*** Москва, начало сентября 1990-го
Ире ни к чему городить вымышленные речи, поглядывая на Пчёлу. Их общая история складывалась более, чем примечательно, и Холмогорова не пыталась искать в том удивления. Реагировала спокойно и стойко, когда Пчёлкин заявлял, что отправляется развлекаться в «Метелицу». Название, не говорившее ей ни о чём, оправдывалось стойким заверением Космоса, что Холмогоров посетит это празднование жизни вместе с ним! Красноречиво обменялись взглядами и обмолвились фразочками, что там соберутся самые нужные им люди для дел! О каких таких делах речь шла, гадать не особо приходилось. В конце-концов, Холмогорова дала себе успешное обещание не лезть в эти дебри, пока всё не коснётся её самой. Пока не касалось, и держалась она с огромным успехом. Переменчивым ли — покажет время! У неё у самой, можно сказать, дел было, выше крыши. Заваливалась перспективой работы в отделе по самую макушку, оббивая пороги вместе с Томой. Дипломы, полученные на руки несколько месяцев назад, сыграли своё дело, и удача улыбнулась двум очаровательным выпускницам факультета права. Тома, как и планировала, устроилась в соц. опеку, а вот Ира шагнула на уже известную для себя дорожку следователя. ОВД «Щукино» — кто бы мог подумать?! А вместе с тем — лейтенантские погоны и шутки Вити о том, что «женщина в мундире — страшная вещь». Приходилось отвечать уже избранным «И не говори! Особенно, если она тебя будет кормить!» Между двумя влюблёнными проскакивали разные темы, но наставления касательно рода деятельности избегали взаимным переводом стрелок. Но так было до недавнего времени, пока причины, давшие толчок к не самым лакомым событиям, не застали их своим присутствием… Одна из них, к примеру, родилась позавчера, когда Пчёлкин заглянул на Профсоюзную, будучи уверенным, что Холмогорова сидит дома в одиночестве. Космос, после некоторых июньских событий, согласился на предложение Старковой отведать иную столицу и познакомиться с непосредственным родичем, а Юрий Ростиславович дивным образом укатил в очередную командировку, обещавшись явиться не раньше октября. Что за такие съезды у астрофизиков Витя не интересовался, но гармонировали Пчёлкину звёзды, которые сходились в самой точке его желаний! И хотя дверь ему открыла всё та же профессорша, которую он излюблено целовал и сжимал в объятьях, но взгляд сразу же упал на мужские туфли, стоявшие в прихожей, и фразочка долетела, что не одни они. На его вопросительный взгляд ответом послужило столкновение лоб в лоб с Гришкой Прохоровым, козырявшим улыбкой и рукопожатием. Не ответить было нельзя, но Витя подловил себя на мысли, что хотелось бы сломать пальцы этому вояке, заявившемуся так невовремя! Хотя, кого он обманывал? Сам тот факт, что этот выпускник военно-морской академии возник на горизонте, настораживал немало! И Витя, вопреки всему своему умению промолчать, здесь не смог закрыть вовремя рот. С банального вопроса вылилась целая ссора, не имевшая никаких шансов на благополучный исход. — Какого хуя этот перец здесь ошивался, скажи? Мёдом ему намазано?! — Мёдом, Витя, намазано у тебя в одном месте! Только ты этого и не видишь, и не слышишь! — Ира не собиралась спорить, но дело принципа и острый язычок, передавшийся по наследству ей вместе с Космосом, не пасовал, — Ты пчела, а не он! И человек, между прочим, не просто так зашёл… — Ясень пень! И долго вы наедине вот так, болтали, а я нихуя не знал, пока не явился?! Передай, кстати, этому вояке, что при случае я и ужалить могу за такие посиделки! — Фантазию умерь, дурак! — Ире, конечно, льстило, что Пчёлкин её приревновал, но всему должны быть свои границы, а ситуация доходила до абсурдного и смешного, — Мы с ним работать вместе будем, понял?! Заходил, чтоб сказать! — А то б ты не узнала! — бурно жестикулируя, Пчёла позабыл о том, что базар свой стоило бы фильтровать, и словечки, не слишком приятные, да и не мягко сказанные, пошли в ход незамедлительной скоростью. Хватило зрелища, когда Прохор приобнял его девушку на прощание и поцеловал в щёчку! А Витя не слепой дурак, и уж в чём-чём, а в подобных «завлечениях» видел своё направление, — Работать как будете, в позах постоянных, или распределяясь по очереди?! Понять, что подобная фраза задела Иру, можно было по звонкой пощёчине, отвешенной профессорской дочкой, и взгляде, который сразу же отскочил в другую сторону. — Как захотим, так и будем! — рассчитывала уйти от конфликта, а вместе с тем и от него, напрочь позабыв, что они находятся у неё дома. Не получилось: зацепило Пчёлкина знатно, и теперь он сам зацепился за её запястье, сжимая и удерживая на месте. Не отпустил даже тогда, когда рассерженный взгляд голубых глаз метал молнии в его сторону. Он и сам мог блеснуть не хуже! — Куда погнала, совсем что ли, свихнулась! — А не твоё собачье дело! Раз я так тебе напоминаю шлюху, то напомню, что ты, Витенька, и сам не чист на руку, и если кто и должен был предъявлять подобные претензии, то уж точно не я! — Ты не охуела ли часом?! — Витю бесила эта женская особенность переводить стрелки на мужчин. И ладно бы, по делу, но тут-то причём?! — Где это я отжигал с кем-то, кроме тебя, профессорша хренова?! — Хочешь сказать, ты вообще ни на кого не смотришь?! Слухи разные ходят, Витя, и я тебя знаю, как облупленного, у тебя не бывает одной девушки на уме! — Чёт раньше ты мне такого не выговаривала! — Потому что дурой была! — Уверена, что «была»?! — Пошёл вон! — Ира вырвалась из хватки Пчёлкина, не желая больше вести с ним никаких бесед. — С радостью! — ему и самому осточертело это всё, так что дверь хлопнула незамедлительно, разрушив границы дозволенных и прежних устоев. Холмогорова не собиралась идти на уступки первой, обрывая провода в квартире Пчёлкиных. Ссора с Витей, заставшая её своей внезапностью и абсурдностью, удручала, но кто сказал, что она не имеет права на собственное мнение?! Тем более, что доводы жука были построены на бредовом зрелище, которое не имело под собой никаких других оснований, помимо давней дружбы. Работала в отделении вместе с Гришей уже на протяжении трёх часов, смакуя свой официально первый рабочий день на должности с самым нелепым настроением, пока новость, настигшая ближе к обеду, не оборвала злосчастные мысли на основе. Звонок, который априори не мог быть от Пчёлкина, не знавшим её служебного номера, приходился от дежурного на посту, сообщавшего, что какая-то женщина позвонила и сообщила о ДТП, произошедшем в их районе. Ира, понимая, что первое дело не заставило себя ждать, выехала туда сразу же вместе с Гришей, но в коридоре столкнулась с начальником. — Ну, не подведите, архаровцы! Первое дело — оно ведь и самое серьёзное, и самое незабываемое, вам в помощь будет опер-группа Михайловой, если что. Вот, лейтенант Холмогорова, держите, номер Василисы, — Николай Николаевич Хрулёв протянул ей клаптик с номером, и Ира приняла его. Направляясь на выезд, Холмогорова и не подозревала, что незабываемым это дело окажется для неё ещё и по другой причине…*** Киев, начало сентября 1990-го
Другая столица была чужда Космосу и Даше. Они привыкли к иным улицам, к иному окружению и совсем другим привычкам, однако, в гостях у Сергея Владимировича приходится позабыть обо всём. Холмогоров с твердой уверенностью готов заверять, что Старкова ему не чужая и никогда таковой не станет, а Даша не имеет привычки отрицать очевидного. Старшему поколению остаётся только мирно соглашаться, не вставая на пути! В гостях хорошо, а дома, безусловно, ещё лучше. Даша, которая ещё год назад могла счесть дом отца своим, теперь уверена только в том, что её жилище неминуемо там, где есть Космос. И им хорошо вдвоём, они не нуждаются ни в чьём присутствии рядом, когда Сергей Владимирович уходит на работу. Остаются одни, оставляя позади себя и Анну, мачеху Даши, и сводных братьев с сёстрами — мелкие ещё совсем, как выражается Космос. — Но хорошие ведь! — Знавал только одну хорошую! — Ну-ка, с этого места подробнее, кто же? — Стоит тут передо мной, права корчит… — Зазря, хочешь сказать? — В радость! Даша не устоит перед Космосом, когда руки обхватывают её за талию, приближая к себе. Даже не пыталась… Поцелуи, пропитанные нежностью и безоговорочностью, оба растянули бы на целую вечность. — Признавайся, любишь меня, космонавт? — Думал, дошло уже… — А до тебя? — Сразу! Несмотря на тучи на небе, у этих двоих в душе — весна, которая не планирует обрываться… Могло ли быть иначе?!*** Москва, начало сентября 1990-го
Едва прибыв на место аварии, Ира с Гришей застали там уже приехавших медиков. Какой-то мужчина, облачённый в сине-белую форму, заявил, что им стоит вызвать судмедэксперта. В данном случае это могло означать только одно — жертва скончалась, так и не дождавшись должной помощи. Опрос свидетелей, которые остались с момента аварии до приезда правоохранительных органов, тоже не дало особо никакого результата: цвет и марку машины описать удалось, а вот с номером было сложнее. Водителя за рулём, совершившего наезд, тоже никто не успел рассмотреть — по словам очевидцев всё произошло слишком быстро, и виновник ДТП летел на огромной скорости к перекрёстку, а на пешеходном переходе перед тем сбил человека. — Девчонка молодая совсем, шла куда-то, торопилась, наверное, — пожилая дама лет шестидесяти была последней, кто должен был давать показания, и Ира записывала все факты в блокнот, надеясь позже обдумать свои версии, — А этот ирод сбил её, не остановился даже — погнал ещё больше, только его и видели! — Бабуль, а вы марку машины или номер случайно не запомнили? — Гриша, очевидно, питал ложные надежды; так думала сама Ира, и так думала свидетельница, опровергнувшая его слова. — А я, что, похожа на надзирателя? В мои-то годы память и реакция не шибко резвые! Разговор окончился на не слишком приятной ноте. — Слушай, ты поаккуратнее с бабульками. Видишь же, явно не в духе, плюс, стресс. — Да всё я, конечно, ви… — Гриша осёкся, и взгляд его как-то переменился, — Посмотри туда. — Что там? — Ира глянула куда-то вверх, куда смотрел Прохоров, но толком ничего не увидела, — Гриш, что ты там рассматриваешь? — Камеру я рассматриваю! На стене одного из магазинов… И сдаётся мне, Ира, если она работает, то могла заснять момент аварии, так что пойду-ка я туда, переговорю с охраной. — Хорошая идея, давай, а я пока с судмедэкспертом пообщаюсь. Женщина, к слову, уже прибыла на место и работала вплотную. — Сельская Жанетта Петровна, — отрапортовала, даже не глянув и только через секунду обернувшись, протянула руку. Ира замерла, глядя на белую перчатку в крови, а Сельская, заметив это, одёрнула её. — Очень приятно, Холмогорова Ирина Юрьевна. — Такая молодая, а уже в следовательницы наметила. Да, тебя при виде крови не тошнит-то? — Пока не жаловалась. — Это правильно! С нашей работой — ещё насмотришься… Тьфу-тьфу-тьфу, конечно! Холмогорова перевела взгляд на тело, укрытое белой простыней и пропитавшееся уже в некоторых местах кровью. — Что можете сказать? — кивнув в сторону жертвы. — Пока что мало сведений: удар был сильным, у жертвы слетела обувь. Скорее всего, уже при падении, разбила голову. Смерть мгновенная, время около часа-полутора назад, плюс-минус. Остальное — после вскрытия. — Документы какие-то были при ней? — А как же! Вот они, документы, — Сельская извлекла из кармана халата пакетик, в котором лежал паспорт, — Да, дорогуша, ты если смотреть надумаешь для протокола — перчатки лучше надень. Фраза была произнесена не слишком доброжелательно, скорее даже глумливо. Ире было не до того, чтобы выяснять отношения с новоявленной коллегой, понимая, что видавшая не одно дело, Сельская наверняка просто не видит в ней пока начальницу. Естественно — Жанетте Петровне уже за тридцать, а Ире только двадцать! Смех один, и только, но Холмогорова не собиралась просто так спускать дело на тормоза. Будет ещё время и возможность узнать коллег получше, и себя проявить, а пока что нужно работать… От вида крови Ира в обморок не падала, потрясения переносила всегда стойко, но от букв, мелькнувших перед глазами, стало как-то жарко и плохо, несмотря на то, что день сегодня был хмурый и тучи были грозные, нависая над московскими улицами… Паспорт, который оказался у неё в руках, был на имя Арины Владимировны Вязовой. Можно было бы счесть, что это дурацкое и страшное совпадение или чья-то шутка, если бы в следующую секунду Ира бы сама не увидела мёртвое тело своими глазами. В шоке она отвернулась, и простояла так несколько минут, пытаясь соображать и осознавать. — Всё таки тошнит? Батюшки мои, пошли, я тебе лекарств каких дам! — шутки шутками, первый рабочий день и все дела, но Сельской, откровенно говоря, стало жаль молоденькую девчонку, — Ты прям побледнела, девонька… Испугалась покойницу? — Я в порядке, просто… Она несколько секунд смотрела на мёртвую Вязову, а затем отвела взгляд снова, признавая, что больше не хочет видеть это зрелище. Первый день явно запомнится ей, как и первое дело. — Погодь, ты её знаешь что ли? — слова были с вопросительной интонацией, но Жанетте Петровне уже не требовалось ответа, когда она взглянула в глаза Холмогоровой, — Нет, вот щас серьёзно, без шуток! Ире подумалось, что с такими вещами никто шутить не отважился бы. — Знакомая… Я с братом её училась. — Ну и дела, — Сельская перевела взгляд на труп, а затем снова вернулась глазами к Холмогоровой, — Придётся тебе своего однокашника подготовить к тревожным новостям… Справишься? Потому что если нет — я, конечно, позвоню, но такие новости лучше принимать хоть от кого-то из знакомых лиц. Ира была не уверена, что сможет, но понимала, что в словах Сельской есть немалая доля правды.***
Линкольн Космоса Юрьевича Холмогорова был ценной машиной для своего хозяина. На время поездки в Киев сын профессора астрофизики согласился уступить транспортное средство Пчёлкину, который времени зря не терял на бортах своих занятий, продвигая общее дело вгору. Белый с Урала держал свою связку, не переставая сообщать кратковременные новости о той или иной победной жилке, а Пчёла с Космосом вертелись в родных пенатах, строя обширные планы на грядущие годы. Витя мог бы похвастаться небывалой успешностью, но его личные фронта давали знать о стремительном поражении, пробивая брешь в самых больных местах его упрямой натуры. Язык его явно не был ему другом в споре с той, которая не стала терпеть подобного отношения к её привязанностям. Пусть и путы были гораздо слабее и дышали иным — не тем, что там себе нафантазировал Витя! Поджидал у дома на Профсоюзной, надеясь поймать и переговорить. Обрывать трубку было бессмысленно — да и, если уж поссорились вживую, то и мириться стоило бы так же. Пчёла не был романтиком мыльных и оперных драм, но зачастую мог сыграть в них ту или иную роль, когда того требовала ситуация. А его — конкретно! И букет ромашек, которые он достал специально для неё, лежали рядом на переднем сидении. Пальцы тарабанили по рулю, а взгляд то и дело падал на часы, показывающие уже без четверти девять. По всем законам жанра, Ира должна была быть уже дома, но её там не оказалось, когда Пчёла поднялся на этаж и позвонил в дверь; в окнах не горел свет, а думать о том, что Холмогорова столь искусно игнорировала его не приходилось. Не в её это духе, несмотря ни на что! Она появилась аккурат в девять, но, от вида девушки в Пчёле не утих бунтарь, а напротив, только распалился, потому что рядом с ней снова шагал Прохоров! Пеняя на то, что бывший одноклассник и незадавшийся моряк являлся ложкой дёгтя в их бочке мёда, Витя вышел из машины, позабыв напрочь и о букете, и о том, что приезжал он мириться, а не ссориться. Опять. — Добрый вечерочек, не скучаем? — он обращался скорее к Ире, прожигая её взглядом. Холмогорова выглядела не лучшим образом, но Витя и не подумал о возможных причинах сего, — Я смотрю, вы часто время проводить стали! То утром, то вечером! Гриша понимал, что в этом говоре он явно третий лишний, но оставлять Иру просто так не мог. Холмогорова же сама дала ему право свалить, приняв на себя роль оппонента Пчёлкина. — Работаем же, в отличие от некоторых бездельников, которые шляются не пойми где и разъезжают на чужих тачках, — выяснять отношения при Прохорове Ире не хотелось, но, по всей видимости, приходилось. — Серьёзно? Ну, молодцы, чё сказать! — Витя пылал огромным энтузиазмом заехать по одной роже, отчего не мог удержаться. Развернулся, чтобы уйти, но в следующую секунду Прохоров уже сверкал вовсю разбитой губой. Ира встрепенулась, рванула к Грише, но сам Прохор заверил Холмогорову, что с ним всё в порядке и помощь ему не нужна. А затем глянул на Пчёлкина и совсем тихо, по-взрослому и без ударов в ответ, произнёс: — Умерь свою ревность, осёл. — Ещё раз тебя тут увижу — так легко не отделаешься! Прохоров исчез из горизонта быстро, провожаемый взглядом Иры, которая получила сухое прощание и извинение в глазах. Холмогорова больше чувствовала себя виноватой перед одноклассником и коллегой, но, оставшись наедине с Пчёлкиным, могла бы точно так же выплеснуть свою агрессию, считая его виновником происходящего. — Это не я, а ты — окончательно свихнулся! — злость, настигшая её с головой, поглощалась усталостью. Витя открыл рот, желая высказать то, что накипало в нём, но Холмогорова не была настроена на подобный расклад сценария. Уж точно не сегодня и не после того, что она видела, — Уходи, Пчёлкин, мне это всё — выше крыши, дальше некуда! И без тебя головной боли хватает… — Ахуеть! — Витя был не особо многословен, — Я, значит, прусь, чтоб поговорить и выяснить, а ей нахрен этого не надо? С другим уже ходишь, не шифруешься? — Распылитель свой прихлопни! — А ещё что сделать?! — Не веди себя, как мудак… — Ира собиралась пройти в подъезд и скрыться от Пчёлкина подальше, но Витя не намерен пропускать её просто так, преграждая дорогу, — Говоришь, помириться приехал? Фиг с два, Пчёлкин — так люди не мирятся! — Согласен! Рассчитывал, что ты одна будешь, а тут, э вон как, не задалось! — Витя всплеснул руками в манере «а что поделаешь!» и продолжил прожигать взглядом Холмогорову. Ира, к слову, уже не была настроена на пылкие выяснения. Уходить стоило с достоинством, и своё она ещё не растеряла до конца, чтоб позволить пчелиному жуку вытереть ноги и высказаться там, где его никто не просит. — Запишись в клуб анонимных писателей! Придумывать нелепые истории — абсолютно твоё… — Надо узнать, берут ли туда рогатых! Где мои выдумки, бля, если это чудо военное вертится рядом с тобой опять?! — Провожал он меня! Поздно уже, Витя, на часы не смотришь? — Смотрю, профессорша, и ждал тебя добрых полчаса, если не больше! А ради чего? Не для того, чтоб веник вручить и поцелуй вырвать, а для билета в первом ряду зрителя одноимённого спектакля под названием «Дебил года»! — Твоё звание, поздравляю, заслужено! — Да пошла ты! — Ты вали, не я к тебе приехала, — Витя сделал уже шаги по направлению к линкольну, когда услышал позади себя, — Это не я тебе нагрубила и выставила тебя полным дураком при постороннем! — Как же, а я, лопух, сам виноват?! — Нет, Витя! Я виновата, потому что разрешения у тебя, видите ли, не спросила, с кем мне можно общаться, а с кем нельзя! И когда, главное, ведь тебе отчитываться нужно, где я, с кем я, что я, даже после того, как ты меня чуть ли не последними словами крыл, застав его рядом! А что я, по-твоему, могла бы выкинуть, видя рядом с тобой толпы девиц на протяжении нескольких лет, а?! — Загнула? Молодчина, только поправочка, что тогда мы были просто друзьями! — А без разницы! С Гришкой мы тоже друзья, но тебе, однако, не мешает! — Не передёргивай, ты понимаешь, о чём я! — Понимаю, конечно! Но не рассчитывай, что я буду извиняться перед тобой. Нет, может, до этого я бы и могла, конечно, но после сегодняшнего ты, Пчёла, сам виноват — однозначно! Скройся с глаз моих долой, видеть тебя не хочу! Принимая во внимание всё сказанное и услышанное, Пчёла изменил ход собственных ориентиров. Не сел в машину, укатываясь прочь на линкольне в отчий дом, а напротив — догнал и обезвредил, остановив нежелательный расклад событий. Поцеловал, вкладывая в этот поцелуй всю свою мощь, которую хотел выплеснуть, а Ира застыла, как поражённая, и только через секунду выдала своё громовое, отрываясь от него. — Откупиться решил? Смело! — А щас-то что не так? — Пчёлкину надоело. Ей — тоже не хотелось выяснять. — Тебя, Вить, держать рядом — так всё не так! И, главное, на пустом месте, — Холмогорова уже не кричала, но говорила с заметным холодным оскалом. Пусть и остыла от поцелуя, — Нет, скажи, какого чёрта я должна выслушивать твоё «фи» в свою сторону, раз ты такой распрекрасный принц, а я — изменчивая и подлая сука? — Я этого не говорил! — Хрен с ними, с разговорами, но действиями ты очень чётко даёшь понять, а иначе просто по мне психушка плачет! — Не по тебе одной… Оба поутихли, и Ира, понимая, что ссора стихла, выносит свой вердикт. — Я устала, а тут ты ещё со своими драками, теперь перед Гришкой неудобно. Извиняться будешь, уяснил, Пчёлкин?! А не то я твою фантазию отдельным сборником издам, да со своей трактовкой на уши присяду! Слушать устанешь… — Отличная идея, ебать… Может, пойму чё. — Да мне без разницы, Витя! Главное, что между мной и Прохором ничего нет, а там, хочешь — верь, а нет — так нет! Она сама подходит к двери подъезда и скрывается там, оставляя его одного на улице. С разгорячённой по-прежнему щекой, помнящей пощёчину, и мыслями, не дававшими покоя. Букет ромашек так и не попал к своему получателю, оставшись у адресата…***
— Говорю тебе: сбил её какой-то мажор… — Ироды! Что творят только, Господи! — Не ори ты так, брат вон её стоит… — Свят, свят, свят… Ире было почти так же противно слышать эти перешёптывания, как и самому Руслану. Вязов стоял, засунув руки в карманы и смотрел на то, как рушилась его собственная жизнь. Как его сестру несли в гробу по направлению к могиле, как всем по очереди разрешали подойти и попрощаться, даже произнёс собственную речь, правда не сумел расслышать сам ни слова — всё как в далёком мире, знать который он не хотел. И безжизненное лицо Арины тоже видел, хотя на самом деле кроме этого не видел больше ничего. Как будто заело и не отпускало, не давая возможности отвести взгляд даже тогда, когда руки рабочих потянулись к крышке гроба. — Стойте, — прохрипел он не своим, нечеловеческим от боли голосом, чувствуя, что слёзы снова грозятся вылезть наружу. За последние несколько дней Вязов позабыл о том, кто он такой и какие у него были принципы. Разве можно прятаться за масками тогда, когда теряешь родного человека? Рабочие застыли, по всей видимости, осознав, что сейчас лучше не перечить. Совесть была у всех, а осознание того, что молодой юноша больше никогда не увидит свою сестру ни в каком обличье, кроме фотографий, внушалась всем, кроме него самого. Рус эту правду готов был гнать взашей, взращивая в себе чувство надежды, но разве есть смысл? Нет же — вот она, вся такая безмятежная, обездвиженная… Мёртвая. Одной рукой Руслан осторожно коснулся макушки мягких волос сестры, погладив её по голове. В последний раз. После чего, чувствуя неоспоримый холод, Вязов убрал прикосновение, не сомневаясь, что запомнит это навсегда и молча опустил взгляд, без слов давая возможность наконец-то скрыть ото всех молодую девушку, которой не суждено было найти своё счастье. Встретить парня. Выйти замуж. Построить карьеру. Родить детей. Жить и радоваться каждому дню. Умереть в глубокой старости не от того, что какой-то пьяный идиот сбил тебя на пешеходном переходе, а просто потому, что пора. Теперь ей всегда будет двадцать один. И она навсегда останется в этой могиле. Он прощается с ней. Тоже навсегда. Сентябрь только вступал в свои права, и осень торопилась раскрасить природу всеми радужными красками, какими только могла, но для Руслана Вязова мир стал серым и унылым. Не хотелось абсолютно ничего — он даже практически не вслушивался в слова соболезнований, когда церемония закончилась, глядя лишь на табличку с именем сестры и датами жизни. Всё так внезапно оборвалось, заставляя внутри сжиматься сердце от страха, негодования, обиды и вины. — Руслан, — Ира понимает, что все её слова будут расценены им сейчас как самые неважные и в принципе не помогут, но промолчать было выше сил Холмогоровой, которая хотела как лучше. Смотреть на Вязова в таком состоянии было больно, пусть они и не были друзьями, но ведь и чужими людьми тоже. Учились же когда-то вместе, в одном классе, — Я понимаю, тебе сейчас ничего не нужно, просто… Если нужна будет хоть какая-то помощь, ты можешь рассчитывать. Она уже не надеялась на его ответ, собиралась уйти, оставив одного наедине со своим горем, как вдруг услышала голос, под тихие шаги людей, удалявшихся с территории кладбища и шаги Гришки, согласившегося молчаливо оставить её с ним наедине. — Всё, чего я хочу — это поймать того ублюдка и придушить собственными руками, — нет горя страшнее, чем потеря близкого человека с полным осознанием неисправности ситуации, и Ире было жаль, что Руслан познал это так рано. Ей было жаль и Арину, но повернуть время вспять не подвластно никому, — Но ты в этом мне не сможешь помочь, поэтому не утруждай себя, Холмогорова, напрасными речами. Ира почти физически ощущала эту боль в его голосе и не смела злиться на нотки презрения. — Мы его найдём… Я тебе обещаю, — едва слышно произнесла она, но Руслан услышал. Так ничего и не ответил, продолжая всматриваться в табличку, а Холмогорова спустя несколько секунд ушла, оставив его одного и сдерживая леденящие душу эмоции.Вязова Арина Владимировна 19.03.1969 — 05.09.1990
И чуть ниже пометка:Навсегда в наших сердцах.
Никогда не знаешь, что подкинет завтрашний день. Быть может, потерю, а, может, и безграничное счастье. Руслан стоял и думал о том, что теперь поздно принимать какие-либо меры. Его сестры больше нет и не будет. И это уже навсегда, потому что ни одно лекарство, ни один закон и ни один поступок не вернёт всё время вспять, возвратив к жизни того, кто из неё ушёл. Вязову лишь оставалось понадеяться на то, что последние секунды жизни сестры были быстрыми и всё закончилось безболезненно, да вот только и об этом он уже никогда не узнает. Некому рассказать, а единственный человек, который реально ему был сейчас нужен, до необходимости, до нехватки воздуха в лёгких — лежал в двух метрах под землёй и уже не помышлял ни о чём.***
Ира вышла из отделения вместе с Гришей ближе к полуночи, после сотни допросов и составления возможных фактов. Ориентировки на водителя были разосланы по всем постам, а телефон разрывался на части. Холмогорова уже чувствовала, что валится с ног от усталости, и именно этот факт констатировал друг, уговорив её покинуть место работы. — Знаешь, как-то не так я себе представляла своё первое дело, — произнесла она, натягивая на пальцы рукава кофты от пронизывающего ветра. Сентябрьский вечер сегодня был по-особенному холодным, а небо затянули такие свинцовые тучи, что и звёзд не было видно, только иногда виднелся едва видимый свет от луны. — Согласен, — для Прохорова это тоже был дебют в органах, который приносил мало равнодушия, ведь обычно сотрудники их конторы должны были держать намеченную стойкость в любых рабочих моментах. — Рус не звонил тебе больше? На этот вопрос Прохоров лишь покачал головой и добавил: — Я думаю, ему нужно время… — Да, ты прав. Но и одного его оставлять как-то страшно, как бы дров не наломал, — вспоминая вид Вязова на похоронах, ей становилось до жути страшно, и вряд ли она скоро позабудет ту картину, — Меня он вряд ли слушать станет, ты бы, может, поговорил как-то… — Займусь этим завтра. Ты не переживай, справимся. Иди, вон тебя уже заждались, — Гриша кивнул в сторону, и Ира обернулась в тот самый момент, увидев линкольн. — Тебя, может, подвезти? — Да не надо, мне тут дворами минут десять от силы. Распрощавшись с новоявленным коллегой, Ира поспешила навстречу к знакомому лицу. Космосу оставалось только улыбнуться сестре, надеясь приободрить её после тяжёлых дней. — Привет, сестрица, — Холмогоров готов храбриться, чтобы внушить своей родственнице, что всё у них хорошо, вот только Ира в присутствии брата не собирается поддерживать тот же ритм. Ныряет в его объятия, неожиданно и так крепко, что поначалу становится не по себе, но Космос и не думает отталкивать, обнимая в ответ. — Всё плохо, Космос… — Говори, кому бить морду. — Этого придурка уже и так ищут. — Могу подключиться. — Никогда бы не поверила, что ты сотрудничаешь с правоохранительными органами… — Не с ними, а с тобой. Хотя, запамятовал — вы теперь в одной упряжке, но дела это не меняет. Ире становится лучше рядом с близким человеком, который, вопреки их различиям, не становится против текущих событий. Как ни крути, а они схожи гораздо больше, чем кто-либо мог подумать. — Я сегодня думала много о том, что случилось, — ей хочется выговориться, а Космос не берёт останавливать сестру, принимая расклад миролюбивого слушателя, насколько это возможно в их ситуации. Ира смотрит на брата и без тени лукавства произносит со страхом, — Космос, если бы с тобой что-то случилось подобное — я бы с ума сошла! — Ты чё удумала? Просто так от меня не отделаешься, — Холмогорову не нужны заверения подобного рода, он и сам понимает, что свихнулся бы, перевернув всех на уши. В его жизни хватило потери семьдесят девятого, после которой он готов загрызть любого, кто так или иначе будет угрожать его спокойствию и спокойствию близких, — Ирк, я рядом, пропесочу, обнадёжу, дам пинка под зад пчелиному жуку, и тебе ещё орехов передам, если что не так! Любому глотку перегрызу, веришь? — Давай без кровопролития… — Иначе не получится, драться буду. — Со мной, что ли? — С тобой — в самую последнюю очередь, — Космос не допускает расклада, что когда-то пойдёт против сестры, а Ира понимает, что в серьёзных жизненных вопросах всегда будет на его стороне, пусть и будут друг друга поучать, указывая на ошибки. — Я люблю тебя, братец. — Жаль, что тебя зовут не Алёнушка. Хороша бы интерпретация была! — Ну уж нет, мой брат никогда не станет козлёночком. — Налакаюсь не из лужи, обещаю! На их лицах промелькнули едва уловимые улыбки, после чего Холмогорова решает спросить: — А ты что здесь делаешь-то в такое время? — Здрасьте, приехал встретить нового следователя. — Ну, я пока что ещё не совсем освоилась… — Всё равно с пути не свернёшь. — Как и ты. — И не надейся… Куда тебя везти? — они уже сели в машину, когда Космос задаёт этот вопрос, признавая, что давить сегодня на приоритеты он не в силах, — К Пчёле поедешь утешения искать? — Даже не собиралась. Домой, Космос, домой… — А чё это? Я думал, с Пчёлой будете мурчать при виде дяди Коса, — не обнаружив подле сестры лучшего друга, Космос в малой растерянности, которая усиливается ещё больше, замечая перемену в лице Иры при упоминании её парня, — Разве жук ещё не поселился у нас дома? — Как же, — в голосе Иры нет энтузиазма, — Поселится он там! — Что я слышу, — Космосу не привыкать раскалывать сестру на подробности, — В твоём голосе царит ирония? С чего бы такая неуверенность, сестрица? Пчёлкин, кажется, без ума от тебя и от ваших с ним жужжаний… — Если бы его жужжания ещё не приносили такие плоды… Доигрался, — Ира не хочет рассказывать Космосу во всех подробностях их проблемы, принимая тот расклад, что третий в их отношениях с Витей неминуемо будет лишним. Подобных раскладов ей не хотелось после осени восемьдесят девятого… Никто не нужен был, кроме Пчёлы. Даже тот, по кому с ума сходила! Ире было не по себе от их ссоры с Витей и от того, что произошло около подъезда несколько дней назад. После того Пчёла не выходил на связь, не пытался её где-то дождаться, а у неё на душе кошки скребли. Хотелось позвонить, но понимала — не может переступить через себя… Дурацкое чувство гордости, вставшее непробиваемой костью в горле. В конце-концов, не она начала это всё! Не ей и заканчивать… Космос, в силу своих предположений, двигался в ином направлении, задавая вопрос. — В каком смысле доигрался? — когда ответ последовал самый популярный, представляемый собой словосочетание «в прямом», Холмогоров уточнил, едва не вгоняя этим Иру в мысли, что брат свихнулся, — Он чё, пчёлку заделал? — Соображай, Космос, что говоришь! Типун тебе на язык… — Не, ну я же как в качестве предположения, — Космос и сам выдохнул с облегчением, признавая, что Вите ещё будет время пожить на белом свете, — А в чём тогда проблема? Поцапались из-за чего? — Неважно, Космос! Просто давай о чём-то другом… Времени «о чём-то другом» в этот раз не оказалось. Прихватив вещички с Профсоюзной, Холмогоров сверился с часами, стрелка на которых уверенно приближалась к одиннадцати. Через какое-то время, извиняясь перед Викторией Родионовной и Павлом Викторовичем, он «достал» нерадивого друга по телефону… А уже утром Холмогорова, собираясь на работу, напоролась на Пчёлкина, стоявшего прямо под дверью квартиры. С глазами, как у побитой собаки, и с букетом ромашек, новым и пахнущим пуще прежнего. Надеялся в этот раз оставить уже у получателя скромный презент, ну или, скорее, обменять его на извинения… — Если ты пришёл снова побить Гришу, то его нет, — Ира не знала, зачем сказала это. То ли хотелось уколоть Пчёлу от того, что он творил всякую чепуху, то ли самой увидеть его реакцию. Прогадала по всем фронтам. — Может, хорош уже о вояке переговариваться? — Не я начала весь этот цирк… — Тогда дай я закончу, — Пчёлкин не был бы Пчёлкиным, если бы отступил от понравившейся ему девушки. От девушки, которая была его! И есть, несмотря на его вспыльчивый характер, который сдал совсем невовремя… Хотя, разве бывает так, чтоб выбрать определённое время и вывалить всё, что накипело? Не от нас зависит, когда внутри что-то лопнет, но Ира была уверена: при желании и знании Витя мог бы сдержаться. — Я и правда — дурак, но не всё потеряно! Верно подмечено? — Похвально… Дурак и дура, — вспоминая их тот самый разговор, поставивший пробежавшую кошку, как невидимую, но ощутимую черту, проговорила Ира. Для неё никакого повода для ссоры не было, всё придумал себе Пчёлкин! Сам, притом, а потом избил Гришу. И кто, скажите на милость, должен поступиться первым?! — Тем более! Меня всё устраивает… — Космос подослал?! — Без твоего братца, конечно, не обошлось, но я и сам пылал инициативой, если помнишь… Ира не смогла больше злиться, после того как Пчёлкин признал свои ошибки и не сотворил новых. — Кто сказал, что такое забывается? Кажется, теперешний расклад её тоже устраивает, и она даже не берётся говорить о примирении с Прохоровым, взывая к другому: — Никогда больше не смей бить морду, не разобравшись в ситуации… Пчёла понимает, к чему ведут эти речи; видит, как в глазах Иры понемногу оттаивает, и ему не хочется портить то, что получалось восстанавливать. Возвращать обратно, ушедшее не так давно, но по которому уже успел соскучиться. Им не хватало друг друга. — Я надеюсь, ситуаций больше не будет в принципе? — Их и не было, Витя! — Тогда морду не придётся бить в принципе… — Смотри, пчелиный, ты обещал! — Как и ты… — заметив взгляд Иры, посланный в него с таким ледяным посылом и едва заметной улыбкой, Витя сразу предпочитает сбить спесь. Поцеловать, празднуя победу. Эту войну они выиграли, а хватит ли у них смелости выиграть всё остальное? Витя с Ирой не делали ставок на долговременное будущее, живя сегодняшним днём, но притом не терпели кого-то третьего в их истории. Больше подобный расклад не имел права повторяться, как бы сильно не штормило в эпоху девяностых! Зависимые друг другом, профессорская дочка и рэкетир искали свой причал, и сегодня могли полагать, что нашли. Главное, что для этого не понадобился век или больше!.. Тучи над Москвой медленно, но верно разбредались, давая тёплому солнцу место просвета…