И с каждым днём будущее кажется чуть мрачнее, а вот прошлое, со всей грязью, что там была, — светится всё ярче.
спустя две недели после суда
Хосок перевернулся на спину и молча уставился в потолок, ощущая, как реальность медленно окутывает его и прогоняет сон. В память врезаются события последних недель, и в области груди наваливаются тяжесть и ноющая боль, с которыми ему теперь придется жить. Теперь все стало иначе. Как раньше не будет уже никогда. Он вспомнил психологический прием, о котором говорила когда-то мама, и почему-то именно сейчас захотел попробовать воспользоваться им, в надежде хоть немного абстрагироваться от проблем. Сделать вдох полной грудью и не чувствовать, как от страха замирает все внутри. Хоби зажмурил глаза, представляя вокруг себя стеклянный шар, который отрезает его от внешнего мира, делает его невидимкой, а все проблемы остаются снаружи. Он хотел верить, что ему резко станет легче и все пройдет, но боль никуда не ушла. Парень открыл глаза и вновь уставился в потолок, понимая, что все это самообман для людей, которые не в силах справиться с трудностями. Выдуманный стеклянный шар не решит проблем, а лишь создаст иллюзию, что их нет. Рано или поздно придется вернуться в реальность и вновь столкнуться с ними. Чон посмотрел на часы и осознал, что в очередной раз проснулся на час раньше будильника. Он почти не спит последние несколько недель, но теперь хотя бы чаще ночует дома. Парни не дают ему жить в больнице, выгоняют каждый вечер из палаты и отвозят сюда. Они просто не понимают, что Хосоку лучше с Чонгуком, чем с родителями, которые с ним почти не разговаривают. Надо обладать нечеловеческой силой воли, чтобы заставить себя встать с постели и спуститься на первый этаж поздороваться с семьей, делая вид, что все хорошо. Все, что ему остается — это притворяться, потому что иначе придется отвечать на вопросы родителей. У него нет ответов, которые бы их устроили или хотя бы успокоили. Лишь жестокая правда, и им лучше ее не знать. Превозмогая свое желание остаться тут на весь день, Чон медленно сел и огляделся. На улице уже начинало светать. Он накинул поверх пижамы серый кардиган, сполз с постели и вышел из комнаты. В доме было совсем тихо, и парень надеялся, что сможет спокойно позавтракать в одиночестве и уехать до пробуждения родителей. Немного расслабившись, что не придется ни с кем пересекаться, Хосок зашел на кухню и замер, заметив за столом отца. Мужчина сидел спиной к нему, пил кофе и читал что-то в планшете. Первой мыслью было тихо выйти, пока его не заметили, но было поздно. — Куда собрался? — тихо спросил Лин, лишая возможности позорно сбежать обратно в комнату. Хоуп обреченно вздохнул и прошел к холодильнику. — Доброе утро, — сухо пробормотал парень, не поворачиваясь к отцу. Он осмотрел продукты, но понял, что аппетита нет, и закрыл дверцу. Повисла тишина, и это вполне устраивало Хосока. Он предпочел бы молча выпить свой кофе и сделать вид, что он здесь один. — Вчера говорил с врачом Чонгука. Он идет на поправку, и его шансы на выздоровление очень высоки, — мужчина отложил планшет в сторону и, сложив руки на груди, внимательно наблюдал, как сын неуклюже пытается насыпать кофе в кружку, но его рука дрогнула, и все просыпалось на столешницу. Хосок тихо выругался и принялся искать тряпку, чтобы вытереть. — Ты меня вообще слышишь? — Слышу, — резче, чем требовалось, ответил парень. — Я все прекрасно слышу, — уже немного тише повторил, не желая показывать своего раздражения. Зачем отец заговорил о состоянии Чонгука? Хосок бывает в больнице каждый день по шесть часов минимум. Он лучше врачей знает, в каком состоянии его младший брат. — Документы для переезда почти готовы. Я уже договорился о переводе Чонгука в японскую школу, осталось только уточнить все вопросы с клиникой, в которой он будет проходить реабилитацию. Я надеюсь, ты уладил все свои дела и готов к отъезду, — Лин терял терпение, пока Хоби спокойно вытирал кофе со стола и даже не оборачивался. Лишь что-то мычал под нос, давая понять, что слушает, что ему говорят. — До начала учебного года осталось всего несколько недель. — В четверг в два часа я обедаю с господином Танаки. Он заведующий отделением, в котором будет проходить реабилитацию Чонгук. Мы обсудим детали лечения, — Хосок наконец заварил себе кофе и присел на свободное место за столом. — Он сейчас в Сеуле? Почему ты мне раньше не сказал об этом? — Лин нахмурился и недовольно посмотрел на сына, но Чон к таким взглядам уже привык и даже не обратил внимания. — Он приехал на медицинскую конференцию в Корею и согласился со мной встретиться. А не сказал я тебе, наверное, потому что ты сегодня впервые за все время заговорил со мной, — отец нахмурился и потянулся к своей кружке, делая несколько глотков кофе. — Хочешь обсудить со мной то, что случилось? — он впервые после случившегося затронул эту тему, но Хосок сейчас совсем не хотел об этом говорить. Он уже пожалел, что так опрометчиво укусил отца. — Я не знаю, во что ты ввязался, но… — Ты не понимаешь, — перебил его Хоуп, — единственное, в чем я виноват, это в том, что позволил Чонгуку познакомиться с моими друзьями. — Ты называешь этих людей друзьями? — Лин усмехнулся, будто готов был высмеять каждое слово сына. Хосок сжал руку в кулак, чувствуя, как медленно начинает закипать. У родителей есть полное право задавать вопросы, ведь всей истории они не знают. Они имеют право обижаться, упрекать, злиться, но только не высмеивать близких людей Чона. — Я называю этих людей своей семьей, — тихо ответил парень, даже не поднимая глаз на отца. Знал, что за этими словами последует бурная реакция. На несколько секунд в воздухе повисло напряжение. — Твоя семья — я, Чонгук и мама, — сурово воскликнул мужчина. — Хочешь сказать, что этот уголовник Тэхен твоя семья? Он убил человека, и в тюрьме ему самое место… — Хватит! — громко рявкнул Хосок и, сам того не ожидая, грохнул кулаком по столу, отчего кружка перевернулась и все содержимое полилось на пол. — Ты ни черта не знаешь о нем! Он пожертвовал своей свободой, отомстив за Чонгука. Думаешь, парень на байке, который сбил мелкого, получил бы справедливое наказание?! Я обязан Тэхену всем, что у меня есть. Он мне как брат, нравится тебе это или нет! — Чон встал со своего места и собирался уйти из кухни, ощущая дрожь в ладонях. Когда последний раз он повышал голос на отца? Когда последний раз они ругались? Он вообще не может вспомнить ничего подобного, но стерпеть не смог. — Хосок, мы не договорили! — закричал вслед сыну разгневанный мужчина, пораженный поведением парня. — Я договорил, — не оборачиваясь, пробормотал Чон, выходя из кухни и направляясь к своей спальне, чтобы быстро переодеться и уехать в больницу. Палата Чонгука стала ему родной. Там, рядом с младшим братом, всегда тихо и спокойно. Он верит в его выздоровление, разговаривает с ним, не чувствует осуждения. Знает, что младший его слышит, все понимает и не осуждает его. Он поедет туда, где ему всегда рады. Хосок быстро надел первые попавшиеся под руку джинсы и джемпер, схватил телефон и ключи от машины. На выходе из спальни он столкнулся с мамой, которая, видимо, проснулась от громких криков на первом этаже. На все ее вопросы парень коротко ответил, что все хорошо, чтобы не волновать ее лишний раз, поцеловал в щеку и так же молниеносно выскочил из дома, пока опять не столкнулся с отцом. Он пробежал мимо байка, на который в последнее время совсем не было желания садиться. Ему понадобится время, чтобы вновь вернуться к гонкам, но сейчас в памяти еще свежа картина аварии. От одного вида мотоцикла по телу идет дрожь. Хосок завел Ауди и выехал со двора, чувствуя, что ему становится немного легче. Этот дом слишком большой для троих человек. Без Чонгука в нем пусто и одиноко. Не хватает по утрам его сонной мордашки, болтающейся по кухне в одной из пижам и ярких желтых тапках с Пикачу, не хватает его болтовни о цветах и Чимина, постоянно приходящего в гости. Все теперь не так, как раньше. Хосок, забыв обо всех правилах, гнал на максималке к больнице. Только сейчас он решил проверить телефон и был удивлен, заметив там около двадцати пропущенных от Джина и пятнадцать от Юнги. Перезванивать смысла не было: он почти приехал и сейчас встретится с ними лично. Припарковавшись возле нужного корпуса, Чон спокойно вышел на улицу и собирался перекурить, прежде чем заходить внутрь. Желудок жалобно заурчал, ведь нормально позавтракать так и не получилось. Хоуп достал сигарету и прикурил, присаживаясь на капот машины и расслабленно прикрывая глаза. С утра немного прохладно, но это здорово помогло взбодриться и окончательно проснуться. В голове все мысли только о Тэхене. После суда парни ездили к нему несколько раз, но все же свыкнуться с тем, где он теперь, все еще не получалось. От мысли, что придется уехать на целый год и оставить там Тэ одного, Хоби выть хотелось. Выпустив пар из легких, он потер виски, чувствуя нарастающую головную боль. В последнее время это чувство преследует его постоянно, Хосок уже и обезболивающие пьет через раз, потому что они почти не помогают. Он затянулся еще раз, когда дверь у главного входа открылась и на улицу вышел Чимин. Подросток торопливо сбежал по ступенькам и со всех ног бросился к парковке в сторону Ауди, будто на него натравили свору собак. — И чего он так несется? — сам себе под нос пробормотал Хоуп, наблюдая, как мальчишка со стремительной скоростью приближается к нему. — Ты… да как ты можешь курить? — Пак, тяжело дыша после бега, держался за сердце и пытался что-то внятно объяснить, — … когда там Чонгук… — Что Чонгук? — Чон встрепенулся и тут же выбросил сигарету. — Очнулся! — Чимин указывал на больницу и был очень взвинчен от радости. Он схватил Хосока за руку и потащил за собой обратно к зданию. — Это случилось час назад. Мы пытались тебе дозвониться, но ты не отвечал. Все уже приехали, а сейчас у него в палате врач, — тараторил юноша, не давая старшему и слова вставить. Они пересекли парковку, прошли внутрь и, не дожидаясь лифта, направились к лестнице. — Как его состояние? — спросил парень, ощущая себя так, будто камень с души упал. Это лучшая новость за последний месяц. — На данный момент он смог вспомнить, что случилось, и узнал нас всех. Нарушений в памяти нет, но врач проводит тесты, чтобы убедиться, что после черепно-мозговой травмы нет последствий, — Чимин добрался до нужного этажа первым и притормозил перед входом в отделение. — Родителям вашим мы позвонили минут десять назад. Они тоже едут сюда. — Хорошо, — Хосок хотел пройти внутрь, но Пак прижал дверь и не дал ему этого сделать. — Чимин. Пусти меня. Я хочу увидеть Чонгука. — Ты должен знать, что про Тэхена мы ему ничего не говорили пока что. У него не было времени спросить нас, потому что почти сразу пришел врач, но… скоро он начнет задавать вопросы, Хо, — Пак с надеждой в глазах посмотрел на хена. — Ты же скажешь ему правду? Он должен знать, что случилось. — Если я скажу ему правду, он не захочет уезжать из Кореи, а ему необходимо пройти реабилитацию в Японии, — Хосок устало взглянул на Чимина, видя в глазах того разочарование, граничащее с обидой. — Я еще ничего не решил. Мне надо подумать, что сказать ему. — Если ты соврешь ему, он возненавидит Тэхена. Ви этого не заслужил. Это неправильно, хен! — подросток потряс Хоупа за плечи, пытаясь вразумить. Он так хотел сохранить любовь Чонгука к Тэ, но это будет невозможно, если Чону соврут. — Не переживай об этом, — Хосок погладил парня по плечу и, обойдя его, собирался зайти в отделение. — Говорить нужно прямо сейчас, потому что его накачают успокоительными. Он легче воспримет, — Чон прошел мимо парня, стараясь игнорировать его слова. Конечно, Хосок прекрасно понимал, что ложь — это лишь временная мера. Тэхена посадили не на пожизненное, и рано или поздно он вернется. Но правда была еще страшнее. Что хуже узнать: что твой любимый человек сел на пять лет, потому что пытался тебя защитить, или что он тебя предал, уехал, ничего не объяснив, и, возможно, никогда не вернется? Выбрать между этими двумя вариантами было нереально, но именно этого все ждали от Хосока. Остановившись перед дверью в палату, он вдруг ощутил, как его трясет. Увидеть младшего брата хотелось безумно, а вот говорить с ним про Тэхена не было никакого желания. Он колебался несколько секунд и, наверное, не решился бы зайти, если бы Чимин это не сделал за него, первым проскальзывая внутрь. Из комнаты повеяло свежим ветром и занавески поднялись от образовавшегося сквозняка. Хоуп торопливо зашел внутрь и закрыл дверь, чтобы Чонгука не продуло. Лица младшего он сразу не увидел, потому что над больничной койкой склонился врач и проверял какие-то рефлексы парня. Чимин присел на колени к Юнги, который удобно устроился в кресле, Намджун стоял возле окна, а Джин сидел на подоконнике. Не хватало только одного человека. — Ну что ж, все рефлексы в норме. Мы взяли повторные анализы, результаты будут через пару часов. Он еще очень слаб, и ему нужно, чтобы кто-то постоянно был рядом, но в целом в помощи врачей он больше не нуждается, — врач записал что-то в карте Чонгука, дал медсестре указание поставить капельницу и, достав из кармана небольшую конфету, протянул ее Гуку. Тот принял сладость и слабо улыбнулся. Хосок все еще стоял возле двери и не решался сделать лишнее движение. Он смотрел на младшего, как на призрака, будто не мог поверить, что тот действительно очнулся, двигался и даже улыбался. Выглядел очень слабым, все еще бледным, с синяками под глазами и ужасно исхудавшим, но живым. Гук повернул голову и заметил наконец присутствие старшего брата. — Хен, — это должно было прозвучать громче и радостнее, но сил говорить у парня пока нет. И все же он вновь выдавил из себя счастливую улыбку и приподнял руку, как бы подзывая Хосока к себе. Тот, сорвавшись с места, в два шага пересек палату и присел на край кровати, сжимая ладошку Чонгука и прижимая ее к своим губам. Он хотел выглядеть счастливым, но все волнения и переживания за месяц нахлынули волной и вырвались в виде маленьких слезинок, катящихся по щекам. — Ты что, из-за меня плачешь? — надломанным негромким голосом поинтересовался юноша, пытаясь вытереть слезы со щек парня. — Это я от радости, Чонгук-и, — он смотрел на подростка и чувствовал, как его переполняет безграничная любовь. Но вслед за любовью пришла и боль от осознания, что влюбленное сердечко парня придется разбить, и тогда он больше не будет улыбаться. — Как ты себя чувствуешь? — Хочу есть, — пожаловался юноша, и Хоби не сдержал тихого смеха. — Сейчас бы бургер с колой или суши. А лучше огромную пиццу, — начал перечислять все свои пожелания парень. — Я тебе весь Макдональдс скуплю, если захочешь, ты только поправляйся, — Хосок не мог перестать улыбаться, сжимая в руках и не отпуская ладошку младшего. Он и сам не подозревал о том, как сильно соскучился по голосу Чонгука, по его смеху и нежному теплому взгляду. — Ну, бургеры — это вряд ли, — встрял в их разговор врач. — Он месяц в коме пролежал, его желудку сейчас нужна строгая диета. Первое время двигаться будет больно, потому что, опять же, ты месяц лежал, парень. — А когда его можно будет домой забрать? — Юнги, все это время молчавший, подал голос, вставая с кресла и заглядывая через плечо к врачу в бумажки, но из набора цифр и непонятного почерка ничего не смог разобрать. — Мы ему хорошего реабилитолога нашли, так что готовимся к отъезду. — У него была черепно-мозговая травма, так что я бы сделал на всякий случай повторный снимок, перепроверил все анализы и только тогда говорил о выписке. Если все будет в норме, то уже через два-три дня сможете его забрать. Только лекарства пить строго по времени и не пропускать их прием, — врач задумчиво оглядел палату в поисках старших и вновь развернулся к Хосоку. — Когда приедут его родители, попросите, чтобы зашли ко мне. Надо оформить кое-какие бумаги. — Конечно, — Чон кивнул, и только тогда мужчина вышел из палаты. — Будешь теперь на костылях хромать, а я тебе смешные клички придумаю, — Чимин подошел ближе к постели и погладил покалеченную ногу. — Заодно твой гипс разрисуем. — Даже не думай. Я тебя не подпущу к своей ноге, — Гук засмеялся, пытаясь не думать о боли, которую не заглушали даже обезболивающие. Врач сказал, что какое-то время придется терпеть дискомфорт, только вот он не уточнил, сколько именно. Чонгуку повезло, что ребра срослись за то время, что он был в коме, и хотя двигаться пока было ужасно больно, это лишь вопрос времени. Начнет вставать с постели, ходить и медленно вернется в форму. А вот нога явно будет еще очень долго беспокоить. — Тебе нужно полежать пару часов, потом попробуем встать, — Намджун подошел к постели и поправил подушку, чтобы Гук удобнее лег. — Сегодня только с нашей помощью, и ты готовься к тому, что будет больно при движении. А завтра уже будешь пробовать сам. — Надо ему постельное чистое постелить, — Джин подошел к шкафу и начал в нем копаться в попытках вытянуть новый комплект. Чонгук наблюдал за друзьями и не мог сдержать улыбки, чувствуя уют и комфорт. Вот только чего-то не хватало. А точнее — кого-то. Никто не называл его малышом и не пытался при всех смутить своими поцелуями. — Хосок, — юноша обратился к брату, — где Тэхен? — все резко замолкли, и вопрос утонул в тишине. Чонгук смотрел на Хоупа в ожидании ответа, а тот замолчал, чувствуя, что не может и звука издать от развернувшейся внутри паники. Он так и не решил, какую версию должен рассказать. Хочет ли он, чтобы младший провел следующие пять лет, навещая Тэхена и практически не покидая стен тюрьмы? Хочет ли, чтобы Чонгук видел Тэхена таким? Убитым, раздавленным, лишенным свободы и всего, что делало его самим собой. Нет, он этого совсем не хотел, но в память врезались слова Чимина и его взгляд, полный мольбы. Он имеет право знать правду. Он должен знать, что происходит, и никто не вправе скрывать от него подобное. Хосок принял решение, о котором, возможно, пожалеет еще тысячу раз. Он решил, что скажет правду. — Чонгук, ты должен кое-что знать, — спустя долгую минуту наконец подал голос Чон. — Тэхен… — Тэхен уехал с Шином и больше не вернется, — перебил его Юнги, не давая договорить до конца.🥀🥀🥀
— Думаю, в нашей клинике ему будет хорошо, — мужчина положил несколько купюр на стол и начал собираться. — Ни о чем не переживайте. — Вы — наша последняя надежда. Врач сказал, что Чонгук может остаться хромым после полученных травм. Ему всего восемнадцать, господин Танаки. Он не может остаться калекой, — Хосок продолжал сидеть на месте и смотрел с мольбой в глазах на мужчину, хотя они уже обо всем договорились. Ему было страшно за будущее младшего брата, которое впервые за долгое время казалось слишком туманным. Теперь угадать, что будет хотя бы завтра, сложно, не говоря уже о прогнозах на месяц или год. — Наша клиника поднимала самых тяжелых больных. Люди, ранее прикованные к постели, теперь живут полноценной жизнью. Но вы должны понимать, что это психологически трудно. Лечение займет много времени, так что советую найти вашему брату хорошего психолога. В конце концов, его сбил байк, думаю, это не пройдет бесследно, и будут последствия в виде кошмаров или панических атак, — объяснил мужчина. — Я все понимаю. Мы сделаем все, что потребуется, чтобы ему стало лучше, — Чон закивал головой. Официант подошел к их столику и начал собирать пустую посуду. — Когда вы собираетесь привезти его в Японию? — Он очнулся три дня назад, но, судя по анализам, его можно перевозить. Сегодня утром родители под расписку забрали Чонгука домой, и вечером я возьму билеты на ближайший рейс. Думаю, в течение недели мы прилетим, — Хосок покопался в карманах, достал бумажник и оплатил свой счет. Встреча с врачом прошла даже лучше, чем он предполагал. Они обговорили детали лечения, господин Танаки просмотрел медицинскую карту Гука и смог немного утешить взволнованного старшего брата. — Буду ждать вас, — мужчина встал со своего места и принялся надевать пиджак, который снял ранее, когда пришел сюда. — Прошу прощения, но у меня еще запланирована встреча, — он протянул руку, и Хосок незамедлительно ее пожал. — Да, конечно. Спасибо, что уделили мне время, — Чон дружелюбно улыбнулся врачу, а затем тот направился к выходу. Когда мужчина скрылся из поля зрения, Хоуп облегченно выдохнул и потер виски, пытаясь собрать мысли в кучу. Он ощущал себя разбитым. Снова не выспался сегодня, потому что всю ночь думал о Чонгуке. После того, как ему рассказали о Тэхене, врачи накачали его лекарствами, и понять, что испытывает юноша, было трудно. Он почти ничего не говорил, много спал, а когда просыпался, окидывал посетителей равнодушным взглядом и снова отворачивался к стенке. Но теперь, когда он вернулся домой и больше не находится под действием успокоительных, остается только догадываться, что будет дальше. Грядет буря, и ее никак не миновать. Парень допил вино в своем бокале, схватил со спинки стула кожанку и тоже направился к выходу из кафе. Зубы сводило от желания покурить и ощутить, как легкие заполняет никотин. Он вышел через главный вход, прошел до конца улицы, где находилась парковка, и свернул за угол, оказываясь в небольшом переулке. Сюда выходит служебная дверь кафе, стоят баки для мусора и небольшая старая потрепанная лавка. Хоуп незамедлительно упал на нее, бросая рядом куртку и доставая пачку сигарет. Он прикурил одну и затянулся, прикрывая глаза и чувствуя горечь в горле. Единственная зависимость, от которой не хочется избавляться. Пока Чон курил, он не обратил внимания, как входная железная дверь скрипнула и из кафе выскочила худая фигура, останавливаясь в паре метров от него. Лишь спустя пару секунд парень краем глаза заметил девушку, по-видимому, сотрудницу кафе, которая выбросила пакеты с мусором в баки, но не зашла сразу внутрь. — Хосок? — тихо позвала незнакомка, и Чон рефлекторно повернул голову, отзываясь на свое имя. — Какая встреча, — она усмехнулась и медленно подошла чуть ближе. — Эм… — Хоуп напрягся и попытался понять, с кем говорит. Черты лица до боли знакомы, как и голос, но разделяющее их расстояние не давало нормально разглядеть девушку. Она подходила ближе, и ее образ становился четче. — О боже, Виен, это ты? — удивленно воскликнул парень, когда их разделяло не больше трех метров. — Что, так сильно изменилась? — она усмехнулась, наблюдая за реакцией Хосока. Тот не знал, что ответить, пораженно разглядывая девушку. Она очень сильно исхудала, длинные красивые густые волосы, достающие прежде почти до пояса, были сострижены под каре, под глазами ужасные синяки, лицо нездорового оттенка. Если бы она его не позвала, он бы и не узнал ее никогда в жизни. — Что с тобой случилось? — он подвинулся в сторону, чтобы она могла сесть. Виен охотно приземлилась на лавку, ведь, судя по всему, стоять ей было трудно. — Где ты была все это время? — Ну, Тэхен ведь меня выгнал, когда Чонгук пропал, хотя я никак к этому причастна не была. А потом я связалась с Джиханом, и мы собирались уехать из Кореи, пока мой брат все не испортил, — она закашлялась и прикрыла ладонью рот. — Прости, немного приболела. У тебя не будет сигареты? — Держи, — Хоби протянул ей всю пачку, и та, благодарно кивнув, вытянула одну. — Что ты здесь делаешь? Я думал, что вы с Вонхо уехали после того, что случилось. — Я работаю здесь. Мою посуду на кухне. Платят, конечно, мало, но либо так, либо голодная смерть, — она затянулась и сделала паузу. — Меня нигде не хотят брать на работу, ведь я мало того, что без образования, так еще и выгляжу непрезентабельно. С моим образом жизни иначе выглядеть невозможно. Один работодатель подумал, что я наркоманка, — она снова зашлась сильным приступом кашля, но Чон не торопил ее и ждал, когда девушка продолжит рассказывать. — Я не знала, что они планируют. Вонхо приехал ко мне, когда я собирала сумки и рассчитывала, что мы с Джиханом утром улетим. Тогда я узнала, что случилось. Он предлагал мне поехать с ним, но я послала его к черту. — Ты осталась совсем одна, — Хосок заметил, что девушка мерзнет, ведь в переулке прохладно, и накинул ей на плечи свою куртку. Она благодарно улыбнулась ему и укуталась в нее, пытаясь согреться. — Мне жаль, что моя семья доставила тебе столько проблем. Надеюсь, с Чонгуком все будет хорошо, — тихо пробормотала Виен. — Я не желала ему смерти. Мне так жаль, я не знаю, как ты с этим справляешься. — А как ты справляешься со своей жизнью? — Хосок резко замолчал, думая, не прозвучало ли это слишком резко. — Ты ведь сломалась, да? — Меня сломал мой брат. Нет больше той Виен, которую ты знал, — она поежилась и, выбросив окурок, прислонилось головой к холодной бетонной стене. — Все мы меняемся. Жизнь — полное дерьмо, если ты еще не заметил. — Должно же быть хоть что-то, что будет давать тебе силы жить, — он задумался над собственными словами, а она смотрела на него и чувствовала радость, которую никогда не покажет. Впервые за долгие недели она увидела человека из своей прошлой жизни, кого-то, кто всегда к ней был добр, а она этого не замечала. — У тебя ведь мать в больнице лечится, да? Юнги рассказывал нам о ней. — Она умерла две недели назад. Инфекцию какую-то поймала в том клоповнике, и мне сообщили, когда ее уже похоронили. Я даже на могилу не сходила, потому что мне нечего ей сказать, — девушка тяжело вздохнула и не хотела продолжать этот разговор. — Я свободна, как птица. Совершенно одна, ни к кому не привязана в этом мире. За что мне держаться, Хосок? Мой брат меня бросил, родители умерли, мой парень погиб, а Тэхена посадили. Все, кого я любила, меня оставили, — она не хотела жаловаться, но разговор сам пришел к этому, и теперь она видела в его взгляде то, что ненавидела больше всего. Жалость. — Так, значит, тебя ничего не держит в Корее? — Хоуп закусил губу и пытался отгонять дурные мысли, но было поздно. Сумасшедшая идея уже родилась в его голове. Он не знал, что им управляло в тот момент: его эгоизм, нежелание оставаться наедине с этим кошмаром или просто неожиданный порыв спасти чью-то жизнь. И плевать, как отреагируют друзья и семья. — Совершенно ничего, — спокойно ответила Виен, не чувствуя никакого подвоха. — А что? — В Японии была когда-нибудь? — он повернулся к девушке и терпеливо ждал ответа, а она медленно переваривала вопрос, еще не понимая, к чему клонит Хосок. — Ты права: жизнь — дерьмо. Но среди наших знакомых слишком много людей поломало свои жизни. Пора уже это прекратить. — Что это значит? — она все еще не понимала, о чем речь, но ей определенно нравилось то, что она слышала. — Это значит, что я не дам тебе втоптать твою жизнь в грязь. Я заебался смотреть, как мои близкие страдают, и если я могу кому-то помочь, то я это, блять, сделаю, — он встал со своего места и, подхватив девушку под локоть, потащил за собой к парковке. — Можешь считать меня сумасшедшим, но прямо сейчас я краду тебя. Потом мне спасибо скажешь. — Эй, ты чего? — она, еще не до конца осознав происходящее, попыталась вырвать руку из чужой хватки, но было бесполезно. — Хосок, у меня же работа. Меня уволят! — Я тебе в Японии новую найду, — он открыл машину и посадил девушку на переднее сидение. Она перестала сопротивляться и просто покорно делала то, что ей говорили, больше не пытаясь спорить. Виен молилась о чуде, и, видимо, впервые в жизни ее молитвы были услышаны.🥀🥀🥀
Когда Хосок подъехал к дому, первым делом в глаза бросились черная ламба и байк Намджуна. Он выскочил из машины и, дождавшись, пока выйдет Виен, повел ее следом за собой. Входная дверь была не заперта, а внутри стояли какой-то хаос и шум. На лестнице послышался топот, а затем в поле зрения показался Чимин. Подросток перескочил через последние три ступеньки и удивленно уставился за спину хена. Он уже собирался спросить, что здесь делает Виен, но по выражению лица Хосока понял, что не стоит. — Там твоя девушка пришла. Скандалит, и мы уже минут двадцать не можем ее успокоить, — Пак кивнул головой в сторону гостиной и быстро удалился на кухню. — Только этого не хватало, — Чон скинул куртку на диван и обернулся к девушке, стоящей у него за спиной и разглядывающей дом. — Проходи в комнату. Я сейчас напрягу мелкого, и он тебе вызовет врача. — Врача? — Виен нахмурилась и, скинув с ног потертые старые кеды, медленно прошла к ближайшей двери, заглядывая внутрь. — Ты заболела, тебе нужна помощь врача, — объяснил Хоуп, следуя ее примеру и тоже снимая обувь. — Я не понимаю, зачем ты это делаешь, — Виен обернулась и посмотрела на парня, чувствуя какой-то подвох. Когда жизнь постоянно тебя нагибает, ты отвыкаешь от таких вещей, как сострадание, сочувствие или доброта. Становишься подозрительным и недоверчивым. — Слушай, у меня в башке творится бардак. Последний месяц вышел пиздецки сложным, и я сам не знаю, что творю, так что, пожалуйста, не спрашивай, чем я руководствуюсь. Считай, что на фоне стресса у меня поехала крыша, и я стал доброй феей, — он открыл дверь в гостиную и мягко подтолкнул Виен внутрь, указывая ей, чтобы та села на диван. Девушка не стала сопротивляться. Она чувствовала усталость, так что с удовольствием упала в кучу подушек и прислонила голову к мягкой спинке дивана, игнорируя вопросительные взгляды. Возле окна стояла Моника и ругалась с Намджуном, пока их не прервали. — Наконец-то ты пришел! Твои друзья-грубияны просили, чтобы я ушла, хотя я твоя девушка! — она прошла через всю комнату и попыталась обнять парня, но тот попятился назад. — Потому что ты орешь как резаная, а наверху спит Чонгук. Ему нужно отдыхать после больницы, — зашипел на нее Ким. — Ты не можешь просто появляться, когда тебе вздумается, и устраивать истерику, потому что тебя не посвятили в последние события. — Намджун-а, дай нам спокойно поговорить, — девушка раздраженно посмотрела на парня и замолчала, давая понять, что не продолжит разговор, пока тот не выйдет из комнаты. Парень усмехнулся и, кинув на Хоупа сочувствующий взгляд, собирался молча уйти. — Виен, тебя это тоже касается. — Она тебе мешает? Просто давай уже все обсудим, — резко выдал Хосок, больше не выдерживая. Их красиво начавшиеся отношения в последнее время держатся на шаткой опоре, которая вот-вот сломается. Давно надо было прояснить какие-то моменты, но их обоих все устраивало, а сейчас все кардинально изменилось. Они не могут продолжать притворяться, что все хорошо, и они счастливая влюбленная пара. — Окей, не расскажешь мне, какого черта я последней узнаю, что ты собираешься на год смотаться в Японию? И от кого я это узнаю? Даже не от тебя — от Юнги! — она сложила руки на груди и пылающим от злости взглядом смотрела на парня, ожидая извинений. Думала, что он будет оправдываться, но в ответ услышала лишь тяжелый вздох. — Ну, может быть, ты узнала бы об этом раньше, если бы чаще появлялась в моей жизни и давала о себе знать, — спокойным тоном ответил Хоби, будто они не ругались, а говорили о погоде. Его спокойствие ее поражало. В нем без труда читались безразличие и отстраненность, обнажая правду о том, что он давно перегорел к ней. Огонь, который они вместе зажгли, уже потух, и теперь осталось только пепелище. Чон подошел к шкафу и вытащил оттуда небольшую коробку. Он пару секунд в ней порылся и наконец достал градусник. Моника озадаченно наблюдала со стороны, как он отдает его Виен и жестом показывает, чтобы та измерила температуру. — Мы, вообще-то, разговариваем! — недовольно воскликнула девушка. — Ей нужна помощь, и чем быстрее, тем лучше. Ее болезнь не станет ждать, когда мы выясним отношения, — Хосок присел на диван рядом с Виен, чувствуя, что сам немного устал за день. — Ты так и не ответила на мой вопрос. Где ты была все это время? — Я была в Америке с братом полторы недели. Как только узнала, что случилось, сразу прилетела сюда, — она начала оправдываться, только вот Хосока это совершенно не интересовало. — В любом случае, ты не можешь принимать такие решения без меня. Мы пара, и если ты думаешь, что я, как жена декабриста, поеду за тобой, то ты ошибаешься. Мне в Японии делать нечего! — И что, я должен отказаться от поездки и остаться здесь с тобой? — Хоби удивленно вскинул брови, не веря, что Моника говорит серьезно. Неужели она и правда такая эгоистка? Он хотел это сказать вслух, но решил, что будет лучше оставить подобное при себе и не давать ей еще один повод для скандала. — А что, кто-то другой поехать не может? У него есть родители, его родной отец… В конце концов, есть пансионы, где больные могут жить. О нем будут заботиться медсестры, — Хосок закусил губу, чувствуя, как за время их разговора впервые действительно что-то почувствовал к ней, только это была уже не любовь, как прежде, а злость. — Что за херню ты несешь?! — закричал парень. — Я должен бросить его, как щенка, в чужом городе, после тяжелых травм? Он стал калекой, и ему нужна реабилитация, он пережил тяжелую психологическую травму, и к тому же потерял любимого человека. Он мой брат, Моника! — Неродной! — громко вскрикнула девушка. Она хотела сказать что-то еще, но Хосок перебил ее. — Это неважно. Он мой брат, и я не буду стоять в стороне, пока ему нужна помощь, — Чон устал с ней ругаться. Они все равно ни к чему не придут. Глупо злиться на нее за то, что она такая, какая есть. Просто это не их история. Они ошиблись, и начинать эти отношения не стоило. Градусник пропищал, и Виен протянула его сидящему рядом Хоупу. Почти тридцать восемь. — Чимин! — громко крикнул парень, чтобы мелкий услышал его с кухни. Послышалась возня, а затем в дверном проеме показалась белая макушка подростка. — Хен, ты меня звал? — спросил юноша. — Да, вызови врача на дом, — Пак, не задавая лишних вопросов, кивнул головой и снова исчез из поля зрения. Моника стояла возле окна и молчала, ожидая еще чего-то. Может быть, ее чувства еще не прошли, раз она так крепко держалась за Хосока сейчас. Может быть, она просто не хотела уступать и верила, что еще можно убедить его остаться в Корее. Но уходить из его жизни девушка не хотела. — Слушай, ты просто устал и сейчас не способен принимать адекватные решения, — уже тише произнесла она, надеясь, что это немного смягчит Хоби, и тот станет к ней ласковее. — Давай мы подождем недельку-другую… Она не успела договорить, потому что раздался грохот на весь дом. Чон вздрогнул и начал оглядываться, ища источник звука, но, судя по всему, звук шел со второго этажа. Затем снова раздался удар, и следом еще один. Не прошло и пары секунд, как на лестнице послышался шум шагов, а затем чьи-то крики. С кухни выскочили Юнги с Чимином, Намджун появился в коридоре. — Что происходит? — Хосок вскочил со своего места и ждал каких-то ответов от парней, но те, похоже, тоже не понимали, в чем дело. На первый этаж торопливо спустился Джин. Выглядел он перепугано и указывал рукой наверх. — Там Чонгук проснулся, и, похоже, действие успокоительных закончилось. У него истерика началась, — Ким махнул рукой, чтобы парни шли за ним, и побежал обратно к комнате Гука. Со второго этажа продолжали раздаваться невнятные крики и звуки бьющегося стекла, а затем голоса Намджуна и Юнги, которые уже успели подняться и пытались его успокоить. Хосоку надо сейчас быть рядом с братом, а за спиной обиженная девушка. — Ты просто уйдешь? Мы не договорили, — Моника схватила его за руку и развернула к себе, обхватывая ладонями его лицо и пытаясь задержать хотя бы на пару мгновений. — Я нужен ему, — Чон вывернулся из рук девушки и попятился к двери. — Слушай, я не останусь в Корее, как ты этого хочешь. Сейчас у меня в приоритете мой брат, так что ничто не заставит меня передумать. — Если ты уйдешь прямо сейчас, это будет конец между нами, — она всхлипнула и, кажется, действительно хотела заплакать, но слез не было. Ей, скорее, было грустно, что все закончилось так быстро. — Мы расстанемся, Хосок, ты это понимаешь? — Прости, Моника, — негромко пробормотал Хоуп, разворачиваясь и выходя из комнаты. Он направился к лестнице и, перепрыгивая через ступеньки, побежал наверх, даже не обращая внимания на громкий хлопок входной двери. Она ушла из его жизни, но он ощутил лишь облегчение. Когда Чон оказался возле двери в комнату Чонгука, не успел он зайти внутрь, как к его ногам прилетел вазон с бегонией, которую когда-то подарил ему Джин, и разбился вдребезги. Хосок бегал глазами по комнате, замечая кучу побитых горшков, везде земля, со стола все скинуто и ревущий подросток возле шкафа с еще уцелевшими цветами. Юнги стоял возле постели, а Намджун в паре метров от него, но они не решались подойти ближе. Гук громко выл и пытался что-то внятное сказать, но из-за потока слез ничего не было понятно. Чимин стоял за спиной Хоупа и с ужасом наблюдал развернувшуюся картину. Так хотелось ему помочь, но они знали, что нет таких слов, которые утешили бы Чонгука. Ему все равно будет больно, и это не пройдет быстро. — Солнышко, посмотри на меня, — негромко прошептал Хосок, переступая через разбитый вазон и заходя внутрь. Гук даже не обернулся, хватая с подоконника маленькую фиалку и запуская в стену. — Чонгук-и, пожалуйста… — За что?! — рыдал юноша, резко разворачиваясь и смотря прямо на старшего. Он весь перепачкался в земле, а из-за слез и попыток вытереть их, все размокло и превратилось в грязь. Его одежда, лицо и руки были вымазаны. Чонгук, как будто лишенный кислорода, держался за грудь и пытался дышать, но вырывались лишь всхлипы. — Ненавижу цветы! — закричал парень, хватая с тумбочки свой любимый глупый розовый кактус и выбрасывая его через окно на улицу. Ему казалось, что, если он выбросит цветок, который когда-то ассоциировался с Тэхеном, станет легче, но в этот момент ему будто кусок сердца вырвали. Хотелось броситься следом, поймать его на лету и разбиться на мелкие осколки по асфальту. — Эй, ты об этом пожалеешь потом. Ты же так любишь цветы, Чонгук-и! — Юнги вскрикнул прежде, чем подросток успел схватить следующий горшок. — Пожалуйста, послушай нас. Тебе больно, но с этим можно справиться. Позволь нам помочь тебе. — Помочь? Чем ты мне поможешь?! — закричал Гук, чувствуя, что сейчас потеряет равновесие. Он закачался на месте и чуть не рухнул на пол, но вовремя удержался за костыль. Его белый гипс весь испачкался в черной земле, и боль во всем теле сводила с ума. Юноша пропустил прием таблеток, потому что они превращали его в куклу без чувств. Лекарства не только обезболивали, но и не давали почувствовать себя живым. Он ощущал себя пустым под их воздействием. Ни радости, ни грусти. Когда Чонгуку сказали, что Тэхен больше не вернется, он даже не расстроился, потому что эти глупые таблетки не давали этого сделать. А теперь он в полной мере ощутил потерю, и как бы он ни хотел сейчас все это прекратить, это было правильно. Если тебе разбивают сердце, прятаться за успокоительными — самообман. Рано или поздно действие лекарств закончится, и все равно будет больно. — Я не хочу смотреть, как это происходит с тобой, — взмолился Хосок, медленно приближаясь к подростку. — Ты увядаешь, как самый прекрасный цветок, Чонгук-и, — он протянул руку и будто пытался внушить доверие к себе, но Гук смотрел на всех, как запуганный котенок, готовый укусить. Не подпускал никого, кричал и сторонился к стене. Он схватился за полки шкафа и потянул его на себя. Раздался ужасный грохот — и все горшки полетели на пол, превращаясь в напоминание о прежней нежной любви юноши к прекрасным цветам. Теперь все в прошлом. — Почему он так поступил со мной? Что я сделал не так? — Чонгук закричал и, теряя силы, начал медленно прислоняться к стене, ища опору. — Я чувствую себя мертвым. Я всегда чувствовал цветы, их жизнь, их красоту. Я придавал им такое большое значение… Они были для меня олицетворением моей любви к семье, друзьям. Они были самым прекрасным во мне, а сейчас… сейчас я ничего не чувствую. Я не хочу даже смотреть на них. Они мертвые и больше ничего не значат, — Гук осел на пол и, зажавшись в клубок, спрятал лицо в коленях, громко рыдая. В комнате повисла тишина, и никто не решался подойти ближе. Что надо сказать или сделать, чтобы помочь? Джин, стоящий в углу спальни, медленно, маленькими шагами, переступая через грязь и стекло, пытался добраться до юноши. Тихой поступью, пытаясь не спугнуть подростка, он поймал одобрительный взгляд Хосока и неторопливо подобрался к Чонгуку. Ким присел на колени возле него и протянул руку, касаясь мягких волос. Тело младшего содрогалось, но он больше не шипел на каждого, кто к нему приближался. Подпустил к себе и, кажется, готов был слушать. — Скажи мне, что ты чувствуешь, — тихо попросил парень, присаживаясь рядом с Чонгуком и заглядывая тому под нависшую челку. Лицо юноши опухло и покраснело, оно было перепачкано и измучено слезами. — Мне так больно, хен, — жалобно проскулил Чон. — Я не знаю, какими словами это описать, но… у меня будто сердце сжимают, и я дышать не могу. Мне кажется, я задохнусь от боли, — подросток попытался глубоко вдохнуть, но опять вырвались рваные рыдания и тяжелое сопение. Он и правда задыхался от своей боли. Разбитое сердце — вот что действительно страшно. — Больно не будет вечно, Чонгук, — Джин приобнял парня за плечи и притянул поближе к себе, чувствуя, как подросток крепко обхватывает его и прижимается сильно. Ему сейчас нужно чувствовать чужое тепло, любовь, заботу. Знать, что он нужен и любим. Гук держался за хена, как за свое спасение, сжимая его ребра до боли и не желая отпускать. — Я не понимаю, что случилось. Он на меня обиделся, да? — юноша вытирал тыльной стороной ладони щеки и не давал возможности ответить на свои вопросы, продолжая говорить. — Я так хочу его возненавидеть, но не могу. Джин-хен, я люблю его, и мне так плохо без него, — Гук перестал рыдать и теперь тихо выплакивал свое горе, давая слезам сбегать по щекам. Истерика прошла, а внутри осталась пустота, которую уже ничем не заполнишь. Дыра в области груди, озноб и страх остаться одному навечно. — Не позволяй злости взять над тобой верх. Любовь — это прекрасное чувство. Оно может приносить много боли и много счастья. Сконцентрируйся на ней, живи ради нее, верь в нее, — Ким гладил подростка по голове и чувствовал, как тот медленно успокаивается в его руках. Парни, наблюдающие за ними, расслабленно выдохнули, но никто все еще не решался сделать хоть шаг. Затишье казалось таким шатким, что одно неверное движение — и истерика вернется. Сейчас Чонгук как бомба с часовым механизмом, который никто не видит. В любой момент рванет, поэтому двигаться возле него надо максимально бесшумно. Гук, уставший и обессиленный, сжался в руках Джина и не собирался вставать с пола, чувствуя себя комфортно. Хосок осмотрел перевернутую спальню, понимая, что не осталось ни одного целого горшка. Шкафы поломаны, полки сбиты, вазоны разбиты вдребезги. Он бегал глазами по комнате, пока случайно краем глаза не зацепился за маленькую фиалку, спрятавшуюся на нижней полке прикроватной тумбочки. Возможно, Чонгук и ее разбил бы, если бы она не стояла в самом низу. Этот цветок Хосок помнил прекрасно, потому что именно его подарил Тэхен. Хоуп обернулся и, удостоверившись, что младший брат повернут к нему спиной и ничего не видит, медленно достал фиалку и, спрятав за спину, тихо вышел из комнаты. Этот цветок — последнее, что у Чонгука осталось от Ви, и Хоби сбережет его.🥀🥀🥀
На улице шумит дождь, будто оплакивает утрату юноши. Чонгук лежит в постели и смотрит в потолок, снова чувствуя внутри умиротворение и спокойствие, которое стало ему так ненавистно. Юнги настоял, чтобы ему дали успокоительное, и вот теперь истерика позади, лекарства подавили все чувства. Юноше кажется, что лучше не обманывать себя и переживать горе в его настоящем обличии. Это нормально, что тебе больно, если сердце разбито. А сейчас он чувствует легкость, и это чертовски неправильно. В комнате прибрались, сломанный шкаф вынесли, постельное поменяли. Теперь без растений тут стало совсем пусто, но Чонгук ни о чем не жалеет. Ему правда было трудно смотреть на все эти цветы, а сейчас будто открыта новая страничка в его книге. Он может написать там что угодно, но не хочет. Думать о будущем страшно, двигаться вперед еще страшнее. Как бы он хотел замереть в этой точке времени навсегда и никогда не узнавать, что ждет его впереди. Наверняка ничего хорошего, потому что там не будет Тэхена. Он усмехнулся и закрыл глаза, представляя любимый образ. Темные шоколадные пряди, обрамляющие изящные черты лица, красивые обволакивающие черные глаза, ухмылка на губах и нежное звучание слова «малыш». Сейчас бы заплакать от всех этих мыслей, но лекарства не дают. Чонгук думает об этом, но не чувствует грусти — лишь пустоту, которая съедает. Лучше бы ему было больно. Дверь скрипнула, и из ванной, громко шлепая босыми ногами, выполз Чимин в одной из пижам лучшего друга. На Паке она смотрелась забавно и немного странно. Гук даже издал смешок, и это первое, что рассмешило его за последние несколько часов. — Можешь смеяться надо мной, сколько хочешь, только не плачь, — блондин залез на кровать и укутался в теплое одеяло, тут же ныряя в теплые объятия друга. Хены решили, что оставлять парня одного нельзя, так что теперь с ним круглосуточно кто-то был. Вот, даже на ночь Чимина оставили. — Я не буду больше плакать, потому что я под действием лекарств, — юноша сонно зевнул и повернулся на бок, чтобы смотреть на друга. Они очень давно не проводили время вот так вместе. Но теперь и не смогут, потому что скоро расстанутся на целый год. — Я хочу, чтобы ты не плакал, потому что не хочешь этого, — Чимин улыбнулся и вспомнил времена, когда ему так легко удавалось рассмешить Чонгука. Он смеялся почти с любой шутки, а сейчас на него смотреть невозможно без жалости. — Не переживай об этом, — он поправил подушку, чтобы было удобнее лежать, и по уши укутался в одеяло. — Сегодня Хосок взял билеты на самолет. Мы улетаем послезавтра, — он замолчал, чувствуя, что здесь никаких больше слов не нужно. Наступила грустная пауза, и неплохо было бы ее чем-то заполнить. — Целый год порознь, — Чимин перестал улыбаться и весь потускнел. Он не так представлял себе выпускной. Последний год в школе должен был стать их самым счастливым временем. Вечеринки, глупые выходки и наказания, которые Чонгук отбывал бы ни за что, но за компанию с лучшим другом. Они должны были бесить Юнги и Тэхена, проводить время в гараже с друзьями и быть по уши влюбленными. Год мечты, которого никогда у них не будет. — Ты же знаешь, как я тебя люблю? — Конечно, — Чонгук искренне тепло улыбнулся. — Я тебя тоже очень сильно, — он подполз ближе и положил голову на плечо парня, чтобы им обоим было комфортно. — Мы будем постоянно созваниваться и писать друг другу. — Япония не так уж далеко, — задумчиво пробормотал Пак. — Я уговорю Юнги свозить меня к тебе, — предложил блондин. — Думаешь, он согласится? — неуверенно переспросил Чон, задирая голову вверх и рассматривая красивый профиль Пака. — Ну, поворчит немного, а затем, конечно, согласится, — Чимин захихикал, представляя, как будет уговаривать хена на поездку. — Что ты думаешь насчет того, что Хосок решил Виен с собой тащить в Японию? Юнги терпеть ее не может и скептично относится к этой идее. — Нам с ней больше нечего делить, — грустно вздохнул Чонгук, снова вспоминая про Тэхена. — Хоби-хен сказал, что у нее большие проблемы, и он хочет ей помочь. Сегодня за ужином она выглядела подавленной и совсем не была похожа на ту девушку, с которой я когда-то дрался. Может быть, помочь ей и правда хорошая идея. — То есть, ты не против, что она едет с вами? Просто я переживаю за тебя, — Чимин нахмурился и ждал ответа. Он запустил пальцы в волосы Гука и перебирал прядки, играя с ними и накручивая на палец. — Чем больше людей, тем веселее, — бодро ответил парень, и вроде бы это было искренне. — С одной стороны, мне хочется сменить обстановку и уехать. В Сеуле все напоминает о нем. С другой стороны, я так не хочу расставаться с тобой. — Тебе нужна реабилитация, иначе ты рискуешь остаться хромым. С ума сошел? — недовольно воскликнул Пак. — Ты поедешь туда, будешь там на домашнем обучении, а значит — все время в сети. Будем общаться даже чаще, чем сейчас. Чонгук, мы с этим справимся. Мы же лучшие друзья. — Да, конечно, — парень согласно закивал головой. Его ждало еще столько испытаний, которые он надеялся пройти на отлично. Расстояние и обучение в другой стране в течение целого года казались задачей невыполнимой. Он так боялся отвыкнуть от той жизни, которая у него есть сейчас, отвыкнуть от близких людей, потерять друга. А если он не захочет возвращаться? А если возвращаться будет не к чему и не к кому? Столько глупых пугающих вопросов и ни одного ответа. Самый большой страх — это страх неизвестности. Но что бы там ни было впереди, Гук должен взять себя в руки и пройти через это. Он наслаждался последними драгоценными минутами с Чимином, крепко прижимаясь к нему и чувствуя тепло чужого тела. Ничто так не согреет, как чувство нужности. Чонгук медленно засыпал, предвкушая новую жизнь.🥀🥀🥀
День отъезда был максимально напряженным. С самого утра Чонгук встал и решил делать вид, будто он на пару дней уезжает к тете в Канвондо и скоро вернется. Однако близкие не дали ему долго пожить этой иллюзией. Мама чуть ли не рыдала, отчим прочитал лекцию о том, что нужно слушать старшего брата, не сдаваться и настраиваться на лучший результат при лечении. В общем-то, завтрак прошел в сумасшедшей обстановке, и Гук даже немного устал и ждал, когда они наконец поедут в аэропорт. Он надеялся, что друзья не станут устраивать такую суматоху, и никто не заплачет во время прощания. Виен вела себя тихо, перекидываясь лишь парой фраз с Хосоком, и на Чонгука старалась не смотреть. Ей казалось, что ее взгляд, полный сочувствия, выдаст правду о том, что случилось с Тэхеном. Главным условием Хоупа было сохранение правды о тюрьме в тайне, и она больше всего боялась об этом проговориться. Сейчас девушка вдруг поняла, как ошибалась, когда говорила, что Чон слаб и ведет себя как ребенок. Он переживает сложнейший период в своей жизни и пока что справляется прекрасно. Она могла бы обвинить его в слабости, потому что он устроил истерику и разбил все горшки, но вспоминала, сколько раз сама держала в руках пузырек с таблетками в желании все закончить. У нее не хватило храбрости их выпить, а он даже не пытался и, кажется, не думал о таком исходе. И теперь еще большой вопрос, кто из них двоих слабый, а кто — сильный. Она не справилась, потеряла все, что было, и смысл жизни в том числе. Виен едет в Японию, чтобы наладить свою жизнь? Нет. Она едет туда, чтобы помочь Чонгуку встать на ноги, потому что ей нужно ради чего-то жить. И теперь в этом для нее смысл. Уважение и чувство человеческой дружеской любви к Тэхену никуда не делось. Если для него здоровье этого подростка важно, то она сделает это: будет рядом и поможет. Виен хочет придать своей жизни смысл, хочет быть полезной и хоть раз сделать все правильно. Девушка сидела в зале ожидания и терпеливо дожидалась рейса, пока Хосок занимался их документами. Чимин скакал вокруг Чонгука и пытался поднять ему настроение, хены обхаживали мелкого и подбадривали перед поездкой. Все было по-семейному, как и всегда. Чонгук вглядывался в лица мимо проходящих людей и наивно верил, что все еще увидит любимое знакомое лицо. Он знал, что все это глупости, и Тэхен волшебным образом здесь не появится, но сердце продолжало метаться в агонии и рвалось наружу в поисках своей любви. Даже таблетки не заглушали эту боль, которая все же смогла прорваться сквозь пустоту. Спустя минут двадцать объявили посадку. Чимин все же устроил драму и театрально завыл. В последнюю минуту, когда уже надо было уходить, ему в голову ударила глупая идея, и он панически начал шарить по рюкзаку в поисках маркера, пока не нашел его, а затем решил оставить милое послание на гипсе Чонгука. Кривым почерком было что-то нацарапано про лучших друзей. Прощание — это всегда трудно, больно, а иногда даже мучительно. Ожидая своего рейса и расставаясь с близкими, ты думаешь, что время тянется ужасно медленно, и эта пытка не закончится никогда, но оказавшись уже в самолете, вдруг осознаешь, что так и не успел насладиться последними минутами с родными. Все произошло в одно мгновение — и вот ты уже на высоте нескольких тысяч метров в небе, оставляешь за спиной первый байкерский съезд, знакомство с любимым человеком, нежный робкий поцелуй в щеку в цветочном магазине, первую поездку на байке, осознание своей влюбленности и трепетный первый поцелуй возле озера за городом. В прошлом остались ссоры и примирения, полные глубоких страстных признаний, первая совместная ночь и последний вечер. Где-то в большом городе остался любимый человек, но Чонгук этого не знал. Он оставил прошлое, полное счастья и боли за спиной, двигаясь к неизвестному будущему. Будущему, в котором не будет Тэхена.