Bad Liar

Чонгук просыпается с колокольным звоном, знаменующим пробуждение замка, и умудряется вскочить на ноги раньше своих товарищей по комнате. Он первым оказывается в купальне, тщательно омывает тело, но долго там не задерживается, со всех ног бросаясь за завтраком короля и поднимаясь к нему. Стучит в резные двери и входит, находя Чимина еще в постели. Гук стопорится на пороге, но все же решается остаться. Поднос оставляет на столе, а сам принимается разжигать камин – воздух в покоях успел остыть за ночь. И как только слышится треск сухого дерева и пощелкивание быстро занявшегося пламени, король принимается возиться в подушках и наконец садится. Чонгуку прежде не доводилось видеть его обнаженный торс, и теперь не так-то просто оторвать от него взгляд. Глаза задерживаются на развитых грудных мышцах, и слуга невольно сглатывает набежавшую слюну и сжимает пальцы в кулаки. Чимин кажется таким мягким в серых предрассветных сумерках, пока умильно трет глаза и потягивается в одеяле. Но потом выбирается из него, и у Чона перехватывает дыхание, стоит ему увидеть его обнаженное тело целиком, разве что небольшой его участочек прикрыт нижним бельем. Собственно, взору открывается все то, на что были видны намеки и раньше – раскатистые плечи и крепкие бедра. Фигура у короля что надо и, как принято говорить, царственная. Чонгук не отказался бы любоваться ею часами, пусть даже и на статуях в замковых коридорах или картинах в здешней галерее. У него аж ладони горят, как хочется коснуться. Чимин отходит к высокому шкафу и достает богато отделанный халат с широкими рукавами. Накидывает на плечи, запахивает полы и с равнодушным видом оборачивается на разочарованного Гука. А затем внезапно улыбается ему. Знает ли он, что слуга и раньше пялился на него или только сейчас это заметил? Чонгуку остается лишь гадать, но в глазах короля нет ни удивления, ни намека на флирт, только какое-то щемящее тепло. - Доброе утро, Чонгук, - шепчет он и устраивается за столом. - Хорошо ли тебе спалось? - Нет, - признается парень, прежде чем понимает, что это не самый подходящий ответ. Чимин приподнимает брови. - Нет? - Это не ваша вина, мой господин, разум, склонный к философским размышлениям, никогда не отдыхает, - спешит оправдаться Чон, и это нелепое объяснение заставляет государя улыбнуться. Он жестом просит слугу сесть с ним за стол и дает попробовать пышные блинчики, прежде чем начать есть самому. Чонгук гремит кувшином с молодым вином и, даже не дожидаясь разрешения короля, пригубляет кубок, и только затем ставит перед ним. - Что ж, рад слышать, что я здесь не при чем, - начинает Чимин. - Признаюсь, моему разуму тоже не было покоя этой ночью. Я... скажем так, был взволнован. - Слуга хмурится, тревожась из-за тяжкого вздоха монарха. Но тот лишь качает головой и больше ничего не говорит. Чонгук теперь точно заест себя предположениями о том, что, возможно, грязные мыслишки тревожили сознание не только ему. И это приятно – нет, страданий Чимину он не желает, но оказывать на него такое сильное влияние хочется отчаянно. Парень не знает, что сказать. Признаться в том, что не спал из-за него до самого рассвета? Может, это и утешит господина, но не исключено, что и потрясет до глубины души. - Как ваша тетя? Она здорова? - выбирает он, казалось бы, безопасную тему для разговора. - Да, - рассеянно кивает Чимин и сам предлагает более подходящую. - И я принял окончательное решение по отряду Хосока. Его люди выступают с первым заморозком, - он делает паузу и добавляет. - Я хочу, чтобы ты сопровождал их. У Чонгука что-то обрывается внутри, и он поднимает на короля недоуменный взгляд. - Уверен, что ты мог бы нарисовать план местности, но твои способности ориентироваться в пещерах будут нашим существенным преимуществом. Почему-то мне кажется, что ты из тех людей, у кого зрительная память развита блестяще. - Слуга пытается выдавить улыбку и неловко кивает. - Ты пойдешь с Хосоком и его отрядом. И я полагаю, что этот поход не займет больше недели. - Раз вы так желаете, мой господин, я с радостью выполню ваш приказ. - Кроме того, я хотел бы чтобы каждое утро ты уделял по паре часов тренировкам с мечом. Заниматься с тобой будет тот же мастер, что когда-то обучал меня. Так ты хоть немного, но будешь защищен от опасности в пути. - Как скажете, - покорно шепчет Гук. Чимин задумчиво вертит кубок в руках и внезапно смотрит ему прямо в глаза. - Ты очень любезен, Чонгук, - тянет он. - И мне любопытно, есть ли что-то, в чем бы ты мог отказать мне? - У меня нет предубеждений насчет боев на мечах, мой господин, мне просто никогда не было нужды оттачивать в этом свои навыки, - отвечает Чонгук. - И я верю, что вы никогда не попросите меня сделать что-то, что пойдет вразрез с моими принципами и будет мне не по душе, - и неожиданно улыбается, - даже из любопытства. - Вот как? - хмыкает Чимин, а его глаза загораются и темнеют. Гук кивает. - Тогда ты, верно, слишком веришь в мое благородство. Ты совсем меня не знаешь, Чонгук. Чонгук обдумывает сказанное, признает, что король прав, но все равно не понимает, почему ему нельзя на него полагаться. Он знает Чимина. Достаточно, чтобы доверять ему. Достаточно, чтобы хотеть его. Парень сглатывает и ничего не говорит. А тем временем в воздухе копится напряжение. Жар ползет по его спине и опаляет шею, заставляя его покраснеть. Язык кажется тяжелым и горячим. Гук спешно облизывает губы и выдыхает через нос. - Я верю, - медленно начинает он, - что мы из тех людей, что глубоко ценят дары как высших сил, так и ближних своих. Каждый акт добра должен быть вознагражден, - тяжелый взгляд ощущается как прикосновение, и Чон знает, что его щеки вспыхивают алым. Он проводит ладонью по шее, стирая проступившую капельку пота, но все равно не сомневается, что король улавливает его запах и чувствует степень его возбуждения. Ноздри Чимина дрожат, а глаза горят каким-то нечеловеческим голодом – и это вряд ли реакция на остывшие давно блинчики. - Мой народ не только слал надежды и мольбы кому-то на небесах, но и сам старался угодить. - Я слышал о жертвоприношениях, возможно, это и резонно ради успеха в добром начинании, сбора богатого урожая или воцарения хорошей погоды, - соглашается с ним король. - Так что же ты все-таки хочешь за свою службу, Чонгук? - Ничего, о чем бы вы сами не говорили, - отвечает Гук. - Доброта. Дружба. Ваше расположение. Мой господин, клянусь никогда не злоупотреблять им и не считать себя особенным и едва ли не приближенным к богу. Чимин ничего не говорит, но и его молчание реву подобно. Чонгук едва выдерживает напряжение – больше всего ему хочется сжать руками бедра его величества и убедиться, что у него они тоже дрожат. - Боги – опасные товарищи, Чонгук. Дикие звери, что бродят в местных горах, и те больше склоны к сочувствию. Это звучит как предупреждение. - Я знаю, - мягко улыбается парень и решается все-таки встретиться с государем взглядом. - А еще они одновременно холодные и страстные. Стоять на коленях перед одним из них – величайшая честь для меня. У Чимина дергается уголок губ, а затем он резко поднимается на ноги. Гук тоже пытается, но не успевает – чувствует уже крепкую хватку на волосах, которая только усиливается, заставляя его смотреть в глаза своего господина. - На колени, - приказывает он, и Чонгук послушно сползает со стула, понимая, что не ослушался бы при всем желании. Он шумно сглатывает, пока король разводит полы своего халата, жадно осматривает обнаженную грудь и живот и давится слюной, наблюдая за явлением уже твердого члена. Чон не нуждается в наставлениях. Сам спешно размыкает губы и с благодарным стоном опускается на плоть. Это даже лучше, чем ему запомнилось со вчера. Куда ярче и волнительнее в рассветных лучах, что расписывают Чимина апельсиновыми и розовыми тонами. Тот теснит его к столу, сжимает обеими руками волосы и фиксирует голову в неподвижном положении. Бедра движутся плавно и изящно, горло забито до отказа. И Чонгук давится, задыхается, с трудом выдыхает через нос. Он и сам твердый и мокрый, и лишь отголосок разума напоминает ему королевские указания с прошлого вечера. Парень опускает руку к собственной эрекции и сжимает ее. Слабо стонет, пока Чимин откровенно имеет его в рот, и приноравливает свои поглаживания под частые толчки членом в рот. Он сосет так упоенно, как только может – втягивает щеки, старается подключить к процессу язык и буквально сходит с ума от грубости и несдержанности короля. Быть в его власти хорошо до одури. Чимин подходит еще ближе и проталкивает одну ногу между бедер Чонгука, даря ему неплохой источник трения. Отнимает член от губ парня, и тот задыхается, скулит и не может справиться с каким-то самым низменным порывом, часто и жадно потираясь о его босую ногу. Поцелуи разбегаются по щекам, по мокрым встрепанным волосам – влажные, беспорядочные, и Гук срывается на крик отчаяния: - Господин... - Продолжай, Чонгук, - приказывает король, но у него самого голос звенит от возбуждения. Чонгук отчаянно хнычет, стискивает зубы и крепче сжимает его ногу, снова и снова толкаясь. Это немножко грязно и бесстыдно, но он соврет, если скажет, что ему не нравится. Нравится, потому что таких диких, животных действий не ждешь от первого лица королевства. Нравится, потому что Чон, уверен, что Чимин не делал ничего подобного ни с кем другим. Парень резко подается вперед, зажимая член между ладонью и лодыжкой государя, и низко стонет. Живот предельно напрягается, колени ломит от долгого стояния на ледяном полу, – но все это лишь усиливает остроту ощущений. Чонгук всхлипывает и орошает мрамор у ног Чимина белесыми разводами. Но тот не дает ему осесть без сил – хватает за волосы и заставляет снова принять дрожащими губами член. Он влажный и твердый, и король с рыком загоняет его, кажется, в самую глотку, пару раз толкается и изливается. Чонгук старается проглотить, но тут же заходится надсадным кашлем, опираясь одной рукой на пол. Чимин отпускает его, запахивает халат и осторожно отступает, чтобы не поскользнуться на залитых спермой плитах. Гук все пытается восстановить дыхание и слизнуть сочащуюся из уголка губ слюну вперемешку с семенем, когда взгляд его падает на кубок с вином на краю стола. Он хватает его и быстро осушает, надеясь утолить настигшую жажду. А король возвращается к нему с улыбкой и присаживается рядом, ласково перебирая волосы. Только бы не замурлыкать от счастья. Впервые, возможно, за всю свою жизнь Чонгук не может выдавить из себя ни слова, потому что хорошо. Да, болит горло да как будто и все тело, но так превосходно он никогда себя еще не чувствовал. Впрочем, внутренний голод по-прежнему дает о себе знать. Гуку не хватает вкуса губ Чимина, его прикосновений, его объятий. И так отчаянно хочется раздвинуть перед ним ноги и дать то, чего не давал никому другому. Он так сильно этого хочет, что чувствует себя сумасшедшим. Чужой палец скользит по краешку его распухших губ, и взгляд короля, который следит за этим ходом, тоже кажется голодным. - Чонгук... - шепчет он, возвращая парня из водоворота эмоций, в котором тот потерялся, и заставляя поднять глаза. Господин убирает влажные волосы с лица слуги, перехватывает ладонью затылок. Расстояние между ними стремительно сокращается, и губы наконец встречаются: лишь мгновенье характер поцелуя целомудренный, а затем Гук нетерпеливо приоткрывает рот, а Чимин вылизывает его, будто на этом языке лежит противоядие, а сам он едва дышит после дозы мышьяка. Свободная рука парня падает на пол, размазывая следы собственного удовольствия, и он слабо стонет, когда король выпускает его из объятий. Нет, с ним все в порядке, разве что сердце готовится проломить грудную клетку, а лава в крови – спалить к чертям все бренное тело. Чимин напоследок обхватывает его лицо ладонями и мягко целует в лоб, а затем помогает подняться на ноги. Он приносит еще дезориентированному слуге тряпицу и помогает вытереть ладони. Чон все-таки берет себя в руки, сам смачивает ее водой из ведра у огня и принимается наводить порядок. Монарх же возвращается к прерванному завтраку. К тому моменту, когда он завершает трапезу, Чонгук как раз заканчивает с уборкой и с улыбкой собирает поднос. Он склоняет голову, когда чувствует на себе взгляд короля и бормочет: - Благодарю, мой господин. Чимин хмыкает и неожиданно тоже отвешивает ему небольшой поклон. - Будет ли у меня занятие с мастером этим утром? - Конечно, - кивает король и проводит ладонью по волосам, надеясь придать им относительно презентабельный вид. - Но сначала закончи все свои дела здесь. - Разумеется, - снова кланяется Гук. - Спасибо. Чимин вскидывает подбородок. - Тебе так нравится то, что я делаю с тобой? Почему ты не перестаешь благодарить меня? - спрашивает он. В его тоне снова сквозит напряжение, и Чонгук понимает, что, вероятно, в нем еще сомневаются. Это уже не первый раз, и парня не удивляет такая настороженность, учитывая тематику их последних бесед. Разумеется, король может подозревать, что он плотскими утехами пытается манипулировать им или заслужить его особую благосклонность. Гук хочет быть честным с ним, но не может сказать всей правды. Он только смущенно смеется и неловко потирает затылок, на котором еще чувствуется фантомная хватка. - Мой господин, по правде говоря, мне действительно нравится, - шепчет он и опускает поднос обратно на стол. Снова садится за него и подается вперед, зарабатывая недоуменный взгляд от короля. Чонгуку плевать, нельзя держать это в себе. - Прошлой ночью, - шепчет он, - я лежал без сна, думая о вас. Вот почему я совершенно не выспался. - Глаза Чимина ширятся, и он замирает в кресле, боясь спугнуть откровения слуги. - Я говорю это не из желания пробудить в вас какую-то лишнюю привязанность или повесить на вас обязательства. Но будь мы среди моего народа, я бы приглашал вас в свою постель каждую ночь. А каждое утро искал бы в надежде, что вы наградите меня хоть взглядом или прикосновением... - Чонгук, мы не в кочевом племени, - король вроде и осаждает его несдержанные мечты, но в тоне явственно слышится грусть. - Вы правы, господин. Я лишь все перевожу на понятные мне вещи, - слегка пожимает плечами парень, поднимаясь из-за стола, и скрывается за дверями с поклоном. * * * Времени не так много, так что Чонгук быстро перестилает королевскую постель и вычищает ночной горшок. Чимина в покоях нет, и привычную уже работу можно вести без пристального внимания и оправданий своей спешке. Затем парень накидывает свой плащ и бежит на рынок к дому мыловара. Старик приветствует его улыбкой. - Здравствуй, дружочек. - Доброе утро, - отвечает Гук. - Простите за столь ранний визит. Но все уже готово? - Готово, конечно, - отмахивается старый Чхве и тяжело подходит к строю маленьких флакончиков, выбирая один из них со свежей наклейкой и передавая его парню. Тот улыбается и подносит его к носу, вдыхая. Сложно сказать, насколько аромат точен, но он не может отрицать, что чувствует знакомые нотки своего собственного природного запаха. - Я добавил туда кое-что еще, - хмыкает мыловар, подмигивая. - Да? - Ну конечно! В тебе и без того чувствовалась корица, и это хорошо. Но я добавил побольше пряностей, которые, как всем известно, вызывают... плотские желания, - понижает голос старик. Чонгук поднимает на него растерянный взгляд. - Дружочек, твоя леди воспылает к тебе самыми светлыми, кхм, чувствами. А коли нет, можешь вернуться и перед всем честным народом окрестить меня старым лжецом! - Уверен, мне не придется этого делать, - бормочет Гук, чуть краснея. Если это хоть отчасти правда, такой эликсир неплохо подстегнет Чимина. И одна лишь мысль о том, что он весь будет пропитан его запахом, катаясь по собственным простыням и сгорая от желания, переполняет парня трепетным ожиданием. - Но раз уж вы затронули эту тему, а как это может подействовать на мужчину? - Старик удивленно посматривает на него, и парень спешит добавить. - Ну, я сам могу распалиться, часто вдыхая этот запах? Чхве дребезжаще смеется. - Милый ты мой дружок, нос женщины куда чувствительнее к таким вещам, - отвечает он. - Дамы в целом более чувствительны. Ох, дамы, дамы... Они намного умнее и воспринимают все гораздо острее, чем мы. - Что ж, если сработает, вы можете рассчитывать на меня как на постоянного покупателя. Спасибо вам. - Удачи тебе, дружочек, - машет ему на прощанье мыловар. Чонгук прячет флакончик в плащ, затем спешит обратно в комнату слуг, чтобы перепрятать понадежнее. Выдается свободная минутка, и он обводит спальню взглядом в поисках занятия. На койке Джина валяется блокнот в кожаной обложке и обломок грифеля, который и привлекает его внимание. Парень подхватывает его и в полном восторге от возникшей идеи чиркает два крестика на задней странице своей книги. Он дважды доставил удовольствие королю, а таким нехитрым способом можно вести отсчет. Гук погружается в задумчивость, так и не выпуская грифеля из пальцев. А ему самому понравилось? Он прикусывает губку и ставит еще два крестика на соседней странице. «Буду следить за обоими», - торжественно решает парень. Но что же получается, если они и дальше будут одинаково наслаждаться друг другом, это значит, что он работает вдвое больше или вдвое лучше? А еще у него сегодня первое занятие с мастером, и хоть Чимин и не назвал точного времени, когда оно состоится, опаздывать не хотелось бы. Чонгук накрывает флакончик с эфиром и книгу плащом, возвращает Джину грифель и спешит на небольшую площадку позади замка, где он неоднократно видел, как тренируются солдаты. * * * Запах крепкого мужского пота не перебивают даже запахи дыма и свежескошенной травы, и Чонгук находит это на удивление знакомым, когда видит разбитых на пары солдат, что практикуются, орудуя деревянными мечами и легкими тренировочными щитами. Парень улыбается сам себе и посылает мысленную молитву за Тэхена, Юнги и Намджуна – вот бы они так же усердно занимались и твердым шагом шли к своей сотне побед. Он находит человека, стоящего чуть в стороне от толпы посреди груды оружия. Этот мужчина внимательно следит за его приближением, окидывая его цепким взглядом с головы до ног. - Ты что ль новый слуга короля? - спрашивает он, и Гук склоняет голову в знак уважения. Мастер продолжает рассматривать его. - Я Хёну. Так ты меня и будешь звать, никаких «сэров», «милордов» и прочего дерьма. Что стоишь истуканом? Кивни, если понял меня. Чонгук растерянно моргает и спешит кивнуть. - Хорошо. Хоть с каким-нибудь оружием ты знаком? - С посохом, мой... Хёну, - одергивает себя парень, пока мужчина поднимает на него угрожающий взгляд. Этим былым опытом он явно не впечатлен. - С посохом. - Ага... - Хёну жестом указывает на длинную палку, напоминающую копье без наконечника. Чон поднимает ее, покачивая на ладони и оценивая вес. Тяжелее, чем его привычное орудие, но баланс неплохой. Сам мастер поднимает меч – тоже деревянный, но очевидно, что тяжеленный – широкий, дубовый и двуручный. Чонгук занимает позицию напротив, подражая, но мышечная память, кажется, возвращается к нему. Запястья движутся плавно, хватка расслабленная. Хёну не разменивается на предупреждения, просто бросается на него, яростно нацеливаясь на плечо. Гук парирует удар, уклоняется и отскакивает в сторону. Но импровизированный посох тяжелее, чем он привык, так что по итогу оступается с ним и оказывается на земле. Мастер похлопывает тяжелым мечом по спине и наставляет его на беззащитную шею. - Ты мертв, - спокойно говорит он. В этой констатации нет самодовольства, но и хоть капли уважения к стараниям ученика тоже нет. Чонгук скрипит зубами, поднимает посох и первым делает выпад. Он стремится ударить мужчину по голове, но в последний момент передумывает и оборачивается вокруг своей оси, нанося казалось бы сокрушительный удар по бедру. Хёну только хмыкает, и у Гука нет уже времени, чтобы уйти в сторону. Его безжалостно бросают на землю, а острие деревянного меча снова упирается в шею. - Снова мертв, - равнодушно тянет мастер и отпускает его. - Здесь слабое место всех доспехов, - он хлопает тяжелой ладонью по шее парня, заставляя его вздрогнуть, - здесь тоже, - еще один шлепок под мышкой, - и тут. - Последний удар приходится на колено, и Чонгук шипит, дергаясь. - Лучше б ты выбрал проход в голову, хороший удар по ней, конечно, может выиграть тебе мгновенье-другое. Гук кивает. Хёну напоминает ему одного мужчину из родного племени, который вполне мог бы оказаться его отцом – грубоватый, немногословный, склонный к охоте в одиночку, но никогда не возвращающийся с пустыми руками. Он всегда верил в благое влияние личного примера: никаких объяснений и пустых разговоров – просто делай как я. Чонгук отчетливо видит те же черты в своем новом наставнике. Он улучает момент и низко приседает, пока Хёну целится в его голову, стискивает зубы и делает быстрый выпад посохом, метя в живот. Без острия его орудие, конечно, не наносит должного вреда мечнику, но Чон бросается вперед, пользуясь секундным преимуществом, и толкает его плечом на землю. Кончик посоха замирает в миллиметрах от возможного смертельного удара – между глазами Хёну. - И я мертв, - так же спокойно признает он, и Чонгук отступает. - Неплохо. Но ты здесь не для того, чтобы практиковаться с посохом. Бери меч. Парень кивает и отбрасывает посох в сторону, находя в груде оружия кажущийся комфортным для него меч. Небольшой, с довольно коротким лезвием – очень похожий на те, что были на вооружении у солдат Чимина, что разнесли стоянку чонгукова племени и пленили его. Кончик имитированного лезвия заострен, хоть и все равно безбожно туп. Чонгук крутит меч в руке и приноравливается к ручке. В целом оружие легче посоха, но парню почему-то кажется, что он может в любой момент выпустить его из хватки. - Итак, - говорит Хёну и медленно взмахивает мечом. Чон напряженно сглатывает и подражает ему, вытягивая руку и касаясь кончиком орудия его доспеха. Мастер кивает и резко меняет положение, выставляя меч в пронзительном ударе. Чонгук повторяет. А затем новый выпад, и Хёну хрипло смеется, наблюдая, как его ученик слишком старается, копируя его, вкладывает слишком много сил в пустяковую атаку и, как следствие, спотыкается. - Настоящий меч тяжелее, - напоминает он. Вот и все наставления, что получает Гук, прежде чем на него снова бросаются. Он пытается парировать, но забывает, что мечом занята только одна его рука, так что свободной в отчаянии хватается за деревянное лезвие чужого орудия. - Мертв, - фыркает Хёну, в воздухе рассекая его горло. Чонгук отмахивается от него и снова кидается вперед. Мастер легко отталкивает его в сторону, оборачивается вокруг себя и бьет под колени. Парень только стонет, чувствуя тупое лезвие на шее. - И еще раз мертв. Гук рычит и вскакивает на ноги, перенося меч в другую руку и крепче его сжимая. Уже можно сказать, что немало ему понадобится тренировок, чтобы представлять хоть какую-то опасность с мечом, но раз Чимин хочет, чтобы он был в состоянии сражаться, он будет учиться. В конце концов, такие навыки пригодятся и свободному человеку. А он твердо решил обрести свободу. * * * К наступлению обеда Чонгук совершенно измотан. Хёну отпускает его, предварительно наказав приходить каждый день после того, как принесет королю завтрак и выполнит все свои обязанности по обслуживанию его покоев. У парня хватает сил только на то, чтобы слабо кивнуть – он весь мокрый от пота, руки болят, а ноги дрожат и едва держат его. Он бредет по замку в каком-то полусне и парочку раз спотыкается на лестнице, чуть не опрокидывая поднос по пути к господину. Чимин встречает его улыбкой, но она быстро сползает с лица, стоит только ему заметить степень изнеможения слуги. - Хёну – беспощадный учитель, - бормочет он, пока Гук с тяжким вздохом наконец избавляется от подноса. Новоявленный мечник не знает, как долго продержится, но заставляет себя стоять прямо, пока король сам не предложит ему присесть и первым попробовать еду и вино. Чонгук голодный как волк, но держится изо всех сил. - Мастер напоминает мне одного человека, которого я знал раньше, - замечает он. - Тот тоже учил меня своим примером. - О, это превосходный метод обучения, - признает Чимин. - Не все мои солдаты умеют читать, а живой пример не только показывает им, как действовать, но и позволяет лучше прочувствовать и себя, и своего противника. - Он не торопится приступать к трапезе и, очевидно, настроен поболтать. Гуку остается только бороться со слабостью и внимать, внимать, внимать. - Вот как ты думаешь, Чонгук, рыбки в косяке чувствовали бы себя в безопасности, если б не мигрировали все вместе и не двигались подобно единому организму? Если б я определил тебя в отряд из десяти воинов и сказал, что столкнуться вам придется с сотней неприятелей, ты бы наверняка сделал все для того, чтобы выяснить способности каждого из своих товарищей, учел бы все ваши сильные и слабые стороны. Слуга покорно кивает. - Я слышу логику в ваших суждениях, но есть и недостаток, - добавляет он. Король склоняет голову на бок и удивленно смотрит на него. - Если мы все обучаемся у одного мастера и тренируемся сражаться только друг с другом, откуда нам знать боевые приемы кого-то извне? Вот атакуй одного из ваших солдат противник не с мечом, а с другим оружием. Откуда ему знать, как одолеть его? Чимин смотрит на него так, будто видит впервые. - Даже я, не имея большой практики, однажды смог справиться с Хёну при помощи посоха, - продолжает Чон, пожимая уставшими, налившимися тяжестью плечами. - Признаю, всего один раз, но чтобы ослабить или убить человека одного удачного удара вполне достаточно. - Ты прав, - задумчиво тянет король и начинает есть. Живот Чонгука издает протяжный вой, напоминая о зверском голоде. Парень краснеет и неловко потирает бок, но, конечно Чимин замечает его ужимки. - Принеси себе что-нибудь с кухни и пообедай со мной. Его величество не предлагал ничего подобного раньше, и Гуку приятно. Но он только улыбается и качает головой. - Мой господин, простите, я не уверен, что способен на еще один поход на кухню и обратно, - хмыкает он. - Как вы верно заметили, Хёну – действительно беспощадный учитель. - Ты привыкнешь, - говорит Чимин со светлой улыбкой. - Что ж, я просто оставлю тебе что-нибудь от обеда. Дальше по расписанию у меня заседание совета, на котором ты, к слову, можешь присутствовать, если не слишком устал. А затем ты свободен до самого ужина. - А чем вы будете заняты, мой господин? - интересуется Чонгук, набираясь наглости и вызывая у государя возмущенный смешок. - Знаю, что вы более чем способны сами разобраться со своими делами, но если есть что-то, с чем я мог бы помочь, вы только скажите. - Это что же, к примеру? - Не уверен, что хорошо знаком с королевскими обязанностями, - тянет Гук. - Но если есть... указы, которые нужно подписать, письма, которые надо сочинить, встречи со скучными дворянами, которых вы бы предпочли не видеть... Чимин хохочет. - Чонгук, это же все занятия не для слуги. - Конечно, - смущенно опускает голову парень. - Простите меня, я не хотел переступать черту. - Наоборот, я нахожу твои порывы очаровательными, - говорит король, - но мы не можем перекроить систему за одну ночь, - он замирает перед очередным глотком вина и снова о чем-то задумывается. - Хотя... Возможно, есть одно дело, которым ты мог бы сначала заняться в моем присутствии, чтобы купцы и торговцы прониклись к тебе доверием, а потом... Но, Чонгук, я не хочу быть слишком зависимым от тебя. Слуга задерживает дыхание на мгновенье, а затем поднимает взгляд на короля, которого, кажется, собственное несдержанное высказывание напугало не меньше. - Ладно, нет, у тебя и так достаточно обязанностей. К тому же я собираюсь послать тебя в опасный поход с отрядом, - напряженно выдает Чимин, а затем продолжает чуть более расслабленно и легко. - Должен же я знать, что королевство не рухнет в твое отсутствие. - Я понимаю, - слабо отзывается Чонгук. - Как думаешь, принять твое предложение о дополнительной помощи было бы глупо или, возможно, слишком доверчиво? - спрашивает король после затяжной паузы. - Нет, - быстро говорит слуга, - хотя могу я ответить беспристрастно на такой вопрос? Прошу, господин, если у вас есть сомнения в моей верности и дружбе, скажите мне и... - Пока их нет, - и несмотря на легкую угрозу в словах, тон у Чимина довольно игривый. - Мне кажется, только недалекий правитель не воспользуется всеми ресурсами, что есть в его распоряжении, - решается добавить Гук. - А будь я дворянином высокого происхождения и предложи то же самое, вы бы оказали мне эту честь? - Нет, - вздыхает король. - Разве ты не видишь, Чонгук? Я склонен доверять тебе по совсем иным причинам. Ты честный и до смешного прямолинейный. Может, я и заблуждаюсь, но мне нравится думать, что я хорошо разбираюсь в людских характерах. Так вот, ты не из тех, кто обманет, а уж если и решится на такое, то не из коварных побуждений, а из необходимости. На истерзанное тренировкой тело Чонгука ложится дополнительная ноша – вина. Во рту чувствуется ее горький привкус, и парень с трудом проглатывает его. - Вы не доверяете своим придворным? - выдыхает он. - Доверие – слишком сильное слово, не находишь? Я верю, что они будут следовать моим приказам, но не теряю бдительности. Как и любой хороший правитель, я настороженно отношусь к любому потенциальному недовольству окружения. - Недовольству вроде отравленной еды? - Как вариант, - хмыкает король. - Кто будет вашим преемником, если вы погибнете? - спрашивает Чонгук. Чимин вздыхает и устало потирает переносицу, откидываясь в кресле и вытирая губы салфеткой. - Скорее всего, как моя ближайшая родственница трон займет леди Сонги. - Гук сглатывает и вспоминает портрет юноши в заброшенном крыле замка и запечатанную комнату. - Но ей придется предварительно выйти замуж, а я и представить не могу, чтобы она кого-то приняла своим королем. Не считая ее, следующим в очереди на престолонаследие будет любой, чье имя я назову на смертном одре. Чонгук вдруг морщится и отворачивается. - Я сожалею, что заговорил об этом. - Почему? - Мне не нравится думать о вашей смерти... - Не беспокойся за меня, Чонгук, - улыбается Чимин, - в ближайшее время я умирать не собираюсь. Хотя могу признать, что саму суть смерти я нахожу весьма привлекательной. Это же освобождение. Не нужно беспокоиться о содеянном, в конце концов мы все обратимся в пыль. Сама перспектива смерти позволяет нам открыться всем удовольствиям жизни. - А все ли удовольствия жизни вы уже испытали? - тихо спрашивает Чонгук, встречаясь с ним глазами. - Конечно, - задумчиво тянет король. Его голос кажется мягким и далеким, будто сам он глубоко погрузился в свои мысли. Но Чимин моргает и снова улыбается. Чон не знает наверняка, но позволяет себе думать, что ему он улыбается чаще, чем кому-либо еще. - Мой господин, могу ли я доставить вам еще раз удовольствие, прежде чем уйду? Глаза Чимина вспыхивают – и в них не столько предвкушения, сколько уже знакомого Чонгуку голода. - Право, ты ненасытен, Чонгук, - мурлычет король. - Это все энергия молодости и благодарность самому доброму господину... Чимин смеется и выбирается из-за стола. Чонгук уже на коленях. * * * Он совершенно забывается в последние дни. По утрам кормит Чимина, следит за свежестью постельного белья, таскает воду для ванны и, конечно, самозабвенно отсасывает ему после каждого завтрака. Затем тренируется с Хёну, с переменным успехом перенимая мастерство владения мечом и щитом. Но особенно приятно, что мастер позволяет ему упражняться и с посохом, чтобы он не позабыл, как им пользоваться. Чонгук привыкает к такому ритму жизни и даже получает удовольствие, хоть к каждому полудню едва держится на ногах от усталости. И тогда они просто разговаривают с Чимином: тому нравится расспрашивать его о книгах, что он таскает из библиотеки и упоенно читает, или узнавать его мнение о членах совета и вопросах, которые они обсуждают на собраниях. Такие моменты даже не заканчиваются никакой близостью, разве что король завел привычку целовать его в лоб перед тем, как отпустить по делам. Гука такое нежное действие возносит чуть не до небес, согревает изнутри и придает новых сил его измотанному трудом телу. После обеда он выполняет королевские поручения, бегает на рынок, если Джину что-то срочно нужно, или слоняется по замку и восхищается прекрасными картинами или старинными предметами искусства, привезенными из далеких стран. И да, Чон по-прежнему много времени проводит в библиотеке, читая все, что только попадается ему на глаза. Чаще всего стихи и удивительные легенды и рассказы о королевствах, о которых он никогда не слышал и которые никогда не увидит. Или увидит и даже побродит по их древним извилистым улочкам, залитым солнцем или припорошенным песком от близкой пустыни. Надо лишь дождаться свободы. Обычно к ужину он успевает снова соскучиться по Чимину, и часто случается так, что не дает ему поесть, прежде чем они снова не сбросят напряжение после долгого дня. Иногда Чонгуку этого мало, потому что на языке вечно чувствуется привкус семени, а нос и легкие настолько забиты ароматом короля, что это безумно отвлекает перед сном. Он и сам понимает, что слишком увлекается тем временем, что они проводят вместе, и становится все более и более ненасытным. По ночам парень кусает костяшки пальцев, сопротивляясь желанию коснуться себя и отгоняя мысли о крепких руках Чимина и его несдержанных стонах. Его мечты становятся все более горячими, более отчаянными. Он мечтает о том, чтобы Чимин нежно поцеловал его в шею своими пухлыми губами. Ему снится, как ласковые пальцы вырисовывают неясные узоры на его спине. Воображение подкидывает ощущение мягких простыней королевской постели, и Гук поливает слюнями свои собственные и прикусывает подушку, пока во сне Чимин размашисто трахает его. В такие дни Чонгук просыпается уже уставшим и опустошенным, будто его на самом деле неплохо так поимели. В такие дни он не сомневается, что Чимин знает, что его мучает ночами – вероятно, выдают особенно громкие стоны или то, что он начинает гладить себя еще до того, как встанет на колени. Чон все делает отметки в своей книге и радуется, что число их растет. К слову, крестиков на половине Чимина больше, чем на его собственной, но так ведь и должно быть. К наступлению первых холодов успевает набежать двадцать одна победа над пылким королем, и тут он напоминает, что пора готовиться в дорогу с Хосоком и его людьми. Напоминает с грустной улыбкой, но тем не менее. Чонгука так и подмывает спросить, будет ли он скучать по нему. До одури хочется услышать ответ, но слуга упрямо молчит, позволяя господину мягко поцеловать его в лоб и втянуть аромат волос. Гук касается груди Чимина и чувствует себя несчастным и слабым, когда их взгляды встречаются. Король вздыхает и гладит его по щеке. - Береги себя, Чонгук, - тихо говорит он. Тьма в его глазах – уже не жажда, а глубокая тоска. И Чонгука это настолько поражает, что он всерьез раздумывает над тем, чтобы обвиться вокруг ног Чимина и просить разрешения остаться. Конечно, он сдерживается. Остается только одно нерешенное дело. Гук находит Джина, который временно заменит его, и протягивает ему флакон с эфиром. Он уже начал и сам его использовать – предельно осторожно, чтобы король ничего не заподозрил – и на деле ароматного состава осталась где-то половина, но это еще одно стратегическое решение. Слишком подозрительно будет оставлять какую-то запечатанную склянку перед своим отъездом из замка. - Его величество приказал приготовить это для него, - спокойно объясняет он королевскому помощнику, который доверчиво принимает флакончик и рассматривает его. - Добавляй несколько капель в его ванну по утрам и сбрызгивай простыни после смены постельного белья. Джин кивает и благодарит его за инструкцию, а Чонгук улыбается и представляет себе короля, отчаянно разыскивающего источник его запаха. Например, посреди купания. Интересно, прикоснется ли к себе Чимин, вспоминая его? И будет ли его сердце трепетать, а внутренности тонуть в жаре от подобных воспоминаний? Чон не успевает толком обдумать это все, а уже его сердце пропускает удар от ответного трепета. Он лишь надеется, что грядущее путешествие пролетит быстро. Чонгук облачается в утепленное снаряжение, выданное ему накануне, сверху накидывает свой плащ и выходит к конюшням, где его уже должен ожидать Хосок. Генерал действительно нетерпеливо топчется на месте и поглаживает бок рослого черного жеребца, который кажется больше любого животного, что Гуку когда-то приходилось видеть. Рядом стоит и пофыркивает тоже черная лошадка – с одним глазом и густой гривой, прикрывающей увечье. Вояка приветствует его кивком. - Я никогда раньше не ездил верхом, - сразу же выдает Чонгук. Хосок только хмыкает, крепко опираясь на стремя и ловко запрыгивая в седло. Чон нервно мнет в руках поводья и довольно неуклюже забирается на спину своей кобыле. - Постарайся не свалиться и просто следуй за мной, - раздает наставления генерал. - Потрясающий совет, очень поучительно, - едко комментирует парень и, не сдержавшись, закатывает глаза. - Я делюсь с тобой золотыми правилами, - смеется Хосок и разворачивает жеребца. Их сопровождают два десятка солдат – все с мрачными лицами, большими щитами, копьями и мечами, закрепленными по бокам их лошадей. Чонгук вздрагивает, чувствуя, как кто-то хлопает его по колену, и резко оборачивается, замечая возле себя Хёну с посохом наперевес. - С мечом ты по-прежнему бесполезен, - вздыхает его наставник. - А так у тебя хотя бы будет шанс выжить. - Спасибо, - благодарит парень и чуть ослабляет ремешок портупеи, чтобы повесить оружие за спиной. Хёну кивает и уходит без лишних слов. За конными выдвигается пара повозок с припасами. Хосок поднимает кулак вверх, призывая всех замереть в ожидании приказа, а затем пришпорывает коня и срывается с места. Чонгук подражает ему, направляя свою кобылу следом, чтобы поравняться с ним, а затем уже трогаются солдаты и повозки. Путь лежит по главной улице до городских ворот, а за ними поворачивает в сторону перевала. - Чонгук, - тихо говорит Хосок и дожидается, пока парень поднимет на него глаза, - если ты предашь нас в этих пещерах, я лично принесу твою голову королю. Гук широко улыбается. - Меньшего я от тебя и не жду. * * * Верхом дорога не кажется такой длинной, и уже к полудню отряд достигает подножия гор. Хосок объявляет привал и подзывает Чонгука, выкладывая перед ним на земле карту. Тот опускается на колени, а затем оборачивается к пыльной дороге, ведущей на перевал. Она достаточно узкая – одна повозка ее полностью перекроет или разве что две лошади пройдут рядом. Им придется двигаться очень медленно. - Где этот ход в пещеры? - спрашивает Хосок. - Вот здесь, - говорит Чон и указывает на положенное место. - Думаю, мы в дне езды. Конечно, лаз прикрывают груды камней, но внутри места достаточно, чтобы могли пройти и повозки, - он делает паузу и с легкой печалью добавляет. - Но пригнуться все-таки придется. Генерал кивает с полной готовностью. - Ты поведешь отряд. Сколько времени потребуется, чтобы пройти всю систему? - Точно не скажу. Я никогда не ходил из конца в конец, засекая время, - признается Гук и потирает озябшие руки. Чем выше они забираются в горы, тем холоднее становится – воздух здесь ледяной и разреженный, а земля стылая и уже покрытая тонким блестящим инеем. Парень плотнее кутается в плащ и прищуривается, глядя на солнце. - Но дня два уйдет точно. Может, и все три. - Ладно, в любом случае быстрее, чем в обход, - вздыхает Хосок, быстро сворачивает карту и запрыгивает на своего коня. После его короткой отмашки все снова двигаются в путь. Склон становится все более покатым, но холод вроде крепко сковал грунт, и Чонгуку не так страшно, что его лошадка оступится и покатится вниз под шквалом камней. До перевала отряд добирается незадолго до захода солнца, и Хосок объявляет полноценный привал. Солдаты ставят на подветренной стороне палатки и разводят костры, чтобы отогнать ночной холод. Гуку достается кусок жареного мяса и булочка, которые ни в какое сравнение не идут с яствами, что он уже привык пробовать с королевского стола. Но что поделать? По крайней мере, еда горячая и сытная, жаловаться ему не на что. - Пойдешь ко мне в шатер? - спрашивает Хосок. - А тебя это не стеснит? Генерал только отмахивается и ведет его к своему временному жилищу. Шатер самый большой в лагере, и, кажется, действительно просторный для них обоих. Чонгук невольно вспоминает путешествие в город, когда их гнали как диких собак, и улыбается, ведя ладонью по плотному полотну, что вряд ли промокнет под дождем. - Я удивлен, что король все же позволил мне сопровождать тебя, - признается он под громкий смех остальной части отряда у костра. Солдаты готовы пожертвовать несколькими часами сна, чтобы безмятежно выпить и поболтать после долгого перехода. - Отмечу, что моя преданность не может подвергаться сомнению, но не уверен, что многие такое мнение разделяют. - Король не добился бы такой народной любви, если бы был дураком, - задумчиво отвечает Хосок. В сумраке шатра он всего лишь бестелесная тень, человеческое происхождение которой выдают только шорохи да тихое и ровное дыхание. - Я не знаю никого, кто разбирался бы в людях лучше него. Раз он тебе доверяет, то ты заслуживаешь доверия. Чонгук широко улыбается в темноте. - Или я способный лжец, - бросает он, просто чтобы подразнить насмешливого генерала. - А вот я менее доверчив, - хмыкает тот. - И куда подозрительнее. - Он садится на тонкой лежанке, опираясь на локоть, и Чон поворачивается, чтобы посмотреть на его силуэт. - Хочешь сыграем в одну игру? Мы играли в нее с королем, когда были моложе. Чонгук опускается возле него, заинтересованно дожидаясь правил игры. - Ты рассказываешь что-нибудь о себе. Если я считаю, что это ложь – и это ложь, я в выигрыше. Если ты говоришь правду, а я не верю, то выиграл ты. - Хорошо, - соглашается с условиями Гук. - Ты первый. Хосок вытягивается на лежанке и рассматривает потолок шатра. Чонгук устраивается рядом. - Я не всегда жил в замке, - начинает генерал. - Моя мама – королевский повар, и я перебрался к ней в замок только в тринадцать лет. - Хм, в вас действительно есть сходство, - тянет Чон, вспоминая добродушную женщину, которой отважился сказать, что король утомился от куриных пирогов ее производства. - Думаю, все это правда, но в замке ты оказался гораздо раньше. Хосок довольно хохочет. - Так и есть. Твоя очередь. - Я научился грамоте у своей матери, - честно говорит Гук, но тут же принимается сочинять. - У нее было много книг. Знаешь, она была жрицей нашего племени, а еще записывала все знания, что столетиями копили еще наши предки. Она многому научила меня. - Правда? Чонгук качает головой и хихикает. - Нет, конечно. В нашем племени жрецом мог стать только мужчина. - Так, хорошо, - немного раздражается Хосок и задумывается. - Я никогда не знал близости с другим человеком, это часть воинской подготовки – надо исключить любые привязанности. - Ложь, - безаппеляционно заявляет королевский слуга. - Никогда не поверю, что с такой внешностью ты не соблазняешь придворных дамочек направо и налево. - Но это правда, - самодовольно говорит генерал. - Конечно, условия службы не так строги и я был влюблен однажды... Но он оказался не для меня. А желания сблизиться с кем-то другим у меня уже не возникало. Гук даже немного огорчается и спешит подбодрить своего без пяти минут друга. - А я никогда не был влюблен, - шепчет он. - Это нечестно, - бурчит Хосок. - Любовь субъективна и неуловима. Да, я слышу по твоему тону, что ты сам в это веришь, но сомневаюсь, что ты никогда не влюблялся. - И кто же тогда победил в игре? - спрашивает Чонгук с улыбкой. Даже в темноте он чувствует, что его товарищ закатывает глаза. - Знаешь, Чонгук, есть у меня немного житейской мудрости, - тихо говорит Хосок. - И гласит она, что самые способные лжецы зачастую становятся жертвами собственного вранья. - Гук хмурится. - Они чаще всего ставят опыты на себе. Так часто повторяют про себя выдуманные истории, что начинают верить в их реальность. - Иногда без вымысла жить совсем невмоготу... - Верно. Все невзгоды можно вынести, если завернуть их в красивую легенду. Но надо соблюдать осторожность, надо помнить, что истина, а что фальшивка. - Ты говоришь так, будто подводишь меня к чему-то. Что ты пытаешься мне сказать? - начинает заводиться Чонгук, сверля взглядом темный силуэт Хосока. Тот перекатывается на бок и подпирает щеку рукой. Молчит, глядя куда-то во мрак. - Как, по-твоему, чувствуется любовь? - наседает на него Гук. - Она как голод, - наконец тихо говорит Хосок. - Ужасный, ноющий голод, который никогда не утолить. Восторг, когда объект твоих чувств находится рядом. Боль, когда его рядом нет. Ощущение того, что для счастья тебе не нужны еда и питье, не нужны воздух или солнечный свет, потому любовь тебя питает, согревает и наполняет легкие кислородом. Чонгук вспоминает строки, что посвятил его любимый поэт своей жене. Вспоминает жар и сладкое покалывание внутри себя. - Тогда я могу повторить, - легкомысленно заключает он. - Я никогда не был влюблен. Хосок поднимает на него глаза, и они сияют в полоске лунного света, пробившегося между полотен шатра. Он бледен как смерть, а в слабой улыбке, кажется, сошлась вся печаль этого мира. - Ну как знаешь...