Следуй за Воронами

Альбукерке, штат Нью-Мексико, США 04 июля 1967 года

      Не сказать, что Джон любил вечеринки. Не сказать, что он любил своё корейское имя — Чонгук. Не сказать, что он в принципе что-то в этой жизни любил.       Он в Альбукерке родился и вырос, принял все традиции, впитал их в себя с молоком матери-американки, что полюбила спасённого из плена корейца и привела его к себе в дом. Соседи, конечно, плевались — как так, молодая Ева Хейми, перспективная дама, которая желает обучаться в университете и выступать за расширение прав женщин, полюбила абсолютно закостенелого, патриархального корейца. С того самого момента, как отец Чонгука женился на его матери, всё будто бы откатилось назад, и вот уже Ева опять прислужница в большом доме и счастлива быть типичной американской домохозяйкой, подвязывающей волосы лентой и выдыхающей со словами «Всё хорошо! Ещё посуду надо помыть!»       Из-за ссор с отцом, который драл нещадно Чонгука за уши и говорил учить корейский язык, парень в подростковом возрасте часто сбегал из дома и жил у друзей в трейлерах, где абсолютно не было место. Он был неприхотлив, помещался чуть ли не в коробку и надеялся, что в скором времени всё наладится, жизнь станет прежней, а папа будет, как прежде, долго его любить. Только почему-то любовь не шла, всё чаще Гук стал замечать усталость в глазах родителей и понимать — он обуза. Самая настоящая обуза, которая в скором времени никому не будет нужна. Потому, как только ему исполнилось восемнадцать и он поднакопил денег, съехал в другой дом, деля аренду с друзьями, что уже до этого жили вместе. Кевин и Джейкоб вполне хорошо его знали — обучались вместе в школе, потому и понимали, почему Джон ни разу не звонил родным, даже не поздравлял их с праздниками — ощущал себя не лучшим образом, когда говорил «Привет, мам» или «Привет, пап». В принципе, они думали, что их друг был человеком достаточно слабым, единственное, на что хватало силы воли, была работа на заводе — она стабильно приносила деньги и некое подобие радости в жизни парня.       Но сегодня радости должно было стать больше — четвёртое июля для всех знаменательный праздник, и три парня, посовещавшись, решили организовать вечеринку чисто «для своих», хотя «своими» были человек двадцать, не меньше. Все они давно были совершеннолетними, потому девушкам, что должны были прийти, могли не отпрашиваться у родителей, а парни и подавно — сами работали, сами деньги зарабатывали и вольны были тратить на что угодно. Джон как раз доставал из кладовки на пару с Кевином барбекю, а потом оставил его на лужайке прямо перед домом. Планировалось много гостей, выпивки и мяса, девушки сказали, что притащат лёгкие закуски и салаты, а часть парней вызвалась замариновать мясо и купить много водки и вина. Чем не хороший праздник, когда друзья собираются на барбекю с литрами алкоголя и планируемой тусовкой до самого утра?       — Честное слово, если бы не день независимости, я бы не стал даже эту утварь трогать, — Кевин выдохнул и похлопал старое, как сам мир, барбекю. Оно пережило многое — развод его родителей, делёжку имущества, новый брак матери с потенциальным извращенцем, который зачал ей двойняшек и бросил… в общем, жизнь Кевина была весьма многогранной и прозаичной, а если учесть, что в последнее время он был буквально вне себя от разрыва со своей невестой, которая в один прекрасный момент заявила, что потеряла все чувства, то вообще вырисовывалась весьма пессимистичная картина одинокого человека, что отчаянно нуждался в общении.       — Да ладно тебе бухтеть. Выпьешь, расслабишься, с девчонкой какой уединишься, вот и забудешь о Габби. На кой чёрт она тебе вообще сдалась? Да, симпатичная девчонка, готовить умеет, но, поверь, если девушка так увлечённо читает мужские журналы о механике машины, то это не есть хорошо, — Чонгук взял с травы заготовленную стеклянную бутылку с пивом и просто открыл крышку — он был профессионалом этого дела. — Какой она тогда женой и мамой будет? «Ой, дети, подождите, мне надо папочкин двигатель в машине перебрать, я мигом!» А сама вернётся часа через два, вся в масле, смазке и хрен чем знает ещё. Прекрасная мать, нечего сказать.       — Нет, ну в этом ты прав, я сам был обеспокоен, как и мама, когда узнал, что Габби может перебрать двигатель, — пожал плечами Кевин. — Вроде как приятное дополнение к функции посудомойки и домашнего повара, но одновременно с этим я перестал себя чувствовать мужчиной рядом с ней. Она будто… задавила во мне что-то мужское.       — Так и скажи, что член откусила, а то ты своей поэзией совершенно никому не нужен. Даже Габби, — на пороге показался Джейкоб, вытаскивающий фейерверки. — Удар ниже пояса, согласен. Но подотри слёзы и усмири свою нежную натуру, сегодня будет парочка новеньких девчонок. Я не знаю, как их зовут, но Нэтти мне сказала, что они прекрасны.       У Джейкоба была достаточно простая судьба, если смотреть со стороны: отец — успешный адвокат, мать — издающаяся писательница, а также около материнской юбки всё ещё бегала младшая сестрёнка. Только вот если углубляться в сущность парня, что привык всем грубить, то можно было найти и драму: отец заставлял идти по своим стопам; и приключения — однажды Джейкоб пересёк всю Флориду в одиночку на трейлере, который вскорости пропал, и встретил внеземную красотку, свою первую любовь, которая занялась с ним сексом в трейлере, а потом ушла. Горевал парень, отнюдь, недолго, потому что даже в восемнадцать лет осознавал, что люди приходят и уходят, а если и задерживаются, то ненадолго, но самый главный у себя это ты сам, ведь себя не обманешь, не предашь и не бросишь. Конченый эгоист? Возможно. Но он не давал людям себя обманывать и всегда был где-то на шаг впереди, а грубость в нём развилась из-за жизненных обстоятельств и желания постоянно выпускать колючки. Жаль только, что не на тех людей колючки выпускал.       — Нэтти вроде со своими подружками познакомит, — проговорил Джон и опустился на траву. Стояла жара, привычная для города, и он радовался, что в его шкафу находились хлопковые футболки и шорты, в которых ничего не потело. — Она в магазине с ними познакомилась, шахты вместе выбирали, а потом чуть не подрались за какую-то доску, ведь там были фигурки то ли из кости, то ли из мрамора… В общем, всё было красиво и дорого.       — А ты знаешь, как их зовут? — живо поинтересовался Джейкоб, сбрасывая все фейерверки и бенгальские огни в кучу — всё равно потом все всё разберут.       — Джули и Белль, — сказал Чонгук. — Обе красавицы. Тоже кореянки. Так что нам всем будет о чём поговорить.       — Джон, в тебе вообще сын янки, не позорь родительские седины, — Джейкоб со смехом отобрал бутылку пива у друга и сделал щедрый глоток. — Но интересно, что за девчонки. Может, и Кевину кого-нибудь присмотрим. Пообщайся там с Белль, Джули, они новенькие, ещё не знают всех твоих проблем и семейной истории. Так что они — выигрышный вариант. И я сомневаюсь, что они, как Габби, увлекаются машинами, так что никто не помешает тебе подделать их немного под себя.       Джейкоб не был сторонников признания женщин людьми, потому, если говорил об этом какой-то девушке вслух, то неизменно поливался огромной порцией грязи и помоев, но парню ничего не было страшно — он ведь не нежная фиалка, у которой внезапно облетят лепестки из-за дурного слова. Можно сказать, что из-за своего языка парень постоянно страдал, но он для себя решил одно — если девчонка глупая, она будет его поносить и ненавидеть, ну а если же умная, то просто примет его позицию, потому что каждое мнение имеет место быть и порой для того, чтобы сохранить спокойствие, надо согласиться с человеком.       — Нет, ну, в девушке должна быть какая-то изюминка, — возразил Кевин, — потому меня Габби и зацепила — она вот в машинах разбирается…       — А девчонки за шахматы чуть не подрались, вот тебе не изюминка, а целый начиненный им кексик, — Джейкоб отдал пиво Джону, вдоволь нахлебавшись. — Не каждая баба дерётся, тем более при свидетелях в магазине и за шахматы. Интеллигенция!       — Ой, иди уже к чёрту, — выдохнул Кевин, и на том разговор и закончился.       Компания, в которой парни состояли, была большой и дружной, и друзья часто приводили своих друзей и знакомых, которые ненадолго задерживались, но всё же у каждого из трёх парней был основной костяк общения, помимо тех, с кем они жили в одном доме. Чонгук чаще общался с Нэтти и Сюзи, Джейкоб сблизился с Джеем и Джейком (наверно, из-за схожести имён), а Кевин с Рэйвеном и Даниэль. Каждый из этих людей был хорош по-своему, каждый по-своему сдружился, и Чонгук с гордостью мог сказать, что его друзья — самые лучшие на свете люди.       — Кстати, Джон, тебе точно надо пить алкоголь? — вдруг засомневался Кевин и посмотрел на друга. — Ты же сейчас на таблетках… Тем более говорил, что у тебя маниакальная стадия… Вроде так называется, да?       И только друзья Джона знали, что в его голове полнейшая неразбериха и настроения сменяются, как на карусели; он обследовался сначала у терапевта, а потом уже и психотерапевта, который поставил ему диагноз «биполярное аффективное расстройство» и назначил два курса таблеток — нейролептики и антидепрессанты. Не сказать, что Чонгук верил в излечение, но порой симптомы подавлялись, но иные возникали с новой силой и не давали спать ночами. Мания чередовалась с депрессией, подъём сил — с адской усталостью, и порой казалось, что Чон просто устал бороться и даже жить. Но продолжал вставать по утрам, работать, искать новые знакомства и половину из таковых приводить домой на вечеринки.       — Я с них пока слезаю, док сказал, что прогресс есть, а там уж посмотрим, — сам Джон сейчас был очень меланхоличным, но при этом ощущал потребность в разговоре, в компании, что соберётся буквально в течение получаса. — Не будем обо мне. Нэтти сказала, что с её подружками надо быть осторожнее, так как Белль, вроде бы она, носит с собой пистолет.       — Вот это да! — у Джейкоба загорелись глаза, он даже на ноги вскочил. — Опасная штучка! А интересно, позволит ли его себе вставить в ва…       — У меня, между прочим, отец — коп, и если ты, ублюдок такой, попытаешься отобрать у меня волыну или трахнешь без согласия — я тебе без вазелина вставлю ствол в задний проход и выстрелю. Уяснили? — голос девушки, что подошла со спины, был нежным, но грозным, и виднелось, как же её подобные разговоры достали. В качестве же пояснения за свои действия, так как она показала себя весьма резко и некультурно, девушка вздохнула, расправила плечи, а потом добавила: — Я Белль. Белль Шим.       — Ну а я — Джули Хан, приятно познакомиться, — рядом с Нэтти шагала более улыбающаяся девушка, а сама Нэтти прыгнула в объятия Чонгука. Не сказать, что она его любила, но испытывала влюблённость очевидно, и пускай ни разу не целовала, даже в пьяном угаре, ей этого очень сильно хотелось.       Помаленьку и остальные друзья со своими знакомыми начали подтягиваться, организуя стихийный пикник на лужайке перед типичным двухэтажным американским домиком с гаражом. Сюзи помогала Чонгуку с нанизыванием мяса, остальные знакомились, кто не был знаком, разговаривали и находили общие точки соприкосновения. В их возрасте слегка за двадцать можно спокойно найти новые знакомства, любовь и будущих крёстных родителей для запланированных чад, вот так и получилось, что Белль, какой бы жёсткой она себя ни показала при первом знакомстве, показалась Кевину подходящим вариантом для совместного распития пива. Пистолета у неё с собой вроде бы не оказалось, но это знание не помешало Джейкобу обходить девушку третьей дорогой и общаться только с теми, с кем ему комфортно, чтобы не дай бог стать для кого-то мишенью для выстрела. Законы штата позволяли ношение оружия, но, конечно же, Белль не стала бы его нарушать, тем более идя на пьяную вечеринку с пистолетом — пребывать в состоянии алкогольного опьянения в таком случае чревато последствиями.       — Дамы и господа! Леди и джентльмены! Мисс и мистеры! — Нэтти, как заводила всего, что только можно, сидела на плече у Чонгука, которого слегка поддерживал Джейк, и махала руками. Она была яркой, как звезда и солнце, жарящее на полную мощность, и её было видно отовсюду. — Сегодня день независимости наших дорогих соединённых штатов! Сегодня праздник и день любви для всех! Потому я предлагаю вам прекрасную возможность: на втором этаже есть одна запирающаяся комната, где можно хорошенько потрахаться, а потом сказать своим детям, что их зачали в великолепный праздник — четвёртого июля! Мы предлагаем вам уникальную возможность заняться сексом и получить за это самую огромную порцию мяса, которую вы готовы сожрать!       Конечно, это было шутливым предложением, но почему-то несколько пар глаз загорелось. Хотели ли они зачать дитя — скорее всего, нет, но потрахаться и съесть больше всех мяса — запросто. Нэтти внезапно понадеялась, что Чонгук предложит ей стать первопроходцами, но у неё никого до этого не было, да и на фоне Сюзи, что была подругой парня значительно дольше, она проигрывала… Но всё же надежда умирает последней, потому Нэтти лихо вылила в стакан Джона виски и заставила всё выпить. Он должен опьянеть, и если он опьянеет полностью, то ей будет проще уложить его на лопатки и сделать всё самой. Старшая сестра показывала, как это делается, учила и наставляла, потому девушка желала как можно скорее лишиться девственности, да не с кем попало, а с вполне конкретным человеком.       Вечеринка была в самом разгаре, когда решили запускать фейерверки и распаковывать бенгальские огни. Тут же взвились язычки пламени из зажигалок, девушки, наполовину пьяные, шли босиком по траве за искрящимися палочками, а потом носились с ними по лужайке. Жаль, ни у кого не было фотоаппарата, даже у родителей, наснимали бы красивых кадров, потом проявили, показывали детям, а те — внукам, чтобы знали, как надо праздновать день независимости, какой он самый настоящий, без прикрас. А именно: он весёлый, страстный, полный поздравлений соседей и поцелуев между всеми празднующими. И несмотря на веселье, Джон чувствовал, что ему становилось хреново.       Кажется, препараты ещё не полностью вышли из его организма и уже кружилась голова, да так, что лишний раз было трудно даже моргнуть.       — Эй-эй, Джон, всё хорошо? — Сюзи поймала парня за локоть, а потом тронула его мокрый от пота лоб. — Боже правый! Что с тобой происходит?       — Пожалуйста, доведи меня до комнаты, — парень весь трясся, с каждой секундой ему становилось всё хуже, но заботливый Кевин говорил с Белль, уже прижимая её к себе за талию, а Нэтти танцевала с Джули какой-то парный танец, требующий сосредоточения и контакта глаз.       Сюзи не знала, куда идти в доме, и Чонгук из последних сил вёл её вперёд, по пути показав кухню, где точно есть вода. Совсем скоро он улёгся на кровать; пот до сих пор струился по вискам, парень внезапно тяжело закашлял и почувствовал приступ тошноты, и слава богу, что Сюзи нашла под его кроватью тазик — всё, что парень съел за день, оказалось в нём. Таблетки, как и воду, девушка добыла на кухне, потом сделала компресс и осталась сидеть с Джоном, видя, что ему постепенно становилось легче. Сюзи работала медсестрой, знала, как оказывать первую помощь, и боялась, что придётся везти Чона в больницу, если ему вдруг станет хуже.       — Боже, Джон, я думала, что ты не на таблетках, — проговорила девушка и приложила руку ко лбу парня. — Ты горишь до сих пор, а я не могу тебе даже никаких лекарств дать, ты пьяный, как чёрт! Давай будем трезветь? Потом бы я тебя в больницу отвезла, там тебе окажут помощь…       — Мне бы помыться — и я протрезвею.       Чонгук еле доковылял до ванной на втором этаже, а уже раздеться и ополоснуть лицо со ртом ему помогла Сюзи, также засовывая его в ванну и поливая из душа подкачанное тело. Чон занимался собой, чтобы таскать таких, как Нэтти, на одном плече, а потому не стеснялся, но Бэ всё равно не опускала взгляд ниже его пояса, пускай самолично стянула с него трусы. Она бы так и продолжала поливать парня, если бы он сам не потянул её на себя, опрокидывая к себе за борт и создавая опасность затопления, но он хотел чувствовать всю Сюзи — кровь ударила в голову, её рубашка с коротким рукавом намокла, показывая соблазнительные округлости, не скрытые за тканью лифчика. Тёмные соски привлекли внимание сразу, и Джон остервенело порвал рубашку, разбрасывая пуговицы по ванной.       — Чонгук, не надо. Я против такого, — но кто бы слушал Сюзи, в особенности после того, как Чонгук выключил душ и впился губами в покачивающиеся груди, вдыхая аромат лета, клубники и пива, а девушка сдавленно застонала, когда его язык прошёлся по чувствительным соскам. Джон знал, где надо укусить, где надо лизнуть, потому много девушек были от него без ума, да и он оставлял впечатление респектабельного и хорошего молодого человека. Некоторые говорили, что, попробовав его один раз, останавливаться не хочется, и пускай он хоть все презервативы израсходует, но хотя бы ещё раз поимеет женское податливое тело. Сюзи тоже стала такой — мокрой, податливой, возбуждённой, и потеряла голову, когда Чонгук задрал её джинсовую юбку и принялся ласкать через ткань трусов. Конечно, она хотела его, и заветная влага заставляла Джона усерднее тереть пальцами, а потом отдёрнуть руку, буквально срывая с девушки нижнее бельё. Он не мог ждать — член набух и встал, упирался прямо в девушку, а она смотрела на него влажными и затуманенными глазами, что казалось, будто она сама себе сейчас член во влагалище вставит.       — Давай не здесь, хорошо? — Джон поцеловал её в губы, затем приложился к пульсирующей артерии на шее, а потом снова посмотрел в глаза Сюзи. — Пойдём в мою комнату.       Не сказать, что Чонгук был высоких моральных принципов, особенно в те моменты, когда алкоголь в крови перекатывался и усложнял действия мозга, но ему нравилось опьянение, нравилось то, что он творил. Беспредел, бардак, полный хаос, отсутствие стеснения и рамок. Потому и по коридору он прошёл обнажённым, позволяя Сюзи сверкать грудью, а потом буквально кинул её на кровать, не закрывая дверь на замок, и навалился всем телом, целуя глубоко, мокро, несдержанно, что девушка под ним обмякла и развела ноги, позволяя члену войти в себя во всю длину. У неё уже были мужчины, но именно сейчас, именно в таком состоянии и именно с таким партнёром всё было другим.       — Что ты хочешь, что бы я сделал? — Чонгук подхватил худые бёдра Сюзи и толкнулся до основания, вырывая стон из её губ. — Чтобы я был грубее? — новое движение, и из глаз девушки посыпались искры. — Или, наоборот, нежнее? — он двигался медленно, а Сюзи уже ворочалась под ним, просила большего, шептала, что он сам лучший и делает всё правильно. — Так значит, тебе нравится грубость? Уговорила, детка.       Чонгук любил играть, дразнить — он двигался то медленно, то быстро, по нарастающей, выбивая из девушки стоны, царапины на его спине и просьбы позволить ей кончить. Она впервые занималась с Чонгуком сексом, до этого думала, что не будет возможности, да она и занята учёбой и работой, порой приходилось сутками не спать, так как отчаянно желала стать хирургом, но сегодняшний секс точно в планы не входил. Она хотела только развлечься и расслабиться, поболтать с друзьями и встретиться с чересчур гиперактивной Нэтти, что слишком часто говорила о парне, что приносил истинное удовольствие — о Джоне, который был уже явно на подходе и очень сильно хотел кончить. И Сюзи позволила ему — они кончили практически одновременно, и Чонгук не сразу вышел из девушки, покрывая её лицо поцелуями, а шею засосами. Они не слышали, как по второму этажу ходила Нэтти, как звала Джона, потому что он срочно требовался внизу, и даже не знали, что момент оргазма заметил посторонний человек, что сейчас стоял в дверном проёме и плакал.       Нэтти была младше Чонгука всего на пять лет, но страсть как хотела заполучить его себе, и не как ценный трофей, а парня, что будет о ней заботиться. Вот и получилось, что в погоне за парнем она совсем забыла о соперницах, и именно сейчас из влагалища Сюзи с лёгким чавканьем выходил член Чонгука, уже сморщившийся, обессиленный. Он повалился прямо на девушку, щекоча и говоря, что даст ей одежду, а Сюзи была опьянена ощущениями оргазма и хотела спать, но внезапный всхлип со стороны двери дал понять обоим, что у них есть наблюдатель.       — Какого дьявола?! — закричал Чонгук, увидев Нэтти, что отшатнулась в сторону, а потом сразу же смягчился, потому что не ожидал увидеть здесь девушку. — Нэтти… Нэтти, послушай меня. Всё хорошо, не плачь, ты забудешь эту сцену, всё хорошо…       — Ты — предатель! — вдруг закричала ни с того ни с сего девушка и устремилась по лестнице, а в это время Чонгук бросил Сюзи свою футболку и сам натянул трусы, шорты и первую попавшуюся майку. Резиновые тапки на ногах он оставил и устремился вслед за девушкой, которая уже бежала в сторону собственного дома.       Анатчая, именно таким было полное имя Нэтти, происходила из достаточно обеспеченной семьи и с детства привыкла к тому, что получала то, что хотела, потому и случился взрыв посреди этажа — она хотела Чонгука, но не подучила его, потому и бежала по тротуару. Она не знала, что из простого на вид гаража вслед за ней устремился сам Джон в надежде отыскать девушку, поговорить с ней и доставить обратно на праздник. Нэтти всё же была его подругой, и несмотря на то, что она была значительно моложе, он считал, что им надо поговорить. Обязательно. Отсутствие разговоров ничего не исправит, а только накалит и может даже убить в самый неподходящий момент. Поиск омрачался тем, что уже наступила темнота, в которой было полно залпов фейерверков, и они резали глаза, заставляя жмуриться и вспоминать все мгновения войны, о которой рассказывал отец. Он пошёл добровольцем, его знатно помотало, и порой всё же были моменты, когда он нет-нет да и ложился на живот, прикрывая голову руками и крича, что он погибает за свободную страну Америку. Мама говорила, что военные часто таким болеют, это не лечится, и даже облегчить симптомы нельзя — всё равно что мёртвому припарка. И теперь Джон понимал, что ему становилось мучительно тошно от мельтешения, ярких красок и всех остальных атрибутов праздника, а потом произошло нечто непоправимое.       Он видел, припаркованный, как Нэтти перебегала дорогу, не смотря по сторонам, и видел, как навстречу ей нёсся автомобиль. Он не снижал скорости, а будто бы увеличивал её, показывал, что хочет задавить девушку, и Чонгук только успел рот открыть, когда тело Нэтти взлетело в воздух, разбивая лобовое стекло и перекатываясь по крыше автомобиля, проминая её, а потом упало на асфальт, потому что больше никогда не сдвинется с места.       — Анатчая! — заорал Чонгук, выбегая из машины и стремясь к месту преступления. Автомобиль остановился, оттуда вышли люди и начали наперебой ахать и бежать по домам с просьбой вызвать скорую. Кажется, уже вызвали все нужные службы, а Джон только добежал до подруги, опускаясь рядом с ней на асфальт, усеянный кровью и остатками стекла, и закусил до боли губу. — На кой хуй вам вообще фары и глаза, если вы сбиваете человека к чёртовой матери? Из-за вас она мертва!       Он не мог больше тут находиться, не мог слышать сирены полиции и скорой помощи, хотел лишь упасть и ничего не чувствовать, но всё же сквозь пелену в глазах добрался до машины и сел на водительское сиденье, наблюдая со стороны, как тело девушки грузили в машину, как рядом стояли её безутешные родители, как вырывала и не верила мать. Но она умерла, её больше нет, и больше всего именно сейчас Джон хотел попросить прощения, и потому, кажется, и решил на день уехать из города. Он не должен никому попадаться на глаза: ни Кевину, ни Джейкобу, ни Сюзи. Он должен просто сделать небольшой круг и вернуться, всего-то. Ничего страшного не произойдёт.       Не сказать, что Чонгук не видел смерти — каждый день кто-то умирает и порой опрометчиво это делает на твоих глазах. То авария, то операция, то самоубийство. Он до сих пор помнил, как в школе случайно нашёл повешенного в туалете, и психотерапевт говорил, что, возможно, из-за полученного шока он и стал остро реагировать на смерть. У него кружилась и болела голова, он ощущал тошноту, готов был сам сдохнуть, но это не вернёт умершего. А ещё Джону в такие моменты становилось страшно. Отчаянно страшно, потому что он понимал скоротечность жизни, её дерьмовые черты и то, что каждый в конце концов умрёт.       Каждый.       Даже он сам.       Чонгук решил доехать до Санта-Фе — всего около шестидесяти миль, управится туда-обратно за пару часов, а пока в крови звенел страх смерти и алкоголь. Если бы копы остановили его сейчас в таком состоянии, то лишили бы прав, но он старался дышать, не думать о мёртвом теле Нэтти и её родителях, что остались без дочки. Трудно, очень трудно это сделать, тем более будучи на трассе, по которой почему-то никто не ехал, будто бы все люди резко захотели побыть дома и не искать себе приключений в день независимости. А Джон, кажется, хотел, раз ехал. Желал всем телом, всей душой уехать, разобраться в себе и приехать обратно с прекрасным настроением и затаённым чувством вины.       Чонгук успокоился только к середине пути. Смог отпустить комок в горле, глаза перестали слезиться, а потом вообще стало легче, ведь, оказывается, в такие моменты можно себе позволить думать о посторонних вещах. Он думал о Сюзи, о том, как она выкручивалась перед друзьями, как все хохотали и взрывали фейерверки, а потом понимали, что рядом нет ни Нэтти, ни Чонгука, и куда они провалились вместе — чёрт их знает, может, решили поразвлечься. Только завтра утром из новостей все узнают о том, что Анатчая погибла, а безутешные родители организуют похороны по буддийским традициям. Будет суд над виновниками аварии, но рядом со всеми Чонгука уже не будет. Он хотел абстрагироваться от этой истории, ведь вина за убийство возложена и на него, именно из-за него Нэтти и убежала, а он, идиот, не остановил её сразу. Возможно, если бы удалось схватить её за локоть, то он бы поймал. Поймал, переубедил во всём и сказал, что они с Нэтти до сих пор друзья, что бы она там ни видела.       Теперь не сказать, что они друзья.       Теперь он — виновник в её гибели.       Слёзы появились в уголках глаз, и Чонгук заплакал, не выпуская руль из рук. Душа разрывалась в клочья, он хотел, чтобы ничего этого не было, а потом вспомнил, какими все были счастливыми, когда праздник только начинался. Нэтти пила сладкий сидр, порхала от человека к человеку и делала порывы помочь Сюзи с нанизанием мяса, но не справлялась — сил не хватало. Вот Чонгук и посмеивался, так как она была неуклюжей и будто бы старалась всем помешать, но делала это не со зла, а так, шутки ради. Он запомнит её такой — счастливой, смеющейся, с искрящимися глазами и желанием обнять всё на планете. Потом друзья докрасят в воображении её черты, дополнят собственными рассказами, но основа будет такой же — счастье, смех и искры.       Недолго ехал Чонгук в относительном спокойствии, как вдруг выцепил из темноты фигуру. Да не просто фигуру, а парня чуть старше его, да с дробовиком, направленным прямо в его лобовое стекло. Время на раздумья не оставалось, в любую секунду незнакомец мог выстрелить, и Джон сделал единственно верное, как ему показалось сейчас, решение. Он затормозил практически у ног бесстрашного парня и уставился на него на пару секунд, но этого хватило, чтобы отметить чрезвычайную бледность, красные глаза и нервозность, ростками пшеницы пробивающуюся через одежду парня.       От греха подальше Джон хотел сразу же вылезти из салона, но был потороплен:       — Вылезай из тачки.       Это был такой же азиат, как и он, только очень нервный и с дробовиком наперевес. Боялся ли Чонгук пушек? Конечно, ведь они несли смерть, и если этому человеку взбредёт избавиться от Чона, то он избавится и, наверное, глазом не моргнёт. Видно по глазам — головорез, не вояка только, ничего благородного не читается, кроме желания крови и обладания машиной, которая ему была бы не по карману. Такие люди не живут честно, не зарабатывают сами, а грабят других, убивают и показывают собственное превосходство за счёт боязни других людей. Джон презирал таковых. И, на его несчастье, такой вот представитель сейчас украдёт у него чёртову любимую машину, на которой ездил ещё отец. Конечно, в гараже ждала ещё одна — её он сам купил на собственные деньги, но с этой машиной больше пережито, она больше знала местность и охотнее подчинялась.       — Ключи на капот, сам сваливай нахуй отсюда.       Чонгук показал связку ключей и положил их в указанное место, но нервозность всё же вырвалась из него какими-то болезненными толчками:       — Эй, давай потише! Я не для этого столько миль из Альбукерке тащился, чтобы у меня отжали машину. Может, меня тогда до Санта-Фе подбросишь?..       Соглашайся, соглашайся, соглашайся. Там Чон сдаст этого психа полиции и спокойной уедет назад. Надо же, как много всего случается в день независимости! И почему только именно с ним?       — Размечтался, — парень с дробовиком, не опуская его, взял ключи и повертел их на пальце. Примерялся, гад, знал, что больше никому не отдаст. — Кореец или китаец?       Кажется, только представителей этих национальностей головорез и знал, потому и задал такой вопрос. У Чонгука никогда не было проблем с определением — перед ним точно стоял кореец, соотечественник, но чрезвычайно женственный и очень нервный.       — Кто? Я?       — Нет, блядь, я, — сказал урод и подошёл к Чонгуку практически вплотную.       — Кореец я, — всё же выдал парень и отошёл назад — побоялся, что его чем-то заразят. — Чонгуком зовут.       Зачем сказал — не знал, наверно, от нервов часть мозга онемела, так ещё и страх смерти подгонял к чему-то непонятному: вроде как даже хотелось отобрать дробовик и застрелить этого парня. Да, это будет смерть от его рук. Вторая. Но зато он спасёт машину и отец не будет ругаться, говоря, что он полный идиот, раз помчался по I-25 ночью. Чокнутый, что тут скажешь.       — Вот и отлично, Чонгук, передай своему папочке, что он может покупать тебе новую машину, так как эту ты передаёшь в мою собственность, — для предупреждения Чимин выстрелил в землю рядом с ногами Чонгука и сел в салон. А вот этого делать не стоило — у Чона заложило уши, затуманилось в глазах, а ещё стало до одури плохо, потому что он вновь зацепился за свой страх умереть. — Бывай! До Санта-Фе буквально четыре мили, можешь сам пройти на своих двоих, искать попутку бессмысленно.       Чонгук приходил в себя, глотая пыль и кашляя — незнакомец с дробовиком, что чуть не сделал в его ноге дыру, уже уехал с его машиной непонятно куда. Чёрт, блядь, отцовская любимая машина теперь в руках какого-то засранца с дробовиком наперевес. На всё воля Господа, конечно, до Санта-Фе надо, по крайней мере, дойти, вызвонить в уличном автомате друзей, а потом ждать их с машиной. Пока они едут, надо в полицейский участок как можно скорее — пусть уже законники разбираются с людьми, которые средь ночи нападают на мирных жителей.