ID работы: 9263176

Профессорская дочка

Гет
R
Завершён
493
автор
Размер:
467 страниц, 30 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
493 Нравится 222 Отзывы 124 В сборник Скачать

1990-ый. 24. Переменчивый февраль

Настройки текста
Примечания:
      Первый день января начался для Иры с боли в голове и сухости во рту — типичные признаки похмелья. Повернувшись на бок, Холмогорова уже хотела открыть глаза и искать пути к спасению через желанный глоток воды, но застыла от картины, которую совсем не ожидала увидеть. Рука Вити обхватывала её за талию, а сам он спал, повернувшись к ней лицом. И выглядел каким-то до неприличия счастливым, улыбаясь чему-то.       Сказать, что шок сковал её сразу — это не сказать ничего. Хорошо, что на ней всё ещё есть одежда… А вот на Вите рубашка была расстёгнута. Попытавшись припомнить события минувшей ночи, девушка наткнулась в голове на барьер, который упрямо отказывался выдавать правду, произошедшую после боя курантов.       Ира помнила, как они пили все вместе. Помнила танец с Витей. Помнила разговор с Сашей по телефону. И, конечно же, заявившуюся Ольгу Сурикову, которая не преминула сбежать от бабки специально, чтобы перекинуться со своим новоиспечённым кавалером парой слов. Неожиданность того, что Сурикова всё-таки нашла с Беловым общий язык и впустила его в свою жизнь, всё ещё била по нервам.       Обидно.       Впрочем, играть в детектива Ире долго не пришлось — уже в коридоре она наткнулась на Валеру. Парень как-то странно усмехнулся, увидев подругу. И вместо бодрого приветствия выдала первой:       — Фил, а чего я… С Пчёлой проснулась?       — Спящая красавица, — ответил друг, не переставая сиять, — Тебе вредно пить, Ирка, ты вчера знатно перебрала. Пчёла тебя вызвался отнести. Но ты была ни в какую.       — В смысле? Я, что… Творила что-то?       — Нет, всё было в пределах нормы, — вполне честно ответил Валера, который и сам многого не знал, — Хотя, полную правду тебе лучше спросить у Вити.       Не зная, как ещё среагировать, Холмогорова вернулась в спальню, отказавшись от предложения выпить чашечку кофе с утра пораньше. Голова, к слову, раскалывалась знатно, потому вместо горячего и бодрящего Ира выпила таблетку аспирина, надеясь, что ей это поможет.       В комнате было тихо, и Пчёлкин спал, казалось, самым беспробудным сном на свете. Голова его покоилась на подушке, которую он теперь обнимал одной рукой, а вторая была «выброшена назад», вися так, словно он надеялся что-то ухватить. Возможно, Иру, так неожиданно улизнувшую из-под его тёплого объятия. Улыбка на лице рыжего жука заставляла волноваться ещё больше — от чего? Да просто потому, что неизвестно: то ли после вчерашнего, то ли во время сна.       И что такое ему снится, что он так сладко и заразительно улыбается? Она и сама не сдержалась, улыбнувшись. Но затем отвернулась к окну, изучая вид. Комната Пчёлкина была не такой уж и большой, да и чувствовалась его жилка, что ли. Нельзя сказать, что Витя был поклонником порядка везде и во всём, но в его комнате витал относительно допустимый хаос, начинавшийся с одежды на стуле и заканчивающийся книжками, стоявшими прямо на полу целыми колоннами.       Стена напротив кровати была заставлена шкафом, рядом с которым тоже были полки — вероятно, там Пчёлкин хранил все самые необходимые вещи, и Ира удивилась той несовместимости предметов, находившихся рядом. Две фотографии — с родителями и с друзьями, несколько пачек «Самца», книга «Собака Баскервилей» и небольшого размера шкатулка, в которой благодаря чрезмерному любопытству обнаружились средства первой необходимости Вити при общении с его дамами.       Вчерашнее празднование Нового года могло бы быть совсем другим, но Ира не хотела об этом думать, особенно когда услышала позади себя голос:       — Любуешься моими апартаментами? — слегка язвительный, но в привычной шутливой манере, Витя Пчёлкин не был создан сегодня для грусти. А серьёзности в его жизни и так хватало, хотя в отношении Иры он был готов быть серьёзным в любую минуту. Почти так же, как и весёлым.       От этого резкого вопроса Холмогорова слегка подскочила на месте, не ожидая, что он уже проснулся.       — Доброе утро.       — Если оно доброе, — в чём Ира сейчас не хотела сомневаться, — Вить, скажи, а вчера… — она сделала паузу, пытаясь сообразить, как бы это помягче выразить, — Ничего не было?       — Ну как сказать, — Пчёлкину вчерашние события могли выйти боком, но с другой стороны грели душу, потому что это именно он обнимал спящую Иру, а не Саша.       И это его она вчера так поцеловала. — Пчёла… — Мм? — Новый год — это ведь так романтично! — пьяная Ира не прекращала улыбаться, вспоминая разговор с Сашей Беловым, — Он ей позвонил, а она и рада бежать! Стараться, ну, конечно же — где ещё такого отхватит, скажи мне?! — Ириш, ты это… Не буянь. — Я и не буяню, Витя! Это он… Блин, не ценит! — Оценят ещё, не переживай… — И кто, скажи на милость? Пчёла смотрит на Иру. Он и сам уже неплохо набрался, но ещё соображает. А вот у Холмогоровой явно происходит сдвиг по фазе. Потому что в следующую секунду, когда Витя пытается её уложить на постель, Ира сама неожиданно целует его. Просто и мимолётно — в губы одним махом, оторвавшись практически через секунды две. Но Витя, подогретый таким действием, уже чувствует желание просто взять и затянуть её в длительный процесс со всеми вытекающими… — Ирка, ты — пьяная, — констатирует он, как факт, глядя на подругу детства. — Америку открыл! — Холмогорова готова смеяться и плакать одновременно: новогодняя ночь была щедра на приятные и не очень моменты. Парадокс. — Пожалеешь ведь, — заверил Витя. И, посмотрев в голубые глаза, совсем не почувствовал сопротивления. Скорее, наоборот. Ира сама приблизилась к нему. — Я уже и так о многом жалею, Вить… Легко ли сопротивляться, когда тебя целует девушка? Девушка, которая тебе глубоко небезразлична. С физической точки зрения — да. Но вот с моральной… В Вите сейчас боролись две стороны. Одна кричала о том, что поступать так с ней нельзя — несправедливо, потому что она не ведает, что творит, и будет действительно жалеть. А вторая, преображённая в амплуа бабника, вещала сладким голосом — возьми то, что хочешь. Витя ответил на поцелуй Иры чисто машинально, и провалился. Секунды тикали, время не останавливалось, и новый девяностый год вносил свою лепету уже сейчас. Мог ли Пчёла представить себе, что новогодняя ночь преподнесёт ему шанс поистине судьбоносный? Вот только с какой стороны посмотреть — портить и без того осложнённые отношения с Ирой, да ещё и с Космосом, совсем не хотелось. А друг-то всё поймёт, как прознает… Но мысли об этом улетучились, когда рука Иры потянулась к пряжке ремня. Что-то щёлкнуло в мозгу, и Витя первым поспешил отстраниться, пытаясь начать соображать, что, чёрт возьми, творится. Если сюда кто-нибудь войдёт — точно офигеет от представившейся перед глазами картины. Ира замерла на минуту, попав в прострацию. А Витя потерял дар речи, и мог только смотреть на неё, в то время, как она прятала взгляд. И думала о чём-то своём. — И пусть пожалею, — отвечает она. — Нет, — он качает головой, — Давай, ложись. — Спать? — Спать. — Одна? — Ну, хочешь — я лягу. — Хочу… Они вместе засыпают в обнимку, совершенно не обращая внимания на что-либо. Ира не упускает шанса несколько раз случайно нарваться на губы Вити своими, но это уже нельзя назвать поцелуями. Скорее, просто переплетения. Тишину никто не нарушает, они пытаются как-то сосуществовать вдвоём. Ира засыпает первой, закрывая глаза и сонно зевнув. Витя смотрит на неё и почему-то улыбается. Обнимает за талию, прижимая к себе, но не нарушает границ — и, уткнувшись носом в тёмные волосы, тоже засыпает.       — Мы просто целовались.       Ира облегчённо выдохнула.       — Спасибо, — сказала зачем-то, не гадая, к месту ли. Просто потому что это была её единственная мысль в данный момент, а Вите не хватало точности.       — За что?       — За то, что ты не воспользовался ситуацией, — быстро проговорила, чувствуя, что скоро покраснеет, когда в голове стали проясняться наконец-то события вчерашнего вечера. Она сама поцеловала Пчёлкина. А он сдержался. Подумать только! — Ладно, там уже Валера проснулся, скоро завтракать будем, так что я на кухню…       Она проходила мимо него и Пчёла не стал сдерживать себя, останавливая её за руку. Холмогорова посмотрела в глаза напротив.       — Что?       — Ир, хватит париться из-за того, что было. Прошло уже достаточно времени, чтобы ты наконец-то стала жить дальше.       Глядя в глаза Пчёлкина, Холмогорова почти готова признать, что готова. Почти.       — Витя, я всё прекрасно понимаю, — ей не хочется разводить от него секретов и тайн, тем более, что бессмысленно. Раньше Ира не осознавала в полной мере того, насколько сильно Пчёла близок с ней, а теперь ощущала его поддержку и чувствовала стыд за события минувшей осени, но толку-то? — Но я же не могу переписать всё с чистого листа.       — Зато ты явно можешь изменить всё теперь. Сейчас, я бы даже сказал.       Не стоит гадать. Нужно делать, а к таким решениям Холмогорова была ещё не до конца готова.       Пчёлкин, во всяком случае, гаданием маяться не собирался. И так уже видел, что небезразличен ей, оставалось только понять, когда сама себе в этом удосужится признаться. Но легко ли отказаться от чувств, пускай и не взаимных, но «первой любви»? Говорят, такое не забывается, а Пчёла с лёгкостью мог бы об этом поспорить, если бы только не знал, что его поистине первым и серьёзным увлечением была даже не Ира. Арина Вязова, которая, отшив его, сразу же и получила сердечный отворот-поворот.       А что мешало ему так же поступить с Холмогоровой? Наверное, то, что общих точек соприкосновения и пересечения здесь было ещё больше. Да и, к тому же, когда видел страдания её, невольно хотелось быть рядом. Даже если злился. И был, в один из вечеров просто напросто узнав, что всё же есть у него шанс. Заподозрил за пару дней до Нового года, когда встречу с Холмогоровой пришлось отменить — Морозова взывала по всем радарам, и Пчёле надоело прятаться, потому решил явиться во всей красе девушке, которую поначалу думал просто использовать, как отвлечение и способ вызвать ревность Иры. Отвлечься получалось не очень, а уж с ревностью не прогадал, о чём ему поведала сама профессорская дочка на следующий день. — Я гляжу, ты у нас на свидания расхаживаешь. Почему прямо не сказал? — А с чего ты взяла, что у меня было свидание? — А скажешь — нет? — Ну, а даже если и так. Ревнуешь? — Ага, только об этом и думаю! Знаешь, Пчёлкин, у меня нет времени с тобой языками чесать по телефону, готовиться надо, экзамен на носу. — Видишь, как хорошо — про учёбу вспомнила. — Странно слышать это от тебя. — Ну, а мне и так есть чем заняться. — Конечно, думаю, Ангелина Морозова уже ждёт тебя. Удачи, — он не успел ответить, как на том конце провода уже прозвучали гудки, обрывающие их разговор.       Единственное, что сделал Пчёла в тот момент, пялясь на трубку, усмехнулся. Его план действовал.       — Пока что меня всё устраивает, — Ира не хочет или не до конца понимает свои ощущения после сегодняшнего пробуждения, а Витя, следуя совету Валеры и собственным наблюдениям, не берётся давить.       Иные методы найдутся, запросто! Особенно, когда руки Пчёлкина обнимают её, а Холмогоровой не хочется разрушать эти объятия. Понятно уже давно, что в действиях этого рыжего жука есть доля самых красноречивых чувств, а ей просто дорог. Человек, момент, ощущение…       Она не знает, можно ли это называть чем-то вообще, не придумывает названия и ломает голову сугубо над своей головной болью, которая только-только берётся отступать.       — Я надеюсь, ты на меня не обижен… — ей и правда не хочется, чтобы их разговор заканчивался на такой ноте, когда в голове Вити снова пронесутся не радужные мысли.       — А разве должен? — Пчёлкин не находит способа злиться. Нет в этом никакого смысла.       И Ира просто произносит, не тая стеснения:       — Спасибо.       И это «спасибо» звучит настолько искренне и тепло, что Вите на мгновение кажется, что взгляд её наполнен самыми настоящими чувствами. Не такими, как прошедшей осенью к Белову — возможно, другими, но не менее сильными. Настоящими и, в различие — нерушимыми. Потому что Пчёлкин уже понял, что Холмогорова в самом процессе оставить прошлое в прошлом. Так почему бы не помочь ей в этом?       Кто-то скажет, что он это делает, чтобы извлечь собственную выгоду. Возможно. Но Пчёлкин не намерен отступать. Пусть и методы его непонятные, неправильные и где-то не совсем честные. В борьбе за своё счастье все средства хороши — именно так полагал этот юноша всю свою жизнь.

*** Вечер 31 декабря

      Космос Холмогоров был сторонником веселья всегда, особенно в новогодние праздники. Понапрасну сотрясать воздух было не в стиле этого парня, который, приняв в подарок от отца бутылку коллекционного виски, заскочил в общагу пединститута с твёрдым намерением разбавить новогоднюю ночь друзей новым опытом. Фил с Пчёлой уже ожидали его, вне сомнений — попробовать дорогостоящее пойло стоило бы уже давно, да вот повода всё никак не представлялось, а теперь событие нашло себя.       Незадачей, вопреки всем договорённостям, являлось не опоздание Даши Старковой на добрых двадцать минут, а поломка лифта, в который они, по своему желанию успеть скорее, застряли. В темноте было не так-то уютно и просто, посему пригодился фонарик, нашедшийся в кармане, чтобы хоть как-то освятить стенки и найти нужную кнопку. Надежды выбраться до боя курантов были разбиты вдребезги отсутствием вахтёрши на своём непосредственном посту, а равнодушные люди на третьем этаже, очевидно, были уже под градусом, не обратив особого внимания на мольбы парочки, скоротавшей свой праздник в таком необычном месте.       — Что теперь делать? — Даша пыталась достучаться до совестливых, прислушиваясь к шагам, а Космос молча смотрел в одну точку, признавая, что если уж влипать — так по-полной.       — Снимать трусы и бегать, — фраза, услышанная от Пчёлы, была сейчас как нельзя кстати. В темноте Космос сумел заметить, что Старкова слегка покраснела, но, не выдавая своего вида, девушка ответила:       — Может, поможешь? Такими темпами мы нескоро выберемся отсюда, — Даше не улыбается коротать праздничную ночь в кабине лифта, а Космос уже не решает придерживаться другого мнения.       Костяшки сбил себе не слабо, пока стучал.       — Да не, я думаю, скоро. Завтра утром народ опохмеляться будет, все в магаз побегут, но не все ж по лестнице пойдут!       — Это аргумент?       — Непоколебимый! Будешь биться?       — Пожалуй, послушаюсь.       — Покладистая!       — Мама бы так не сказала…       — А я и не мама! Скорее, папа, от природы…       — Папой тебе ещё рано быть!       И всё-таки Даша садится рядом с Космосом, перебирая в голове суматошные воспоминания за последние два месяца. Их пересечение с Холмогоровым, который понравился ей с самой первой встречи, неожиданно закрепилось, не разрываясь до зимней поры, а, казалось бы, только крепче становясь.       Однокурсницы перешёптывались, замечая, с кем их знакомая водится, но Даша не обращала внимания — главное, что Космос ей казался хорошим, а слушать кого попало не собиралась ни разу! Нравоучений Алевтины Евгеньевны хватало с головой…       — Сейчас уже, наверное, близится к полуночи, — предположила Старкова, принимая из рук Холмогорова бутылку и отпивая из горла один глоток. Алкоголь был крепким, заставляя слегка поморщиться, но внутри разлилось приятное тепло, — А как же твои друзья?       — Познакомитесь в другой раз, — у Космоса действительно были планы, сбыться которым в этом году уже не суждено, — А без вискаря переживут как-то! У них и другое бухло найдётся…       — Ты, наверное, жалеешь, — предполагала Даша вслух, глядя на Космоса, силуэт которого в свете фонарика выглядел совсем необычно, — Зря позвал меня, если бы сразу к ним поехал, был бы сейчас с друзьями.       — Раз позвал — значит, захотел, глупостей не говори. Или ты сама жалеешь?       — Ни секунды.       Даша знала, что нет. И что-то внутри неё настаивало, чтобы не молчала. Космос был первым нормальным парнем, с которым она познакомилась в Москве, который ей понравился настолько, что даже дышать рядом было страшно. Но она дышала, хотя на мгновение ей показалось, что нет, когда Холмогоров пригласил её отпраздновать вместе новый год.       Ей очень хотелось познакомиться с его друзьями, а сейчас она уже отчасти радовалась, что они застряли в этом лифте, где никто и ничто не сможет помешать просто вот так поговорить по душам. Ну и, потому, что отчасти волновалась — а понравится ли она вообще его товарищам? К тому же, среди них — его сестра, а это уже попахивает серьёзностью.       — Космос, — позвала она, нарушая тишину. Холмогоров посмотрел на неё, одним взглядом интересуясь, что именно. И понял всё через секунду, когда Старкова улыбнулась, — Спасибо, что позвал. Если бы не ты, моя новогодняя ночь прошла бы в обществе однокурсников, а с ними как-то скучно.       — Со мной веселее, правда?       — Правда.       Они потянулись друг к другу, не помышляя о каких-то ошибках.

***

      Дни летят быстро, сменяясь бешеной скоростью. Снежный январь с метелями и вьюгами наскоро уступает права февралю. Последний месяц зимы почти такой же противоречивый, как и жизнь Иры с осени, вот только она не хочет об этом думать, расставляя для себя точки над «и» по факту поступления неурядиц, от которых Витя Пчёлкин старался умело оберегать. Ещё и встречал у порога университета после пар с незамысловатым предложением прогуляться! В один такой день, когда они с Томой покинули аудиторию по праву, успешно досидев до конца лекции, Филатова увидела караульного в окно и поинтересовалась:       — Опять с Витей на прогулку идёте?       — Может быть, — ответила Ира, стараясь делать вид, что большого значения такому она не придаёт, но от Филатовой ведь ничего не скроешь, особенно, когда она прожигает всепонимающим взглядом, — Том, ну что ты так смотришь?       — Просто радуюсь за тебя, нельзя, что ли?       — У тебя и у самой поводов для радости — хоть отбавляй!       — А я и не скрываю. Кстати, самый главный из них уже тоже меня заждался, так что я побегу. Увидимся, — вот так просто распрощавшись, подруга не упустила наглой возможности слинять, оставив Иру с выбором самой выйти навстречу к Пчёлкину, куковавшему под окнами учебного заведения.       Витя вёл себя с ней подозрительно: конечно, встречались они и проводили время часто вот так, но при этом намёков со стороны Пчёлкина на что-то большее, как это бывало раньше, уже не наблюдалось. А с новогодней ночи Холмогорова вообще поначалу старалась его избегать, что, впрочем, быстро было раскушено и свергнуто наповал. Может, оно и к лучшему? Оставалось только разобраться в собственных ощущениях касательного рыжего жука, который прямо сейчас так улыбнулся ей, без слов допуская ответную улыбку.       — Опять дожидаешься?       — Ну ты же не против?       — Похоже, у меня нет выбора, — констатировала Ира, принимая предложение Вити сесть в жигули, которые являлись немаловажным и даже постоянным атрибутом их пересечения, — Скажи, Вить, отцу ещё не надоело отдавать тебе машину? Или Павел Викторович не в курсе, что ты меня на ней катаешь туда-сюда чуть ли не каждый день?       — Конечно, в курсе. Говорит, что если тебя катать буду — то в любое время дня и ночи могу брать!       — Донжуан и балабол!       — А ты красивая и умная.       — Гармоничная парочка, правда?       — Заметь — не я это сказал…       — Лучше скажи, куда мы едем? — конкретика — это то, к чему Ира стремилась. Ну, или хотя бы пыталась изо всех сил, вместе с попытками забросить прочь, в самые дальние закоулки, осень восемьдесят девятого и Александра Белова.       С глаз долой — из сердца вон, так в народе принято говорить. А Ире хочется в этом убедится на личном примере.       — Кино, кафе — выбирай не хочу!       — А что такой маленький выбор?       — Да это же я в общем.       — А обязательно куда-то ехать?       — В смысле?       Ира, конечно же, любила культурный отдых и была рада тому, что Витя обеспечивал ей такую программу, но только за последний месяц они уже сходили на четыре сеанса разных фильмов, а в кафе объелась настолько, что побаивалась порой лишних килограмм, которые могут вылезти наружу. Не сказать, чтобы Холмогорова была блюстительницей диет, да и жить на широкую ногу не запретишь, но во всём должна быть мера. А ещё — жутко хотелось разнообразить их времяпровождение, поэтому вырвалось само собой:       — Может, просто поездим по городу? Погуляем.       — Принято! — Пчёлкину не стоило повторять дважды, он тут же ускорился, вдавив педаль газа в пол.

***

      Дарья Старкова была на хорошем счету у преподавателей и одногруппников, которые ценили её за старание в учёбе и помощь всем ближним без исключения. В своей группе девушка имела какой-никакой авторитет, будучи замом старосты, которая за последнее время стала для неё больше, чем просто хорошей знакомой. Маргарита Сафронова, она же просто Ритка, делила не только университетскую скамью на лекциях, но и одну общую комнату на двоих в блоке номер 13, куда их заселили ещё в августе 89-го. С тех пор прошло добрых полгода, несущих в себе и дружные посиделки за чашкой чая, и бессонные ночи над конспектами, когда они засыпали только под утро в обнимку с учебниками, и доверительные отношения, строящиеся на схожести характеров и судеб.       Ритка была тоже приезжей, из Ленинграда, вот только с семейными делами ей повезло больше: родители любили друг друга до гробовой доски и уже воспитывали вместе второго ребёнка. Глядя на семейную фотографию Сафроновых, Даша не переставала умиляться уюту и любви, которая чувствовалась прямо от снимка.       «Бывают же семьи!» — помышляла Даша, завидуя белой завистью. Старковой такой расклад мог только сниться во снах, но, впрочем, жаловаться лишний раз не приходилось — спасибо на том, что у неё родители живы, а не как у Зинки Литвин, которую поднимали дядя с тётей с самого детства.       Всё было бы хорошо и дальше между двумя подругами, но Ритке приспичило понестись не в ту степь! По мнению Сафроновой, знакомство с Космосом Холмогоровым не несло в себе ничего путного и хорошего, а сие мнение строилось исключительно на отсутствии у парня какого-либо образования, не говоря уже о достойной профессии среднестатистического жителя Советского союза. Подруга не унималась с того самого дня, как случайно застукала этих двоих возле университета в обнимку, а уж после празднования Нового года в лифте и вовсе держала ухо востро, неустанно припоминая Даше, что её выбор стоит пересмотреть.       — Вот скажи, зачем тебе такой? Ни образования, ни дела стоящего, даже манер никаких! — наседала Маргарита, надеясь не пойми на что.       — Слушай, не начинай, — после трудового учебного дня Даше никак не хотелось выяснять отношения, а уж тем более с человеком, который стал ей так дорог в дружеском плане, — Ты понятия не имеешь, о чём говоришь.       — Это я не имею? — Рита показала на себя, и брови её взлетели вверх, а интонация сплошь и рядом пропиталась пафосом, — Да если хочешь знать, твой благоверный ошивается целыми днями на местом рынке, собирая дань с точек! Рэкетир хренов… Нет, главное, я, как подруга, пытаюсь ей помочь, а она носом воротит! Да если ты только позовешь, половина универа за тобой пойдёт, уж я-то знаю…       — Мне это неинтересно, — Старкова не преувеличивала ни на йоту, равнодушно взирая на всякие попытки Риты свести её с кем-то из их общего круга знакомых, — И давай закончим этот разговор, не хватало нам ещё поссориться.       После такого заявления грех было кулаками махать, а Сафронова понимала, что Старкова шутить не станет. Однако, всё-таки желание открыть глаза на жестокую правду жизни было сильнее:       — Подумай над этим, Даш. Я тебе зла не желаю, говорю, как есть. Намечаешься ты ещё с этим Космосом своим, а он по сути не стоит и гроша ломаного. Просто возомнил из себя крутого и играет в какие-то тёмные игры, как бы тебя ещё не впутал…       — За меня можешь не переживать, я себе совет всегда дам, — девушка не собиралась следовать мнению толпы, идя напролом к своей цели, в которой чётким по-белому было написано: «если любишь — борись, а нет — уймись». Униматься она явно не собиралась, а вот любить Холмогорова, как ей казалось самой, начала уже давно.       Возможно, с того самого момента, как он улыбнулся ей в первую их случайную встречу и предложил подвезти.       А может, чуть позже, но сейчас это не имеет значения. Они вместе, и отступать было некуда. Упустить птицу счастья из-за каких-то тревожных ноток она не собиралась. Жалела бы потом.       Вмешательства ей хватало и во Владивостоке, а она уже в Москве, и её черед диктовать себе условия по жизни.

***

      Космос же, не предполагая о таких поворотах со стороны, появился на следующий день возле пединститута. Коротая минуты ожидания с сигаретой в зубах, Холмогоров помышлял о странности судьбы, соединившей его со Старковой. Ведь, если подумать, он мог проехать тогда мимо, а мог и вообще поехать другой дорогой — тогда их пути не пересеклись бы, и кто знает, где бы он сейчас был. Впрочем, гадать даже над таким вариантом не приходилось сильно долго — околачивался бы с Пчёлой где-нибудь в делах и заботах.       Сегодня жук был отодвинут на второстепенный план сразу после обеда, когда Кос, поставив вопрос ребром о своей отлучке, оставил друга неподалёку от их беседки в размышлениях.       Подумать Пчёлкину было о чём, а вот в принятии особого решения Витя не торопился, зато с удовольствием заглядывал на огонёк к Ире, дожидаясь девушку после её пар.       — Что-то ты сегодня слишком поздно, — Космос ожидал услышать совсем другой голос и обернулся, пытаясь сообразить, была ли эта фраза адресована лично ему.       Других людей поблизости не было, зато рядом уже стояла девушка с тёмно-рыжими волосами и зелёными, пронзающими его насквозь, глазами. Неприятное сходство из прошлого вдобавок к теме разговора, имевшего все шансы перерасти в конфликт, вызвал взаимную неприязнь между ним и Маргаритой Сафроновой, решившей отчитать его, как первоклассника. Такого вмешательства Кос не мог стерпеть нередко и от близких, а уж от чужого человека и подавно, потому оборотов сбавлять не стал, на полном серьёзе посылая подругу Даши куда подальше.       Их и без того не заладившийся разговор прервало появление самой Старковой.       — Что здесь происходит? — раскрасневшаяся, то ли от февральского мороза, то ли от предвкушения ситуации, она выглядела в данный момент даже какой-то ревнивой.       — Я надеюсь, ты не такой дурак и сам всё понимаешь.       — А у тебя, смотрю, губа — дура.       — Может, объясните наконец?       — А всем и так всё понятно, кроме вас, — произнеся это, Сафронова удалилась восвояси, оставив парочку наедине.       — Космос, — у Даши не было желания откладывать необходимый разговор на потом, а Холмогоров сам взял бразды правления в свои руки, махнув рукой.       — Пофигу. Садись, поехали.       Возражать не стала, послушно уместившись на переднем пассажирском, но не переставая переживать.       — Что она тебе наговорила?       — Думаю, ты догадываешься, что ничего хорошего.       — Космос…       — Я, если честно, не пойму, какого хера она суёт свой нос в наши дела! Свои отношения надо иметь, а не печься о чужих.       — Я с ней поговорю…       — Твоя воля, но если она подойдёт ещё раз — и не так выскажусь…       Линкольн взревел, трогаясь с места в направлении Профсоюзной, где была хоть какая-то возможность оставить на время минувшую перебранку и печальные мысли.

***

      На улице уже потемнело, фонари освещали своим светом аллею и одну из смотровых площадок на Ленинских горах. Естественно, Иру с Витей общим магнитом притянуло сюда, и сейчас они стояли, любуясь видом на вечернюю Москву. Огни, шум, суета. Одним словом — начавшийся девяностый год диктовал правила о возможной новой эпохе, которая переменит жизни многих граждан Советского союза. Уже всё менялось — кто-то это замечал, а кто-то нет, и предназначенные события оставались лишь вопросом времени.       — Сколько раз я здесь была, а каждый раз — как в первый, — проговорила Ира, не отводя взгляда от мигающих огоньков. Минусовая температура давала о себе знать, и потому Холмогорова предпочитала постоянно кутать запястья и пальцы рук внутрь своего пальто, не бросая надежд согреться.       Пчёлкин, подметивший сие действие, вдруг взял её руки в свои и накрыл с обеих сторон.       — Так теплее? — как-то несвойственно самому себе поинтересовался Витя, глядя на Иру.       — Да, — Ира взглянула на Пчёлкина, и уловила в его взгляде какую-то толику грусти, о чём не могла смолчать, — Всё в порядке?       — Вполне. А что?       — Просто ты так на меня посмотрел сейчас…       — Как?       Трудно подобрать слова, особенно, если важно, чтобы тебя поняли правильно.       — Как будто ты о чём-то жалеешь.       — Может быть. А ты нет?       — Если ты о том, что я здесь сейчас с тобой, то нет.       В тот момент, когда Пчёлкин предлагает переместиться ей в машину, чтобы согреться, Холмогорова не знает, как объяснить то, что с большим натиском обрушивается внутри неё.       Есть ли смысл вообще что-то объяснять, если общество Вити исцеляет её с каждым днём всё больше? Впрочем, никто ведь не говорил, что это не может повлечь за собой другую болезнь…       — Витя, подожди, пожалуйста, — она останавливает его размеренный шаг в каких-то трёх метрах, наблюдает за тем, как Пчёлкин оборачивается к ней и ловит взгляд, на который стоит дать ответ.       Кто повинен в том, что дать его она смогла только сейчас? Конец зимы был переменчив, а внутри неё впервые за последнее время грозилась снова быть гармония. Какой-никакой, а залог спокойствия. Впрочем, скучать ей всё равно не придётся, ведь с Витей так не бывает, Ира это знала отлично. Да и не только с ним, но теперь он был определяющим звеном в её истории.       А ещё Ира знала, что сказала правду и больше не будет отталкивать, потому что сама вдруг поцеловала его. Так легко, медленно, и в то же время быстро приникла губами к его губам, урвав мимолётные несколько секунд.       — Интересное начало, — заверил Пчёлкин после, хоть и был ошарашенным, мало показывая это, — Продолжение будет?       — Продолжение следует, — вспомнилась Ире короткая фраза перед титрами фильма, — Если это предложение…       — И оно далеко не первое! — в этом Витя уж точно был прав.

***

      Время перевалило за десять, когда Даша перешагнула порог общежития, прощаясь с Космосом. Холмогоров не настаивал на дальнейшем времяпровождении сегодня, но подчеркнул, что Старкова вполне могла бы и покинуть стены этого заведения на одну ночь, ничего бы не случилось. Вот только Даша знала, что учёба, уготованная ей на следующий день, не может быть проигнорирована; как и случай с подругой, требовавший немедленного прояснения. Убедившись, что космонавт не так уж сильно дуется уже, девушка упорхнула из его объятий, оставив лёгкий поцелуй на губах. Самое время возносится ввысь от сладостных ощущений первых и серьёзных отношений в её жизни, но что-то этому явно мешало. Не совсем, а слегка, но даже эту малость не заметить и пропустить мимо глаз с ушами было нереально.       Рита, как и ожидалось, тоже не спала. Видимо, ждала возвращения своей подруги, или просто зачиталась очередным конспектом, вот и не заметила, как пробежало время. Уточнять не имело смысла, потому сразу с порога Даша задала главный вопрос, наводящий на определённые перспективы:       — Может, объяснишь мне, что это было?       Сафронова, оторвав при этих словах глаза от страницы тетради, наигранно поиграла бровями.       — Ты о чём?       — Не прикидывайся, знаешь! Какого чёрта, я тебя спрашиваю? — играть в глупые игры, в «угадайку» в частности не было ни сил, ни времени, ни желания. А у Риты, судя по всему, окончательно отбилось желание ссориться, потому она будничным тоном заявила:       — Господи, ну подумаешь, попыталась! Всё равно не вышло ничего, поняла, что хрен с тобой и твоим Холмогоровым — сами ещё не видите ничего, а других послушаете — просто мечтать с разбегу!       — Слушай, я тебе в последний раз повторяю: не вмешивайся в то, что происходит между мной и Космосом, это не твоего ума дела, ясно?! — от интонации, взыгравшей в голосе Старковой, Сафронова аж расстерялась.       — А не слишком ли грубо?       — Как есть!       — Прелестно… Значит, решила отправиться с ним в кругосветное? По злачным местам Рижского — перспектива так себе.       — Во первых, тебя не спросила, а во вторых, сама разберусь!       — Ну разбирайся, кто тебе мешает? — Рита взглянула Даше прямо в глаза, не взываясь ни к каким отголоскам совести. Было ли Сафроновой стыдно за свой поступок? Она не чувствовала этого, хоть и была какая-то доля малого неприятного, всё-таки, вместо ожидаемой ею самой помощи с её стороны получилась только разруха в отношениях с Дашкой, — Я в эти дела больше лезть не собираюсь, раз ты такая умная и сама будешь пробивать себе дорожку, как твой Космос. Вот только учти на будущее, что за его нынешние действия когда-нибудь наступит расплата.       — О каких таких действиях ты говоришь?       — О таких, где он не твой романтик на линкольне, а рэкетир на Рижском!       Даша вздохнула, возводя глаза к потолку.       — Опять двадцать пять! Долго будешь вспоминать?       — В отличие от тебя, не забывала о том, кто со мной в одном круге вертится…       — А я, что, похожа на рэкетиршу?       — Как знать, в народе всякое толкуют! — после этих слов стало понятно, что путного продолжения можно сегодня не ждать, а Даша со всей уверенностью и упрямством заявила, не жалея ни сил, ни стали в глазах и голосе:       — Вот пускай твой народ толкует, что ему вздумается, а мне — плевать, у меня своя жизнь и своя голова на плечах! Надеюсь, больше мы к этой теме не вернёмся, ты меня поняла?       Сомнительные угрозы были не в духе Старковой, она всегда привыкла говорить «по факту», раскидывать сразу и не таить лишних козырей в рукаве. А потому карта Риты, вернее, её ход к Космосу, сразу насторожил, и не мог радовать, но разве граничил с проигрышем? Нет же, такого быть не может! Сафронова не в силах разрушить то, что Старкова не хотела разрушать в своей жизни…       — Даже если Космос занимается чем-то таким, это не повод мне отказываться от него! Захочу — уйду, а нет — не заставят! В конце-концов, мне с ним строить что-то, а не тебе и твоему народу…       — Слепа и влюблена…       — Пускай, зато счастливая! Не так уж и слепа, раз разглядела твои уловки — оставь их при себе и не лезь на рожон, ещё раз!       Рита не была глупой, напротив — понимала, что переубеждать подругу уже бессмысленно, хоть и оставалась при своём мнении. Пускай, раз хочет, встречается и катится под откос! Вот только потом припомнит её слова, Рита уверена — как пить дать припомнит! Сафронова не намерена разрушать их дружбу после этого инцидента, хоть шаткое положение уже значительно пошатнулось; даёт Даше остыть до завтра, да и сама продолжает вчитываться в конспект, пытаясь вбить в голову очередной термин.

***

      Пчёлкин провожал Холмогорову до дома, будучи преисполненным от происходящих событий. Сказать, что Витю пронизывала какая-то доля радости — не сказать ничего, хоть парень и не привык показывать свои чувства в полной мере, но Ире, как и друзьям, он готов был доверить себя в любом виде. Пусть и побаивался откровенно с осени восемьдесят девятого, хотя многие расклады для себя расставил ещё в октябре, на свадьбе Томы с Валеркой. Те, как оказалось, в воду глядели прямо и чётко, сопоставив план сватовства по устроенной предками схеме, куда так вовремя вписалась Ангелина Морозова. Сейчас белокурая девчонка исчезла с его горизонта, да Витя и не думал о ней, несмотря на то, что перед Холмогоровой делал вид других помыслов.       Практика оказалась на проверку пройдена ещё быстрее, чем он предполагал — Ира отбросила барьеры, перешагнула черту и сама поцеловала его, а значит, у него нет больше нужды играть. А до недавнего времени полагая, что забудет, сильно ошибался, и переменчивая декабрьская весть Космоса тоже сыграла свою роль, расставляя приоритеты, от которых нельзя было отказаться…       — Спасибо за прекрасный вечер, — Ира улыбалась, глаза её сияли, а сама она вся казалась до невозможности лёгкой и приятной. Контраст за последние месяцы виделся кардинальным.       — Рад радовать, — отрапортовал Пчёлкин, и вместо последующих слов поцеловал, проникаясь ближе их атмосферой первого и настоящего свидания, как оказалось.       Поцелуй вышел недолгим, но сладостным и многообещающим; Ира была рада тому, как складывались карты в её истории и сводились траектории. Их с Витей союз был для неё спасительной таблеткой, которую она вовсе не считала горькой. Кто сказал, что всю оставшуюся жизнь она обязана потратить на страдания по другому, несбывшемуся до конца, а едва начавшемуся? Расклад великомученицы точно не для неё, она хочет жить на полную катушку.       Молодость и жизнь — одна! Пора сделать выбор в свою пользу.       — Космическое логово не дремлет? — взгляд Пчёлкина упал на окна Холмогоровых, в которых горел свет.       Ира, обернувшись, чтобы тоже посмотреть, улыбнулась.       — Наверное, отец. Выпивает по нескольку чашек кофе, засиживаясь за своими документами… — одиннадцать вечера было уже то время, когда Юрий Ростиславович вполне мог находиться в стенах своей квартиры и, если повезёт, уловить детей в бодрствовании или наличии в принципе.       — Или ждёт дочь…       — Всё может быть. Не обидишься, если чай попьём в другой раз? — объясняться с наличием Вити в их квартире в столь поздний не гостеприимный час Ире не хотелось, да и Юрий Ростиславович вряд ли понял бы правильно, хотя Витю знал хорошо и уже давно.       — Ну какие проблемы?       — Пчёлкин, ты человечище.       — Рыжее бедствие, скорее, которое теперь является ещё одной твоей проблемой.       Ира готова сделать шаг навстречу этой проблеме.       — Я, знаешь ли, тоже не подарочек. Характер ещё тот, да и не только… — заговаривать о случившемся в октябре не хотелось, а портить настроение своим признанием тем более. Ира уже не подарок что в прямом, что в переносном смысле этих слов, вот только это не убавляет того, что Витя не намерен отказываться от такого презента.       Слишком долго пчелиный жук шагал к своей цели, а забивать голову дурными мыслями ему не охота, во всяком случае, в такой прекрасный вечер. Жизнь — штука длинная, успеется…       — Ничего, уживёмся! Перезимуем, недолго осталось…       — В каком смысле?       — Во всех!       Ира не берётся спорить, признавая правоту Пчёлкина, как не могла этого сделать раньше.       Последний месяц зимы был поистине переменчив, но это не позволяло вешать нос, скрываясь от порыва ветра.       Лучшие дни ещё впереди…
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.