***
Саша сидел на крыльце и курил, посматривая вдаль. Солнце уже скрылось за горизонтом, на небе медленно зажигались звёзды. Белов вспоминал свою прежнюю жизнь, до армии, и то, что было с ним в Таджикистане. Там, под пулями, ему казалось, что возвращение домой сулит только радужные перспективы, но теперь, оказавшись среди друзей и близких, был втянут в совершенно иной расклад событий. То, что случилось с ним за последний месяц — уже немало: расставание с Елисеевой, драка с Мухой, привод в милицию, убийство Мухи, в котором несправедливо обвинили именно его. Но самой сложной из всех проблем ему теперь казалась Ира: её признание выбило из колеи ещё сильнее, а уж то, что он сделал после — Саша не мог охарактеризовать как отдельно хороший или плохой поступок. Чувствовал себя идиотом, проще говоря. Мало того, что теперь не знает, как вести себя с Ирой, так ещё и Пчёле теперь тошно в глаза смотреть! А теперь, получается, он переспал с сестрой лучшего друга и девушкой, в которую влюблён его второй лучший друг! «Мда, Белый, неприятности зашкаливают», — подумал Саша, и в тот же момент почувствовал на своём плече прикосновение. — О чём задумался? — Да так, — отмахнулся Саша, выбрасывая окурок в жестяную банку, — О жизни. Ира присела рядом с ним, беря его под руку. Саша посмотрел ей в глаза и не нашёл там ни капли осуждения. — Переживаешь из-за убийства Мухи? — Не только, — и как решить эту проблему, он не знал. — Ну, а что ещё тебя беспокоит? — Ире хотелось развеять Сашины грёзы и осуждения. Смотреть на то, как твой любимый человек страдает — очень больно и неприятно, особенно, когда ты готов подарить ему весь мир. — Саш, — наконец, после нескольких минут молчания, произносит Холмогорова, — Если ты о том, что произошло у нас с тобой, то я не хочу, чтобы ты думал, что я вешаюсь на каждого второго. — Да я так и не думаю, — Саша бы и в мыслях не посмел назвать Иру вульгарной или гулящей, а после сегодняшнего — тем более, — Просто не могу я так. На секунду Ире показалось, что её счастье, так и не начавшись, тут же закончиться. Это было бы огромной несправедливостью, поэтому Холмогорова решила сделать свой ход конём, не принимая во внимание того, что именно сейчас хочет сказать ей Белов. — Не пори горячку, ладно? Это просто случилось, ты уже ничего не изменишь, — и да, как бы ей ни было неприятно это произносить, но Ира понимала, что нужно сказать, надеясь, что тем самым она хотя бы немного облегчит Сашке душу, — Я никому не расскажу, и никто не узнает об этом. Саша молчал, закусив губу, и не смотрел на Иру. Выдохнув, Холмогорова добавила: — Ты можешь просто подумать над тем, что я тебе сказала сегодня. А то, что мы переспали… ни к чему тебя не обязывает. Она поднялась в ту же секунду и, спустившись со ступенек крыльца, ушла. Просто бродила по двору, прислушиваясь к звукам, и дожидаясь, пока Саша уйдёт в дом. Белый, посидев ещё несколько минут, всё-таки ушёл, и Ира смогла убедиться, что свет погас во всём доме. Значит, Саша либо лёг спать, либо же просто думает обо всём случившемся, как и она. Из соседнего дома внезапно раздался звук музыки, и Холмогорова повернула голову, увидев в одном из окон второго этажа девушку. В свете ламп её волосы казались рыжеватыми. Одна рука держала скрипку, прислонённую к подбородку, а вторая сосредоточенно водила по струнам. И хотя такое проявление музыкального таланта можно было назвать великолепным, но Ира никогда не любила звук скрипки. Почему-то он ей казался всегда отвратительным, и своим любимым музыкальным инструментом Холмогорова по праву считала гитару. Завершив свою игру, соседка отложила скрипку в футляр и вышла на балкон, откуда уже с лёгкостью узрела её. — Привет, Ир, — поздоровалась первая. — Привет, — у Иры не было в планах хамить или грубить соседке, тем более, они нечасто виделись и раньше пообщаться им не доводилось, — Играешь? — Да, вот, готовлюсь к итоговому концерту в консерватории. А ты здесь какими судьбами? Царёвы снова оставили вам свои ключи? — Просто приехала отдохнуть, — Ира предпочла не посвящать чужого человека во все перипетии её жизни. — С парнем, я гляжу? — Сурикова подмигнула, улыбаясь во все тридцать два. — Ты гляди, но не заглядывайся, — ответила ей Ира, чувствуя, что настроения вести светские беседы всё же не проявилось, а то и вовсе, кануло в лету, — У тебя ведь впереди ответственный концерт, нужно выспаться. Спокойной ночи, — проронила и ушла, не дожидаясь ответа. Ольга проводила её взглядом, пытаясь понять, что это было, а затем, решив не придавать такому пустяку огромного значения, вернулась к себе в комнату, поставив в голове галочку, что у её временной соседки явно что-то не то с манерами. — Оленька, кто это так с тобой по-хамски обращается? — Да так, ба, не обращай внимания, знакомая. Елизавета Андреевна, глядя на внучку, строго заключила: — Не нравится мне такая знакомая, не общайся с ней. Слышишь? — Слышу, ба, всё, иди спи, мне и самой ложиться пора.***
Витя Пчёлкин никогда не был любителем драм, предпочитая держаться по жизни стойко намеченного курса: балагур — весельчак — бабник. Так было проще, не привязываясь к людям и забивая на чьё-то присутствие рядом. Единственные, для кого он делал исключение — это пацаны, с которыми дружил с детства, родители и Ира. К последней он относился с осторожностью, поскольку Холмогорова была единственной особой противоположного пола, кто знала о нём больше всех остальных дам, которым когда-либо уделялось внимание с его стороны. Когда-то пчелиному жуку казалось, что если он и влюбится, то этой девушкой точно окажется особа модельной внешности и с внушительными размерами прекрасных форм слабой половины человечества, но, как говорят, «у тебя губа не дура, а у судьбы — чувство юмора», и Пчёле неимоверно везло на обманутые ожидания. Так уж получилось, то ли в насмешку, то ли в какую-то злую иронию, но «втрескался по самые гланды» как раз таки именно в сестрёнку доброго-старого Космоса, с которым они съели вместе уже не один пуд соли. Отчасти, именно из-за того, что Ира всегда была рядом, Пчёлкин и не обращал на неё внимания. Трудно сказать, когда что-то переменилось. Перебирая в голове картинки их совместного времяпровождения и прокручивая различные фразы, Витя не мог точно определиться с началом этой проблемы, просто осознал, что в один день Холмогорова окончательно перестала быть для него всего лишь подругой детства. Но, как бывает по закону жанра, влип Витя в драму, от которой бегал все свои двадцать лет: его объект обожания оказалась уже со своей привязанностью, а весь трагизм заключался в том, что третьим лицом был Белов. Бравый сержант Таджикистана, возвращения которого они так ждали по многим причинам, подпортил Пчёлкину всю малину, которая имело место быть и на даче, и просто так, учитывая, сколько времени они проводили вместе с Холмогоровой! Впервые Пчёлкин почувствовал, что его задело. И ладно бы, если бы просто отшила — он смирился бы, уже бывалое дело, с Вязовой проходили и плавали, но тут ситуация в корне менялась, потому что Пчёла видел: она ему небезразлична, а Белый, казалось, и не собирался принимать во внимание факт чувств Иры, пообещав при конфиденциальном разговоре на балконе не трогать девушку и не вставать на пути у друга. Мужская дружба, говорят, навсегда… Пчёлкин изо всех сил старался в это верить. А пока на улице громыхал дождь, и парень, оказавшись возле открытого окна, высунул голову наружу, не обращая внимания на капли, приземлявшиеся аккурат на макушку, охлаждая горячие мысли в голове. Спустя пару секунд до него долетел звук стационарного телефона, но брать трубку абсолютно не хотелось. — Вить, это тебя, — Виктория Родионовна, подоспевшая к абоненту, вошла в комнату сына, чтобы сообщить, что требовали как раз таки его душу. — Мамуль, скажи, что меня нет, — попросил Пчёла, будучи не в настроении вести разговоры. Да и время уже не то, часы показывали половину двенадцатого. — Это Космос. Мысленно выругавшись, Витя всё же принял трубку у матери. — Ну чё тебе? — А ты чё без настроения-то, сразу рычишь? — Будет тут настроение, как же, с такими переменами, — Пчёле в принципе казалось, что те проблемы, в которых они погрязли, нескоро закончатся, а если и наоборот, то конец, какой бы он ни был, не принесёт ничего хорошего, — У тебя там что стряслось? — Да так, решил позвонить, думал, тебе интересно будет, чё и как. — Не отрицаю, вещай давай. — Короче, всё хуево, — Космос не любил ходить вокруг да около, в его репертуаре было сразу всё высказать в лоб, что думает, — Старшаки отказались лезть в это дело, кто-то сверху в ментовке давит на это всё, а Саньку ищут, уже фотороботы его чуть ли не каждый столб украшают… — Мда, дела-а-а, — протянул Пчёла, размышляя над тем, как можно выбраться из сложившегося положения. Хотя, что тут ещё придумаешь? В голову лезли только левые мысли… — Вот, ещё и следак опять вызывает. Повестка прямо домой пришла, хорошо, что успел раньше бати перехватить, а то допроса бы не избежал… Завтра поеду к нему, узнаю, чё он хочет опять. — Легенду помнишь? — Не учи учёного, сам её придумал! — Ты не учёный, ты — космонавт. — А ты — пчеловод, жало побереги! Кстати, по поводу этого отдельный разговор есть, — голос Космоса воспылал энтузиазмом и серьёзностью. — Лекция? — Какая нахуй лекция, всё просто: харе Ирку доставать! По-чесноку, Пчёл, я в шоке с твоего поведения. За такое недолго и по зубам получить, в курсе? — Кос, забудь, всё пучком! — Витя и сам понимает, что настала ему пора отстраниться от этого всего, чтобы негоже было профессорским дочкам обращаться с ним, как с пустым местом. Авось, и поменяется чего… Пчёла не берётся загадывать, а Космос не собирается скрывать своей прямолинейности. — Пчёл, а вот теперь серьёзно. Хоть ты и друг мне, но за Ирку — будешь битым! Услышал? — Отдыхай, космодром, умаялся, поди, за день, — в принципе тема о голубоглазой сестрице Космоса ему неприятна сейчас, потому рыжий спешит закруглять лавочку, которая может длиться вечно, — И дай другим отдохнуть, в конце-концов! — Перетрудился, развлекаясь с девками, что ли? — Отцу помогал, — нет ни капли лжи в этом, Витя действительно потратил свой законный выходной во всех смыслах на помощь отцу в мастерской, а теперь хотел просто отрубиться. Правда, сон ещё не светил ему ни в одном глазу. — Ладно, отдыхай жук, до связи! Положив трубку, Витя зажёг сигарету, делая тягу. Его мысли по прежнему не давали покоя, а из динамика настроенного радио звучала песня, до боли схожая с настроением Пчёлкина.Крыши домов дрожат под тяжестью дней, Небесный пастух пасет облака. Город стреляет в ночь дробью огней, но ночь сильней, Её власть велика.*
В соседней комнате Павел Викторович и Виктория Родионовна уже укладывались спать, бросив всякие попытки уговорить сына тоже отправиться в объятия Морфея. Не маленький уже мальчик, сам разберётся. На ветру сигарета улетучилась, словно её и не было, и Пчёла, сделавший от силы несколько тяг, не стал снова разжигать лёгкие новой порцией никотина, прикрывая окно.А тем, кто ложится спать — Спокойного сна. Спокойная ночь. Тем, кто ложится спать — Спокойного сна. Спокойная ночь.*
Сон ему сегодня однозначно не светит.***
За всю ночь Ира практически не сомкнула глаз. От силы поспав пару часов, Холмогорова проснулась в четыре часа утра без какого-либо настроения. За окном накрапывал мелкий дождь, и такую погоду девушка ненавидела больше всего. Осень. Дождливая, и холодная, навевающая грустные мысли. Ей хотелось поговорить, но Белов ещё спал. Тихонько пробравшись к нему в зал, Ира наткнулась взглядом на пачку сигарет, одиноко лежавшую на журнальном столике. Выудив оттуда одну, Холмогорова пришла на кухню в поисках спичек, после чего устроилась на крыльце, прямо как есть, на ступеньках и, чиркнув спичкой о коробок, поднесла огонёк ко рту. Раньше она никогда не курила, и всегда слышала, что первый раз — самый тяжёлый. Кашляешь, задыхаясь и давясь этим никотином, но этого не произошло. Она сделала одну тягу, вторую, третью — и из раза в раз выдыхала спокойно, хотя чувствовала, что лёгкие начинает жечь. Надо бы поинтересоваться у парней, какой вообще толк в этих сигаретах… Космос бы, наверное, всыпал ей по первое число, увидев сейчас. А потом бы стал расспрашивать, что случилось, ведь когда-то она сама пеняла его за эту вредную привычку. Небо было затянуто тяжёлыми, свинцовыми тучами, из-за которых не было видно солнца. Ира внимательно смотрела на сигарету, на тлеющий кончик и на то, как дым медленно поднимался, растворяясь в воздухе. Ей хотелось так же раствориться — просто забыть о случившемся, вычеркнув из своей памяти все чувства к Саше и тот их единственный раз. Её первый раз. Говорят, такое не забывается. Ира понимала, почему. Нет, если бы она была пьяной, то, вероятнее всего, даже не вспомнила бы о таком, но она была трезвая. Разве что немного сумасшедшая в своих пределах мечтаний. И отдалась тому человеку, которого любит. «Когда любят — не требуют ничего взамен», — произнёс внутренний голос. Холмогорова мысленно согласилась со своим вторым «я», и практически возненавидела себя за это. Не в её праве винить Сашу, что он не замечал её чувств — она ведь молчала об этом. Сама не послушалась Валеру, который говорил толк, молчать и не признаваться до поры до времени. И всё-таки не выдержала, а теперь сидела и курила, давясь никотином и собственной глупостью. Её уединение закончилось как-то быстро — Белов вышел на крыльцо, прикрывая двери и с удивлением глядя на девушку. — Ты чего это? Раньше же не курила, — констатирует он, останавливаясь рядом. Ира смотрит на него снизу вверх. — То было раньше. Белому абсолютно не нравится её такое настроение, а долго гадать в причине такого поведения и не приходится. Сашка признаёт, что сам виноват. Она девчонка ещё, наивная совсем, полезла к нему, а он, вместо того, чтобы удержать её от такого опрометчивого поступка, поддался. И корил себя за это. — Ирк, — Белый садится рядом, — Ты пойми меня правильно. Я, честно, не знаю даже, что сказать и как в глаза тебе смотреть… Ну, ты красивая девчонка, правильная, и всё у тебя будет хорошо, но для меня ты только как сестра, понимаешь? — Жалеешь, — Ира не хотела, чтобы Саша её утешал. Как говорил Космос, хуже жалости ничего не может быть, и Холмогорова этому верила. А рядом сидящий парень трактовал её слова совсем иначе: — Да, жалею. Это всё была ошибка. Моя ошибка, понимаешь? И по отношению к тебе, и вообще ко всем вокруг. — А другие-то здесь причём? Саша, стряхивая пепел с сигареты, ответил: — Да притом. Космос — твой брат, а Пчёле ты небезразлична, и я это вижу. — Мало видеть, Саш… — Ну хорошо, если я скажу тебе, что он сам мне об этом сказал — поверишь? Ира усмехнулась. Горько и грустно. — Скажи честно, ты до сих пор Елисееву любишь, да? — она посмотрела на Сашу, выжидая ответа. — Нет, — ответил Белый, — И давай не будем больше о ней, её в моей жизни уже нет. Всё, забыли, было и было. — Легко ты говоришь… — Я в принципе не хочу забивать себе голову этим. И без плохих воспоминаний проблем полно. Просто мне сейчас никто не нужен, так что дело не в тебе. Ты клёвая, Ирка, просто не думай обо мне, присмотрись лучше к Пчёле. Он реально мается, мой тебе совет. — Совет? — Ира усмехнулась, — Ну спасибо, Саш… — Да тебя никто не будет заставлять, пойми. Просто мне не нужна ни ты, ни кто-то другой. Всё, чё я хочу сейчас от жизни — это просто закончить все эти проблемы, поступить в институт и забыть, как страшный сон. Всё, что было, понимаешь? И ты забудь, — возникшую паузу он прервал спустя несколько секунд, — И ещё, — Ира молчала, уже не зная, что и сказать, — Я думаю, будет лучше, если ты уедешь обратно в Москву. Чтобы не мозолить глаза ни себе, ни мне. Ира понимала, что в чём-то Саша и прав, но не могла не спросить, само собой как-то вырвалось: — Выгоняешь меня? — Ну разве я говорил такое? — Белов едва улыбнулся, в очередной раз признавая, что Ира для него осталась такой же «маленькой сестрёнкой друга», — Просто не хочу, чтобы ты торчала здесь и опекала меня. Учёбу пропускала, а потом и проблемы из-за этого будут. — Давай я сама буду решать, ладно? Саша вздохнул, но ничего так и не ответил, принимая, что переубедить ему в этот раз Холмогорову не удалось. А Ира тоже не стала ничего договаривать, погружаясь в свои опечаленные мысли.***
Тамара, которой приходилось не легче от волнения и нагрузки на учёбе, была рада возвращаться по вечерам в квартиру, где её уж точно ожидал любимый человек. Валера Филатов, в объятиях которого она чувствовала себя настолько возвышенно, что становилось даже страшно — а бывает ли так? Но Пронина, познавшая цену счастью и спокойствию, не пыталась об этом заговаривать, чтобы не портить ничего лишний раз. В конце-концов, бывает и не так! Но то, что есть у них, нужно ценить, несмотря ни на какие перемены. — Как прошёл твой день? — До жути устала, если честно, — ещё и забежала в магазин после пар, поэтому сейчас вручала жениху пакеты с продуктами. — Ты чё мне не сказала, я бы встретил! — Да у тебя своих дел по горло. — Отставить, — Валера не хочет даже допускать мысли, что может быть что-то важнее её в его жизни, — Запомни, для тебя я всегда свободен! — А совсем скоро будешь уже занят. — Кем это? — Штампом в паспорте, — Тамара не берётся говорить о том, насколько это для неё важно. Она полагает, что это важно в принципе для любой девушки, но если кто-то мог гнаться за желанной отметкой только из-за стереотипа «пора», используя шанс с кем угодно, то для неё это значило гораздо больше. Тома хотела знать, что будет любить своего мужа, и что он будет любить её в ответ. Гармония и настоящее счастье, на другое она бы не стала подписываться. — Вопросов нет! Иди, обниму! — И поцелуешь? — Тамара улыбается, делая шаг к Филатову, уже разобравшемуся с покупками. — Хоть до утра! Она зарывается к нему в объятия, снова. Каждый раз — словно первый. Сердце бьётся бешеным ритмом, словно одно на двоих, как и мир, в котором они жили, отделяя от него все проблемы и то, что ожидало за дверьми квартиры. И пусть их мир ограничивался всего лишь двумя комнатами, но какая, к чёрту, разница? Тома знает, что так есть всегда рядом с ним. И она знает, что так будет даже через много-много лет. Даже не берётся перевоспитывать, потому что любовь — это принимать человека таким, каков он есть. А в Валере ей нравится абсолютно всё! Так же думает и спортсмен, вернее, не думает ни о чем, кроме как о желании продлить время рядом с ней или замедлить бег стрелок на часах. Становилось даже одиноко, когда по утрам эта девушка убегала на пары, оставляя его одного в квартире. И хотя в свете последних событий Филу было, чем заняться, но всё-таки он бы с удовольствием обменял все эти дела на день с ней. Да хоть на всю жизнь! Но пока что, в данный момент, эту самую «жизнь» прерывает звонок стационарного, заставляя Тамару отвлечься от его объятий и поцелуя. — Бля, да кому там приспичило? — Валера искренне хочет поговорить с незваным абонентом, чтобы разъяснить о том, что у них, всё-таки, какая-никакая, а личная жизнь! Но его порыв утихает, когда он слышит голос Томы. — Ир, ты, что, плачешь? — Что стряслось? Тома только жестом показывает ему, что вмешиваться не стоит. Филатову ничего не остаётся, кроме как признать такую правоту, ведь у девчонок могут быть и свои, женские темы. Но волнение за подругу, поселившееся в душе, не утихает, и он терпеливо ждёт, пока их разговор закончится. А на том конце провода, стараясь как можно тише глотать слёзы, Ира изливала свою душу Томе. — Конец всему, Том! — Да ты можешь объяснить, что случилось-то? — Тамаре не было понятно, из-за чего Ира вдруг ударилась в эмоции, да и подробности не хватало для всего заключения ситуации. — Я С-Саше во в-всём при-и-зналась, — дрожащим голосом произносит Холмогорова, и Тамара слышит последующий за тем очередной всхлип, — У нас б-было… — и хотя Холмогорова обещала, божилась никому не открывать этого, но Томке она доверяла, как самой себе. Нет, Пронина точно никому не расскажет. — А он что? — Н-ничего. — Так, успокойся, пожалуйста, возьми себя в руки и расскажи по порядку, что произошло потом. — С-сейчас, т-толь-ко воды выпью, — спустя несколько секунд Ира вернулась, продолжая, — Он сказал, что мы с ним не можем быть вместе, что мне лучше уехать в Москву обратно, и вообще — обратить внимание на Пчёлу… Будь Тамара на месте Иры, ей бы этот совет показался идиотским, но со стороны она имела своё мнение. Поэтому, робко предположила, возлагая надежды на то, что Ира после этого не занесёт её в чёрный список в кругу своего общения: — А, может, он прав? — Что? — Ну, послушай, если уж так сложилось, то не стоит мучить себя. Возвращайся в Москву, слышишь? Так, наверное, действительно будет лучше, — Тамара не хотела беды для Иры. Всё могло быть ещё хуже, если быть предельно честным. — Ты серьёзно? — У меня больше нет других вариантов. Сама посуди, что тебе там теперь делать? Если он уже так напрямую тебе сказал, то, значит, нужно просто принять, как есть. Ир, на этом жизнь не заканчивается, понимаешь? Кто знает, ещё переменится всё сто раз, ты обратишь внимание на кого-то другого. И всё будет хорошо, слышишь? — Я боюсь, Том… За Сашу боюсь, понимаешь? А если с ним что-то случиться? — А чем ты ему поможешь? Своим присутствием? Ты только и себе, и ему будешь души бередить. Возвращайся, Ир, ну правда. — Я не знаю… — В конце-концов, тут у тебя будет, чем занять себя. Подумай. Ещё пара дней у тебя есть, на учёбе я тебя прикрою. Но, пожалуйста, не забывай о том, что тебя тоже ждут. — Спасибо, Томк… — Успокойся только, хорошо? И если что — звони. — Ага… Закончив разговор, Тамара смотрит в одну точку, пытаясь понять, как помочь Ире, которую занесло в такую передрягу. Нет, конечно, тут особо выхода не сыщешь, но Пронина не хотела, чтобы Холмогорова закрылась в себе и пребывала в депрессии до самой старости. Хуже всего то, что она там сейчас на даче, а у неё, Тамары, не было ни одной возможности помочь больше, чем просто словом! — Что с Ирой? — Валера, естественно, тоже не хотел церемониться, обеспокоившись за подругу. И если бы кто-нибудь спросил у Тамары, не ревнует ли она Филатова, она бы рассмеялась, посчитав это самой настоящей глупостью. Знает же, что Валера её любит, и что Ира ему — как сестра. Но даже братьям — особенно братьям, подумав про Космоса, заключила Тома, — не рассказывают о таких подробностях. Чревато разборками, которых им и так хватает, да и не для мужских ушей женские проблемы. — Ничего, просто с Сашей немного поссорились. — Он её обидел чем? — Не принимай близко к сердцу, Валер. Всё наладится. Филатов не стал спорить, осознавая, что Ира, скорее всего, не последовала его совету. Осудить её за это он не мог. Но, в конце-концов, у них с Томой — другие берега, и их тихая гавань не замешана во всём этом! Когда руки Валеры бережно обнимают её за талию, Тамара растворяется в этом моменте, запоминая его на всю жизнь. — Я люблю тебя. — Это уже давно взаимно.***
Едва открыв глаза, Ира увидела перед собой белый потолок и окно, вид из которого выходил на берёзу. Красивую такую, стройную берёзку. Холмогоровой в принципе нравились берёзы, да и здешняя природа — хорошее место для отдыха. Вот только чувствовала она себя так, словно пахала всё это время за десятерых. Всему виной не физический труд, которым ей на даче заниматься и не стоило, а моральные перипетии, в которых чёрт ногу сломит. Совет Тамары Холмогорова прокручивала у себя в голове весь вчерашний день, это давало свои плоды — к вечеру она признала, что подруга не советовала бы глупостей и уж точно не желает зла. Но во всём этом решении перевешивал факт того, что в случае её отъезда Саша останется один. Ира мучилась, не желая такого расклада событий, хотя за весь вчерашний день старалась не пересекаться с Беловым, насколько это было возможно. Похоже, что и сам он не горел желанием снова появляться ей на глаза — то ли мучила совесть, а то и были занятия поинтереснее — хотя бы наблюдать за скрипачкой напротив! Игра Суриковой бесила её, а вот Сашка, напротив, не поленился даже позвонить соседке, чтобы похвалить. Молчание, царившее в ответ, напрягало Иру. Ей в принципе не хотелось ссориться с Сашей, поэтому сейчас она решилась поставить точку в их напряжении. Незадача заключалась лишь в том, что найти Белова было трудно, а если точнее — невозможно. Обойдя весь дом и двор, Холмогорова нигде не столкнулась с парнем, и сделала свои тревожные выводы. Покидать территорию дачи Царёвых Саше было строго противопоказано! Но причины могли быть разные. С надеждой, что Белов пошёл в магазин, — хотя в доме всё было, — Ира побежала туда. Но там его не оказалось, да и продавщица заверила, что такого парня у неё сегодня не было. В округе Сашу тоже не знали, и любая попытка Иры связаться с Беловым была бессмысленна; о его местонахождении можно было только догадываться. И больше всего она боялась того, что Саша уехал в Москву, потому, потеряв уйму времени зазря, она прибежала в дом и принялась звонить домой. — Космос Юрьевич слушает. — Сашка пропал, — только и успела произнести Ира, как тон брата сменился обеспокоенным и даже несколько напуганным. — Как пропал?! — Не знаю я, проснулась, а его нигде нет, уже и оббегала почти весь посёлок! — Твою ж мать! — Космос, а если он уехал в Москву? Что будет, если его задержат? Я не знаю, что делать, пожалуйста, найди его! — Давай, побежал, звякну позже! От волнения она не находила себе места. Дошло даже вплоть до того, что, собравшись с духом, решила поинтересоваться у соседей, не видели ли они Сашку. Бабка Суриковой, Елизавета Андреевна, была единственной, кто сказала ей правду, однако, таким тоном, что никакого позитива у неё это не вызвало: — Умотал куда-то в сторону станции ещё утром. Не уследили за женихом? — Не вашего ума дело, лучше за внучкой уследите, время неспокойное, — у Иры было ощущение, что все Суриковы, как на заговор, просто змеи. — Ишь, хамить мне удумала, иди отсюда, а то милицию вызову! «Вот только их ещё здесь не хватало», — понимала Ира. Если бы не ситуация с Мухиным, она бы сама уже давно обратилась бы туда, но, с другой стороны, если бы Муха был бы жив, то и не было бы всего этого. Они с Сашей не торчали бы на даче, у них так и не было бы ничего… Или, было бы, но иначе? Об этом Ира старалась не думать — не время. — И внучку мою не трогай! — Да больно надо, она сама лезет, куда не следует, вся в вас. Ближе к четырём часам дня, когда надежда Иры уже угасала в геометрической прогрессии, слёзы подступали к глазам, а представления становились всё мрачнее, раздалась трель телефона, к которому Холмогорова подскочила, словно ужаленная. На сей раз вести были хорошие: Космос сообщал, что Саша нашёлся и скоро приедет на дачу, а ей оставалось только ждать его, чтобы убедиться, что по дороге Белый никуда не влипнет. Ира даже расслышала бурчание Вити на заднем плане. — Тебе от Пчёлы привет, — констатировал Космос. — Ага, ему тоже, — Ира не хотела дожидаться большего, потому положила трубку, оборвав все темы, — На связи… Оставшиеся полтора часа до встречи с Сашей она провела за своими размышлениями, которых стало только больше, когда в окно она увидела Сурикову, идущую в свой дом и с некой опаской осматривающуюся по сторонам. Всё бы ничего, вот только скрипачка была босая. — А вот это уже интересно. Объяснение нашлось спустя полчаса, когда Саша, возвращаясь, свернул на улице раньше, пройдя к дому Суриковых. Перебросившись парой фраз с Суриковой-старшей, Белов оставил во дворе пару туфель, после чего ушёл оттуда. Через пару минут Ира услышала его шаги в доме и обернулась, ожидая, когда он выйдет в гостиную, где она и прождала всё это время. — Где ты был? — спросила она аккуратно, хотя нервы были на пределе. Как бомба замедленного действия — малейшее колыхание, и рванёт так, что заденет всю округу. — В Москву ездил, — ответил Саша, наливая себе воды. — Один? — А что? — Просто интересно, ради чего ты так рисковал. Или, скорее, ради кого, — усмехнувшись, она так и норовит услышать его правду, не задумываясь о том, что всей правды порой лучше не знать. Правда чаще всего горькая, а в их случае сладким и не пахнет. — И ты туда же. Ну, на концерте я был, и что? Жив-здоров, как бык. — Саша, твою мать, ты головой думал?! — бабахнуло знатно, во всяком случае, от децибела Иры Белый даже немного отшатнулся, — Я искала тебя по всему посёлку, места себе не находила, на уши поставила, кого только можно, а ты на концерт умотал?! Да ещё и с Суриковой — видела, как ты туфельки подносил этой золушке! — Ну во-первых не ори на меня, а во-вторых, да, подносил, и что с того? Я уже, кажется, объяснял тебе, что между нами ничего быть не может! — Ты правда дурак или прикидываешься?! — Обороты сбавь, говорю! — Саша, объясни мне, какого чёрта ты творишь?! Я, как дура, волнуюсь за него, пытаюсь найти… — рассуждения Иры были не для Сашиных ушей сегодня. Быть может, на то повлияло неудачное окончание свидания с Ольгой, которое подпортило его настроение, а может, собственная Сашина глупость, из-за которой он так и не осмелился сказать ей раньше самое важное. Зато сейчас выпалил, что, кажется, услышать могли и все. — Да нравится она мне, ясно?! От этой фразы Ира так и застыла, глядя на Белова. Эти слова были не теми, которые она ожидала от него услышать, хотя и сама не была глупой, понимая, к чему такое рвение оказаться в Москве на концерте. Раньше она не замечала за ним проявление любви к классике, ну или хотя бы отдельно к такому виду музыки. А теперь всё стало предельно понятно. Ну, или почти. Холмогорова не берётся задавать вопросов, проходя мимо Саши в коридор и оттуда поднимаясь наверх, к спальне. Белов и не думает её останавливать.***
На станции «Воскресенской» было многолюдно. Ира, поднимаясь по ступенькам, пребывала в своих мыслях, не замечая никого вокруг. Достав из кармана пачку сигарет, купленных в первом попавшемся на пути ларьке, Холмогорова подпалила спичкой кончик и затянулась, мысленно укоряя себя за свои действия. И Сашу, которого глаза больше видеть не хотели! Во всяком случае, после произнесённого им признания, решение уехать тут же активировалось, и как-то стало — нет, не всё равно, — просто необходимо избавить себя и его от этого общества.Больше менять не позволю боль на другую боль Полю чужому плодов не пожинать Пыль в глаза не пускал, было, прошло — сказал Больше не надо слов, чтобы понять! **
Глотая беззвучные слёзы, девушка скуривала сигареты, одну за другой, а воображение подбрасывало картинки счастливых Суриковой и Белова, гуляющих по Москве и болтающих ни о чём. И что он только нашёл в этой Суриковой? Ни грамма искренности, сплошное самолюбие — Ира таких терпеть не может! Как и бабка её, надавившая на мозоль без чувства такта… Электричка, прибывавшая на перрон, не разрушила кокона мыслей, спутавшихся в голове, но зато заставила разлучиться не только с мыслью вернуться обратно, о чём не могло быть и речи, но и с сигаретой, где оставалась ещё половина. Третья это или четвёртая уже? Плевать. От подкатившего к горлу кома Ира прокашлялась. Постепенно электричка останавливалась, и едва двери вагона открылись, Холмогорова сделала шаг внутрь, признавая, что не вернётся. Незачем. Да и не к кому.У медали две стороны, этой мы не знали Та ли сторона луны, та ли сторона медали То ли мы любовь нашли, то ли потеряли… **
***
Время было позднее, когда электричка прибыла на вокзал Москвы. Небо уже затянулось сумерками, на улице холодало, и Ире оставалось только сильнее кутаться в куртку, пытаясь избежать порывов пронизывающего холодом ветра. Отчасти ей в принципе было всё равно на то, заболеет она или нет, мысли её были заняты совершенно другим. Словно на киноплёнке, воспоминания мелькали в подсознании, создавая ощущение, что она видит это всё со стороны. Казалось бы — протяни руку — и она сможет коснуться всех их… — Ирка! Вырвалась всё-таки! — одобрительно озвучил Белов, увидев её. — Ну, ясень пень, не могла же я пропустить твои проводы! — ответила ему девушка. Она снова закурила, стоя прямо под подъездом собственного дома. В окнах горел свет. Должно быть, отец дома, потому что Космос явно собирался сегодня с остальными парнями на дачу. — Не, ну ты реально даёшь, конечно, — ответил Саша с лёгкой усмешкой, когда пацаны увели Космоса выпить, чтобы снять стресс, — Ирка-Ирка, как так можно? — Оно само как-то, — ответила Холмогорова, глядя в голубые глаза напротив. Вдохнув снова дым в лёгкие, девушка слегка прокашлялась, но особо не подавала виду для редких прохожих. Стояла на месте и продолжала смотреть в одну точку. — Чё это ты, мать, смотришь на меня так, а? У меня ощущение, что я сейчас распластаюсь под твоим взглядом. — Любуюсь, Сашка. — Мм, — Белов затянулся и хмыкнул, — И как, познавательно? — А то. Где же я ещё такого, как ты, найду? Ближайшие два года буду тебя по памяти вспоминать. — Ну ты не горячись так сильно, — мысль о том, что они ещё смогут увидеться или Саша приедет в отпуск, всколыхнула всё внутри, но то, что он сказал после, разбилось о суровую жизненную реальность, — Вон, Пчёла у нас очень даже ничего. — Витька? Я тебя умоляю, он бабник, каких свет не видывал. — А ты думаешь, я — нет? — А ты — нет. И всё-таки, Ира чувствовала себя дурой. — Я только что видела этого Мухина. Он подкараулил меня возле дома. — Что? — в голосе Саши промелькнуло волнение, — С тобой всё в порядке? Он, что, угрожал тебе? — Дал понять, что у меня и вообще у всех нас могут быть проблемы, если в это влезут ребята. Саш, я тебя очень прошу, пожалуйста, не ходи ты на эту на стрелу, произойти может всё, что угодно… — Я тебя понял, — пауза сменилась ещё более злым и настроенным тоном, — Не переживай, я разберусь! С неодолимой силой её тянуло к Саше день ото дня, а теперь она понимала, что все её мечты и старания, все грёзы — всё это было зря. — Саш. — Чё? Ира смотрит прямо в глаза Белова, а он смотрит на неё в ответ. И в тот момент, когда девушка делает шаг ближе, у Саши уже интуитивно возникает мысль, что что-то не то. Он собирается спросить об этом у неё, но вместо этого молчит, внимательно просматривая поведение Холмогоровой, которая его молчание расценивает как зелёный свет. А на самом деле просто молилась, чтоб не оттолкнул… В тот момент, когда её губы медленно, с трепетом и волнением касаются его губ, Ире кажется, что сегодняшний вечер — просто сказка. Она была бы не против зависнуть здесь и сейчас, остановить время и просто остаться рядом с ним на этом чёртовом небольшом балконе, ощущая его холодные губы со вкусом сигарет. Ей даже кажется, что рука Саши вот-вот обнимет её, как и она его, пытаясь избавиться от страха, сковавшего внезапно своей волной, едва ей стоило сделать самый важный шаг. Она не нужна ему. — Скажи… я тебе нравлюсь? Саша улыбнулся, скорее от умиления. Ира выглядела по-детски наивной и милой, как если бы об этом его спросила маленькая сестрёнка. Сестрёнка, которую он по-своему любил. — Конечно, нравишься, о чём ты! Ты очень красивая, добрая, милая, умная и привлекательная, а я… Ирк, я — раздолбай, веришь? Ему нужна скрипачка. Ира не берётся сопротивляться, когда руки Саши вдруг обнимают её, разворачивая, а губы накрывают требовательным и настойчивым поцелуем. Обнимает его в ответ, ничего не спрашивая, просто принимая такой позыв, и радуясь, словно ребёнок, своим надеждам, расцветавшим в этот миг изнутри, как по щелчку пальцев. Весь этот цирк, который был на даче, не стоит и ломаного гроша. Ей не на что надеяться, потому что Александр Белов никогда её не любил и не полюбит, хоть она десять раз отдастся ему, хоть она всю жизнь будет торчать там, вещая ему о своих чувствах! Глупых и нелепых, так не вовремя прорвавшихся наружу и вообще появившихся в ней. Ира не думала, что её когда-то кто-то сможет так сильно растоптать, но у Саши это получилось. Сложно сказать, что сейчас испытывала к нему Холмогорова, но одно она знала точно — ей нужно время. Пусть всё уляжется, а там она сможет решить для себя, как ей быть дальше… Главное — не видеть Сашу. Справится. Но думать гораздо проще, чем сделать, особенно, когда голос Космоса на том конце провода, раздавшийся на следующее утро, серьёзно произносит тревожные новости, от которых ещё больше хочется убежать. Закрыться и не слышать, представляя, что только сон. Где-то наверху над ними точно смеются, показывая две разные стороны одной медали…