***
Ира навестила Тамару ближе к вечеру — заявилась в гости с пирожными прямо к вскипевшему чайнику. Девушки прошли на кухню, где, прикрыв двери, могли поговорить начистоту. По крайней мере, Холмогорова видела, что Пронина хочет сказать. — Ну что там с Пашкой-то? Тамара после этого вопроса совсем понуро опустила голову. — Ир, я уже не знаю, что мне делать… — Так, давай мы присядем, выпьем чайку и ты мне всё расскажешь, — Ира сама усадила Тамару и принялась хозяйничать. Поставив перед Прониной чашку, Холмогорова села рядом, отпив из своей и внимательно уставилась на подругу. — Рассказывать, по сути, нечего. Учительница меня вызывала по поводу драки. — Какой ещё драки? — Он подрался в школе с одноклассниками. Я пыталась, конечно, узнать причину, но он только отмахивается и не говорит, — Ира увидела, что на глаза Тамары уже наворачиваются слёзы от бессилия, — Я, правда, не знаю, что мне делать с ним… Классная руководительница намекнула, что поставит вопрос в опеку… Она была готова расплакаться. Ира не осуждала бы Тамару за это. Едва ли Холмогорова могла понять, насколько трудно Прониной, но она видела это и хотела облегчить эту участь. Понятно, что, если вопрос поставят в органы опеки, то Пашу могут забрать в детский дом, и тогда все усилия Тамары пойдут насмарку. А Пронина слишком любила брата и старалась ради него же. Холмогорова обняла её, гладя по волосам. Беда никогда не приходит одна. Ей казалось, она сумела наладить с Пашей контакт, найти общий язык. Но, видимо, её слов недостаточно, чтобы исправить запутавшегося человека. — Слушай, я, кажется, знаю, чем можно помочь, — произнесла она, взглянув на Тамару. Пронина вытерла слёзы, посмотрев на неё, — Есть у меня друг один. Ты с ним ещё не знакома. Вот если кто и сможет найти подход к Пашке, то это он. — А ты уверена, что у него получится? — с сомнением поинтересовалась девушка. Ира хмыкнула. — У Валерки-то? Да наш Тео с кем хочешь подружится, и мухи не обидит. — Ну… Тогда… — Тамара замялась, — А как их познакомить-то? Твой друг согласится помочь? — Я с ним на эту тему поговорю. Придумаем что-нибудь, не переживай. Давай, успокаивайся, попьём чаю и я побегу домой. Уже уходя, Ира подумала о том, что кандидатура Валеры самая подходящая. И не только потому, что Фил сможет найти подход к Паше, будучи детдомовским, а и потому, что самого Филатова нужно было выпутывать из его кокона депрессии. Кос обмолвился словечком, что дела у Валерки не так уж хороши, но он старается держаться. «Лучше, наверное, всё сделать, когда он вернётся с соревнований», — проскочила мысль в голове, — «Да. Всё равно перед ними Валере надо сосредоточиться, и самому собрать все силы.» Кажется, гениальность этой идеи просто обязаны оценить Пчёла и Космос.***
А Валера Филатов уже был на базе, где проводились соревнования. Та самая, где они познакомились с Резник… И хотя он дал слово Космосу, что бросит хандру в ближайшее время, это было не так-то просто. Ноги сами понесли его по местам, едва он разложил вещи. Поэтому, не обращая внимания на товарищей по клубу, которые коллективно обсуждали предстоящие бои, двинулся прямиком по территории. Оказавшись у корпуса фигуристов, просто не смог пройти мимо — сел на лавочку в так называемой «зоне отдыха», где можно было пересидеть на свежем воздухе. У фигуристов-то тоже сейчас соревнования. В глубине души Фил надеялся увидеть Веронику, поэтому сидел и ждал. Не зная, что не судьба. Разве должна их история закончиться вот так, даже без малейшего объяснения? Дурак он был — зря не подошёл тогда! Пускай бы ввязался в драку, получил новые проблемы, но он бы знал, что произошло, и почему она так с ним поступила. Ведь не мог он в ней ошибиться настолько сильно? Сейчас, когда эмоции начали утихать, Валера рассуждал на трезвую голову и понимал, что наломал дров. Вот только где и как он упустил тот момент, когда Вероника солгала ему, шепча «я тебя люблю»? За какие такие грехи с ним так обошлась та, которой он верил, как своим друзьям? — Филатов, ну надо же, какая встреча! — женский голос отвлёк его от размышлений. Другой. Не тот, что он ожидал услышать. Совсем рядом остановилась девушка, молоденькая спортсменка-фигуристка. Валера знал её — их с Вероникой вёл один тренер. — Какими судьбами возле нашего корпуса? — спрашивает Олеся Журова, лукаво изогнув бровь. Её каштановые волосы, собранные в высокий хвост, небрежно ложатся на плечо, когда она слегка поворачивает голову вниз, глядя на него. — И тебе привет, — отвечает он, думая, можно ли узнать начистоту, — Да соревнования… — Понятно. У нас вот тоже борьба за первенство. Не хочешь, кстати, придти и посмотреть? Послезавтра, — предложение можно было бы расценивать, но Фил не хотел. И не потому, что ему было откровенно лень тратить время на это, но и просто… Не было настроения. А портить кислой миной кому-то мероприятие неправильно. — Скорее всего, нет. У самого начнётся… — Жаль. Ну, если надумаешь, приходи, — Журова подумала уйти, но Валера вовремя спросил: — Ты Веронику не видела? Олеся обернулась. — Ты, что, не знаешь ничего? — Не знаю чего? — вопросом на вопрос ответил Фил, который действительно был в непонимании. Он хотел поговорить с Резник. Ему нужен был этот разговор, и теперь он чётко это понял. Один единственный вопрос «зачем и почему», а после он бы сам поставил во всём этом точку. Но это сделали за него. Уже. — Она ушла из фигурного катания. — То есть, как? Не это он ожидал услышать. Совсем не это. — Да фиг его знает, как и почему. Приходила к нашей Эльвире, так та её чуть под лёд не закатала. Скандал был жуткий, — пояснила Журова, — Я пыталась с ней поговорить, но она наотрез отказалась объяснить причину. — Понятно, — это всё, что он мог сказать. Остальные слова, кажется, были излишни. Его «зачем и почему» повисло в горле, так и сорвавшись с языка. Вопрос был бы явно не по адресу, — Ладно, я тебя услышал, мне пора. — Валер, а вы с ней вместе? Ты прости, конечно, за вопрос, может, я не в своё дело лезу… Фил только смог едва усмехнуться и покачать головой. — Уже нет. Но всё нормально, не волнуйся. Он ушёл прежде, чем смог услышать в свой адрес ещё какие-то слова. Вернулся в корпус боксёров, дошёл до того самого коридора с телефоном и застал уже разговаривающего товарища по команде. — Толян, мне позарез, — объяснил Валера. — Ладно, солнце, всё, давай, целую, — явно попрощавшись с представительницей женского пола, Барышников взглянул на Валеру, — Держи. — Спасибо, — Фил тотчас набрал знакомый номер. И гудки, тянувшиеся, кажется, не несколько секунд, а целую вечность, оборвались вместе с появлением женского голоса: — Алло? — Здравствуйте. Вероника дома? — А кто её спрашивает? Вот и попал, что называется. Но врать и изворачиваться было не в правилах Валеры Филатова, поэтому он честно ответил, как есть. — Молодой человек, послушайте, что я вам скажу, — возникшую на секунду паузу прервал снова женский голос, наполненный решимостью, — У Вероники всё хорошо. У неё есть достойный жених, за которого в скором времени она выйдет замуж. И, вообще, они переехали в другой город, так что можете забыть этот номер телефона, связаться у вас с ней всё равно не выйдет. — Пожалуйста, дайте мне её номер, мне нужно всего лишь поговорить. — Я вам всё сказала, юноша. Тема закрыта. Вы, кажется, спортсмен и должны понимать, что нужно следовать правилам? Так вот для нашей семьи есть одно правило: не связываться с детдомовскими выродками. Всего хорошего. И снова гудки. Как последние обрывки, складывающиеся в одно целое. Достойный жених. Выйдет замуж. И не связываться с детдомовскими выродками. Валера кое-как сунул телефон на место, вложив трубку. Смотрел в одну точку перед собой и пытался понять, но не мог. Видимо, эта правда — и есть та причина, по которой она так с ним поступила. Теперь их история совершенно точно закончилась, как полагал Валера. Навсегда.***
Утро нового дня было окрашено в печальные мысли. Проснувшись в постели, Яся ещё несколько минут ворочалась, надеясь уснуть. Но все усилия были бесполезны — за прошедшую ночь ей удалось забыться всего на пару часов. Хотя, «забыться» — слишком громко сказано, потому что даже во сне её преследовали кошмары погони и цепких рук, хватающих её собственную. Глаза, способные загипнотизировать, и грубый голос, насмехающийся над её бессилием. Нет. Она дала себе слово — отречься от всего того, что связывало её с далёким прошлым. И единственное напоминание о случившейся трагедии были исполосованные шрамы по телу. Один из них находился на запястье — Яся смотрела на рубец, подняв руку вверх. Время лечит? Нет, похоже, что ни черта. — Как бы ты не хотела, но скрыться от прошлого — невозможно. Оно слишком быстро тебя догонит, и за эту гонку придётся платить ещё большей ценой, — старуха смотрит на неё. Всепонимающие глаза, в которых лежит глубокая печаль, словно ей и самой стыдно и неудобно признавать то, что говорит. — Да у меня нечем платить, я всё потеряла! — Нет, не всё, — её собеседница, вопреки упрямству Яси, всё равно качает головой, — Не всё, и ты прекрасно это знаешь. А будет ещё больше и хуже, если ты пойдёшь против судьбы, девочка… — Против какой, к чертям, судьбы?! Вас если послушать, так моя судьба — это сгинуть в той яме, в которую вы меня тащите своими традициями! А я не такая, как вы, я — другая! Так, было, есть и будет! — Ошибаешься, — и всё же собеседница говорит спокойно. Пожалуй, не только её слова, но и этот факт продолжает злить Ясю, — Если Мирон захочет, то он найдёт тебя. И его никто не остановит. А ты всё равно знаешь, кто ты, и кем были твои родители. Яся только хочет сказать, что это неправда, но в толпе мелькают знакомые черты лица. Слишком сильно всё внутри вздрогнуло при виде человека из прошлого, и Ульянова, даже не помышляя, развернулась и побежала прочь. Как можно дальше, как можно скорее, лишь бы не столкнуться с ним… Яся очнулась от воспоминания, вздрогнув от другого голоса. Его Яся никогда не боялась, а даже любила. Потому что этот голос принадлежал единственному человеку, который у неё остался. Всех остальных — пусть и немногих, но она потеряла. Значимо. — Доброе утро, деда, — она встала с постели, улыбнувшись. Давно уже научилась прятать свои тайны и проблемы за маской, чтобы не усугублять положение. У Петра Демидовича и так было больное сердце, а за плечами — годы службы. Военный, ушедший на пенсию в звании полковника. — Ясь, — старик внимательно посмотрел на неё. Шутка ли? Провести человека, прожившего целую жизнь, полную нелёгких поворотов? Пережившего потерю жены, сына, и оставшегося с внучкой один на один. Вот уже два года они так живут, — Не расскажешь, что происходит? — А что происходит? — с лёгким недоумением она уставилась на деда, в голове уже обдумывая, что бы можно придумать и сочинить. — То есть, ты хочешь сказать, что ничего и всё в порядке? — цепкий взор старика всегда мог разгадать кого угодно, но вот с внучкой нужно было потягаться. Потому что Яся мастерски научилась избегать этого умения в свою пользу за время проживания под одной крышей, пусть и не сразу. — Ну, деда, я же не знаю, что ты сам себе придумал… — Ульянова, отставить спорить. Ты, в конце-концов, с дедом разговариваешь, а не с каким-то… левым челом! Яся не сдержала смешка — такая фраза из уст мужчины, чья возрастная цифра уже перешагнула планку шестьдесят и даже больше. — Прости, деда, но я правда без понятия, о чём ты. — Значит, не скажешь? Яська, да пойми ты… — Деда, я всё понимаю. Но, правда. Волноваться не о чем. Я же у тебя уже взрослая, и самостоятельная, — Яся приобняла его за плечи, заглядывая в добрые голубые глаза. Они никогда не могли смотреть на неё сердито по-настоящему. Пётр Демидович, хоть и старался не баловать внучку слишком сильно, но, как и любой другой дед, любил её. И Яся тоже его очень сильно любила. Волновалась за него, потому молчала. Врала, но во благо. — А где ты вчера так долго пропадала? — На улице гуляла. Ни к чему ему знать о том, что прошлое вернулось к ней спустя столько времени. Она сама справится со всем, а ему это доставит только лишние проблемы. — Ладно, всё, я умываться и завтракать, — Яся ретировалась более поспешно, чем обычно. — Ох уж, партизанка, — Пётр Демидович отпустил внучку, оставшись в комнате один. И взгляд старика тотчас попал на окно, за которым уже встало солнце, освещая улицу, — Ох уж эти тайны, Яська… — неслышно протянул старик, понизив голос. И, подумав о сыне, признал очевидную правду. Его внучка была слишком сильно похожа на своего отца. Тот в своё время так же утаил от него правду — причём, дважды — и всё закончилось совсем не так хорошо, как хотелось бы. И если после первого раза Пётр Демидович обрёл внучку, что, кажется, считается за счастье, то после второго лишился сына, потеряв его навсегда. «В тайнах нет ничего хорошего, — думал полковник Ульянов в отставке, — От них одни только беды, Яська…» Но внучка не слышала его. Из ванной доносился звук воды. Даже если услышала бы — всё равно скрыла правду, хоть Пётр Демидович и чувствовал, что что-то не так. Уже через полчаса, во всеоружии красоты и благоухания, Яся выскочила из квартиры, не преминув успокоить деда, что прибудет точно к девяти вечера и не заставит его волноваться. А на улице, как оказалось, её уже ожидали, что стало необычным сюрпризом. Проходя мимо «Жигулей» вишнёвого цвета она подскочила, услышав неожиданный гудок. В приоткрывшееся окно тут же высунулась голова нового знакомого. Яся, мягко говоря, была удивлена этой встречей. — Испугалась? — спросил Космос. — Вот ещё, — хотя, в свете недавних событий испуг был обоснованным, но Ульянова умолчала. Её проблемы лучше не знать никому, даже этому Космосу, помогавшему выпутаться из передряг. Однако, если после первых встреч она не желала идти на мирное общение и открывать душу, то теперь что-то втолковывало, что можно перекинуться парой слов, — Ждёшь кого или мимо проезжал? — Вообще-то, жду. — Оу, — Яся хмыкнула, — Ну, не буду мешать. — Да подожди ты, — Космос вылез из машины, заставляя её обернуться и с удивлением посмотреть на него. На лице Холмогорова проскочило какое-то смущение, — Мы толком и не поговорили даже. — А есть о чём? — с полуулыбкой поинтересовалась она, словно видела его впервые в жизни. Хотя, пожалуй, в том-то и дело. Не впервые. И все их предыдущие пересечения не несли в себе ничего хорошего хотя бы относительно, кроме последнего. — Как дела-то хоть? Никто уже на тебя не покушается? — вопрос был задан со смешливой интонацией, чтобы разрядить обстановку, но Яся не оценила такого жеста. Потому что на неё эта вся ситуация справляла совершенно другое впечатление. — Всё тихо, но если что, девочка не маленькая, и знаю, куда позвонить. — А откуда же у тебя мой номер нашёлся? — Ты решил, что я буду звонить тебе? Космос мысленно дал себе подзатыльник. С этой рыжей явно не стоит вести себя так самоуверенно, как Пчёла со своими бабами. Да и отличалась она от них… Хотя бы тем, что уже удалось узнать Холмогорову. Хоть это было и ничтожно малым. Всего-то какие-то проблемы, и слово «рэкет». За прошедшие два дня парень попытался выяснить у старшаков всё, что могут знать о Ясе, но те не блеснули особо информацией. Сказали лишь, что девчонка, которую несколько раз видели на рынке. С цыганами. И последнее настораживало Космоса, но выпытывать что-то заранее было провальным планом. Поэтому, пусть действует время. А со временем, может, ему и удастся что-нибудь узнать. Очевидным сейчас было только то, что он общался с ней сам. По собственной инициативе, не забегая наперёд. — Ну как же, я местный герой здесь. — Вот что, герой, — весьма по-доброму обратилась к нему Яся, смерив взглядом с ног до головы вместе с машиной, — Ехал бы ты по своим делам, а то и мне спешить надо. — Так давай домчу. Ульянова изогнула одну бровь, глядя на него с сомнением. Космос похлопал по машине отца, поглаживая её рукой. — С ветерком? — Ну, с ветерком так с ветерком. А можно ещё и Майкла Джексона прибавить, — как бы невзначай предложил Холмогоров, чем вызвал смешок. — Ладно, космический герой, — Яся не скрыла улыбки, и это понравилось Космосу, — Домчи, раз уж вызвался. Времени и так в обрез, — скоропостижно она как-то завернула их разговор, сунувшись сразу в машину. Впрочем, сын профессора тоже не растерялся и, подумав о том, что удача сегодня явно на его стороне, вернулся на водительское сидение. Заведя машину, Космос плавно нажал на газ, пока в салоне уже разносились слова из магнитолы.I'm giving you On count of three To show your stuff Or let it be… I'm telling you Just watch your mouth I know your game What you're about*
Выехав на дорогу, Холмогоров нарушает молчание: — А куда едешь-то, если не секрет? — К «Калининской» станции метро. — А там что? — А там — в путь, но уже без тебя. На машине вряд ли в метрополитен впускают. Космос фразу оценил, хотя шутку насчёт связей обошёл десятой секундой молчания. Когда они уже подъехали, приободрённые неплохой беседой под любимого исполнителя, Космос вдруг неожиданно протянул Ясе листик с номером городского и адресом. — Что это? — только недоумевающий взгляд послужил дополнением к интонации голоса. — Возьми, — Космос пожал плечами, — Понадобится помощь, позвонишь или дашь знать. Кто знает, вдруг, в следующий раз не буду мимо проезжать? Этот двусмысленный вопрос остался без ответа. Подумав о том, что бумажка не кусается, рыжая аккуратно забрала её из руки Космоса. Холмогоров словно нарочно переплёл их пальцы. Ульянова первая одёрнула руку. — Пока, герой, — Яся ловко выскочила на улицу, удаляясь ко входу в метро. Космос, сидя за рулём, проводил её взглядом. Майкл Джексон затих ещё в самом начале их прибытия, и теперь только тихо напевались строки в самой голове парня. «Ну, а с другой стороны, Космосила, — произнёс внутренний голос, — Она не сказала тебе «прощай». Обнадёживающе.***
Валера ценил дружбу. Искреннюю и настоящую, такую, какая была у него с четвёркой друзей. Неразлучные и верные друг другу. Из-за этой дружбы в жизни Филатова происходило только самое хорошее, что могло бы быть у детдомовца. Валера ценил любовь. Ту, которой его наградила судьба два года назад. Радовался, как мальчишка, не веря, что это происходит с ним. И в конечном итоге пропустил удар, да ещё и не один, лишившись возможности получить КМС на соревнованиях. Аркадий Семёнович даже не стал выговаривать ему, заявившись после боя в раздевалку. Поздравил с очередным выездом всех ребят, и только на нём задержал на долю секунды протяжный и тяжёлый взгляд. Да так ничего и не сказал — даже по возвращении в Москву, просто, как обычно, распустил их по домам, указав следующую дату встречи. Валере было не по себе. Он помнил момент, когда стоял на ринге, но мысли его были далеко от предстоящего поединка. Практически сразу после приветствия и свистка он едва не получил в голову — спас своевременно поставленный блок. Фил слышал крики товарищей из клуба, пытавшихся его подтолкнуть и завести, но сам не мог этого сделать. В голове крутились слова, моменты, словно кто-то нарочно завёл эту пластинку, раздражая нервы и мозг до такой степени, что даже сконцентрироваться получалось слабо. Немудрено, что финал свершился уже на девятой минуте — и как так он продержался всё то время? Осталось загадкой. Слегка подбитый, Фил столкнулся у своего дома с Ирой, у которой к нему была личная просьба. Почему он согласился? Нельзя в принципе представить возражавшего Филатова в такой ситуации. Идея Холмогоровой была ему понятна, а перспектива отвлечься самому замаячила на горизонте спасательным сигналом — если не сделать этого, точно загнётся в своих же мыслях. Сварится под чистую. Так и получилось. Ира познакомила его с Тамарой — на первый вид, весьма миловидной и хорошей девушкой. Валере хватило одного вечера, после которого он пришёл к выводу, что Пронина — на редкость душевный и необыкновенный человек. Как, впрочем, и саму Тамару удивило общение со спортсменом — она-то полагала, что все боксёры не смыслят ничего, помимо тренировок и соревнований, а он разубедил её в этом, опровергнув сходу сразу одну теорию. — Ой, а откуда это у тебя? — она посмотрела на синяк на скуле. — Соревнования, бокс ведь спорт не шуточный, — ответил Фил. — Мой Пашка тоже такой… Только дерётся непонятно почему. Так они подошли к теме, что с братом Прониной всецело случилась беда. И Валера, конечно же, знавший чуток обо всём изначально, вызвался поговорить с Пашей наедине. Сейчас, спустя уже неделю после своего возвращения из соревнований, Фил стоял вместе с мальчишкой рядом с турниками на спортивной площадке и пытался найти общий язык. — Знаешь, ты вот говоришь, что у Иры хотя бы отец остался. А у меня — никого. Ни мамы, ни папы, ни сестры. Хотя всё это было, точно так же, как и у тебя. — И? — спрашивает Паша в ответ, хотя видно, что он не настроен дерзить, — Что ты сделал, чтобы изменить свою жизнь? — Пошёл в спорт, — честно отвечает он, — Занимаюсь боксом с тех пор и езжу на соревнования. — Ну и в каком ты звании? — Пока что ни в каком. 1 разряд по боксу. — Вот видишь! — Вижу. И буду идти упорно к своей цели. Может, ты слышал, что в боксе нужно уметь падать? — Судя по всему, ты умеешь. Валера пропустил колкость мимо ушей. — Вот что я тебе скажу: главное не только уметь падать, но ещё и уметь подняться. — А ты умеешь? Валера посмотрел на Пашу и понял, что ответ слишком очевиден и понятен даже для него самого. После минувшего проигрыша он пообещал себе больше не допускать подобных промахов. Он — спортсмен. И чтобы продолжить свою карьеру, приходится чем-то жертвовать. Валера пожертвовал своими нервами, не подозревая, что это была не только его заслуга. Но о девушке с тёмными волосами и почти чёрными глазами грех было думать. Теперь, когда она умотала неизвестно куда и начала новую жизнь, даже не удосужившись толком поставить его в известность… — Из-за чего подрался? — решает спросить, чтобы вывести себя же из цепкого водоворота мыслей. Он обязательно научится с этим жить, но позже. Ему полегчает. Стоит только на время уйти с головой в дела. Время ведь всё лечит, не так ли? Валера смотрел на Пашу и думал о том, что оно залечит даже эту детскую рану от потери родителей. Он как никто другой мог понять его, обозлённого на весь мир вселенской несправедливостью. Потому что дети не должны терять родителей так рано, а родители не должны хоронить своих детей. Два самых заклятых правила, которые, почему-то, игнорировались злодейкой Судьбой, смешившей своими поворотами. — Защищался, — ответил Паша, особо на вид не пылая энтузиазмом для беседы. То ли не хотел, то ли стыдился… Но Валере было на это всё равно, потому что он твёрдо решил. И пообещал. Он пообещал Ире и Тамаре помочь. А Пашка заслуживает на то, чтобы у него появился… Друг. Валера сейчас понял, что хотел бы стать им. Эта дружба смогла бы помочь им обоим. Но для того нужно стать для мальчишки настоящим примером. — Уже хорошо. А всё-таки? Паша поколебался, но всё же снова ответил: — Они про Тому плохо говорили. Валера понял, что это действительно задело Пронина за живое. Потому что его взгляд и тон голоса не могли в этом не убедить. — Что они сказали? Паша молчал. Валера подошёл к нему, опустившись и заставив посмотреть ему в глаза, и снова спокойно повторил свой вопрос: — Что они сказали, Паш? Пронин посмотрел на него, сжимая кулаки. Валера вызывал в нём доверие на подсознательном уровне после рассказа о детдоме, и он подумал, что не стоит скрывать от него ту правду, какую не позволил услышать сестре. Может, Филатов его поймёт. И Тамара не узнает, почему брат подрался с одноклассниками, но зато этот парень встанет на его сторону. Потому что Паша не мог бы поступить иначе. Он остался один у сестры и должен её защищать. Плевать, что младше. Паша дал себе слово, что порвёт любого, кто посмеет обидеть Тамару. А то, как он вёл себя сам… Просто возраст. Паша, несмотря на взрослые проблемы, всё ещё просто обиженный ребёнок. И впервые он встретил того, кто понимал эту обиду. И мог бы помочь. — Они сказали, что Тома, чтобы обеспечить меня… Вообщем, что она с другими мужиками и… Валера кивнул. И тоже почувствовал злость. Потому что люди, даже не вникая, готовы были облить грязью абсолютно нормальную девушку. Как и его самого облили в телефонном разговоре жестоким «детдомовский выродок». Филатов думал, что не разбирается в людях, но уж точно знал: Пронины, понравившиеся и ему, и его друзьям не могли быть плохими. Валера просто потрепал Пашу по голове, прислонив его лоб к своему на короткий миг. — Хочешь, я тебя научу паре приёмчиков? — предложил он. И Пашка, глядя на него, по-детски, но уверенно кивнул. Пронин и сам хотел, чтобы время залечило его недуг.