*** Москва, январь
Заснеженные улицы Москвы в этот раз благословляли Филатовых на лучшее начало. Не дарили страха стужи и холодов, давая возможность согреваться в собственном доме, будучи связанными друг с другом штампом в паспорте и вестью с охапкой октябрьских листьев, радость от которой не могли разрушить ни сезон дождей, ни неурядицы, заставшие многих прошедшей осенью… Поначалу Тома могла думать о другом, не таком приятном, но визит в клинику всё разъяснил. Расставил на места, внимая к её понимаю и случаю рассказать мужу. Валерка был готов прыгать до потолка от счастья, настигнувшего его! И плевать, что все бы покрутили пальцем у виска, глядя на взрослого мужчину, с улыбкой на всех парах летевшего в какие-то свои мысли и домой, едва представится такая возможность после очередных съёмок… И хотя Филатову несколько беспокоило, что муж зарабатывал деньги, будучи каскадёром, но сам глава семейства, ожидавшего в будущем пополнение, обещался: он выстоит! Ради неё, ради их ребёнка — горы свернёт — не стоит и сомневаться… И Тамара не сомневалась, поверив Валере, и позволив себе тоже радоваться. Валера уже успел запомнить множество раз, что Тому воротит от цитрусов, но зато она очень любит сахарное печенье, продающееся в пекарне за углом. Если бы не дай Боже повар слёг или перестал выдавать продукт — сам бы встал у плиты, поражая жену кулинарными способностями! Ему не было жаль ни времени, ни сил на неё… На них. Ловил себя на мысли, что стоит привыкать к непоправимому и желанному. Глядя на себя в зеркало, Тома всё больше замечала округляющийся животик, правда, до полных прелестей беременности ещё далековато. Но уже сейчас Филатова не гнушалась различной литературы, стараясь узнать всё о том, что её будет ожидать. Валера неустанно напоминал ей о консультациях с врачами, и хотя Филатова не была сторонницей частого нахождения в стенах медицинских учреждений, пойти наперекор мужу не могла, принимая тот факт, что Фил волнуется. Она тоже, если честно, волновалась, но с ним — не боялась! Любила… — Скоро ты уже не сможешь меня так обнять, — проговаривала Тома, чувствуя, как ладони Валеры легли на живот, ласково поглаживая, а сам он уткнулся ей в макушку, — Колобком стану, Валер! Представляешь? — А без разницы, — Филатов не стремится пугаться поворотов, к которым сам стремился и осознавал со всей серьёзностью то, что происходило, — Я тебя любую люблю! И ты это знаешь. Тома улыбается и заботливо гладит его по тёмной шевелюре. — Знаю, любимый! И я тебя люблю не меньше… — Ну, скоро, я так думаю, у меня появится конкурент, — Фил любит говорить про очевидное, как и гадать о том, кто у них с Томой родится в скором времени. — Или конкурентка, — Томе тоже интересно, кто живёт внутри неё самой, но она неминуемо признаёт, что полюбит этого человечка вне любых раскладов и перемен. — А без разницы! Вас двоих уже люблю больше жизни, — Валера день и ночь готов стоять на опоре спокойствия жены, лишь бы всё у них было хорошо. И он уверен, что так и будет.***
Витя не хочет терять времени, завлекая Иру поближе к себе всеми доступными и недоступными методами, а Холмогорова, хоть и поддаётся на пчелиный натиск, нет-нет, да поглядывает на часы. Стрелка медленно, но верно близится к двенадцати, а это значит, что скоро придут ребята. Ещё многое нужно успеть! А в объятьях Пчёлкина ей хорошо, тепло и уютно. Они уже и думать забыли о своей ссоре, минувшей несколько месяцев назад. Ира не принимала расклада, который Витя в упор не хотел видеть, но полез на Гришку с кулаками, а Пчёлкин мирился с тем, что его девушка немало времени проводит в компании выпускника военно-морской академии. …Космос был прав, когда заикнулся, что Грише ничего не светит, а Ира не из тех, кто будет вести двойную игру и искать замену или параллель для развлечений… — Пусти, пернатый, — Ира улыбается, чувствуя, что уловки Вити становятся всё настойчивее, — Между прочим, скоро гости придут! — Не гости, а друзья! — Какая разница? У нас стол пустует… — Ире не даёт покоя то, что она никак не может накрыть поляну, а руки Вити, цепко схватившие её в оборот, имеют немалую привязанность и власть над ней, — Пчелиное ты бедствие, Витя, знавал? — Ага, триста раз уж, братец твой любил так выражаться… — За авторство фразы не спорю! Важна правдивость… — Если хочешь правдивости, то могу устроить прям здесь! Фразы другими будут, но соседи оценят… — В пень, Витя, мы только переехали! — Тем более нужно сразу создать правильную репутацию! Чтоб не думали, что мы пенсионеры какие-то, — Витя не скрывает своих мыслей, довольствуясь ситуацией, а Ира принимает дело в свой оборот, наклоняясь к жуку совсем близко. Цепко захватив за ворот рубашки, Ира целует своё пчелиное бедствие, уже не признавая для себя иных ориентиров. Отклоняется резко, удаляясь в сторону прохода, ведущего в кухню. — Нечестно, профессорша! У меня, можно сказать, все чувства встали, а ты!.. — Ну, как встали, так и опустятся… — Не надо мне тут наговаривать! Теперь весь день мучится буду, — Витя готов томно вздохнуть, провожая Холмогорову глазами. — Ладно-ладно, исправлюсь… — Прямо сейчас! Нарушение Витиных планов закрепляет трель звонка в дверь, и Ира успешно ретируется, заверяя, что Пчёлкину стоит открыть. — Ребята уж, наверное, приехали! — Если не они — то мы успеем… — При всей моей любви к тебе, пчеловод, — Ира смотрит на Витю, бросая украдкой взгляд ещё раз на часы, — Трёх минут тебе никак не хватит! — Польщён, потому, если что — подождут… — Космос дверь с петель снесёт, конечно… — Братец твой сам в своей вселенной витает! Такие рассказы должны быть, судя по лицам соседей каждый раз, как прихожу. — Не завидуй! — Даже не думал — только всяких галактик мне здесь не хватало! Космические пришельцы не про меня, максимум — профессорские дочки… — Оттого сестрой космического пришельца я быть не перестану. — Смирился уж, ладно…***
— Ну что, Кос, заправляй пируэтом! — Витя не раздавал чинов, но говорил как есть, отдавая преимущество Космосиле наполнять бокалы игристым, пока Валера бережно обнимал свои два сокровища, а Ира с Дашей суетились, принося блюда на стол. — Не стой, как истукан, неси, — Холмогорова вручила Пчёле салатницу. — Ещё не женаты, а уже заправляешь парадом! — Больше дела, меньше слов, — о таком серьёзном шаге, как штамп в паспорте, рано и думать. Космос «ненароком» толкает Пчёлу в бок, и одного взгляда для рассуждения о подобных шуточках с его стороны уже мало. — Смотри, ушастый, породнимся — будешь у меня синим ходить, вдруг что! — Переоцениваешь силы, Косматый, — Витя не привык уступать другу в шуточных перепалках, и этот раз не стал исключением. — Оба договоритесь, товарищи, кончайте рассусоливать, — Валера отвлёкся от Томы, чтобы вручить двум неугомонным свою правду-матку, — А то вам только дай разогнаться — до утра будете спорить… Филатов, как всегда, был последней инстанцией в пререканиях, и его слово имело наибольший шанс в спокойствии. Дружная компания усаживается за стол, оставляя все ненужные темы за пределами вечеринки. Как правило, первый тост относится к виновникам торжества, которыми сегодня выступают Ира с Витей, и Космос, на правах старшего брата, первым вносит свою лепту, относя непрозрачные намёки на их совместимость. — Живите, жуки, но имейте ввиду: если что, порву всех и вся! В первую очередь, знаем, к кому относится. И да, если вы вдруг решите сродниться, признаю, что Витя станет тем, кто будет всегда на побегушках у всех нас! — Ага, щас! — Помалкивай, улей, не твоё слово… — В самом деле, хватит собачиться, — Тома подключается к мужу, улыбаясь, — Ради спокойствия беременных и вменяемых! — Ну, это уже сильно! — Космос улыбается, но при этом идёт на попятную, — Короче, сестрица и братец, я вас поздравляю и от всей души желаю не замёрзнуть этой зимой. Да и вообще, холода суровые передают… — У меня с холодами покончено, Космос, — Ира не пререкается, а говорит свою истину, в которой, несмотря на январские морозы, в душе — весна. Спасибо пчелиному улею! Бокалы встречаются, всеобщие улыбки выражают неприкрытую честность, а лесть, которой Витя посыпает вокруг них, не имеет свойство заканчиваться. Разговоры могут длиться вечность; не обязательно спорные, чаще — шутливые и переменные. Сердца теперь требовали стабильности, а молодость дарила ветреность и уверенность в стойкости одновременно. — Наедаться не рекомендую, впереди — танцы, — Даша любит активный отдых, а Космос не имеет привычки ей возражать. — Шманцы, обжиманцы, — Холмогоров не теряет времени, уплетая её в свои космические объятия. В них тепло, уютно и прерывать не хочется! Даша тянется к нему, как к своему солнцу, а Космос только сокращает расстояние между их лицами ещё больше, оставив на мгновение их телодвижения и приникая к губам. На зависть и радость другим — их вселенная строит свой мир, который не имеет права пошатнуться в слиянии общих теорем… — Люблю тебя, космонавт! — Не сомневаюсь, искорка, — у Космоса в душе черти плясали, стоило представить, что кто-то может совать свой нос в их отношения, — Твоя подружка не смогла доказать обратного… — Не будем об этом, Космос, — Даша не хочет перемывать косточки Сафроновой, а Холмогоров и без того находит занятия поинтереснее, несмотря на то, что не упоминать не получалось, — Главное — мы вместе… — Рванём с тобой в тёплые края, и с концами! — вспоминая их поездку минувшим летом, Холмогоров расплывался в улыбке чеширского кота. — У нас они с тобой и так, ежечасно… — И так будет всегда, слышишь меня? — С радостью! Витя, наблюдая за их идиллией, включает параллельно магнитофон. Песня, вещающаяся оттуда, не оставляет равнодушными даже Филатовых, которые присоединяются к всеобщему делу, но ведут свою, медленную линию. Ира отскакивает от Пчёлы, как ей кажется, всего на минутку, чтобы взять в руки телефон, непрерывно разрывающий их уют и спокойствие. Чмокнув своего парня в щёку, Холмогорова хочет как можно скорее расправиться с абонентом на том конце провода. И её уже не удивляет так, как раньше, когда она слышит голос Саши. — Привет, — Ира не хотела слышать Белова сегодня, но он сам объявился на том конце провода. И ощущение, что всё происходит словно в насмешку, когда того совсем не нужно и не ждёшь, промелькнуло внутри подобию саркастической ухмылки на её лице, которую собеседник не мог увидеть. — Здравствуй, Саша, — избегать очевидного, действительно, глупо. Учитывая, что скоро Белов вернётся в Москву… Но говорить без надобности хотелось меньше всего, потому Холмогорова сразу сдвинулась к делу, — Откуда у тебя этот номер? — Пчёла дал. Он, кстати, рядом? — Он занят, — Ира уловила то, как Витя из комнаты обыгрывал Космоса в карты. Валера грозился, что сейчас обоих обует нафиг, — Если ты по делу, то лучше перезвони позже. — Передай тогда, что я приеду через неделю. На свадьбу к Косу успею как раз. — Хорошо, передам. Что сказать ещё? Ира могла только понадеяться, что торжество её брата пройдёт без лишних и ненужных проблем. Однозначная перспектива отговорить Холмогорова от подобного гостя сразу опровергалась, даже толком не придя в голову, а расклад появления на горизонте их веселья Ольги Суриковой не пугал Иру. Скорее, просто неприятно саднил… Но к чему теперь об этом? У неё своя жизнь, и Саше больше нет места там, где ещё год с небольшим назад она бы желала оставить его навсегда. Ему в принципе нет с ней места нигде — пересекаться придётся, но на дружбу или что-то подобное уже можно явно не рассчитывать. Ира принимала в расклад то, что не станет специально вставлять Белову палки в колёса в отношениях с остальными. Никого это не касается, а она и подавно отбросила всё случившееся — дела минувших дней. — Да, ещё… Тут, новости долетают, что тебя давно можно поздравить? Первое дело раскрыла, погоны носишь теперь. Мундир тебе к лицу? От подобной «заинтересованности» Иру пробрало усмешкой. Как бы она отреагировала раньше? Сейчас это уже неважно — не тронуло. От слова совсем. — Не знаю, как по мне, больше к лицу идут славные перемены… — Главное, чтоб всё спокойно было и по уму? — Саша не пытается лезть туда, куда его не просят, памятуя, в какую степь сам советовал податься Холмогоровой. Убеждался, что подалась и, оказывается, совсем не жалела, хотя раньше говорила совсем другое. Время меняется, они все в каком-то плане изменились. Пчёлкин, наверное, тоже. И как раньше уже не будет, расклады совсем другие. — Так и есть! Ни о чём не жалею, — Ира больше не хочет саднить себя и корить за прошлое хотя бы мимолётностью, принимая, что стоит возвращаться к привычному. И прекращать разговор, который был подавно не нужен, — Тебе, кстати, спасибо хотела сказать… — Мне? За что? — Саша не ожидал услышать подобные нотки, и на мгновение у Белова промелькнула мысль, что не всё потеряно в их дружбе. Пускай и восстанавливать пришлось бы не один день, и даже не месяц… Ира не хочет делать Саше больно. Да и посмеет ли? Уж если у бравого сержанта иная, выложенная нотами скрипки дорога! Ей, в общем-то, всё равно. Для Иры Саша больше не был «Белым» — скорее, чёрным… — За то, что совет дал, к кому присмотреться стоит! Как в воду глядел — моё теперешнее намного лучше прошлого. Не жалею, не зову, не плачу! — Ира рассеивает тучи Саши, не давая Белову больше ни повода помышлять, что что-то осталось, — Спасибо тебе, Белов! Избавил меня от тяжкой ноши, ну, как бы всё иначе сложилось? Даже представлять сей ужас не хочу себе… — Ты, конечно, умеешь удивлять… — Не иначе! Саша принимает волю Иры, не отнимая больше ни секунды. Холмогорова возвращается к своим родным и неугомонным. Валера потешается с Космоса и Вити, которые неминуемо продули ему партию в карты и получили вдобавок ко всему возможность воспроизвести концерт своими танцами. Вприсядку! Этим двоим не привыкать веселить народ, а глядя на ребят, Ира признаёт, что хочет растянуть это время в вечность. Запомнить их всех, собравшихся, такими весёлыми и безмятежными. Когда Космос нажимает на кнопку магнитофона, сменяя песню, ребята сами тянутся танцевать. Тома с Валерой, как отдельные в своей вселенной, берутся за отдых, любуясь теми, кого без сомнения могли назвать своей семьёй. Неважно, сколько пройдёт времени и какие повороты грянут на их пути — главное, чтобы они навсегда остались такими близкими, как сегодня. Как здесь и сейчас!.. — Кос, нахрен нам про Союз слушать? — от Вити сегодня явно не пахнет патриотизмом, едва долетает краткое начало «Самоцветов» и их хита под названием «Советский союз», а поспорить с сыном астрофизики за право выбирать хиты для гулянки — благое дело! Кто знает, когда ещё так подфартит по настроению и звёздам? — Под неё и танцевать-то не хочется… — Не протестуй, крылатый, — Космосу без надобности слушать недовольства Пчёлы; он с удовольствием зарывается в танец с Дашкой, собираясь утереть пчелиному дружку нос в этом деле, — Плохому танцору всё мешает, особенно музыка, да? — Плохому, говоришь? Ну-к, следователь, выходи на бравый бой! — Витя ухватывает Иру, не собираясь сдаваться, — Ща покажем твоему братцу, где раки зимуют! Чтоб знавал, кого со счетов списывать… — Без обид, конечно, но здесь — целый Космос! Астронавт, чьи силы и умения не поддаваемы никаким сомнениям, Витя! — Даша признаёт, что в этой ситуации её фаворит явный и неизбежный, о личности которого не приходится гадать. — Не-не, у меня лично — годы тренировок… — По дискотекам всяким да по клубам, ага, — дополняет Космос, которого откровенно смешит Витина уверенность, — Знавал я такие тренировки, перетекающие известно куда! Да и забросил ты их, скажешь, нет? — Бля, Ир, всё, цепляй мундир — кутить будем, чтоб погоны видели и в каждый клуб пускали… — Не для того я училась в университете три года! Размечтался… — Если я прям при всех скажу, о чём размечтался, то Коса Кондратий, как минимум, хватит! А тебя — стеснение, ненаглядная… — Попробуй, жук, рискни здоровьем! — Кто не рискует, тот профессорских дочек не целует! — Вот сейчас и правда без поцелуя останешься, если продуем… — Продуете, как пить дать! — Дядя Кос, захлопни варежку! А в жюри у нас будущие мамка и папка, Филатовы! Неподкупные, честные и непредвзятые… — Неподкупные, говоришь? Томк! — Ира подмигивает подруге, вызывая у Филатовой краткую улыбку, — Возьми, пожалуйста, фотик. Хочу запечатлеть провал Коса, чтоб потом не выпендривался, почём зря… — Ну вас нахер, товарищи! Переговоры окончены, Дашка, жмём на полную, не жалея! А то тут некоторые уже подкупаются на уговоры мундирных… — Между прочим, Томка бы тоже носила сейчас погоны вместе со мной, если б в декрет не угодила… — Спасибо, Тео, на добром слове, двух таких дяде Косу точно не выдержать, отвал башки просто… Валера с Томой, наблюдая подобную картину, переглядываются с одинаковым выражением лица. — Так и знал, что эти товарищи чёт устроят, — произносит Филатов и в голосе его звучат извинительные нотки. — А мне кажется, так напротив — веселее, — Тома дружно подплясывает в ладоши в такт Вите с Ирой, что не остаётся без внимания Космоса. — Фил, ну ты-то будь человеком! Если беременная артиллерия на Пчёлу липнет, а ты сидишь, как истукан — повод обидеться! — А чё я? Вон, тут всё очевидно, их двое, перевес! — Зашибись справедливость! — Извиняй, Кос, но мужики пока не беременеют, — Витя откровенно потешается над товарищем, признавая свою победу на сей раз, — Можешь попробовать, если получится — станешь богатым! Вижу заголовки «Голубой негр женился на простом и скромном советском гражданине»! — Ща другие заголовки замелькают. «Пчелиный улей был подвергнут неминуемой капитуляции в виду своей чрезмерной хвастливости»… — Ошибся, Витя, — Ира, усмехнувшись, прекращает спор, — Простота и скромность — не про моего братца! — Давайте, перемывайте дяде Косу косточки… — Чревато, между прочим! — Даша вступается в поддержку своего космического героя. Космос улыбается, обнимая её. — Вот она — справедливость! Хоть кто-то за меня в этой мафии… — Ты сам, Кос, как мафия! — Пчелиным слова больше не давали… — Ахуеть! — Витю подобный расклад не прельщает, — Вообще-то, в честь нас с Иркой гулянка, не? — Припомню на нашей с Дашкой свадьбе! Молчать будешь, дружок, до самого последнего тоста… — А нам слов не нужно, Косматый! Мы с твоей сестрицей спелись, тандем удачный, так что, лови мимические поздравления… Космос показывает Вите язык, когда Ира удаляется в коридор, расслышав снова трель звонка. Пчелиный улей непременно направляется теперь вслед за ней, гадая, кто и почём обрывает провода уже второй раз. — Ну, что ещё? — Ире показалось, что злосчастная трель дело рук Саши Белова, но на другом конце звучит совсем иной голос, слышать который, всё-таки, не к беде. Беда понемногу обходила Руслана Вязова стороной. Никто не давал гарантий, что случившееся он забудет скоро, но теперь уже сомнений не было, что выплывет. — Похоже, я не вовремя?.. Привет, Холмогорова. — Руслан? — ей непривычно слышать его. Но на вопрос абонент отвечает согласием, а Холмогорова ловит себя на мысли, что не видела бывшего одноклассника уже примерно с несколько недель, с дня окончательного заседания по её первому делу. До чего же странной и жестокой порою бывает судьба! Убийца Арины предстал перед судом спустя почти два с половиной месяца, получив свой заслуженный приговор. Ближайшие семь лет он проведёт за решёткой в колонии общего режима. Руслану было легче оттого, что справедливость настигла виновного, но это всё же не могло в полной мере облегчить его боль. Как бы там ни было, спустя семь лет у того урода будет своя жизнь, а Арину уже не вернуть. Но звонил он явно не ради того, чтобы жалеться. — Он самый — трезвый и адекватный… — И правильно — ни к чему окаянную водку глушить, — Ира не сомневалась, что это не поможет. Помогут только время и общение, и то, нужно будет очень сильно постараться. Благо, с сентября наметился разительный контраст — Вязов уже может говорить по телефону и при встрече от него бы не несло за версту алкоголем и нежеланием жить, — Так держать, правда, ты — молодец! — Я, вообще, звоню, чтобы тоже сказать тебе похвалу. Спасибо, Холмогорова, что не завалила дело и помогла… В общем-то, за всё спасибо. И за поддержку тоже, и за беспокойство. Теперь обо мне уже некому беспокоиться. В словах Руслана был отголосок боли и грусти. Ира несколько секунд молчала, пытаясь прикинуть свой ответ и понять, что именно говорить вообще. Хотелось, чтобы Вязов понимал, что… — О чём ты? Это моя работа теперь и я не могла иначе. — Удивлён, что с Пчёлкиным рядом и до сих пор такая скромная. — Спасибо за комплимент, Руслан. Но я говорю как есть, — Ире приятно слышать, что бывший одноклассник приходит в себя, — Чем теперь планируешь заняться? — Для начала — в корне изменю своё место жительства, — слова Вязова не вызывают такого небывалого удивления. Ира догадывалась, что он не захочет жить в Москве после случившегося, хоть и теперь, когда он вот так сообщил ей напрямую, становилось не по себе. Уж не пытается ли он убежать от случившегося?.. Но, словно читая её мысли, добавил: — Да ты не волнуйся, жизнь продолжается, я это, в общем-то, понимаю… Глупостей не натворю! Витя, который всё ещё находится рядом, мотнул головой, мол, спрашивая «ну что там?». Ира пожала плечами. — Это хорошо, Руслан, что ты понимаешь. Если понадобится что-то — можешь звонить или писать… — По пустякам тревожить не буду, но если что вдруг — буду знать! Беги, Холмогорова, не стану тебя задерживать, у меня ещё поезд через час… — Куда ты, кстати, теперь? — успевает обронить Ира, но на том конце провода уже кладут трубку и слышатся простые, ненавязчивые гудки. Холмогорова кладёт телефон в сторону, возвращаясь взглядом к Пчёлкину. Витя интересуется новостями, которые мог преподнести Руслан Вязов, чтобы в точности восстановить картинку с услышанным в голове, но Ире не претит отвечать на вопросы. Она, надеясь, что теперь всё будет куда лучше, ныряет в объятья Пчёлкина и целует его, обрывая любой поток своей безоговорочностью. Секунды медленно перетекают в минуты, и двоим приходится оторваться друг от друга, когда за спиной у Вити появляется Космос. — Эй, ненасытные! Может, подождёте, пока мы уйдём? У Иры на лице появляется улыбка и она утыкается Вите в плечо, признавая, что этот вечер имеет свой счастливый конец. — Зная тебя, Косматый, ты пока все салаты не сожрёшь, из квартиры не выйдешь! Обжора… — Кто б говорил, Пчёла! Ир, ты готовься, тазиками будешь готовить для этого крылатого… — Ну вы не охренели там часом? — Валера не терпит подобного расклада, спеша напомнить друзьям, что их праздник жизни продолжался, — Скучать заставляете Дашку с Томой! А моей жене, меж прочим, противопоказаны грусть и тоска… — Понял-принял, Тео! — Космос уже несётся обратно, на ходу раздавая указания, — Врубай, Пчёл, что угодно, но душе повеселей… Витя однозначно не мог прогадать с выбором песни, сменяя играющую медленную мелодию на другую — живую, более быструю и правдивую. С ощущением, что писали специально о них и для них!Мир не прост, совсем не прост. Нельзя в нем скрыться от бурь и от гроз. Нельзя в нем скрыться от зимних вьюг. И от разлук, от горьких разлук*
Мотив песни как никогда близок по духу всей шестёрке. Старковой и Холмогорову, собирающимся вступить в законные узы брака; Пчёлкину и Холмогоровой, нашедшим свой путь и решившимся наконец-то съехаться под общим покровом; и Филатовым, которые уж давно признали свою нужду друг в друге, ожидая теперь появление самого главного человека в их жизни! — Всё, что в жизни есть у меня, всё, в чем радость каждого дня-я-я… — Всё, о чём тревоги и мечты-ы-ы, это всё, это всё ты-ы-ы-ы, — Ира подхватывает Витю, а следом за ней и все остальные начинают подпевать, отдаваясь такту песни. — Всё, что я зову своей судьбо-о-ой — связано, связано то-о-олько с тобо-о-о-ой! Последние ноты дружная компания вытягивает изо всех сил и едва слова утихают, чокаются бокалами, провозглашая напетые строчки как самый ярый и точный тост их сегодняшнего дня.***
Зимой рано темнеет — день ощутимо короткий, но длинная ночь даёт возможность полюбоваться звёздами. Пчёлкин, в котором дух авантюризма превышал соратника романтизма, не тяготится рассматриванием вселенной космических просторов, находя занятия куда более интересные. Например — разговор с Беловым по поводу скорой свадьбы Космоса, а затем — Иру Холмогорову, стоявшую у окна и лицезревшую вид на ночную Москву. Патриаршие пруды разительно отличались от остальных мест их города. Здесь было как-то по-особенному красиво! Хотя Ира, соглашаясь съехаться с Витей, не думала о красоте вокруг их совместного жилища. Выяснять о том, откуда у Пчёлкина была достаточная сумма для покупки квартиры в таком месте, не требовалось. — Ну, о чём задумалась? — когда руки Вити ложатся на её талию, Ира вздрагивает от неожиданности, понимая, что действительно немного забыла о времени, будучи в своих мыслях. — Да так, — усмехнувшись, она оборачивается к Пчёлкину, взгляд которого ясно даёт понять, что отговорка его не убедила, — О будущем. — С этим у нас всё зашибись, проблем нет! Ира кивнула. — Хочется просто, чтоб так было всегда. Вот только, никогда не можешь предугадать, где упадёшь или поднимешься. Ира понимала, что ребята начинают восходить на свой личный пьедестал — у неё и в мыслях не было ещё противоречить приученным и давно известным выборам, двигаясь по своей дороге. Этим двоим путям лучше бы не пересекаться никогда, расставляя их по разные стороны баррикад. Витя, внимая её мыслям и словам, многозначительно приподнял брови и пожал плечами. Наклонился ближе, заговорщицки шепнув: — А знаешь, чего хочу я? — и уже от одной этой интонации Ира улыбнулась, признавая, что с Пчёлкиным ей не придётся ни грустить, ни скучать. Она верила ему и верила в их историю. Пожалуй, на сегодняшний день это самое важное… — Догадываюсь. — Тогда давай перейдём от слов к делу. Тем более, что мы наконец-то остались наедине… — Космос был прав, говоря, что мы ненасытные. Вернее ты, — прямо в губы выдохнула Холмогорова, собираясь поцеловать Пчёлкина. Прикосновения снова обжигали, поцелуи становились настойчивее, ласки нежнее и дыхание более учащённым. Ира Холмогорова и Витя Пчёлкин были знакомы с детства, и ещё несколько лет назад ни он, ни она не могли предвидеть сегодняшнего расклада. Восемьдесят седьмой, ставший началом их истории, теперь казался безмерно далёким — столько всего произошло за это время! События, изменившие их жизни, их самих практически до неузнаваемости. И вроде как, он — всё тот же весельчак и балагур, а она — всё та же добрая и миловидная, но что-то ощутимо изменилось вокруг. Не ставя на кон больших и значимых, можно было твёрдо полагать, что они повзрослели. И не только их отношения послужили толчком к тому… Январь девяносто первого, устраивая метелицу за окном, едва слышно шептал голосом Цоя, словно становясь символом их жизни в завершении эпохи перестройки.В нашем смехе, и в наших слезах, и в пульсации вен — Перемен! Мы ждем перемен! ** Продолжение следует…