Bad Liar

Намного легче подниматься утром под звон колокола и шум от других слуг, спешащих по своим делам. Чонгук наскоро моется, немного смущаясь еще четырех мужчин в купальне, быстро одевается и да, отказывается от мыла, используемого остальными. Он в спешке запивает молоком краюху хлеба и собирает завтрак для короля. За пару минут до восхода пунктуальный ныне слуга уже занимает место возле дверей его покоев. Чон негромко стучит и проходит, опуская поднос на привычное место. Собирает остатки ужина и уносит их на кухню, а затем возвращается, ожидая новых указаний. По прибытии он снова застает его величество одевающимся, но с гордостью отмечает, что на этот раз удается не споткнуться на пороге и не замереть в ступоре, как то было накануне. Тем не менее, глаза задерживаются на теле Чимина, ползут по изящным ногам, подтянутым годами тренировок и верховой езды, цепляются за узкие брюки из мягкой ткани, натягиваемые на крепкие ягодицы. Свободная рубаха скрывает широкие плечи и узкую талию, и Чонгук борется с желанем сказать, что одежда ему никак не подходит. Да, вещи сделаны из тонкого материала и богато украшены, но они никак не соответствуют облику короля-воина. В таком бы неплохо смотрелся какой-нибудь избалованный тиран. Чимин оборачивается, и Гук вспыхивает, низко кланяясь ему. Король подходит ближе, и парень напрягается, не решаясь поднять глаза, когда тот замирает в шаге от него и принюхивается. - Гораздо лучше, - тихо хвалит он, и Чонгук выдыхает, чувствуя, как чужие пальцы едва ощутимо касаются его челюсти. Король отходит к столу и принимается за завтрак. А слуга мается от скованности и странности – его не пригласили присесть и не предложили попробовать блюда первым, хотя он и делал это всего-то дважды. Он беспокойно переступает с ноги на ногу и гадает, мог ли чем-то обидеть его величество или как-то провиниться перед ним. Хоть Чонгук и старается не выказать никаких признаков нервозности, Чимин, видимо, чувствует его дискомфорт, поэтому вздыхает и откидывается на спинку кресла. - Чонгук, - тихо окликает он, рассматривая запеканку из перепелов, но слугу не удостаивая взглядом. - Уверен, что мне не нужно предупреждать тебя, но я был бы признателен, если бы ты держал детали своей службы в тайне. Не только поручения, что я тебе даю, но и наши личные беседы. Парень хмурится. - Конечно, мой господин, - отвечает он. - Я считаю все сказанное между нами секретом. - Даже от своих товарищей по службе? - уточняет Чимин. - Лорд Гао доложил мне, что ты и его ученица разговаривали. Я человек доверчивый, Чонгук, но и любопытный в той же мере. О чем вы говорили? - Я просто справился, хорошо ли с ней обращаются, - растерянно бормочет Гук. - Сказал, что если ее господин однажды поднимет на нее руку, ей следует немедленно рассказать мне, а я вам передам, - он вздыхает и нерешительно поднимает на короля глаза. - Она не верила, что вам не все равно. А я верю. Но у меня не хватило времени убедить ее, так что я просто пожелал ей всего хорошего, и мы разошлись. Клянусь, мой господин, это все. Чимин долго рассматривает его, прежде чем кивнуть. - Я тебе верю, - заключает он, и плечи Чонгука расслабляются после напряжения. - Должно быть, ты сочтешь меня весьма мелочным и подозрительным, раз я задаю такие вопросы. - Нет, - честно отвечает Чон. - Думаю, это входит в ваши королевские обязанности. Вам положено знать все о вашем государстве и всех, кто его населяет. Только тирану не было бы интересно, что о нем думают слуги. - Ты ведешь смелые речи. - Но вы же со мной согласны. Король затихает на мгновенье от удивления, но почти сразу разражается смехом. - Нет, вовсе нет, - говорит он с теплотой в голосе. Он точно потрясен дерзостью своего слуги, но все-таки возвращается к завтраку. - А скажи-ка мне, что ты думаешь о членах моего совета? Чонгук моргает, озадаченный вопросом. Он сглатывает и снова переступает с ноги на ногу. - Вы хотите услышать мое честное мнение? - Разумеется. - Я встречал генерала Хосока раньше, - признается парень. - Когда бродил ночью по замку. Могу сказать, что он вам очень верен. И собственной жизни не пощадит ради вашего блага. - Король медленно кивает, будто такой характеристике ничуть не удивлен. - У лорда Чонхо дурной характер, но он кажется безобидным. Слишком он доволен своей судьбой, чтобы накликать на себя неприятности. Чимин смеется. - Он заправляет порядком в замке, - говорит он. - Кроме того, ухаживает за гончими и натаскивает их для охоты. Неважного же ты мнения о нем. - Доктор... - продолжает Гук. - Признаюсь, мой господин, мне он не нравится, хотя я и не могу определить, в чем дело. Мы с ним никогда не разговаривали, я не слышал от его ученицы ничего такого, что позволило бы предположить, что он злой или коварный человек... Но я не стал бы верить ему. Король согласно кивает. - А леди Сонги? - спрашивает он с нажимом. - Она посчитала тебя шпионом. - Она вольна так думать, - отвечает Чонгук. - Я чужеземец, в ее глазах я враг. И я действительно позволил себе непростительное любопытство, интересуясь вашей картой, - он лукаво улыбается, и монарх отвечает ему тем же. - Думаю, она боится. - Разве? - Когда вы обзаведетесь супругой и наследниками, ее место в совете и при замке будет под угрозой. Ее влияние ослабнет, - делится своими заключениями парень. - Боится, что однажды ваша привязанность к ней может полностью сойти на нет, что вы устанете от нее и откажетесь от ее советов. Чимин встречается с ним взглядом и хмурится. Не злится, нет, но он явно обеспокоен словами Чонгука. Пауза затягивается, пока он опускает нож и вилку, вытирает рот салфеткой и прикрывает остатки еды металлической крышкой. - А теперь представь себя в моем совете, Чонгук, - предлагает он, и слуга смотрит на него шокировано. - Представь свое поведение и свою позицию, готово? А теперь скажи мне, каким бы ты был советником? Гук склоняет голову и снова переминается, наконец тихо начиная: - Я был бы человеком, который хочет и готов служить. Человеком, который ничего не ждет и не держит в мыслях тайных мотивов. Глаза Чимина вспыхивают, а Чон тяжко вздыхает. - Думается, ты был бы редким по ценности советником, - улыбается король. - Возможно, - признает слуга. - Я не испытываю к вам ненависти, вы не рождаете во мне страха. Я не ищу от вас никакой выгоды, хочу служить вам и быть вашим другом потому лишь, что верю: вы человек, с которым стоит дружить. Человек, которому стоит служить. Глаза Чимина темнеют, а взгляд становится таким тяжелым, что Гук цепенеет под ним. Однако вместе с этим приходит тепло, которое он раньше не чувствовал: желание приблизиться, прикоснуться к богатому одеянию, ощутить пальцами реальность его тела. Чонгук сжимает кулаки за спиной, и утыкается глазами в мраморный пол. - Вы говорили, что я, вероятно, хорошо поддаюсь воспитанию, - продолжает он. - Это правда, я умею быть послушным, мой господин. Я хочу служить вам и быть полезным. Вы можете смело поручить мне больше дел: разобрать ваши вещи, приготовить ванну или снарядить лошадь, – я все выполню без вопросов. А скажите мне взять в руки оружие и сражаться за вас, и я сделаю это. Чимин делается задумчивым и молчаливым, но Чон чувствует его пристальный взгляд на себе. Он как дикая кошка, скрывающаяся в своем логове и выжидающая. Чонгук даст ему момент для нападения. - У вас нет королевы, и я не смею задаваться вопросами почему. Но вы не можете пустить случайную женщину в свою постель – это риск рождения незаконного наследника. - Воздух в покоях сгущается, оседая на языке чем-то теплым и влажным. - Я такому риску не подвержен. Если вы пожелаете таким образом развить нашу дружбу, то я по-прежнему буду вашим смиренным и покорным слугой. - Ты бы отдал мне свое тело? - едва слышно. - Да, мой господин, - один выдох. - Охотно. Он почти уверен, что Чимин немедленно завалит его прямо на стол и возьмет. Он видит тьму в его глазах, видит пожар, что разгорается с каждым взглядом на него. Но король остается в своем кресле неподвижен. - Ты дал мне почву для размышлений, Чонгук, - тянет он наконец. Гук рвано выдыхает и мечтает, чтобы тяжесть и жар в низу живота в это же мгновенье растворились без следа. - В данный момент я больше не нуждаюсь в тебе. Увидимся за обедом. Парень кивает и подходит на негнущихся ногах за подносом. Держать его лучше обеими руками. - Хорошего дня, мой господин, - мямлит он и криво улыбается, прежде чем уйти. Будет здорово, если король не станет свидетелем его разочарования. Да и страсти до поры до времени. Его нервозность и румянец не совсем фальшивые, но лучше уж выглядеть молоденьким, наивным дурачком, просто стремящимся броситься в кровать монарха. Ему нужно все тщательно продумать, чтобы добиться успеха. Тем не менее, Чонгук чувствует горящий взгляд на себе, когда выходит из покоев. Этот взгляд греет его на всем пути до библиотеки. Он находит книгу со стихотворениями, что читал прошлой ночью, и переходит сразу к циклу, посвященному поэтом своей жене. * * * Колокол на замковой площади только отбивает полдень, а Чонгук уже переполнен эмоциями, которым даже названия не может подобрать. Слова расплываются перед глазами, а строчки перемешиваются. Боги, разве может человек до такой степени любить? Парень будто слышит слова поэта со стороны: тот разговаривает с ним в реальности, они вместе смотрят на объект его привязанности. Гук не знает, как она выглядит, но действительно видит. - Видишь? - шепчут ему на ухо. - Как капли росы дрожат под ее прикосновением. Как солнце прорывается сквозь листву, отчаянно пытаясь увидеть ее. Мне повезло, потому что я могу любоваться и наслаждаться ей. Я пью мед с ее губ и вдыхаю цветочный аромат ее волос. Я чувствую ее тепло, с ним не сравниться жару самой яркой звезды. Видишь? И Чонгук видит. По крайней мере, так ему кажется. С последним ударом полуденного колокола он выбегает из библиотеки и торопится отнести обед королю. Сердце неистово колотится в груди и вот-вот выскочит, а томление в животе, может, уже и не свинцовое, но определенно живое и тяжелое. Слуга стучит в двери и входит, обнаружив государя за рабочим столом. Он ставит поднос и замирает у камина в ожидании дальнейших указаний. Чимин не оборачивается на него и вообще делает вид, что его не замечает. Чонгук пытается перевести дух, отвлечься и оправить одежду, но возбуждение в нем уже начинает бурлить. - Я читал стихи, посвященные жене поэта, - выпаливает он не в силах больше молчать. Король лишь на мгновенье делает паузу в работе, а затем снова опускает перо в чернильницу и продолжает писать. - И что ты из них вынес? - Теперь я знаю точно, что никогда прежде не влюблялся. Чимин издает неопределенный смешок, но глаз от пергамента так и не поднимает. Чонгук шумно сглатывает и заставляет себя сохранять тишину, чтобы не мешать ему. Но с трудами, кажется, покончено. Король оставляет документы просыхать, а сам поднимается на ноги и наконец удостаивает слугу взглядом. - Ты сюда бегом бежал? - удивленно тянет он. Гук кивает. - Почему? - Потому что я... - парень затихает, облизывая пересохшие губы и хмурясь. А почему действительно? Не то чтобы времени на доставку обеда было предостаточно, но его величество вряд ли разгневался бы на задержку. Или вообще ее заметил. - На тот момент мне это казалось разумным, - мямлит он, не в силах подобрать другой ответ. У Чимина дергается уголок губ, но улыбкой это не обращается, и он просто кивает на накрытый стол. - Садись и попробуй, - приказывает он, и Чонгук повинуется с коротким поклоном. Под крышкой обнаруживается каравай хлеба и оленина, запеченная с травами и пряностями. Слуга отрезает немного мяса, отщипывает кусочек душистой сдобы и тянет ко рту, едва не срываясь на стоны восторга. - Я так понимаю, яда нет? - Разве что с очень медленным действием, - неловко шутит парень и умудряется едва не подавиться. Чимин посмеивается и тоже принимается за трапезу. Чонгук ерзает, чувствуя беспокойство, и крепко стискивает пальцы под столом. - Я вас чем-то огорчил? - Огорчил? Вовсе нет, Чонгук, - отрицает король. - Я просто... задумался. - Из-за того, что я упомянул утром? - Из-за многого, что ты упомянул утром, - вздыхает Чимин, но продолжает после небольшой паузы. - Ты предложил решение проблемы, которой никогда передо мной не стояло. Возможно, есть и другие, а я не замечал. Над такими вещами стоит призадуматься. Чон кивает, и часть напряжения с него сходит. Глупо было бы считать, что заботы короля начались и закончились на нем. Усилием воли парень заставляет себя перестать перебирать пальцы и выпрямляется в кресле, подражая чужой позе. - Я не хотел, чтобы вы думали об этом как о проблеме, - наконец говорит Чонгук, когда молчание слишком затягивается и становится дискомфортным. - Прошу прощения, мой господин. Я могу лишь судить о понятных мне вещах. Я вижу, как вы искренне беспокоитесь об отношении придворных к своим слугам. И вот просто хотел сказать, что спроси вы о таком, я бы согласился. - Как ты считаешь, является ли падшим тот, кто добровольно предлагает себя? Гук вздрагивает то ли от грубоватого слова, то ли от холодного тона Чимина. - Прошу простить меня, мой господин, - бормочет он, снова извиняясь и опуская глаза. Ему стоило бы больше задумываться над словами, прежде чем их выдать. Он больше не в родных краях. - Я просто имел в виду, что увидел бы в этом дружеский жест – еще одну услугу, которую я мог бы оказать вам. Чимин коротко хмыкает, и Чонгук внезапно осознает свою ошибку. Он все делает не так. И непроизвольный смех рвется с губ, так что король даже разом растрачивает все раздражение, удивляясь такому веселью. - Почему ты смеешься? - Мой господин, конечно, я должен был понимать, что не могу вот так просто... - слуга снова издает смешок. - С моей стороны было большой дерзостью обращаться с подобными предложениями... Губы короля вздрагивают в легкой улыбке. - Все в порядке, Чонгук, - заверяет он. - Быть может, я обидел вас, выставляя это как часть своей службы? Теперь я понимаю, отчего вы недовольны мною. Но вы король, мой господин... - Прекрати оправдываться, Чонгук, - качает головой Чимин. - Я уже почти привык к вольности твоих высказываний. - Я говорю с вами так открыто по одной лишь причине. Если представить, что мы два незнакомца, встретившихся в таверне, или будь вы обычным путником, ищущим тепла у одного из костров моего народа и проявившим ко мне интерес, я бы с удовольствием пошел с вами на близость, - заканчивает Чонгук и неуверенно улыбается. На этом его никогда не подловить – это сущая правда. Глаза у Чимина темные, как два бездонных колодца, и они внимательно сканируют лицо Гука, прежде чем опуститься обратно к блюду. Король только вновь качает головой на очередную дерзость и отправляет в рот кусочек оленины. Отщипывает хлеба и окунает его в сочную мясную подливку. Проглатывает еду и тихо уточняет: - И ты не питаешь никаких иллюзий? - Никаких, мой господин. Только надежду, что смогу порадовать вас. А если не смогу, или вам не по душе такие мои инициативы, то я с радостью вернусь к обязанностям исключительно слуги, - парень делает паузу и добавляет. - И вашего друга, если пожелаете. Чимин вскидывает подбородок и снова внимательно рассматривает своего слугу. - Это все, - медленно заключает он, - слишком щедрое предложение, Чонгук. Чон невольно улыбается весь остаток трапезы, а затем Чимин накрывает крышкой блюдо и поднимается из-за стола. Слуга подскакивает за ним, поджидая приказа раздеться или отправиться в постель, но государь спокойно отходит к рабочему столу и отдает совсем другие распоряжения. - Мне нужно, чтобы сегодня в течение дня ты принес свитки с отчетами от казначея, аптекаря и кузнеца. И я хотел бы видеть письма, что уже успели принести вороны. Все соберешь и оставишь здесь, на моем столе. Затем можешь быть свободен, до вечера ты мне не понадобишься. - Да, мой господин, - бормочет Чонгук, поднимая свой поднос. Он делает пару шагов к дверям, но замечает, что королевский кувшин с вином почти пуст. - Должен ли я принести вам еще вина? - Да, Чонгук. Благодарю. Парень быстро бежит на кухню, наполняет вином новый кувшин и возвращается, заменяя им опустевший. - Я его предварительно попробовал, - докладывает он. - Яда нет. Чимин смеется и протягивает несколько писем на отправку, а Гук невольно отмечает, что впервые слышит от него вот такой беззаботный смех. И мысль, что это он его вызвал, немного согревает изнутри. * * * Чонгук заканчивает со всеми поручениями, возвращается в комнаты слуг и находит небольшой кожаный мешочек на своей койке. С легкой настороженностью он склоняется над находкой, развязывает тесемки и обнаруживает, что она заполнена монетами. Парень хмурится. - Джи-ин, - кричит он, выглядывая в коридор и потряхивая звенящим мешочком. - Что это? - Твое жалование, - смеется королевский помощник. - Каждую неделю ты будешь получать небольшую сумму денег. Гук снова хмурится и посматривает на свалившееся на него богатство. - Поможешь мне разобраться? Мой народ такими деньгами не пользуется. Джин кивает, следуя за ним в комнату, и добродушно присвистывает, пересчитывая рассыпанные по постели монеты. - Король щедр, - бормочет он, впрочем в его голосе нет ни капли возмущения или зависти. Чонгук же мгновенно решает быть менее открытым по части своих доходов, потому что предчувствует, что другие слуги могут воспринять его удачу не так благосклонно: ограбить его или попросту надавать тумаков. - Смотри, - начинает Джин, указывая на самую мелкую монетку. - Это десять медяков. Хватит на пригоршню зерна с рынка или другую небольшую покупку. Помнится, читать ты умеешь, так что разберешься. - Чон кивает с легким сомнением. - А вот это, - продолжает мужчина, тыча в серебристую монету большего размера, - серебрянник - все равно, что пятьдесят медяков, или пять монеток, подобных первой. Золотой – это сто медяков. Золотой нравится Чонгуку больше всего. Сотня. Похоже, это число становится весьма значимым в его жизни. В его жаловании эта монетка единственная, и парень на мгновенье задумывается, как здорово было бы приравнять ее к ста победам на ринге для Намджуна, Тэхена или Юнги. Или на сотню ночей в королевской постели. Он даже тихо посмеивается. Этот маленький кусочек золота действительно ценен, только не в его лишенной свободы жизни. Парень пересчитывает все монеты и приходит к выводу, что в общем Чимин поручил выдать ему триста медяков. Если верить Джину, это очень существенное жалование. - А ты сколько получаешь в неделю? - любопытствует Гук, собирая монеты обратно в мешочек. Помощник короля задумчиво улыбается. - Когда я только начинал, я зарабатывал всего пять медяков в неделю. Теперь мне и пяти сотен не хватает. Чонгук кивает. Это справедливо. Стартовая плата в триста медяков, конечно, не так хороша, но он рад, что не получает больше Джина. Он встает с кровати и закрепляет мешочек с деньгами на поясе. - У меня есть еще один вопрос, - успевает он выпалить в спину собравшегося уйти Джина. Тот подпрыгивает на пятках и оборачивается с широко распахнутыми глазами. Гуку он порой напоминает жизнерадостного щенка, и он едва удерживается, чтобы это не озвучить или не рассмеяться. - Знаю, что в замок привозят специальные мыла, но если бы я хотел свое собственное, куда бы мне стоило обратиться? - Оо! В лавку старика Чхве! - восклицает мужчина. - Я и сам собирался на рынок, можем пойти вместе, если ты не против компании. - Я буду рад, - говорит Чон с улыбкой и тянется за плащом. Джин тоже накидывает на плечи свой – такой же алый, но с богатой вышивкой на воротнике и манжетах, что отмечает его как не совсем обычного слугу. И, конечно, на спине вышит герб короля. Вместе они выходят во внутренний двор замка, а затем и на главную улицу, ведущую к рынкам. Воздух сразу же наполняют запахи пряностей, жареного мяса, свежего хлеба и сладких фруктов. На глаза попадаются лавки с безделушками будто бы из дальних стран, с различными ножами и охотничьим снаряжением, но особенно внимание Чонгука привлекают корзины живой наживки на ближайшем прилавке и снасти для рыбалки. Он подходит к лавке, а Джин следует за ним по пятам. Женщина-торговка встречает их улыбкой. - Доброго дня, - приветствует она и кивает на свои товары. - Могу я вам чем-нибудь помочь? - Просто смотрю, спасибо, - отвечает Гук. Женщина растерянно моргает, заслышав его неместный акцент, и отходит подальше от прилавка, пока парень увлеченно рассматривает содержимое ведер и корзин. Черви, мотыли и мелкая рыбешка. - А какую рыбу можно выудить в этих краях? - За горами есть большое пресноводное озеро, - торговка машет куда-то за замок, в сторону перевала. - До него примерно день пути, а зимой оно замерзает, но кого там только ни выловишь. - Спасибо, - улыбается Чон и отходит. День пути – слишком далеко при целом ворохе его новых обязанностей, но когда он заслужит свою свободу, вполне возможно будет вырваться туда и почувствовать себя как дома. Конечно, все будет зависеть от хода войны, но вряд ли ему когда-нибудь удастся вернуться на родину – благосклонности от земляков не стоит ожидать, учитывая, что он собирается помочь королю в его завоеваниях. Они снова идут бок о бок по узким, петляющим проулкам, но Джин притормаживает на очередном перекрестке, указывая на улочку, уходящую налево и вниз по склону. - Лавка Чхве в самом конце улицы, - напутствует он, и Гук вглядывается в небольшой прилавок, прикрытый от солнца приметным рыжим тентом. Под ним курит трубку щуплый старичок и выдыхает клубы сизого дыма. - У меня есть парочка собственных дел. Как смотришь на то, чтобы встретиться здесь же, скажем, через час? Чонгук кивает и, махнув Джину рукой, сворачивает на улочку. Он приветствует старичка и получает беззубую улыбку в ответ. - Доброго дня тебе, дружочек, - выдыхает тот вместе с дымом. - Куришь? - Никогда не пробовал, - тянет Гук. - А вы делаете мыло? - Да как все на этой улице, - хмыкает дед и протягивает ему руку. - Звать меня Чхве. - Рад знакомству, - улыбается парень. - Я Чонгук. - Чем я могу помочь тебе, Чонгук? - Мне нужен особенный аромат. Может, не прямо сейчас, но было бы неплохо узнать цену работе и сроки. Старик Чхве крепко задумывается, вынимая трубку изо рта и выбивая тлеющие остатки табака на землю, а затем шаркает вглубь лавки. - Какого типа аромат? - Если возможно, но что-то похожее на мой, - признается Чонгук. Мыловар посматривает на него с любопытством, и парень спешит расплыться в улыбке. - Я встретил женщину, которая говорит, что ей нравится мой естественный запах. Понимаете, хотел дать ей что-то на память обо мне. Старик смеется и даже хлопает в ладоши от восторга. - Годами не встречал таких романтиков, - все еще посмеивается он, жестом приглашая Чона пройти за ним в дом. Стены увешаны сушеными травами, а на полках толпятся ароматные цветущие растения и банки с высушенным жиром, из которого можно выварить мыло. - Что тебе больше подойдет – мыло или эфирное масло? - Да, возможно, эфир предпочтительнее, - говорит Чонгук после небольших раздумий. - Вот бы оставить свой запах на ее подушке. - Тогда подойди ближе и дай мне почувствовать твой запах. - Гук смеется и подчиняется, позволяя старику поглубже втянуть его аромат. - Так-так, похоже на мяту. Или лемонграсс... Но в тебе есть и что-то сладкое. Точно, гвоздика. И, возможно, корица. Чорон! Чонгук вздрагивает, заслышав знакомое имя, а мгновенье спустя из-за плотных занавесок действительно появляется Чорон. Определенно она удивлена его визитом, но тепло улыбается и подходит ближе. - Чорон! - Чхве радуется ее скорому появлению. - Чем пахнет этот человек? - Чонгук пахнет ежевикой, - не задумываясь говорит она. - Ты его знаешь? - поражается старик. - Мы из одного племени, и привели его с той же группой пленных, что и меня. - Так это ж недавно было... Экий прыткий малый – уже нашел женщину, за которой увивается. Эх, где ж мои молодые годы... - бормочет Чхве с улыбкой. - Да, ежевика точно есть, у тебя острый нюх, моя девочка, - довольно кивает и поворачивается обратно к Чонгуку. - Повезло тебе, дружочек, у меня есть все необходимое. Эфир может быть готов уже завтра. - Благодарю вас, - счастливо улыбается Чон. - А во сколько это обойдется? Возможно, у меня еще нет необходимой суммы и приготовление придется отложить. - Двести пятьдесят медяков за маленький флакон, - поясняет старик и показывает строй крошечных флакончиков. Но даже такого скромного объема будет более чем достаточно для плана Чонгука. Но он все равно тычет пальцем в стоящие поодаль бутыльки покрупнее. - А такой? - Такой будет стоить пятьсот. - Тогда возьму маленький, - быстро говорит он и снимает с пояса свой кошель, вытряхивая из него почти все содержимое. - Вернусь к вам завтра. - Хорошего дня, дружочек, - машет Чхве ему вслед, а Чорон провожает его до выхода и задерживает, беря за руку на пороге. - Что с тобой случилось? Откуда у тебя столько денег на ерунду? - требовательно спрашивает соплеменница. - Я служу королю, - пожимает плечами Чонгук. - А ты? Тут, кажется, неплохо. Старик и сына твоего выкупил? - Да, - кивает Чорон и улыбается. - Удача повернулась ко мне лицом, хотя еще слишком рано делать какие-то выводы. Но здесь и впрямь хорошо, разве что от всех этих запахов голова раскалывается. Парень смеется. - Я рад, что ты нашла спокойное местечко, - говорит он. - Пусть твой срок службы пролетит незаметно. - И твой, - кивает женщина. - Как долго ты будешь служить королю? - Не знаю, - вздыхает Гук. Если его план сработает, то уже в следующем году он будет свободен. Если же нет – одним богам известно, чем закончится его служба. - Но уверен, что это не продлится всю жизнь. - Как бы там ни было, я буду молиться, чтобы у тебя все было хорошо, - заключает Чорон. - Удачи тебе. Чон кивает и уходит. У него еще остается немного времени до встречи с Джином, так что он развлекает себя праздной прогулкой по торговым лавкам и в итоге наталкивается на продавца книг. Взгляд сам собой падает на толстый том, отделанный красной кожей. Парень подходит к нему, касается мягкой обложки и раскрывает книгу примерно на середине, с удивлением обнаруживая имя Чимина, раскиданное тут и там по строчкам. - Я могу вам чем-нибудь помочь? - спрашивает торговец – рослый мужчина, чем-то напоминающий Намджуна. Чонгук опускает глаза на книгу. - Аа, это история завоеваний нашего короля, полная информация о его великих делах, роли в каждой битве, а еще все выступления перед народом. Гук почти уверен, что такая книга есть в библиотеке замка, но мысль о том, чтобы заполучить собственную копию, слишком манит. - Сколько вы за нее просите? Мужчина приподнимает брови и оценивающе оглядывает потенциального покупателя. - Двести медяков, - быстро говорит он. - У меня только пятьдесят, - вздыхает Чонгук и захлопывает книгу. - Эх, придется мне обойтись без книги... Торговец качает головой, но торопится завернуть томик по истории в хрусткий пергамент и перевязать бечевкой. А счастливый Гук протягивает ему оставшиеся деньги. Возможно, глупо расставаться так быстро со всем заработанным, но ему же не приходится беспокоиться о пропитании или крыше над головой, а какие еще могут быть расходы? Парень сует книгу под мышку, благодарит продавца и уже замечает Джина среди толпы. - Чонгук, вот ты где! - улыбается королевский помощник. У него тоже есть несколько покупок в шуршащих упаковках. - Закончил со своими делами? - Да, нам пора? Джин кивает, и они возвращаются в замок. Чонгук оставляет в комнате свой алый плащ и пустой кошелек и бредет с приобретенной книгой в библиотеку. До ужина остается еще пара часов, и в тишине толстых стен он сможет спокойно погрузиться в чтение. История начинается кратким описанием правления предшественника Чимина – его отца, человека властного и склонного к тирании. Гук находит парочку описаний массовых казней или спонтанных ссылок в шахты и невольно хмурится. А затем в повествовании появляется Чимин. Справедливый, не по годам мудрый и скептически настроенный по отношению к методам отца. И его советникам. Одного из них он казнит в первый же час после коронации. Двоих отправляет в ссылку. Четвертого все же оставляет при дворе, и Чонгук снова хмурится, выхватывая со строк имя выжившего советника – Гао. Каким-то удивительным образом этому изворотливому человеку удается сохранить голову и высокий пост. Возможно, первостепенную роль сыграла его принадлежность к докторскому сану. Но как бы там ни было, парень делает вывод о том, что к лорду стоит относиться с особой опаской. Чон читает первое обращение Чимина к народу, в котором тот обещает соблюдать законы и относиться к каждому по справедливости. Молодой король также клянется все свои решения принимать с оглядкой на благополучие подданных. А на следующий день открывает при дворе дополнительные кухни, еду с которых и по сей день доставляют в детские дома и приюты для вдов и стариков. «Самые беззащитные и обездоленные должны быть хотя бы сытыми»‎, - гласит приведенная цитата Чимина. И Чонгук широко улыбается, глядя на нее. У книги нет одного автора, она напоминает сборник рассказов и очерков многих писателей, но он не сомневается в их правдивости. В конце концов, он лично знает Чимина – говорит с ним каждый день и видит его поведение вне публики. Вывод один: ничто из написанного не может быть ложью, это голые факты. Вот-вот грянет вечерний колокольный звон, и что-то внутри Чона сжимается в предвкушении. Он относит книгу к себе в каморку, моет руки и забирает поднос с ужином для короля, следуя по извилистым коридорам к его покоям. Слуга стучит и входит, заставая короля прямо посреди комнаты, которую он, очевидно, меряет неспокойным шагом. Чимин замирает, сталкивается с ним взглядом, и Гук внезапно чувствует, будто с момента их последней встречи не прошло ни мгновения. Он сглатывает и молится всем известным богам, чтобы руки не дрожали так сильно, и хотя бы поднос удалось донести до стола в целости. - Чонгук, - выдыхает Чимин, и Чонгук снова встречается с ним глазами и приближается, следуя едва уловимому жесту. Только расстояние в пару шагов между ними позволяет рассмотреть, что короля тоже странно лихорадит. Глаза его темные-темные, а щеки чуть залиты румянцем. Чон застывает совсем рядом и нервно прикусывает нижнюю губу. Чимин реагирует на это движение, осознанно или нет повторяя его. Но Чонгук боится сделать первый шаг, не отрывает от Чимина глаз, но не может ничего прочесть в них: что, если он этой их встречи не ждал с таким нетерпением? Но ждать больше нельзя. Гук улыбается. В этой улыбке куда больше уверенности и бравады, чем он чувствует на деле, но струсить тоже нельзя. Парень опускается на колени. Король резко выдыхает, и слуга чувствует, что он не на шутку возбужден. Чонгук наклоняется и улыбается, когда чужая ладонь мягко проходится по его волосам и сжимает их на макушке. Сам же он ведет руками вдоль ног государя, скрываясь под мантией и цепляясь за массивный пояс. Чимин опирается на письменный стол, а тяжелое кресло позади него гремит по дубовому паркету. Гук поднимает глаза, перехватывая его взгляд, и улыбается. - Не хотите ли присесть, мой господин? - сладко шепчет он, подавая королю именно то выражение лица, что до дрожи нравилось многим его бывшим партнерам: беспрекословная покорность, полная готовность и страстное желание единым коктейлем плещутся в его глазах, сочатся с его ярких и влажных губ. Чимин медленно опускается в кресло, а Чонгук ползет к нему, устраиваясь ровнехонько между ног. Он приподнимает мантию государя, задирает рубаху и расстегивает пояс, спуская мягкие брюки вниз. Глазам открывается член – возбужденный, покрасневший и сочащийся смазкой, а сорвавшийся рык его владельца подсказывает слуге, что все он делает правильно. Чимин дергается, крепко сжимая кулаки. Он будто хочет коснуться, схватить обеими руками за волосы и загнать член в самую глотку. Чон все это видит и улыбается, мягко прижимается губами к эрекции и скользит языком по стволу. Закрывает глаза и тихо стонет, будто ничто не доставило бы ему большего удовольствия, чем член господина в его рту. И удовольствие действительно есть: сладкая нега растекается по всему телу, в животе скапливается тепло, да еще и Чимин так восхитительно реагирует, дрожа и сдавленно выдыхая, стоит только облизать его член по всей длине и сконцентрироваться на влажной головке. Чонгук хватается за его ладонь и тянет ее к своим волосам. - Вы король, - шепчет он сорванно и не опускает горящего взгляда. - Так властвуйте, подчиняйте. Хватка в волосах крепнет, а Гук размыкает губы и стонет, когда одним движением член наполовину входит ему в рот. Пытается перевести все дыхание через нос и расслабляет горло, пока Чимин тоже срывается на стон, откидывая голову назад и вскидывая бедра. Чонгук позволяет, плотно обхватывает губами и медленно сползает вниз. Обводит языком головку, втягивает щеки и старательно сосет. Чимин свободной рукой отводит его волосы от лица и широко распахнутыми глазами наблюдает, как его член скрывается в пунцовых губах. Надо отметить, королевский член ничем особо не отличается от прочих: плоть теплая, чуть солоноватая, а предэякулят горчит на языке и все никак не иссякнет, хоть Гук слизывает его со всем усердием. Он подползает ближе, опираясь ладонями на чужие колени, и опускается до тех пор, пока не утыкается носом в лобок. Чимин рычит, дергает за волосы совсем уж нещадно и оттягивает за них от члена для того лишь, чтобы заставить снова принять до основания. Крупная головка забивает горло, Чонгук давится ей и обильной слюной, задыхается и пытается сглотнуть. К счастью, Чимин не задерживает его надолго в таком положении, а начинает размеренно и грубовато, собственно, как Чон и просил, иметь его в рот. И сам факт происходящего кажется слуге таким неожиданным и горячим, что жар внутри него разгорается, распускается красным цветом, разбегаясь по венам и подпаляя все на своем пути. Чонгук стонет как-то скуляще и постыдно, стоит только Чимину мягче пройтись по его волосам и погладить большим пальцем его раскрасневшуюся щечку. На ней слезы, на рефлексе выступившие от постороннего предмета в глотке. Король стирает их, и слуга приоткрывает глаза и отодвигается, чтобы заглянуть ему в лицо. Чернота глаз, румянец щек и полные губы, приоткрытые тяжелым дыханием, – увиденного достаточно, чтобы зажмуриться и со стоном опуститься обратно на член. Чимин снова отталкивает Гука и поднимается на ноги, вздергивая его за собой. Разворачивает и толкает в кресло, нависая сверху и упираясь одной ногой на мягкое сидение, – в таком положении иметь парня в рот еще удобнее. Чонгук стонет, когда у него хватает воздуха, задыхается, поднимая молящий взгляд, когда воздуха не хватает. Нога короля оказывается в опасной близости от промежности, напирает, давит на яйца и плоть, и в какой-то миг Чону кажется, что он вот-вот потеряет сознание. Чимин в последний раз резко сжимает его волосы и замирает глубоко. Гуку дышать совсем уж нечем и губы дрожат, а затем горло заливает спермой и становится немного да легче. Парень еще посасывает член, радуясь тяжелому дыханию и у короля, а еще чужим прикосновениям, ставшими нежными и ласковыми. Чимин отпускает спинку кресла, за которую цеплялся, и мягко проводит ладонью по его лицу. Воздуха по-прежнему катастрофически не хватает, и Чонгук резко сглатывает и пытается отдышаться. Чимин выхватывает откуда-то кружевную салфетку и протягивает, чтобы он мог вытереть лицо, пока сам поправляет одежду. Слуга и не ждет, что король обратит внимание на его возбуждение, собственно, так и выходит. Чимин лишь на мгновенье задерживается взглядом на его скрюченной, дрожащей позе и отходит к обеденному столу. Жадно припадает губами к кубку с вином, а затем наливает и Чонгуку. Тот пьет и кое-как поднимается на ноги, краснея и все еще пытаясь отдышаться. Чимин уже сидит за столом, и Гук, не дожидаясь позволения, плюхается напротив. Честно говоря, он просто не уверен, что дрожащие ноги могут дольше пары минут удерживать его в вертикальном положении. Чонгук не мало бы отдал, чтобы Чимин заговорил уже, но пауза затягивается, так что слуга поддерживает настроение своего господина и молча потягивает вино. Спустя некоторое время, слегка придя в себя, Чимин тихо спрашивает: - Я не был слишком груб с тобой? Гук улыбается и качает головой. - Нет, мой господин, - хрипит он. Ловит на себе довольный и умиротворенный взгляд господина и мысленно хвалит себя. Парень снова припадает распухшими губами к краю кубка и наслаждается его прохладой. - Вы позволите мне и дальше служить вот так? - Да, - коротко молвит король, и слуга счастливо улыбается. - Но тебе не помешает подтянуть навыки. Чонгук растерянно моргает и тянет даже чуть оскорбленно: - Вам не хватило моих навыков? Чимин вдруг беззаботно смеется, и Чон понимает, что его дразнят. Но уже поздно – щеки вспыхивают ярким стыдливым румянцем. - Вовсе нет. Ты очень способный, Чонгук. Но даже лучшие мечники никогда не прекращают тренировок. Я все же заметил, что ты какое-то время... не практиковался. С этим не поспоришь, но Гук все равно злится. И не ко времени вспоминает Намджуна. - Один мой друг как-то сказал, что двое мужчин в постели, – это лишь другой вид боя на мечах, - ляпает он, и Чимин хмыкает, оценивая грубоватую шутку. - Только не говорите, что в таких вот фразах и заключается мудрость. - Как раз это я и хотел сказать, - признает король. Его голос ниже и грубее, чем обычно, словно это он недавно давился членом. Он снова принимается за еду – мясное рагу с овощами, а не очередной куриный пирог, потому что Чонгук действительно поговорил с придворным поваром, хоть никогда и не признается в этом Чимину. - Ты умеешь обращаться с мечом, Чонгук? В традиционном смысле? - Нет, - отвечает Чон. - Я немного умею сражаться с посохом, но мечу не обучен. Государь медленно кивает. Его взгляд сходит с винного кубка на блюдо с ужином, бросается к потемневшему окну, а затем опускается на руки. Слуга заинтересованно наблюдает за этим, предполагая, что его господин – человек многогранный и способный раздумывать над целой чередой мыслей одновременно. И резкая смена темы это только доказывает. Чимин вздыхает и спрашивает неожиданно неуверенным тоном: - Тебе понравилось? - Как вы спустили мне в рот? - Чонгук! - одергивает король его бессовестные уточнения. - Да, вы же почувствовали, что я тоже возбужден. - Почувствовал, - соглашается Чимин, а Чонгук вспыхивает от одной мысли об этом. И задается вопросом – а как же чувствуется его возбуждение со стороны? - Тем не менее, ты остался неудовлетворенным. - Я был сосредоточен на вас, мой господин, - честно говорит парень. - Да и не хотел разводить беспорядок. Чимин смеется, хотя Чонгук бы сказал, что в ситуации забавного мало. - В следующий раз, - говорит король, откусывая кусочек мяса, - я бы хотел, чтобы ты был сосредоточен и на себе. Гука пробивает дрожь, и он спешно кивает. - Да, мой господин. - Раз уж мы с тобой так сблизились, Чонгук, расскажи мне, заходил ли ты дальше этого со своими любовниками-мужчинами? У Чонгука перехватывает дыхание, но усилием воли он сохраняет относительно спокойное выражение лица. Он хочет быть честным с Чимином, хочет признаться, что больше ловкости рук и навыков минета ему предложить нечего. Этих небольших ухищрений всегда хватало на то, чтобы кто-то другой поддерживал огонь по ночам у его хижины или предлагал ему самый мясистый и сочный кусок от общей добычи. Глупо было ради такого размениваться на большее. Но стоит сказать правду, и король притормозит развитие их отношений, а то и вовсе сведет на нет. Чонгук не готов так просто отказаться от своей цели. - Да, - лжет он с улыбкой на губах и добавляет то, что, по его мнению, хотелось бы услышать государю. - И нижняя позиция мне больше по душе. Чимин чуть хмурится и поднимает на него взгляд – растерянный, но полный любопытства. - Отчего же? - Мне нравится доставлять удовольствие, а не покорять кого-то. - Хочешь сказать, что заниматься с кем-то любовью – то же самое, что побеждать его? - спрашивает король, кажется, еще сильнее хмурясь. - В моем мире так и было, - пожимает плечами слуга. - По взаимному согласию, конечно. Но это все равно сражение. За какое оружие ни возьмись – металл или плоть, природа у возникающей внутри страсти будет одна. Суть у любви и войны едина, мой господин. Чимин недолго смотрит на него, а затем тоже улыбается. - Да ты точно был философом в прошлой жизни, - мягко говорит он. Чонгук хмыкает с сомнением, но все равно заливается предательским румянцем. - У меня есть просьба к тебе, Чонгук, - продолжает владыка, откладывая приборы. - Если в какой-то момент ты захочешь покончить с этой стороной наших отношений, то так тому и быть. Ты не должен бояться моей реакции. - Конечно, мой господин, - согласно кивает Гук. - Но вероятность того невелика. - Мне отрадно это слышать, - Чимин вздыхает, накрывает крышкой наполовину съеденный ужин и отодвигает в сторону. - Ты можешь убирать со стола. А мне предстоит еще одна встреча перед сном, и, вероятно, придется поторопиться. Моя тетя не любит ждать. Чонгук поднимается из-за стола и внутренне ликует, прекрасно зная причину, по которой король может опоздать к ненавистной леди Сонги. Чимин тоже встает на ноги и приближается, задерживаясь глазами на его все еще распухших губах. Гук замирает – то ли ждет дальнейших указаний, то ли все дело во взгляде, в котором отчетливо видится желание снова поставить его на колени. Он ждет. Король глубоко вздыхает, слегка улыбается и отворачивается от него. - Можешь идти. Увидимся утром. - Хорошей ночи, мой господин, - говорит Чон и склоняет голову. Подхватывает поднос и выходит из покоев, едва не вереща от восторга и медленного, но верного воплощения своего плана в жизнь. Если аппетит государя столь же ненасытен, что его взгляд, Чонгук без труда одержит свои сто побед еще до того, как в горах воцарится лето. * * * Ночью Чонгука лихорадит, а все внутренности будто облизывает языками жара. В каждом человеке живет зверек, что ежедневно заставляет его рваться вперед – охотиться, бороться за выживание и трахаться удовольствия или продолжения рода ради. Парень чувствует, что его собственный, вероятно, пробуждается и сонно потягиваясь, приоткрывает один любопытный глаз. Он знает, что сон к нему больше не вернется – да и привык спать мало и плохо. Но покинуть общую спальню возможности нет: Гуку не хочется рисковать и мешать отдыху других, равно как и не хочется оправдываться, если кого-то разбудит. Хочется уйти в библиотеку или взять фонарь и возобновить свои ночные прогулки и исследования замковых залов. Вот бы найти в каком-нибудь потайном местечке клад или старый оружейный арсенал. Парень бесшумно вздыхает и прикрывает глаза, пытаясь заставить себя уснуть. Но не может. В его груди действительно пробудилось полузабытое существо – оно бодрствует, странно порыкивает и начищает шкурку, чиркая при этом по отголоскам разума. Этого незримого товарища с Чонгуком не было месяцами, возможно, и годами, но он не истощен, не слаб и не бледен от затяжной болезни. Он скачет внутри ловко и уверенно, то крепко заезжая хозяину хвостом прямо по сердцу, то ласково обвивая это самое сердце и мурлыкая. Гук сглатывает, облизывает губы и поднимает ладонь к лицу. Она все еще пахнет Чимином – эти самые пальцы сжимались вокруг его возбужденного члена и размазывали обильную смазку – и парень утыкается в них носом. Закрывает глаза и дышит медленно и глубоко, опуская свободную руку на бедро и задерживаясь там. Чонгук не осмеливается трогать себя. Не приведи господь, кто-нибудь откроет глаза в самый неподходящий момент и увидит раздавшуюся выпуклость на одеяле или услышит сдавленный стон, который будет слишком очевиден в тихом замкнутом пространстве. Но пальцы сами собой обводят очертания напряженного члена, и даже это незатейливое прикосновение посылает ток через все тело. Зверь в его груди выпускает когти, скалит зубы и выгибает спину, готовясь наброситься. Чон зажмуривается до всполохов перед глазами, а его сознание – совершенно неискушенное и непритязательное – подкидывает образы, сводящие с ума. Вспыхнувшие желанием глаза Чимина в тот миг, когда он опустился перед ним на колени. Его хриплый шепот, звучащий каждый раз, стоило лишь глубже пропустить член в судорожно сжимающееся горло. Его руки. Гук сильно прикусывает нижнюю губу, лишь бы не издать ни звука. Ползет ладонью выше и явственно дрожит, когда пальцы касаются лобковых волос. Так близко, но он лишь дразнит себя слабым давлением, легким намеком. Парень не может не представлять руку короля на месте своей и почти срывается на крик от силы этого ментального образа. Он и не думал, что его так накроет. Чимин красив телом и душой – это было очевидно и до близкого контакта с ним, но сила и пыл его страсти застают Чонгука врасплох. Он вспоминает душевные стихи поэта, посвященные его жене. И представляет, как пил бы сок спелых летних персиков с губ своего господина или слизывал бы мед с его шеи. Представляет, как встал бы на колени перед ним после великой битвы, пока кровь павших неприятелей еще стекала бы с королевского меча. Гук закусывает костяшки пальцев и убирает руку прочь, чтобы не поддаться искушению и не сомкнуть ее на возбуждении. Борьба с самим собой – дело неблагодарное и болезненное. Ладонь едва не прокушена, а дрожь все равно сотрясает парня с головы до ног, когда зверь в нем щелкает зубами и бушует, разнося в клочья все границы, барьеры и слабо пульсирующее сердечко. Страсть сжигает его изнутри, толкая в пламя все органы и чувства. Почти до самого рассвета он не смыкает глаз.