» — подумал сын профессора, даже не подозревая, что в голове его друга сейчас та же мысль. Они добежали практически до конца гаражей, юркнув между какими-то двумя. Космос, уже порядком запыхавшийся, пытался восстановить дыхание. Рыжая делала то же самое, и минута прошла в абсолютной тишине, если не считать комментарии: — Твою бабушку… — Да уж, не слабо… Когда, наконец, возможность дышать и разговаривать одновременно была возвращена, Космос произнёс: — Слушай, а у тебя талант. — Какой? — спрашивает рыжая, всё ещё восстанавливая дыхание. Ей пришлось пробежать значительно больше. — Влипать в неприятности! — пауза, — Причём, исключительно на моих глазах. — Можно подумать, я стараюсь! — она фыркнула, но вид у неё всё равно был какой-то извиняющийся. Впервые. — Если бы ты была чуть пострашнее, я бы тебя принял за сексуальную маньячку, — он опирался ладонями на колени, глядя на неё, облокотившуюся спиной на стену гаража. — Жаль, что я тебя за нормального человека принять не могу. — А вот иронию и сарказм поубавь — мы не в цирке… — С такими спасителями любая проблема в цирк превратится. Странно, что ты ещё жив остался, с твоим-то бегом, — Космос хмыкнул, думая о том, когда же эта девчонка перестанет пытаться его задеть. — А ты не переживай, я живучий. — Гадина, — она усмехнулась, признавая, что счёт между ними он сравнял по колкостям. — Может, всё-таки назовёшь своё настоящее имя? Раз уж мы так близко знакомимся каждый раз, что я твою жопу из беды выручаю… — Яся, — на выдохе, — А ты? — Космос, — кивает он. — А, греческое имя, — она махнула рукой, заставив его брови конкретно взлететь вверх от удивления. — Вот это да. Ты первая, кто меня об этом не спрашивает. — Ну, может потому, что я не такая тупая, как твоё окружение? — она развела руки в стороны, усмехнувшись. — Вообще-то, я со своим окружением только что спас тебя. Или ты и в этот раз отрицать будешь? — Ладно, — она кивнула, — Признаю. И от этой фразы Космос Юрьевич Холмогоров расплылся в почти что победной улыбке. Он уже и не думал, что дождётся.