ID работы: 9263176

Профессорская дочка

Гет
R
Завершён
493
автор
Размер:
467 страниц, 30 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
493 Нравится 222 Отзывы 124 В сборник Скачать

14. Метаморфозы

Настройки текста
      Ярослава Владимировна Ульянова. Имя совершенно обычной девушки. Оно могло бы достаться кому угодно, но с рождения — ей. Вместе с тем в жизнь с первых дней посыпались удары судьбы. Когда-то, ещё маленькую новорождённую девочку, отдали на поруки мужчины в роддоме, заявив свой неутешительный вердикт: мать скончалась во время родов. Лила Цицеро была женщиной замужней, потому было сразу понятно, что младенца не оставят.       Свою жизнь до десяти лет, которая била по ней не только ключом, Яся старалась не вспоминать. Бежала, как от чумы — и ведь поначалу не одна! У неё были близкие друзья и там, в таборе, но прошедшие годы оттеснили этот след. За свои восемнадцать лет, Яся успела похоронить уже двоих отцов — шутка ли? И о существовании правды, которую от неё скрывали окружающие, она узнала совсем случайно: в день похорон, как выяснилось, приёмного.       Могла ли Яся помыслить о том, что её мать, будучи цыганкой, влюбилась в русского? Да запросто: это ведь не подвластно никаким объяснениям, и люди не выбирают, кому отдать своё сердце. Всё случается в один момент — просто оба понимают, что не могут друг без друга, и остаются вместе. Пережидают бури, несутся навстречу совместному будущему, строя планы, даже не пытаясь гадать, кто может им помешать. Вот только в ситуации с матерью Яси всё сурово отличалось. И правда, которая разрушила возможную ячейку общества, заключалась как раз в разных национальностях. У цыганов были свои законы, нарушать которые было не принято. Лила нарушила самый главный из них — смешно, — вся беда заключалась в том, что ею завладел не цыган.       И можно было бы махнуть рукой, не обращая внимания на протесты окружающих, на осуждения, но Лиле не удалось избежать этого — как ни крути, а всех подробностей из первых уст Яся уже никогда не узнает. Но ей хватило и того, что было известно. Её мать забеременела ею ещё до свадьбы — весь табор наивно полагал, что она, одумавшись, носит под сердцем ребёнка их народа и своего мужа, но всё оказалось куда печальней. И как только на свет появилась малышка, Лила отдала Богу душу, покинув этот мир и свою родную кровь наедине с множеством проблем, ожидавших в будущем.       Ясю травили. Местные в таборе сразу же прознали, чья именно была девчонка. Рыжая, зеленоглазая — весьма не такого типажа, как у них принято, где все сплошь темноволосые и кареглазые. Она пыталась бороться, и отец всё равно любил её, пусть и по прошествии времени стал смотреть на дочь, как на ужасающий отголосок прошлого. Яся не осуждала его, когда он срывался на ней — это происходило редко, но всё-таки какие-то отголоски обиды звенели внутри, мешая переступить через себя. Приходилось молча сцепить зубы и терпеть. Ещё совсем девчонка, но уже думала о нём, отце — и терпела по большей части из-за него, хоть тот и не всегда вступался за честь девочки перед цыганами.       Наивно полагать, что время смогло залечить эту боль. Мужчина, не выдержав, покончил с собой, и Ясе казалось, что она осталась одна на всём белом свете — её никто не понимал, и отовсюду гнали, словно надоедливую муху. Теперь некому было вступиться, если не считать двух друзей, с которыми она водила дружбу. Именно мать её подруги и отдала Ясю в другой мир, познакомив с настоящим отцом, Владимиром.       Ирония судьбы была как никогда жестокой — имена её отцов совпадали, как звёзды на небе, предоставившие шанс начать новую жизнь. И Яся сделала шаг вперёд — туда, где её ждало новое разочарование.       В пятнадцать лет Яся потеряла ещё одного отца. Лейкемия вынудила сгореть Владимира Петровича за считанные месяцы, а заодно переломила пополам ещё раз, оставив подростка с дедом.       Яся ненавидела своё прошлое, и боялась, что рано или поздно оно догонит её. А, как известно, наши самые потайные страхи имеют свойство чаще всего сбываться. Цыгане снова постучались в её жизнь, встретив её на Рижском. Поступили умно: затесались под местных, и ей потребовалось несколько минут, чтобы понять, кто перед ней стоит. — А ты изменилась, — парень хмыкнул, глядя на неё.       Ясю сковал страх. — Что тебе нужно? — Память отшибло? Что ты, жёнушка… — Никакая я тебе не жёнушка! — Ух, как зыркаешь! — рассмеялся, перехватывая ещё крепче, — Это пока не жёнушка. Но будешь, не сомневайся. Прям щас пойдём в табор, тебя там рады будут видеть! Небось, уже забыла, да? — Пусти, — она вырвала руку и развернулась, чтобы уйти, но Мирон ухватил снова, сжимая настолько крепко, что грозился оставить синяки, — Руки убери я тебе сказала! — Стой, я тебе сказал!       Ульянова бы отдала всё на свете, чтобы забыть тот ужас, но не могла. В тот момент внутри неё уже била тревогу паника, и Яся была готова закричать ещё громче, но этого не потребовалось. Вмешавшийся парень спас её, а она стояла, провожая взглядом уходившую фигуру цыгана, и молилась про себя больше никогда его не видеть. Её настоящий отец уже обещал ей, что этого не случится, он будет рядом и защитит. Но защитить оказалось некому, и единственный, кто почему-то не прошёл мимо, оказался Космосом Юрьевичем Холмогоровым, сыном профессора астрофизики, ударившимся в рэкет.       Яся не привыкла подпускать в свою жизнь людей: так было проще, знать, что рассчитывать можешь только на себя. Заботиться о пожилом старике, не посвящая даже его во всю целостность собственных проблем. Вот только Пётр Демидович был не слепым и не глупым — сам замечал слишком многое.       Заметил и их ссору с Космосом, произошедшую из-за поножовщины на рынке.       А ведь она предупреждала его — не стоит ей идти туда, лучше им встретиться потом, но нет, — он потащил её туда, и она ожидаемо столкнулась с прошлым. На сей раз вестник был не таким уж плохим: друг детства, с которым она не виделась много времени, но которому, несмотря ни на что, могла доверять. И Космос, которому она доверилась гораздо позже, обозлился, как полагала Ульянова. Всадил острие, и завязал потасовку, пока Яся стояла, ошеломлённая и смотрела на то, как Лекса истекает кровью.       Этого простить и забыть она не могла. Ушла. Самовольно прогнала его, когда явился на порог квартиры — отказалась что-либо объяснять.       Как он не может понять, что это — её прошлое? Прошлое, которое никому не хочется рассказывать, и ему тоже! Как бы сильно они ни сблизились за прошедшие месяцы, но Яся всё равно не хотела думать о том, что снова появилось перед глазами летом восемьдесят седьмого. Проще было убежать, не вдаваться в подробности и не объясняться. В конце-концов, она не обязана посвящать его во всё это!       С какой стати он суёт нос в её жизнь? Кто дал ему право так поступать?       И Яся снова потеряла человека, к которому успела привыкнуть. Сама взяла и отрезала — не объявлялась и даже не переговаривалась ни с кем. Пересекаясь с соседом снизу, Валерой Филатовым, она каждый раз только мимолётно могла поздороваться, прежде чем скрыться у себя, за дверью, где было проще пережидать бурю. Зализывать раны, думая о том, каково Лексе там, в таборе, и о словах, которые хотелось сказать обоим, но то ли язык отказал в нужный момент, то ли смелости не хватило…       Дед всегда говорил ей, что она бойкая, несмотря ни на что. Но это была только видимость, маска, которую Яся надевала на себя в присутствии окружающих, чтобы отогнать и держать на расстоянии. Чтобы успокоить старика, не нагружая неприятностями.       С Космосом этот номер не прошёл — подпустила. Сблизились. И она с ужасом ловила себя на мысли, что жалела. И о том, что пошла тогда за ним на рынок, что не настояла на своём — слишком подозрительно было бы. Яся жалела о том, что её мать была цыганкой, жалела о том, что должна была расплачиваться не за свои грехи.       — Ясь… — дед, войдя в комнату, взглянул на внучку. Его лицо как-то болезненно сморщилось, и Ульянова поняла, что что-то не так.       — Деда, — она подошла к нему, — Что такое?       — Сердце что-то барахлит, — старик усмехнулся, но вышло это чересчур измученно.       «Дура!» — обругала себя девушка. За своими переживаниями она совсем не думала, что здоровье может подвести полковника.       — Так, где твоё лекарство?       — Закончилось…       — Сиди дома, я сейчас в аптеку сбегаю, — Яся сразу же оказалась в прохожей, обуваясь.       — Да погоди ты, пройдёт сейчас…       Схватив на кухне стакан, она налила в него воды и отнесла деду.       — Выпей, и не командуй. Успокойся, я быстро.       — Ясь…       — Отставить, приказы внучки не обсуждаются, — она попыталась посмеяться, чтобы разрядить обстановку, но и у неё это вышло туго.       Волнение усилилось. И Ярослава, шаря по карманам в поисках денег, всё-таки наткнулась на несколько купюр, после чего вылетела из квартиры, закрывая двери на ключ.

***

      — Не спишь? — Юрий Ростиславович постучался в комнату дочери, прежде чем войти.       — Нет.       За прошедшую ночь ей практически не удалось уснуть из-за мыслей, роившихся в голове. Обо всём и ни о чём одновременно. Ира думала о Саше, который находится в Таджикистане и проходит срочную. Ждать его возвращения ещё целый год. Предвкушение встречи уже терзало её, но вместе с тем и мысли о Лене Елисеевой. Ира не обнадёживала себя тем, что Лена Елисеева остаётся верна своему парню — так и подмывало сказать по телефону, что он там, небось, только о ней и думает. Сдержалась. Зачем упрекать? Сашка, наверное, и не догадывается о её чувствах, а огорошить его этим вот так было всё равно, что бросить камень на шею и без того утопающему.       Нет, то, что Саша выкарабкается из любых передряг, она не сомневалась — Белов отличался умом и сообразительностью, но, всё-таки, ей хотелось бы сообщить ему об этом лично. А что делать с Елисеевой, Ира понятия не имела. Связавшись с бывшей одноклассницей, водившей с Ленкой дружбу за одной партой, Холмогорова сумела узнать только то, что девушка переехала. Куда — никто не знал. Впрочем, это было бы логично: район у них не такой большой, чтобы ни разу не пересечься за весь прошедший год.       С другой стороны, Ира могла догадываться, что переезд произошёл относительно недавно, но точных подтверждений у неё на этот счёт не было. Как и измены Елисеевой — Саша ни за что не поверит пустым словам, не подкреплённым доказательствами, ещё и ополчится на неё, Иру, что та наговаривает на его девушку. При всём этом парень страдал вспыльчивостью, когда не понимал, что происходит, и боязнь за нервное состояние Саши в таком случае Ира брала на себя.       — Тебе тут письмо, от Саши, — отец протянул конверт. Ира приняла его, чуть улыбнувшись. Всё таки, он писал ей — может, не всё потеряно?       У Саши был выбор, кому написать. И выбрал он её.       — Спасибо, — Юрий Ростиславович уже был готов к выходу на работу.       — Ир, всё хорошо? — мужчина посмотрел на дочь, терзаясь смутными сомнениями. На утвердительный кивок, добавил, — Ты какая-то в последние дни загруженная…       — Просто на лето много материала учить.       — Ну, а ты сходи — развейся. Заодно и за Космосом присмотришь, — Юрий Ростиславович попытался пошутить таким образом, но Ира осталась серьёзной, — С ним тоже что-то творится…       Холмогоров-старший с Ульяновой не был знаком, хоть и несколько раз слышал от Космоса и Иры упоминания об этой девушке. Профессор думал, что с его сыном могло произойти что угодно — ветер в голове, беспечная молодость. Как бы ни старался уберечь от неизбежных ошибок, Космос всё равно не воспринимал это, поступая по-своему. Дочь чаще прислушивалась к отцу, но и её поведение в последнее время давало немало поводов для размышлений.       — Не волнуйся, пап, всё хорошо, — меньше всего Ире хотелось, чтобы отец начал нервничать и беспокоиться, потому что в такие моменты Юрий Ростиславович был падок на поучительные речи. И дети, и отец были сыты ими сполна, а повторять и без того зазубренные разговоры не хотелось, — Правда, — для пущей убедительности попыталась выдать она, улыбнувшись, — Ты на работу не опоздаешь?       — Да, — Юрий Ростиславович кивнул, глянув на наручные часы, — Уже половина, а ещё здесь. Пора.       Проводив отца на работу, Ира вернулась к письму Саши. Распечатывать конверт было волнительно, но Холмогорова твёрдо решила отогнать от себя все сомнения. Если и она начнёт темнить, не отвечая, то тогда уж точно можно ждать битья в колокол с извещениями из Таджикистана.       Перед глазами снова замелькали строчки, выведенные мужским почерком. Ещё совсем молодой, но уже полон ответственности, несмотря на падкость к авантюрам. Сашка таким уезжал, и запомнился Ире весёлым и искренним парнем, умеющим постоять за себя и свои предубеждения.       «Привет, Ира, — такое приветствие слегка удивило. Обычно Саша называл её Иркой, но, пропустив мимо, русая продолжила читать, — Не буду вдаваться в подробности — просто спрошу прямо. Что у вас там за молчанка играет? Я, кажется, просил — узнать, что да как, а вы шифруетесь, будто шпионы какие-то, ей-Богу! Звонил Пчёле вчера — хрен, что ответил, сыщик долбанный… Филу — тоже тишина, — если уж Валера смолчал, Ира не знала, что и думать, — Брат твой, Космос Юрьевич, тоже язык в одно место засунул. Вы прикалываетесь там, что ли? Не смешно. — Ире и самой не хотелось смеяться, — Слушай, тебя уже прошу, как сестру родную. Узнай ты, что с Ленкой, и напиши мне — не могу я так, мучаюсь от неизвестности, а оно вам надо? Если у неё проблемы какие-то, или деньги нужны — так ты скажи, что я помогу ей всем, чем смогу… И тебя прошу помочь. И братцам передай. Ёлы-палы, тут, в Таджикистане, хватает напрягу, а вы ещё из дома мне посылаете. Я даже у матери спрашивал, она сказала, что не знает ничего, не видела. — если уж Белов поинтересовался у Татьяны Николаевны, то точно накрутил себя. От этого становилось ещё противнее: ситуация не разрешена, а он там думает об этом. Что ему ответить — Ира не знала. Саша, словно предчувствуя неладное, сам писал следующее, — Не надо от меня ничего скрывать. Пишите, как есть. Я волнуюсь за неё, хочу ей помочь. Понимаю, что в Таджикистане, тут, помощи от меня ждать слабо — но, в конце-концов, высылаю же я матери деньги, могу и ей отправить, если понадобится. Ты только узнай, что там, и мне напиши, ладно? — от слов хотелось удавиться, — Короче, я на тебя рассчитываю. Не подведи, Ир. Жду письма! Саша.»       Никакого пост-скрипта не было. Целое письмо — сугубо о Ленке. Пусть и такое короткое, но пропитанное волнением за неё, Елисееву. Когда Сашка отправил это? Неужели до такой степени ему не сидится в армии, что сорвался и отправил ей это, взбесившись молчанием друзей? Прошло же ещё совсем мало времени — чуть больше недели с их разговора по телефону.       И всё это время Ира мучилась, варилась в собственных мыслях. О Саше, о Елисеевой, и о Пчёлкине. О последнем ей думать хотелось меньше всего, потому что поступок Вити оставался непонятым и вводил в ступор. Холмогорова избегала друга, как огня, и с того самого поцелуя на даче не оставалась с ним наедине. Космосу, кажись, то ли отлегло от сердца, то ли понесло его в глухие дебри о Яське — брат думал о Ульяновой, и отрицать было бессмысленно, хоть и не подпускал никого в эту тему. Даже её, сестру родную, отваживал от подобных разговоров, заставляя волноваться ещё и за него.       Что, к чёрту, происходит с ними? И почему она не может понять, что ей делать? Проблема за проблемой…       Беда не приходит одна. В этом стоило убедиться хотя бы потому, что раздался звонок в двери. Ира, полагавшая, что это отец забыл что-то, вернулась в прихожую и открыла сразу же, не глядя в глазок — зря.       Потому что на пороге предстал Витя Пчёлкин. Блондин, подпортивший её выходные на даче своей выходкой. Посмотрел на Иру как-то то ли обеспокоенно, то ли загружено, и уже по лицу было видно, что хороших новостей ждать не стоило. Но Холмогорова не ждала его самого.       — Привет.       — Космоса дома нет, приди попозже, — закрыть двери перед самым носом, вопреки раннему гостеприимству, не удалось. Витя придержал их, вклинив ногу в проём.       — Ир, я к тебе…       Вот этого услышать она точно не рассчитывала. Без каких либо угрызений совести, девушка выпалила:       — Пчёл, у меня нет времени на твоё баловство. И, вообще, после того, что ты сделал — нет желания, — очередная попытка мимо, — Чего ты хочешь?       — Поговорить надо, — очевидно, это объяснение мало могло прокатить, и Витя для пущей убедительности добавил, — Насчёт Сашки. Впустишь?       Вид у него был серьёзный, и в голубых глазах не проскакивало ни намёка на иронию или шутку. Пчёла нервно теребил в одной руке пачку «Самца», думая, что стоило бы покурить перед тем, как придти сюда. Сейчас его пробило желанием затянуться, но всё-таки упрятал сигареты в карман штанов.       — Ладно, проходи. Только недолго, — Ира пропустила его внутрь, и Витя зашёл сразу же.       Замер напротив зеркала, пока она закрыла за ним дверь, повернув ключ.       — Что там у тебя?       — Тут новости… Хрен его знает, как сказать.       — Говори уж, раз пришёл. У меня времени в обрез, я занята, — Ира решила сразу расставить точки над «и». Мало ли, что.       — Опять что ли конспекты зубрить свои будешь? — он усмехнулся, попытавшись разрядить обстановку, но Ира не была настроена на всё это. Письмо от Саши, очевидно, здорово подпортило её настроение, и без того канувшее куда-то в лету.       — Ты пришёл сюда, чтобы острить? У меня здесь не цирк и не зрительский зал для клоунов, — всё-таки, держать гостя на пороге было неприлично, да и неправильно, но сегодня явно не тот случай. И Холмогорова делала вид, что не замечает сконфуженных взглядов Пчёлкина, а тот и перестал подавать «просьбы» продвинуться дальше.       Сам чувствовал себя сейчас, не пойми как. Уж лучше бы Ира тогда высказалась, на озере, но нет. Ушла, а вернее — уплыла, оставляя его одного совсем ненадолго. И на том берегу не обмолвилась с ним ни словом, да и шли они обратно молча. Витя рад был бы сказать хоть что-нибудь, но все его слова казались глупыми и незначительными.       Смешно же, разве нет? Витя Пчёлкин… попал. Сам того не замечая, и признал это именно тогда, когда всё-таки поцеловал её.       — Ладно, по делу, — отметая ненужные сейчас домыслы, — Короче, ездили мы тут с Косом со старшими… И я Ленку видел. В кабаке.       Ира переменилась в лице как-то сразу.       — Елисееву?       — Её, родимую, — Пчёла хмыкнул, — Такая блин дама стала, не поверишь…       — А по-подробнее?       — Да чё там по-подробнее… Будто я много знаю, — Витя пожал плечами.       — Умом и сообразительностью не отличаешься? — Ира изогнула бровь, глядя на него исподлобья.       — Куда уж мне, до профессорских-то… — очередная шутка. Ну, или его язык сам тянется язвить в её присутствии, подкидывая какие-то не такие попытки, сразу же ретируясь.       — Договаривай давай.       — С мужиками она была. Тремя. И общались они с ней не так, как обычно с простыми знакомыми общаются.       Ира поймала взгляд Вити, который был красноречивее любых других слов.       — Ну ты в этом деле явный спец, — удивительно, как ей получилось пристыдить самого заядлого хулигана из их компании. Даже Космос отличался большей ответственностью, чем Витя. Ну, у Холмогорова была сестра, а у Пчёлкина её не было. Как бы он поступил, узнав, что кто-то, такой же, как и он, влюбился в его сестру?       Да прибил бы на месте. Сначала. А потом?       — Так, ладно. Надо Саше правду рассказать, — нарушила молчание Ира, возвращая его снова в обстановку их недоговорённости. Предоставила Вите шанс самому вариться в собственных метаниях, подчиняясь непонятным и неведанным доселе метаморфозам.       — Ты чё? Он же в армии, дел наворотит…       — Если вернётся сюда и узнаёт всё по факту — тоже, знаешь ли, не простит, что мы молчали в тряпочку. Елисееву прижучить надо, раз она сама за свои поступки отвечать не в состоянии, — Холмогорова уже собиралась взять телефон, но Витя перехватил её руку.       — Ир, послушай…       Она посмотрела прямо ему в глаза, обрывая прикосновение.       — Нет, Пчёла, я ни черта не хочу слушать. Если ты не хочешь ему об этом говорить — так и быть, скажу я. Лично. Возьму и письмо ему напишу, прямо сейчас.       — Да если ты ему письмо напишешь, у него же башню сорвёт…       — Не сорвёт. Он, в отличие от вас с Космосом, с головой дружит, — хотя Ира сомневалась, кто более здравомыслящий. Очевидно, у Вити совсем сорвало крышу на том берегу, да и совесть его куда-то задевалась.       Ира, конечно, знала, что Пчёлкин — бабник, каких ещё поискать, но не думала, что своими экспериментами он коснётся ещё и её.       — Ты в этом так сильно уверена, что не сорвёт? Он по Елисеевой сохнет, и ждёт с ней там встречи, как ужаленный. Домой уже рвётся, а мы тут — на те — такой правдой пацана огорошим! — Витя не сдавался, всё-таки. Упрямый, и сейчас показывал это своей стойкой позицией, но… Какого чёрта?       Она вообще не должна была его впускать в квартиру и выслушивать всё это. Хватило и прошлого раза, когда Витя попытался переступить черту на кухне собственной квартиры, и что из этого вышло? Или он думает, что если Ира однажды закрыла глаза на это, то и во второй раз будет так же?       Нет уж, увольте. Елисеева гуляет, ни в чём себе не отказывая, а Сашка там волнуется. Ира просто обязана открыть ему глаза.       — Лучше сейчас, чем потом.       — Нет, Ир. И не вздумай ему писать. Кос со мной согласится, и Валерка тоже, — Витя забрал у неё телефон и положил на место, не желая пропускать её к нему. И чёрт его знает, почему. Может, какие-то смутные опасения закрались в голову, но Пчёла отмёл их, так и не вдаваясь целиком вглубь своих рассуждений. Так и тронуться умом можно, а его сейчас волновало совсем другое.       Он пришёл сюда не только затем, чтобы сказать о Елисеевой.       — А вот за Валеру не говори, понял? За себя сначала отвечать научись.       Повисла тонкая, угнетающая тишина. Несколько секунд Витя смотрел на Иру, а она смотрела на него в ответ, и эти гляделки нарушились трелью телефона.       — Отойди.       — Подожди.       — Отойди, говорю! Звонят, не слышишь? — Ира отпихнула Витю в сторону и взяла телефон до того, как Пчёлкин подумал, что стоит дотянуться и выхватить трубку из её руки. Но тогда она бы точно прибила его прямо тут, на месте.       Витя от души поливал неизвестного ему абонента на том конце провода отборнейшим матом.       — Ирочка, здравствуй. Я тебя не отвлекаю? — женский голос сквозил неудобством за ранний звонок, но сама Ира, напротив, была благодарна ей за своевременное спасение.       Или нет? Потому что как умолчать о правде, которую она теперь знает? Понятно, что Саше нужно рассказать, а как эту новость воспримет сама Татьяна Николаевна? Она ведь относилась к Елисеевой почти как к невестке, хоть Ира порой и замечала, что Белова явно не видела Лену вместе со своим сыном, как пару.       Или просто себя накручивала, чтобы ободрить?       — Здравствуйте, тёть Тань, — Витя глянул на Иру, но она махнула рукой, говоря ему, чтобы не вздумал вмешиваться, — Нет, не отвлекаете. Как вы, у вас всё хорошо?       — Ох, Ирочка, я потому и звоню, — женщина вздохнула, — Мне Саша тут звонил недавно, спрашивал про Лену. А я не знаю, что ему ответить, мы же с ней не виделись с тех пор, как он в армию ушёл. Ты не знаешь, как она там?       Ну, вот и приплыли. Ира замерла, раздумывая над ответом, но этого и не понадобилось — всему виной Витя, так проворно выхвативший трубку из её рук, поднеся к уху, и держа её на расстоянии руки, мешая забрать телефон.       — Здрасьте.       — Витя… Ты, что ли?       — Я, тётя Таня.       — Ты не знаешь, что там с Леной?       — Нет пока что, — Ира попыталась дотянуться до руки Вити, но тот был выше, и уже встал на носочки, отнимая трубку туда, куда Холмогорова не могла допрыгнуть, — Но вы не переживайте. Мало ли, в делах вся она.       — Да мой Саша говорит, она совсем куда-то пропала…       — Накручивает себя просто…       — Пчёла, отдай.       Витя шикнул на Иру, качая головой. И в очередной раз, когда Ира ухватила его за руку, Пчёлкин предпринял совсем неординарное решение, ухватив Холмогорову за руки и разворачивая к себе спиной, прижимая к груди. Ира дёрнулась, но Витя не отпустил, глядя на неё в отражении зеркала взглядом «даже-не-думай».       — А Ира ничего не знает?       — Нет. Она же тоже, вся в делах, в учёбе, — Ира укусила его за руку, и вспыхнула, когда Пчёлкин боднул её коленом по заднице, одними губами говоря «да-стой-ты-спокойно!» — Тёть Тань, мы попытаемся что-то узнать. Вы не переживайте, всё будет хорошо.       — Спасибо, Витя. Я знала, что у Саши есть друзья, на которых можно положиться.       — Пустяки. До свидания, тёть Тань, — Витя положил трубку, и квартиру Холмогоровых огласил крик Иры:       — Пчёлкин, ты совсем, что ли, или с дуба рухнул, пока шёл сюда?! — Ира ударила его в плечо, и Вите пришлось её отпустить сразу же, чтобы перехватить, кладя руки на плечи и заставляя посмотреть на себя.       — Ты меня, конечно, извини, но это ты, похоже, «совсем»! Хочешь, чтобы она разнервничалась, а потом Сашке всё слезливо рассказала? Ир, ты пойми, что это — серьёзно, и не шутки!       — Так я об этом как раз!       — Так и я об этом!       Ира вырвалась, стряхивая с себя руки Вити. Пожалуй, не хватит и слов, чтобы описать, как она на него зла в этот момент.       — Да ты постоянно норовишь всем врать!       — Кому это, интересно? — Витя приподнял брови.       Ира фыркнула.       — Да всем вокруг! Взять хотя бы тех баб, которых ты затаскиваешь в постель своими «многообещающими сказками»! — изобразив в воздухе кавычки, девушка окинула Витю ещё одним недобрым взглядом, — Ты, Пчёла, тот ещё жук, и не надо строить из себя святошу! Пришёл, видите ли, рассказал, а теперь сам же говоришь молчать в тряпочку!       Интересно всё выходит, не так ли? Когда он шёл сюда, то не думал ссориться с Ирой, но сейчас сам уже входил во вкус, чувствуя, что распаляется от её бессмысленных осуждений. Пожалуй, есть и его вина в этом — он ведь и вправду, бабник, но сейчас Пчёлу это не волновало вообще.       — Можно подумать, я распинаюсь перед всеми в этом! — Ира развернулась, не желая его слушать. Совсем по-детски и глупо, а Витя не поленился обойти её и встать перед ней, мешая развернуться снова, — Нет уж, давай, раз начала, то договорим до конца!       — Я с тобой вообще разговаривать не хочу, и видеть тебя — тоже!       Она произнесла это с таким тоном, что Витя на секунду даже замер, ошалело глядя на неё в ответ.       — Нет уж, дослушаешь.       — Вали к чёрту!       — Я не говорил никогда, что белый и пушистый. Да, я, блять, занимаюсь грёбаным рэкетом, не брежу институтами, лекциями, уроками, учёбой и прочей той дребеденью, которой ты и все остальные ненормальные забивают себе голову…       Витя понял, что что-то не то, когда Ира посмотрела на него, округлив глаза.       — Значит, я ненормальная, да? Ну, спасибо! Раньше ты мне такого не говорил!       — Я не то хотел сказать, — Витя открестился, но бесполезно.       — Да ладно, Пчёлкин, не стесняйся! Ты же и так у нас, наловчился уже, вон, трубки выхватываешь, как у себя дома! — Ира усмехнулась, совсем не так, как обычно, и язвительности с иронией у неё сейчас было в избытке, что во взгляде, что в словах, — Только вот не пойму, какого же лешего, мать твою, ты всё вечно портишь?!       — Да ты сама из мухи слона раздуваешь сейчас!       — Вот только не надо валить с больной головы на здоровую!       — Где она у тебя здоровая, если ты чуть человека не огорошила сейчас без причины?! — Витя пытался втолковать ей очевидное, но Ира не принимала такого.       У каждого из них своя правда, и нет тех, кто был бы неправ сейчас. Просто накипевшие эмоции необходимо было выплеснуть, и Ира хотела этого, считая, что он заслужил.       — Без причины, говоришь?! Ты сам мне сказал, что видел Елисееву в кабаке!       — Ну, правильно, а ты сразу говорить вздумала, не разобравшись!       — Разбираться надо было до того, как приходить сюда и рассказывать об этом мне!       — Может, я как раз думал, что ты отреагируешь нормально! Прав был Космос — не надо было тебе ничего говорить, ты ни чёрта не хочешь слушать, и сама же всё испортишь!       Лицо Иры переменилось ещё больше.       — Значит, ты пришёл сюда, чтобы пойти наперекор Космосу? Прекрасно!       — Нет, я пришёл, чтобы поговорить с тобой!       — О чём?! О том, что ты поступаешь, как последний…       — Как кто?!       — Как при-ду-рок! — по слогам прокричала ему в лицо Ира, приближаясь ближе и останавливаясь уже тогда, когда между их лицами было пару сантиметров.       Холмогорова поздно поняла, что оказалась в своенравной ловушке Вити Пчёлкина. Потому что будучи зажатой в угол, шанса отступать отнюдь не выпало, а рука парня, которую он положил ей на затылок, приближая к себе ещё ближе, сковала её. Шок.       Что вообще происходит?       — Пчёлкин, пусти, — произносит Ира, глядя на даже не на него, а в пол. А Витя понимает, что будет придурком и так и так, в любом случае.       — Мне пофиг, — произносит он, имея ввиду Космоса, — А вот ты, похоже, боишься.       Ира, горько хмыкнув, произносит в ответ, заставляя разлететься в щепки его самообладание. Заглядывает в глаза в этот раз, давая понять, что не боится ни его, ни собственного брата.       — Я уже давно поняла, что тебе на всё — пофиг, — она думает, что стоит сказать ещё, и добавляет почти сразу же, — В том числе и на дружбу.       — Много ты знаешь, — Витя смотрит на неё в ответ, и в голове у него крутится только «Ни черта ты не знаешь!»       Ира думает, что знает Витю, как облупленного. Теперь — да. Потому что то, что он наговорил ей сейчас, даёт повод перебрать в голове своё мнение о нём и сопоставить новое. Окончательное?       — Ну я же ненормальная. Брежу институтами и прочей чепухой.       Витя уже и сам считает себя ненормальным, потому что стоит с ней в коридоре, держит руку на её затылке, прижимается лбом ко лбу и не целует, хотя и посматривает на губы.       Раньше с ним такого не было. Да и с ней тоже. Потому что Ира была вынуждена признать, что именно Витя Пчёлкин был первым, кто поцеловал её. Ни Саша Белов, которым она грезила уже несколько лет, ни какой-либо другой обычный парень, а именно он — Витя Пчёлкин. Чёртов бабник, хулиган и начинающий рэкетир. Но Ира не верила в то, что Витя мог быть искренним тогда на озере. «Ему просто захотелось поиграть, и его очередной игрушкой была ты», — твердит подсознание.       «А вдруг, нет? Что он, не человек что ли?» — но этот голос Ире не хочется слушать совсем.       — Ты, Пчёл, сам уже с катушек съезжаешь — не замечал?       — Заметишь тут, как же.       — Уходи, — произносит Ира, глядя на него, но не отстраняясь. Её вводит в шок то, что ей вовсе не неприятно от её прикосновения, и в то же время ей неприятно от самой себя. Потому что чувства к Белову никуда не денутся. Просто так.       А в её жизни теперь всё непросто. Спасибо Вите Пчёлкину, который зашёл сегодня утром, чтобы поговорить. Точно так же, как почти восемь лет назад, принося с собой пирог от Виктории Родионовны.       Витя не хочет думать. Что-то подсказывает ему, что на его век размышлений ещё хватит, жизнь длинная и сложная, а будешь много думать — ещё сложнее. От этой аллегории ему захотелось усмехнуться — вышло как-то коротко и измученно.       — Я понял.       Ира не утруждает себя спрашивать о том, что именно понял Витя Пчёлкин — просто закрывает за ним двери, оставаясь снова одна в квартире. Прижимается к ним, сползая вниз и косится на телефон на тумбочке.       А ведь всё могло бы быть по-другому.

***

      «А ведь всё могло бы быть по-другому», — думает Яся, расплачиваясь в аптеке за лекарства и выходя оттуда. Вся её жизнь могла бы сложиться иначе, если бы мать не совершила чудовищную ошибку, влюбившись в русского. Или не родившись цыганкой… Ульянова пытается отметать от себя волнения, ускоряя шаг в сторону дома, но стоит ей завернуть за угол аптеки, как она видит перед собой его. Человека, которого она так долго боялась и от которого убегала всё время.       — Ну привет, красавица, — делает шаг назад, но тут же чувствует, что сзади её кто-то тоже сомкнул, — Теперь не убежишь.       Да и бесполезно это всё. Особенно, когда к твоему рту прижимают тряпку, после чего сознание, мутно покачнувшись, покидает её, и девушка ослабевает в чужих руках.

***

      Тамара сидела на кухне вместе с Валерой и Пашей, глядя поочерёдно то на одного, то на второго.       — Вы серьёзно сейчас? — всё-таки спросила она, надеясь, что они шутят.       Но нет. Оба выглядели вполне здраво, и смеяться никто не думал. Разве что Пашка уже несколько раз говорил, что Тома слишком серьёзно к нему относится, опекая своей заботой, хотя и понимал, что осуждать за это стал бы только самый последний кретин, будучи неблагодарным. Тому Паша действительно любил, и никогда не дал бы в обиду, но сейчас, сидя на кухне, искренне поражался, как старшая сестра может не замечать, что он повзрослел за эти полтора года, минувшие со смерти родителей.       — Ну да, — ответил мальчишка. Переглянулся с Филатовым, чтобы получить поддержку, и не сомневался, когда Валера кивнул.       — Почему бы и нет? — задал вопрос Фил, глядя на Тамару, которая колеблилась.       — Всё таки, это суворовское, мало ли… — Тамара ещё раз посмотрела на брата, словно надеялась его отговорить. Ну, шутка ли? Что он себе придумал? Ведь это не игры, и обратной дороги не будет, а в суворовском, как и любом другом военном учреждении, дисциплина на порядок строже.       Вдруг у него и там начнутся проблемы? Что тогда?       — Том, ну, что со мной там случится? Я, наоборот, смогу повзрослеть ещё больше. Военным буду.       — Военным?       — Военным, военным! Я уже решил для себя, понимаешь? — странно слышать такие слова от мальчишки, которому всего лишь тринадцать. Очень странно, учитывая, что ещё полтора года назад Паша в принципе был далёк от таких мечтаний, а теперь так въелось ему это суворовское, что даже заговорил с ней о поступлении…       Вот что значит — всерьёз…       Но Томе всё равно было неспокойно.       — А если ты не справишься? Там нагрузки большие, Паш.       — Нагрузки, как нагрузки. Все выдерживают, а значит, и я выдержу, — снова переглянувшись с Филом, сидящим напротив, продолжал настаивать на своём Пронин.       — Я не знаю…       — Валер, ну ты хоть ей скажи!       Филатов, очевидно, имел теперь на Тому большее влияние, чем раньше. Паша не был глупым и слепым, заметил, что между этими двумя уже давно что-то наклёвывалось, вот только они оба не делились с ним этим. Но сейчас всё снова без особого труда было понятно и видно, особенно когда ладонь Фила коснулась тонких пальцев Томы, накрывая сверху и одаривая теплом.       — Паша справится, я уверен в этом. Правда.       Разве было просто? Нет. Паша до сих пор помнил, как Валера учил его приёмам, а он пытался запоминать. Паша помнил драки с одноклассниками, угрозу вмешательства органов опеки и внезапную помощь Кирилла Залесского. Едва ли заметную, известную ему, но неужели он был таким глупцом, чтобы не понять очевидного? Тем более, что единожды ему удалось увидеть их вместе неподалёку от собственной школы.       И почему-то молчал об этом. Не мог понять, почему Залесский всё ещё присутствует в их жизни, но отчётливо видел, что Тамара явно не настроена против него, да и сам Кирилл за всё это время помог им, но… Что-то шептало Паше, что его, Залесского, вина есть в случившемся с их родителями. В конце-концов, именно он был начальником, и именно его треклятая просьба разрушила не две, а целых четыре жизни. Но кто же знал, что так всё закончится и короткое прощание окажется самым последним? Роковым.       Впрочем, Валера был прав, когда говорил Паше, что время залечит раны. Он сам сумел оправиться от своего горя, а значит, что и у него, Пронина, есть все шансы. В конце-концов, у Паши хотя бы осталась Тамара — это уже многое, и только за это стоит благодарить небеса.       От размышлений и дальнейших препирательств на эту тему было решено избавиться сразу. Тамара, поймав взгляд Валеры, ощутила, что он прав. Доверилась Филатову, как самой себе, потому что его мнение нельзя было не учитывать. Ещё раньше оно имело для неё значение, а теперь и подавно. Да и Паша, так охотно желающий податься в военное… Неужели она станет препятствовать ему в этом? Не сможет.       Тамара, на самом-то деле, уже давно замечала, что её младший брат взрослел. Но по-настоящему осознала только теперь, когда он решился на такой серьёзный и ответственный шаг.       Неожиданностью для всех стал и звонок в двери, так же разрушивший их тройную идиллию. Тамара пошла открывать, а Паша с Валерой прислушались.       Девушка замерла на пороге, увидев в дверном проёме мужчину.       — Кирилл Борисович?       — Мы, кажется, договаривались на «ты», — припомнил Залесский, улыбнувшись Тамаре. Явился, оставляя свой визит загадкой для Прониной, которая помнила их предыдущий разговор, закончившийся не так хорошо. Он, конечно же, помог им с Пашей, но его подарок ей на день рождения, подразумевающий собой права на дом — уже слишком. Естественно, что она не могла принять такой подарок и, как любая другая порядочная девушка, вернула его, несмотря на протесты, — Ну, как ты здесь? Как Паша?       Паша с Валерой как раз показались в прихожей из кухни.       — Здрасьте, — поздоровался Паша.       — Привет! Как ты, боец?       — Нормально.       Тамара поняла, что стоит представить друг другу двоих людей, которые, очевидно, могли бы сделать разные выводы. У Валеры промелькнуло непонимание ситуации, пока он смотрел на Залесского, а тот точно так же ломал голову о том, кто этот юноша, стоящий перед ним.       — Представишь гостя своего? — поинтересовался Залесский, кивнув на Филатова.       — Валер, познакомься, это — Кирилл Залесский. Очень хороший человек, был начальником моего отца, — упоминать роковой случайности не следовало, да и Валера сам был наслышан от Паши о главных причинах трагедии. Почему-то понял сразу, что имеет место ещё одна, почти такая же глобальная, как только столкнулся глазами с мужчиной, протягивая руку, — А это — Валера Филатов, — на лице Кирилла проскочила улыбка, которая незаметно только для Тамары дрогнула, потому что Пронина посмотрела на Фила и, улыбнувшись, добавила, — Мой парень.       После этой фразы последовало нечто вроде затянувшейся паузы. Тамара, если быть честной, вовсе не переживала и не подразумевала о реакции Залесского — скорее, её волновал Паша, который мог непонятно как отреагировать, но брат, судя по всему, всё ещё оставался при мнении, что Фил — явно тот, кто сможет сделать её счастливой. На это учтиво намекнул, когда они возвращались в Москву.       — Рад знакомству, — первым опомнился Валера; точнее, даже не впадал в оцепенение. И когда мужчина всё-таки ответил на рукопожатие, прочувствовал, что тут явно что-то больше, чем просто «начальник отца».       — И я тоже.       Знакомство, которого не должно было быть. В воздухе уже витали метаморфозы, которые могли бы наделать много шуму. Вот только Кирилл Залесский слишком явно понимал, что не в его правилах требовать и возмущаться, а Валера Филатов очень сильно видел все эмоции, которые буквально проскользнули в мужчине. Учуять неладное можно было бы и за версту, но оба, как ни странно, оставались спокойны. Или это затишье перед бурей?       — Кирилл Борисович, а вы по делу или как? — Паша, очевидно, единственный из всех троих в принципе удосужился задать такой неловкий вопрос.       — Да просто так. Заехать решил, узнать, как вы тут, — Кирилл посмотрел на Тамару, и в его глазах проскользнуло такое, что у Валеры вообще напрочь отмело сомнения. Если он ошибается, а ему бы самому хотелось, чтобы так оно и было.       — В порядке, — ответила Тамара, — Всё очень даже хорошо…       Залесский кивнул, понимая, что его слова не требуют подтверждений. Он и так всё видел. Наверное, был просто третьим лишним, или всё же нет?       — Давайте, что ли, на кухню, чаю выпьем, — предложил, неожиданно для всех, сам Валера.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.