barriers are not a problem for love

Чимину было больно. Очень больно. Всё, о чем он мог думать это то, как несправедлива жизнь. Проснувшись после своей первой брачной ночи, он не хотел ощущать своё тело, не хотел принимать тот, факт, что оно действительно было его. Но синяки на запястьях говорили об обратном, возвращая его в жестокую реальность. Через пару минут в комнату, в которой он очнулся, вошёл его папа и когда увидел, что сын не спит, кинулся обнимать его, плача. Чимин же ощущал всё как сквозь толщу воды, обнимая папу в ответ. Плакать же уже не хотелось, сил не было. Джин что-то бормотал, но Чимин даже не хотел слушать что именно. Он прервал действия родителя лишь одной фразой: — Если Юнги придёт, впусти его. Джин, перестав обнимать сына, с шоком посмотрел на его лицо, что не выражало ничего. Заломив брови, он лишь кивнул и сказал, что пойдёт за знахаркой. После этого он так и не приходил, но зато пришёл Юнги. Омега видел, как тот был обеспокоен и он, правда, был тронут тем, как альфа заботится о нем. Вот только душу терзало то, что тот никогда не был так нежен с ним, а вот когда осознал, что мог потерять, так сразу заступаться стал. Было снова обидно, снова больно. Но эта боль чуть поутихла, стоило ему услышать историю Юнги. Его судьба была не лёгкой, а Чимин никогда и не замечал этого, был сосредоточен только на своих проблемах, считал себя самым обделённым. Но обделёнными были они оба, что нашли своё утешение друг в друге. Именно это Чимин и понял, после того, как подслушал разговор родителя и Юнги. После того, как он вернулся в комнату, через какое-то время к нему зашла знахарка, прося Джина остаться снаружи, так как будет проводить осмотр. Чимину было стыдно, ведь только вчера он в первый раз был нагим перед своим мужем кем-то, а сегодня его там уже обследует старушка. После десяти минут мучений, его все же попросили одеться, после чего и позвали Джина. Тот сел на кровать, обнимая одной рукой Чимина, пытаясь поддержать. Старушка, сидящая на табуретке лишь записала что-то на листок, после чего уже повернулась к ним. — Молодой господин, вы поступили безрассудно, прерывая вязку, вы это понимаете? — серьезно начала она. Чимин напрягся, но ощущал поддержку папы, за что был ему благодарен. Он кивнул в ответ женщине. — Тогда вы должны понимать, какому риску вы подвергли и себя, и своего мужа, — он опять кивнул, — поймите, ещё бы чуть-чуть и вы бы больше не смогли завести потомство, — Чимин закусил губу. — «Ещё ч-чуть-чуть», то есть… — заволновался Джин. — Повреждения, конечно, есть, но матка в порядке, — утишающе улыбнулась женщина, — Чимин-щи, я не буду спрашивать, что сподвигло тебя так поступить, но я надеюсь, что больше прецедентов не будет. — знахарка была строга и права, поэтому всё, что Чимин мог — это снова кивнуть. Джин уже обеими руками обнял Чимина, всхлипывай тому в плечо. — Чимин-щи, через неделю, вы, возможно придёте в норму, — знахарка всё продолжала, смотря Чимину прямо в глаза, — поэтому через неделю вы обязаны с господином Вонхо, своим мужем, зачать ребёнка. Только выстроившийся мир Чимина оказался так хрупок, что сразу же и разбился. *** Прошла неделя, он и правда быстро пошёл на поправку. Чимин бы порадовался в данный момент, да не может. Сейчас его охватывает липкий животный страх, ведь Вонхо стоит перед ним. — Чиминни… — альфа становится на колени перед омегой, а Чимин лишь со всей силы сжимает косяк двери. Вонхо смотрит на него снизу вверх и в глазах столько сожаления, сколько омега никогда не видел. — Прости меня, родной, — он берет свободную руку Чимина, нежно целуя, — пошли домой? — с надеждой спрашивает он. И Чимину не остаётся ничего, кроме как пойти. Но кто же знал, что это будет так трудно. Появления ребёнка — значило очень многое: во-первых, что главенствующая супружеская пара крепка и узы их нерушимы. Во-вторых, появление ребёнка всегда означало новое начало чему-то новому, как толчок к прекрасному будущему. Поэтому долгое отсутствие ребёнка могло посеять зерно недоверия и смуты, среди жителей деревни. Вонхо уже давно знахарка оповестила, что наследник должен появится в ближайшее время, поэтому сейчас, вколачиваясь в Чимина под аккомпанемент скрипа кровати, он старается выполнить свой долг. Чимин же, оттопыривая зад, тихо рыдает в подушку, думая о том, как же мир несправедлив. Единственное, он всё ещё пытается не допустить сцепки. Поэтому он и сейчас чувствуя, что альфа ускоряется, загоняя свой огромный член глубже, выставляет руки назад, упираясь ладонями в напряженные альфьи бёдра, останавливая. — Чимин! — раздражённо говорит Вонхо, а тот лишь поворачивает голову и с всё теми же слезами на глазах, шепчет: — П-пожалуйста… не н-надо… И альфа каждый раз сдаётся, ведь вина всё ещё гложет его. Чимин это прекрасно знает, чем и манипулирует. Не смотря на всё произошедшее Вонхо, вроде как, любит его, и он совершенно не виноват, что Чимин — нет. Каждую ночь это повторяется и омега убеждает Вонхо, что от обычного излияния внутрь тоже можно забеременеть, правда с меньшей вероятностью, нежели со сцепкой, но тоже вариант. Аргументирует тем, что страхи той ночи все ещё преследуют его и пока он морально не готов к сцепке, что правда. Сейчас, когда чувствует, как Вонхо сжимает его пухлые ягодицы и кончает в него, разбрызгивая внутри мерзкое тепло, Чимин понимает, что нужно что-то менять. И он уже стопроцентно решил, что именно. На следующую ночь Чимин наврал, пожаловавшись на плохое самочувствие, и потому альфа не стал его трогать. Обняв свою омегу, он крепко заснул, но Чимин посреди ночи тихонько сбросил с себя тяжелую руку альфы, вставая. Он давно уже решил, как поступит и никто ему указывать не будет, в кои-то веки. Он тихонько достаёт из-под кровати припрятанные свадебные одеяния, что состояли из одной лишь туники, подвязанной на поясе. Обувь он, конечно, снимает, пытаясь окунуть себя в реальную атмосферу свадьбы. Представить, что никакой свадьбы не было и сейчас, посреди ночи, он идёт по колючей каменной брусчатке к своему настоящему любимому, именно к тому, с которым хочет обручится, с которым хочет создать семью, родить тому детей. Брусчатка колючая, идти по ней больно. Но боль настолько мизерная, в сравнении с той, которую он ощущает каждый день своей жизни. Вот он дошёл наконец до двери, оказываясь в поле зрения альфы. Так смешно было наблюдать как тот, сначала просканировал, потом подорвался и подхватил его на руки, посадив на стульчик, начиная обрабатывать царапинки. Это навеяло Чимину воспоминаниями, с которыми и поделился, увидев непонимающий взгляд в свою сторону. — Что я могу поделать, если ты всё такой же ребёнок. Эта фраза Юнги до глубины души возмутила Чимина. Именно такое отношение в свою сторону от него Чимин и ненавидел. Альфа всегда избегал каких-то тем, на которые они могли бы поговорить и, быть может, проблем было бы меньше. Да, он был ребёнком, когда они только познакомились, но сейчас-то что? Что он делает не так? Что ему нужно сделать, чтобы Юнги перестал считать его ребёнком? Ох, кажется, он знает, что должен делать. — Значит, я — ребёнок, — сказав это, он сделал шаг, заставляя Юнги, что сидел на корточках, завалиться на спину. — Что ты?.. Сев верхом на альфу, Чимин будто почувствовал себя покорителем мира. Тот вечно хмурый альфа, которого было почти невозможно вывести на эмоции, сейчас был в смущённом шоке. Это и побудило Чимина действовать смелее. — Разве так бы ребёнок поступил? — Он начал делать поступательные движения, потираясь об альфу. Это было до одури приятно, ощущать вставающий член в штанах альфы, но вот только Юнги отвернул лицо и было непонятно, какие эмоции сейчас ощущает, что обижало, поэтому он: — А.ах, Юнги… После этого весь их разговор был как в тумане, ведь прикосновения альфы были так приятны, что не хотелось думать больше ни о чем, как о руках альфы, что касались его так правильно и нежно… — Юнги, хоть один раз… хоть один раз я хочу почувствовать себя свободным, вольным выбирать то, что я хочу. То, что я люблю… — Чиминни, а как же твоё здоровье, ведь твои поврежде- Чимин пальчиком попросил Юнги молчать. Он не хотел сейчас говорить об этом, а альфа, наверное, и не знал, что Чимин поправился. Да, точно, не стоит пока знать. А сейчас… — Один раз… И Чимин коснулся Юнги в первый раз. Они в первый раз настолько близки и Чимину это чертовски нравится. Нравится ему и венистый большой член альфы, что сейчас он сжимает в ладонях. Он настолько увлёкся, что и не заметил, как альфа начал действовать. Юнги схватил его за бёдра, мня, потому он и прогнулся в пояснице, чтобы альфе было больше доступа. После альфа, приподнимая тунику, все же добрался до его нежной дырочки, поглаживая. Он чувствовал, как палец окунается в его природную смазку, поэтому выдохнул Юнги прямо в ушко: — Ты чувствуешь как я хочу тебя? Я такой мокрый лишь для тебя и ни для кого больше… Дальше всё опять, словно в тумане, Юнги что-то говорит ему, а он отвечает. Потом альфа несёт его на кровать и нависает над ним, влюблённо смотря. О чем он мог ещё мечтать? Он приподнимает тунику, предлагая своё тело своему любимому, что вернёт ему взамен любовь в многократном размере. После, Юнги целует его в первый раз. Не только с Юнги, а вообще, это его самый первый раз. Альфа так много сделал первым в его жизни, что на пальцах не пересчитать. Кто же знал, что тот альфа, которого он случайно увидел, когда прогуливался по окраине, сбегая от сиделок, окажется тем самым, кто украдёт его сердце, его первый поцелуй, и даже действительно первый раз. — Малыш, я должен тебя хорошенько растянуть. И Чимина будто водой окатило. Будет просто кошмарно, если Юнги сейчас почувствует как сильно, он сейчас растянут. — Не нужно… я готовился. — всё, что смог выдавить Чимин. Юнги прямо нахохлился, почувствовав неловкость. Пусть лучше будет так, чем он будет знать, что Чимин шлюха, и растянута она потому, что все эти дни его безостановочно трахал его муж. Чимин лишь хохотнул, когда увидел выражение лица Юнги, но, что удивительно, альфа все же решил его подготовить пальцами. И это было приятно. Не смотря на то, что пальцы проходили свободно, Юнги всё равно делал всё нежно, словно это правда первый раз Чимина. Потом Юнги встал, раздеваясь. У Чимина пропал дар речи. Альфа был худ, но накачан в меру, что было под стать альфам. Он был бледным, тощим, будто совсем немного ел. И только сейчас Чимин подумал о том, что никогда не интересовался, хорошо ли альфа ест… Но сейчас этот самый альфа потихоньку вставлял в него свой член и Чимин решил попережевать об этом потом. Юнги был максимально нежен, подождал, пока Чимин привыкнет к его размеру, после и начал более размашистые движения. Чимину было так приятно, как никогда в жизни не было. Юнги над ним был прекрасен: такой серьезный, запыхавшийся, трахающий его. И Чимин любовался им, ощущая, как член входит в него быстро, глубоко. Он стонет громко, не сдерживаясь, ведь он может себе это позволить сейчас. Сейчас или никогда… именно эта мысль довела его до слез. Ведь это может быть их первый и последний раз. Юнги же сразу запереживал, спрашивая не сделал ли он чего. Чимин лишь прошептал в рыданиях: — Н-нет… я п-просто… — задыхаясь, — Так сильно л-люблю тебя-я… — Я тоже, мой родной, я тоже И больше ничего Чимину и не надо было… После этого они продолжали заниматься любовью ещё некоторое время и как только он почувствовал, что альфа приближается к концу, он скрестил ноги со всей силы на пояснице альфы, не давая выйти. Юнги что-то говорил, но Чимин не слышал. Он чувствовал, как узел альфы связывает их в единое целое, распирая его изнутри, наполняя своей спермой. Это было настолько приятно, настолько потрясающе… что Чимин отрубился.