Одна трёшка и шесть идиотов, живущих в ней

Ну и что делать? Баков не знал, а потому окунулся в работу с головой, с ругательствами натирая бокалы до блеска. Конечно, Костя был перфекционистом еще тем и даже в обычное время не оставлял на посуде ни пятнышка, но Валера все равно догадался, что произошло что-то серьезное, хотя и довольно глупое, раз парень вышел на работу. — Э, молокосос, ты мне так стекло все переломаешь, — старший бармен забрал из его рук бедный стакан и повесил на место к остальным, таким же идеально чистым. — Че? — Баков поднял глаза на Валеру и, поняв, что произошло, с тяжким вздохом накинул полотенце на плечо. — Я сказал осторожней будь, малец, — он похлопал парня по спине и вернулся к работе, ведь за стойку сел новый посетитель. Костя окинул взглядом бар, выискивая кого-нибудь, кому он мог бы пригодиться, и, не найдя таких, достал из кармана телефон. Ни одного сообщения. Денис не отправил ему фото какой-нибудь маленькой злой собачки, подписав «прям ты». Изя не попросил его передать привет Валере и захватить по дороге домой печенек. Киря не предложил потренироваться вместе — тягать этюдник Шурика. Сам Шурик не попросил совета о том, как сказать Кире, что его этюдник не гантеля. Серый не предложил послать нахуй нахлебников и снять однушку на двоих. Оля не написала о том, что надо бы ему купить велосипед, «авось добрее станешь». Не предложила вместе «культурно выпить» после работы. Не пожаловалась на то, что Кантагор-Егор так и не зацвел, несмотря на то, что это и не цветочный кактус вовсе. Никто ему не написал ни слова. И ему было от этого больно. Но он понимал, что это была его вина и только его. Костя всегда был грубым и хмурым, но он никогда не говорил им, что они ему противны. Никогда не оскорблял по-настоящему. Все «придурки», «долбоклюи», «ошибки эволюции» он говорил, зная, что обижаться на это никто не будет. Для него это как имена, клички, чтобы побыстрей и поточней объяснить ситуацию. И все эти придурки, долбоклюи и ошибки эволюции были его хорошими друзьями, как бы ему не хотелось это признавать. В такой же ситуации он бы точно позвонил Оле. Она была той, кто мог бы подробно объяснить, что именно произошло, успокоить, а главное — помочь все исправить. Она бы за полчаса добралась с другого конца города в бар и, имитируя кавказский акцент, отобрала бы бутылку, причитая «не твоя это вина». Это бы его рассмешило, но он бы не показал виду. Чтоб не зазнавалась, алкоголичка щекастая. Но он обидел и её. — Пацан, ты работать собираешься? Из мыслей его вывел прокуренный голос нового посетителя. Мужика лет пятидесяти в дорогом сером костюме — Шурик бы смог точно определить оттенок, Роза сказала бы фирму, а Оля безошибочно бы угадала стоимость. — Прошу прощения, — Валера сумел полотенцем по голове вбить в его голову минимум вежливости. — Чего желаете? — Нормальную семью и бьянко, — мужчина кинул на стойку двухтысячную купюру. — Столько, сколько можно купить на это. — Будет сделано, — Костя достал бутылку, бокал для мартини и банку с оливками. — Я сам справлюсь, — мужчина открутил крышку у бутылки и отпил сразу из горла. — Иди отдохни, а я если че маякну. Было странно слышать такое от человека, одетого с иголочки, но лезть в чужие проблемы парень не хотел. Ему свои надо решать, и решать быстро. Во всей жизни Бакова был один единственный человек, который всегда его поддерживал, помогал и почти не жаловался на ужасный характер — потому что у самого был похлеще. Мирослава Бакова. Его мать.

***

— Че, поганец мелкий, уже испоганил все, говнюк? Энергичный и очень грубый женский голос раздался из динамиков почти сразу, как Костя нажал на кнопку вызова. — Завались, карга старая, случайно позвонил, — ему не хотелось так просто соглашаться с ней. — Ну так сбрасывай, — хмыкнула его мать на другом конце провода. Уж кому, а ей врать у него не получится. — Тебе же точно не нужен совет от опытной женщины, и ты точно не накосячил со своими камикадзе отбитыми. — Сказал же, блять, что не накосячил! — огрызнулся Баков, вспоминая, почему так долго не звонил домой. — Вот что ты приебалась, развалюха? В каморке, где он сидел, было так мало места, что когда он попытался взмахнуть руками, то случайно задел одну из полок и все, что было на ней с грохотом попадало вниз. — Вашу ж блять, — ругнулся Костя, одной рукой пытаясь поставить все на место. — Ну-ка повтори, засранец? — Мать Кости терпеливо подождала, пока он устранит беспорядок, и только потом начала выяснять отношения. — Карга старая? Развалюха? Сосунок, да ты совсем страх потерял? Твоя мамаша ещё ого-го, в отличие от тебя, щенка сопливого. — Поэтому я, блять, из дома и сьебался, — устало проговорил Баков и плюхнулся на мини-лесенку. Включив громкоговоритель, он кинул мобильник на пол и обхватил голову руками. — Не можем мы с тобой, хрычовкой, жить в одном доме. — В одном городе тоже, походу, раз ты, слабак, аж в другую область свалил, — он ее не видел, но был уверен, что Мира неприязненно повела плечом. — Так, забыли. Не до этого щас. — Костя сидел с закрытыми глазами, вспоминая сегодняшнее утро. Глаза, полные недоумения. — Я сморозил одну глупость, и теперь мои дегенераты меня ненавидят. — Для начала перестань называть их дегенератами, — непроизвольно рассмеялась мать. — Конечно, с тобой слоняться могут только люди небольшого ума, но эти — смельчаки еще те, так что, блять, уважай их. Что ты, щеголёнок, им такого сказал? — Что я их презираю, — Баков пропустил «щегола» мимо ушей. Заслужил, в этот раз. — То есть, ты это им не постоянно говоришь? — хмыкнула женщина. — А как мне такое сказать, то хоть по сто раз на дню. Ну да, мамаша — это похуй, все простит и все поймет. — Существует, блять, разница между ежедневным «как вы меня заебали» и «я вас презираю». — Ах ты недоносок малолетний, — была бы она здесь, отвесила бы парню серьезную оплеуху. — То есть у тебя появились те, кто не обязан с тобой водится, но все равно терпят твой хуевый затянувшийся пубертатный период. И что ты делаешь? Ведешь себя как конченный засранец. Ну молодец, сопляк. Браво. — Я тебе, блять, позвонил не для того, чтобы ты меня унизила, — рыкнул Костя. — Не можешь помочь — я вешаю трубку. И без тебя настроение говно. — Просто хотела убедиться, что ты понял, как серьезно накосячил в этот раз, — хмыкнув, ответила Мира. — Насчет помощи, что именно произошло? — Эти долб… идиоты решили встретить ебанный рассвет, а мне это нахуй не сдалось. — Вашу ж мать. Мне б твои проблемы, малолетка сраный, — было слышно, как она ударила себя по лицу. — Ну раз это для тебя хуйня, то скажи уже, че мне делать! — взорвался Костя и, резко встав, пнул ведро. Но промахнулся и попал по стене, получив мгновенную карму. — Для начала, встреть с ними этот долбанный закат. Поспать ты еще успеешь в жизни. — Рассвет, — обиженно поправил Баков. — Один хуй, — отмахнулась та и продолжила: — И извинись перед придурками. Они же хорошие? — Тупые, — нахмурился Костя, потирая ушибленную ногу. — Но хорошие, раз с тобой все еще тусуются, — это звучало как приказ. Это и был приказ, потому что Мира была той единственной, кто мог что-то приказать Косте. — Придумай, че может им понравится. Плюшки-хуюшки там всякие, алкашку. — Ещё и тратить на них свои деньги? — недовольно запричитал парень. — Да, — грубо ответила его мать. — Ты создал проблему. Решай её. И звони, блять, почаще, своим родителям. Мы, знаешь ли, переживаем. Иногда. Первый вторник каждого месяца. — Как только, так сразу, — он поднял телефон с пола. — Ладно, старушенция, еще пересечемся. — Я к тебе приеду проведать. — На вокзале спать будешь. — Только если ты, засранец, составишь мне компанию, — усмехнулась женщина. — Все, бывай. Она сбросила трубку, оставив Бакова одного в маленькой и душной каморке бара. Тот усердно потирал больную ногу, смотря, как набухает синяк, и думая о том, дал ли ему этот звонок хоть что-то, кроме злости. Ебаный рассвет. Ебаные придурки. Ебаная Мира. Ёбаная Оля.