Память — это то, что заменяет мне вид из окна.
Оказавшись в неволе, все, о чем ты можешь думать — это как выжить в таких условиях и не потерять самого себя. Воспоминания о прошлой жизни постепенно стираются, и та грань, которая разделяла «до» и «после» уже почти неразличима. К решеткам и цепям привыкаешь так быстро, что вскоре кажется, будто иной жизни ты никогда и не знал. Еда, которая первое время казалась пресной и безвкусной, теперь съедалась полностью, потому что, как показал опыт, отказываться от приема пищи — очень плохая затея, когда ты в подобных условиях. Нужно сохранять форму, быть все время сильным и главное — внимательным. Не успеешь оглянуться, и ты окажешься на коленях, в прямом смысле этих слов. Когда Тэхена привезли в место отбывания его срока, было страшно, хотя он держался очень стойко и не проронил ни слова, в отличие от некоторых парней, прибывших вместе с ним. Несколько заключенных, увидев еще из автобуса стены тюремного корпуса, начали истошно кричать, и их пришлось выталкивать на улицу силой. Паника, ужас и осознание собственного приговора пришли к ним слишком поздно. Они орали, что им здесь не место, и они ни в чем не виноваты, пока их внятная речь не сменилась воем боли от ударов охранников. Тэхен все время простоял с опущенной головой, смотря в землю, даже не оборачиваясь и не желая видеть, как одного из заключенных, потерявшего сознание от удара в голову, потащили в медблок, а в нос ударил знакомый запах крови. Правила игры стали понятны сразу. Здесь тебе не поможет даже охрана. Здесь каждый сам за себя. Психологически это место начинает ломать тебя сразу, как только ты там оказываешься. Лишь животный, дикий всепоглощающий страх и осознание безвыходности своего положения. И ты либо окажешься достаточно сильным и покорно последуешь навстречу новой жизни, полной дерьма, либо закончишь с пробитым дубинкой охраны черепом или порванной задницей в ближайшем сортире. Тут уж как повезет. Тюрьма проверяет людей на прочность, и надо признать, что это место не для слабых. Если верить словам Виен о том, что их отец был невероятно мягким человеком, то неудивительно, что он покончил с собой, не дождавшись окончания срока. Что ж, месть Вонхо свершилась, потому что теперь Тэхен либо выживет, либо сгниет в этом аду. Первую неделю Ви провел в карантинной зоне, где медленно привыкал к новому распорядку дня, проводил большую часть времени с такими же недавно осужденными и морально готовился к переводу в общий блок и знакомству с сокамерниками. Он почти ни с кем не разговаривал, сидел в стороне и лишь наблюдал. Это первое правило, которое усвоил Тэхен. Не стоит лишний раз открывать свой рот, как с заключенными, так и с охраной. Чем больше ты молчишь, тем больше вероятность того, что доживешь до конца отсидки. Мысли о Чонгуке — единственное, что давало ему силы и надежду. В такой атмосфере трудно было на чем-то сосредоточиться, но Тэхен цеплялся за воспоминания, как за последнюю ниточку, связывающую его с той жизнью, в которой он был по-настоящему счастлив. Он боялся потерять себя, очерстветь и поэтому сохранял перед глазами образ любимого мальчика. Он сам поставил точку в их отношениях, когда попросил Хосока солгать, и прекрасно понимал, что уже никогда у них ничего не будет. Он отпустил Чонгука, и тот будет жить счастливой полноценной жизнью, которую действительно заслуживает. Но тот факт, что любимый человек Тэхену больше не принадлежит, не останавливал его в стремлении цепляться за эти воспоминания. Он жил прошлым, прокручивал в голове снова и снова самые яркие моменты и не давал себе забыть счастливую улыбку подростка, его голос и смех. Любовь к Чонгуку — это то, что у него никто никогда не сможет отнять. На этом чувстве, греющем его сердце, он собирался протянуть весь срок заключения. Тэхен был уверен, что только так сможет остаться самим собой и не свихнуться. Каждую ночь, как только свет в блоке выключался, и охрана уходила, начинался беспредел. Из соседних камер доносились крики бедолаг, оказавшихся в клетке с людьми, готовыми порвать их на части. Самые слабые, не готовые бороться за себя и давшие повод усомниться в своем авторитете, терпели издевательства и унижения. Сексуальное насилие и гомосексуализм процветали, и никто не обращал на это внимание. Если кого-то изнасиловали, этот человек сразу становился «опущенным», и, не дай бог, с ним заговорить, взять что-то из его рук или прикоснуться к нему. Станешь таким же и будешь бояться собственной тени. Тэхен заворачивался в одеяло и закрывал подушкой голову, чтобы не слышать этих криков и жалобной мольбы о помощи. Но охрана никогда не приходила ночью. Иногда по утрам, когда все заключенные выходили для переклички, из соседних камер выносили и тащили к медблоку избитые окровавленные тела. Вроде, никто еще не умирал, но калечили до неузнаваемости. От одного вида всего, что там творилось, в жилах кровь стыла, но Ви отворачивал голову и вновь представлял родной образ. Он держался за воспоминания о Чонгуке, чувствуя, что если хоть на секунду отпустит, то утонет в этом дерьме. Тэхену посчастливилось оказаться в одиночной камере, поэтому по ночам он спал без опасения, что кто-то попробует залезть к нему в штаны или покалечить его. За это нужно было благодарить адвоката, позаботившегося о максимально комфортном пребывании Тэхена здесь. Не было нужды в деньгах, при нем оставили его часы, а еще Тэ мог один раз в день, когда ему потребуется, позвонить друзьям, и ему даже зачем-то постоянно приносили сигареты, но это было лишним. От дурной привычки парень уже избавился. Все эти мнимые удовольствия должны были скрасить срок отсидки, но Ви все равно хватало проблем. Первое время он долго присматривался, ни с кем не разговаривал и не планировал заводить знакомств, однако нашлись те, кто захотел познакомиться с ним. По тюрьме быстро расходились слухи о недавно прибывших заключенных, и, хотя Тэхен ни разу рта не раскрыл, все знали, за что он здесь и по какой статье. Избежать стычек было нереально. Первые недели он практически не покидал изолятор, потому что постоянно ввязывался в драки, чаще всего не по своей воле. Находилась уйма желающих его припугнуть, предложить лечь под себя добровольно или просто стать чьей-то марионеткой или, как они здесь говорили, крысой. Стучать на всех, делать грязную работу, пахать за тех, кто нихрена не делает. Ви отвечал на эти лестные предложения грубой силой, давая понять, что к нему лучше вообще не приближаться. Так, в мучительном одиночестве, он провел первые два месяца. Лицо покрыто россыпью фингалов и кровавых подтеков, а охрана в одиночных камерах его уже успела запомнить: настолько часто он здесь появлялся. Но все было не напрасно, потому что в конце концов он отвоевал свое «я» и дал понять, что от него ничего не добиться. Тэхена оставили в покое, только когда уже заканчивался третий месяц его отсидки, и он немного расслабился, чувствуя, что внушает страх многим заключенным. Сам никого не трогал, и его больше не били. Большую часть времени Ви проводил на отработках. Работа его отвлекала от дурных мыслей и хоть немного прогоняла тоску. Тем более, когда ты чем-то занят — время летит быстрее. Это куда лучше, чем просто сидеть в камере, смотреть в одну точку и сожалеть о совершенных ошибках. Заключенных нагружали так, что в конце дня им едва хватало сил, чтобы просто доползти до кровати. Мышцы превращались в камень, и каждое движение становилось пыткой. Спастись можно было лишь приняв душ, но это удовольствие, к сожалению, далеко не для каждого. Некоторые просто боялись заходить в душевую, потому что знали, чем это чревато. Тэхен стоял под холодными струями воды и, прикрыв глаза, ощущал, как с тела словно смывается груз очередного тяжелого дня. Его тело слегка дрожало от холода, а волосы прилипли к лицу, но парень не собирался так быстро уходить. Он опустил голову и потрогал кончиками пальцев едва заметные рубцы на своих бедрах, когда-то оставленные Шином, а затем в голове возник образ Чонгука, нежно целующего каждый шрам. Может быть, Ви зря позволял себе жить иллюзиями, и ему стоило просто забыть все, что было, но эти воспоминания дарили ему маленькую каплю счастья и одновременно приносили океан боли. Он крепко сжал зубы и ощутил, как вот-вот завоет от отчаяния. Он был так близок к счастью, у него было все, а теперь не осталось ничего. Вонхо отнял у него свободу, любимого человека и его жизнь. Иногда Ви задумывался о том, что, возможно, просто обманывает себя. Может быть, внутри него уже давно умерло все хорошее, потому что иногда он не чувствовал ничего. Будто его выпотрошили, оставив лишь оболочку, которая сгниет в этих стенах. Впервые в жизни ему действительно захотелось плакать, но это не подходящее место, чтобы позволять себе слабость. Нужно собраться и взять себя в руки. Самая сильная любовь достается с болью. Тэхен страдал за любовь, глотал собственные кровь и слезы, чтобы вернуться к нему. Все, что он делал, было только ради Чонгука. Он хотел верить, что еще увидит счастливую улыбку любимого, услышит его смех и прикоснется к маленькому шраму на щеке. И пусть подросток никогда его не простит за обман, Тэхен будет знать, что сделал все правильно. Ему бы только увидеть Чонгука еще хоть раз. Сейчас даже это казалось невыполнимым, а сердце болело от любви и тоски. — Я не хотел оставлять тебя, — глухо прошептал парень, опираясь рукой о грязный старый кафель и ощущая, как от холодной воды немеет кожа. Когда-нибудь он скажет Чонгуку это лично, и, может быть, тот поймет и простит.🥀🥀🥀
— Теперь это наш дом, — огласил Хосок, опуская тяжелые сумки на пол, когда они в первый раз переступили порог квартиры, в которой им предстояло провести весь следующий год. Лин постарался на славу и нашел отличное жилье. Здесь три спальни, гостиная, просторная кухня и две ванных комнаты. В целом, хоть квартира и кажется небольшой, по сравнению с их прошлым домом, но все же она очень уютная. Чонгук лишь тяжело вздохнул и пошел выбирать себе комнату, не чувствуя особой радости. Виен предвкушала начало новой страницы в жизни, а Хосок рвался душой и сердцем обратно в Сеул, к друзьям и семье. Им понадобится много времени, чтобы смириться с новым укладом жизни. После всего случившегося в младшем стали происходить кардинальные перемены. Его детская наивность и простота куда-то испарились, будто их никогда и не было. Подросток замкнулся в себе, он все чаще показывал характер и нередко мог начать огрызаться и спорить. Иногда казалось, что так он пытается спровоцировать старшего брата на конфликт и выплеснуть скопившиеся внутри него эмоции. Смотреть на то, как он молча страдает, было тяжелым испытанием. Чонгук больше не ребенок. Он повзрослел. Бегло осмотрев все спальни, Гук выбрал для себя самую дальнюю и относительно маленькую. Посередине комнаты стояла двуспальная кровать, возле стены — компьютерный стол, напротив — шкаф и панорамное окно, открывающее вид с восемнадцатого этажа. С виду обычная спальня стала гораздо уютнее, когда подросток повесил над кроватью подсветку, красиво светящуюся разными цветами в темноте, накидал много подушек и постелил на пол пушистый ковер, а на постель посадил игрушку, которую ему когда-то подарил любимый человек. Он и сам не знал, зачем привез ее сюда. Наверное, было бы лучше оставить ее в Сеуле, вместе со своим прошлым, но юноша чувствовал, что не готов так скоро расстаться с дорогой сердцу вещью. Недели медленно тянулись, но единственное, что менялось — это пейзаж за окном. Лето осталось позади, и наступила осень. Началась учеба, но, в силу своих травм, Чонгук учился дистанционно. Из дома он выходил только для того, чтобы брат отвез его к врачу, или с Виен, когда они посещали реабилитационный центр. Девушка устроилась работать в кафе, располагающееся недалеко от дома, Хосок подрабатывал в автомастерской. Родители регулярно присылали деньги и оплачивали счета за лечение. Все шло своим чередом. Днем Чонгук общался с Виен и Хосоком, звонил семье и друзьям, чтобы рассказать, как проходит его лечение, пытался даже улыбаться и думал, что у него прекрасно получается всех обманывать, а по ночам тихо плакал, надеясь, что за стеной ничего не слышно. Но брат слышал все. Это как игра, в которой ты никогда не придешь к финишу. Вспоминать каждый момент и терзать себя мыслями. Было ли это все искренне? О чем он думал, когда говорил это? Любил ли он по-настоящему? Неужели все это было ложью? Юноша прокручивал в голове их историю, начиная с знакомства, снова и снова, будто воспоминания записались на подкорку сознания, и теперь каждая деталь виделась четко, как на записи. Те непередаваемые эмоции, которые он испытывал: страх, легкий будоражащий интерес перед опасностью и чем-то неизвестным. Теперь все вдруг стало так понятно. Его влюбленность родилась еще в тот вечер, медленно перерастая во что-то большее. То влечение, которое он испытывал, было первым звоночком, а он упорно убеждал себя, что это ничего не значит. Но все слишком быстро обернулось большим и сильным чувством, от которого теперь так просто не избавишься. Как бы парень ни пытался злиться, чувство любви оказывалось в разы сильнее, и от этого становилось лишь больнее. Любить того, кому ты не нужен. Того, кто тебя оставил и даже не оглянулся. А ты все равно слепо продолжаешь искать оправдания, надеешься, что иначе он не мог, в глубине души продолжаешь верить, что он вернется. От этой любви Чонгуку никуда не убежать, она въелась ему под кожу, в сознание и мысли. И все, что ему остается — это жить прошлым. Он обнимает себя и вспоминает, как засыпал в руках Тэхена. Он закрывает глаза и вспоминает, как нежно целовал его Ви, будто боялся нарушить покой подростка, обидеть или оскорбить своими действиями. Всегда так ненавязчиво, чтобы Гуку было комфортно. Все ради Чонгука. — Я Чонгук. — Никогда не прощу Хосоку, что он прятал от меня такого очаровательного малыша. С этих слов все и началось. Чон резко сел на постели, чувствуя, как в груди щемит, и легкие сдавливает от нехватки кислорода. Пытался выбросить из памяти, но все бесполезно. Он схватил сидящую рядом мягкую игрушку и крепко ее сжал, раскачиваясь из стороны в сторону, не в силах остановить поток слез и тихие глухие всхлипы. А его память, будто издеваясь, продолжала медленно выбрасывать самые запоминающиеся моменты. Больно думать, что так больше не будет. В будущее заглядывать совсем не хочется. Каким бы светлым его не расписывали друзья и семья, Чонгук предпочтет тяжелое болезненное прошлое, но главное — что там был Тэхен. Он был рядом, только протяни руку, и ты сможешь коснуться, ощутить его крепкий терпкий запах, посмотреть в его глаза. А теперь остается лишь гадать, где он и с кем. Теперь все это как иллюзия. А может быть, это и был сон? Чонгук придумал себе идеальную красивую историю любви, только просыпаться совсем не хочется. Если это и правда был сон, он хочет уснуть навечно и провести остаток жизни в своих грезах рядом с ним. Там, где никто не отберет у них счастье. — Но зачем ты… — Зачем поцеловал тебя? Это же очевидно, Чонгук. — Мне не очевидно! — Я влюблен в тебя. Подросток скинул игрушку, которую до этого сжимал в руках, как свое спасение, на пол и не хотел на нее смотреть. Все было ложью. Он помнит каждое мгновение. Как в его душе прекрасными бутонами расцвели цветы, когда он впервые услышал от Тэхена признание в любви, а теперь сердце в тисках зажато шипами и кровоточит, пуская по телу яд. Чонгук отравлен своей любовью и медленно от нее умирает. — Я знаю, что идеально не будет, но я пройду через это вместе с тобой. — Чонгук-и, правда в том, что я эгоист. Я слишком люблю тебя, чтобы отпустить. Гук сполз с постели и босыми ногами прошел к окну, упираясь лбом в холодную поверхность и наблюдая за городом, полным огней. С высоты восемнадцатого этажа казалось, что весь мир открыт перед ним, но на деле он в ловушке, из которой не вырваться. Эта маленькая комната для него как клетка, и он сам себя заточил в ней. — Видимо, не так уж сильно и любил, раз отпустил, — тихо пробормотал юноша, крепко закрывая глаза и ощущая соленый привкус слез во рту. Обещал держать в своих руках и не отпускать, но все было сплошным обманом. Чонгук ударил рукой по стеклу и медленно сполз на пол. Он не мог найти себе места. Выходить из спальни было страшно, уснуть он не сможет, комнату измерял шагами миллионы раз, но ничего не приносит покоя влюбленному разбитому сердцу. А в голове по кругу одни и те же мысли: где же он сейчас? Что с ним? Может быть, он с другим человеком, влюблен и счастлив? А если скучает? А если ему плохо, и он так же страдает? Эта неизвестность сводила с ума. — Сколько бы я ни говорил о своих чувствах, у тебя все равно тысячи сомнений, будто я куда-то исчезну. — Думаешь, я слишком не уверен в себе? — Думаю, ты слишком не уверен во мне. Впервые в жизни сомнения оказались оправданы. Теперь Чонгуку все виделось иначе. Будто он любил, а над его чувствами смеялись. Но как же это больно: терять кого-то близкого. Юноша закрыл лицо руками и тихо зарыдал. Он устал плакать, хотел, чтобы эта мука прекратилась, но на все предложения брата пить успокоительные отвечал отказом. Чонгук сжался от холода, а вместо ровного дыхания получались лишь рваные вздохи. — Детка, все в порядке? — Просто позволь мне сделать хоть что-то самому в наших отношениях. — А куда делся мальчик, который боялся смотреть порно и говорил, что никогда в жизни и ни с кем? — Он повзрослел. Это была еще одна его ошибка. Тогда ему казалось, что он все осознает и понимает, что детство осталось за спиной, но на самом деле повзрослел он только сейчас. Ты открываешь широко глаза и начинаешь трезво смотреть на мир, лишь когда тебе обрывают крылья и заставляют падать с высоты птичьего полета. Те самые крылья, которые вырастают за спиной у влюбленных, поднимают их выше всех небоскребов и показывают мир в красивой оболочке, скрывая всю ее грязь где-то далеко на земле. Теперь Чонгук стремительно падает вниз и чувствует, что удар о землю сломает ему все кости. Он чувствует боль, от которой не сбежать и не скрыться. Его крылья остались с Тэхеном. — Я обещаю, что сохраню нашу любовь, что бы ни случилось. Ты всегда будешь в моем сердце и мыслях, малыш. — Я обещаю, что сохраню нашу любовь, что бы с нами ни случилось. Ты всегда будешь моим единственным. Они дали клятвы, но теперь это лишь пустые слова и воспоминания. Чонгук готов хранить свою любовь, только теперь в этом нет смысла. Он продолжал сидеть на холодном полу и тихо всхлипывать, ощущая, как глаза щиплет, и кожа на лице уже раздражена от постоянной влаги, когда дверь тихо скрипнула. Юноша обернулся и заметил в дверях Хосока. Он поспешно отвернулся, пытаясь скрыть, что расстроен, но понимал, что брат зашел не просто так. — Хен, почему не спишь? — надломленным голосом тихо пробормотал Гук, утыкаясь в стекло и разглядывая проезжающие на улице машины и переливающиеся огоньки в витринах кафе и магазинов, располагающихся в их квартале. — Устал слушать, как ты плачешь, — также тихо отозвался старший, проходя вглубь комнаты. Он заметил костыли возле постели и тяжело вздохнул. — Тебе не стоит ходить, опираясь на больную ногу. Пользуйся костылями, пожалуйста. Ты несерьезно относишься к гипсу. — Прости, Хосок, я так больше не буду, — сухо пробормотал парень, даже не поворачивая головы. Он знал, что брат испытывает к нему жалость, будто он брошенный никому не нужный щенок. Все пытаются погладить, улыбнуться, приласкать, но это лишь еще больше рвет душу. — Я принес тебе банановое молоко, — Чон оставил стакан с напитком на столе и прошел ближе к окну, но никакой реакции не последовало. — Давай-ка вернемся в постель, — он присел на корточки и протянул ладонь. Когда сопротивления не последовало, Хосок аккуратно коснулся волос младшего и ласково погладил его, замечая мокрые от слез щеки. Чонгук сломлен, а Хоби просто должен был смотреть на это и никак не мог помочь. Еще рано говорить ему правду. Они только месяц назад приехали в Японию и даже толком не успели начать лечение. — Хорошо, — Чонгук даже не стал спорить. Он позволил брату поднять себя с пола и помочь добраться до кровати. Все тело замерзло, пока он сидел возле окна, поэтому, оказавшись в теплой постели, под мягким одеялом, юноша тут же расслабился и наконец заметил, что с момента прихода Хосока он не плачет. — Полежишь со мной? — зачем-то попросил юноша, хотя был не уверен, что хочет этого. Если позволит брату остаться, то придется мириться с его взглядом, полным сочувствия, а если останется один, то снова будет плакать и не уснет до самого утра. — Конечно, — Хоуп взял со стола стакан с молоком и залез рядом на кровать, укладываясь на соседнюю подушку. Он отдал напиток Гуку, и тот сразу присосался к трубочке, не отказывая себе в удовольствии. Молоко его успокаивало, особенно перед сном. В комнате повисла тишина, но она не напрягала. Хосок лежал рядом и молча наблюдал, как напиток пропадает из стакана, пока не стало видно дна. Затем парень отставил пустой стакан в сторону и укутал младшего по шею в одеяло, чтобы он не мерз. — Я не понимаю, что случилось, — признался юноша, поднимая глаза на Хоби. Это был первый раз, когда они заговорили о Ви. Прежде Чонгук переживал свое горе наедине с самим собой, не задавал вопросов, не хотел никого слушать. — Случилась жизнь, — тихо пробормотал Чон, обнимая подростка за талию и находя наощупь его руку. Он сжал пальцы Чонгука и нежно их гладил, пытаясь хоть немного поддержать и показать, что он рядом. — Жизнь — дерьмо, — прошептал Гук. Странно было слышать подобные слова от человека, который еще совсем недавно находил прекрасное даже в самых ужасных вещах, оправдывал плохих людей и искренне радовался чужому счастью. Но сейчас он наконец осознал основную суть жизни. Та призма, которая искажала его взгляд на мир, разбилась на тысячи осколков, оставляя детскую наивность позади. — Так и есть, Чонгук-и, — Хосок попытался ободряюще улыбнуться, но понимал, что он совершенно не знает, что делать. — Но ты не будешь страдать вечно. Рано или поздно станет лучше, и ты снова будешь счастлив. — Ты же не расскажешь мне, что на самом деле случилось? — Чонгук повернул голову и хмуро посмотрел на брата. — В смысле? — Хосок сделал вид, что не понял поставленного вопроса. — Ты сказал, что Тэхен просто неожиданно собрал вещи и уехал с Шином, ничего не объяснив. Но он ведь бросил не только меня, но и вас. Никто его не осуждает, никто не злится. Такое чувство, будто плохо только мне, — Чонгук замолчал и ждал хоть чего-то. — Ты что-то знаешь, но не рассказываешь мне. Вы все думаете, что я так глуп, да? — Никто не считает тебя глупым, — плавно уходя от ответа, пробормотал Чон, но он никогда не умел врать и понимал, что такой ответ младшего не устроит. — Давай ты попробуешь уснуть, а завтра мы съездим в парк на прогулку. Тебе нужно чаще бывать на свежем воздухе. — И ты снова пытаешься меня отвлечь, будто мне пять лет. Хосок, я взрослый парень, и я устал, что все мне слюни подтирают. Думаешь, я хочу, чтобы вы все смотрели на меня, как на сломанную игрушку, которую нужно починить? — Чонгук сел на постели и обернулся к хену, без разбора высказывая все, что так долго копилось у него в душе. — Мне нахрен не сдалась твоя жалость и твое сочувствие. Я лишь хочу перестать слушать ложь, которой меня кормишь ты, кормит Юнги, Намджун, Виен, Джин и даже Чимин. — Я так много хочу рассказать тебе, — Хоуп протянул руки к парню и обнял его за плечи. — Мне просто нужно, чтобы ты мне поверил. Пожалуйста, Чонгук. Дай мне немного времени, и скоро я отвечу на все твои вопросы, — он почти молил младшего брата быть терпеливее, но настроение Гука неожиданно изменилось, а его взгляд смягчился. Он вдруг понял, что впервые достучался до Хосока и вместо заученной лживой фразы услышал что-то искреннее. — Хорошо, я дам тебе немного времени. Но мы еще вернемся к этому разговору, и ты все мне расскажешь, — парень подсел поближе к Хоби и обнял его, демонстрируя так свое доверие. На самом деле, единственное, что мешало Чону рассказать всю правду младшему, это его страх и неготовность к последствиям. Он просто испугался реакции Чонгука и лишь отсрочил неизбежное. Рано или поздно они все равно вернутся к этому вопросу.🥀🥀🥀
Дождавшись, когда Чонгук уснëт, Хосок аккуратно выбрался из постели, чтобы не разбудить младшего, и тихо покинул спальню. Часы показывали почти час ночи, но на кухне слышалось тихое копошение. Нетрудно было догадаться, что это Виен. Девушка стояла возле шкафов и ждала, когда закипит вода в чайнике, уже насыпав в кружку кофе. Услышав за спиной шаги, она развернулась и заметила в дверях Хоупа. — Ты не спишь? Уже поздно, шел бы отдыхать, — она поправила волосы, собранные в пучок, и сдула прядь волос, упавшую на глаза, неловко улыбнувшись. Такая уютная и родная, совсем не похожа на ту девушку с гонок. — Пока всех спать не уложу, сам не пойду. Ты чего на ночь кофе пьешь? — он нахмурился и, забрав кружку из ее рук, высыпал размельчённый порошок в мусорник, а вместо него забросил пакетик чая. — Вот, так-то лучше. — Как скажешь, — она не стала спорить и налила кипяток в чашку, присаживаясь за стол. Повисла тишина, но она была комфортной. Хосок молча продолжал стоять и смотреть, как Виен остужает горячий напиток и размешивает сахар. За месяц вдали от города, в котором она была вынуждена пережить столько ужаса, девушка начала постепенно поправляться. Она медленно расцветала и все чаще начинала улыбаться. Конечно, потребуется много времени, чтобы залатать раны, встать на ноги, оправиться и научиться снова быть счастливой. Но главное, что теперь ей есть ради чего жить, она вновь борется за себя и за свое будущее. На щеках появился естественный румянец, кожа приобрела смуглость, как только болезнь прошла, а под глазами пропали ужасные синяки от недосыпа. А еще в ней начали пробуждаться качества, которых никогда прежде Хосок не видел. Например, скромность, застенчивость, неловкость, присущая девушкам ее возраста. — Знаешь, когда нашу маму забрали в психиатрическую больницу, я сказала Вонхо, что ненавижу свою жизнь. А он ответил мне, что я могу быть кем захочу, и придумал это глупое имя Виен, — она грустно вздохнула. — И тогда я будто закрылась в себе, хотела соответствовать образу, придуманному братом. Он говорил, что я должна быть сильной, что эмоции и чувства делают людей слабыми и привязываться к кому-то — полная глупость. Но я не справилась и все равно влюбилась в Тэхена, а потом сделала много ошибок. — Не переживай об этом. Мы все их совершали, — на улице начал шуметь дождь, и капли, стекающие по стеклу, собрались в лужу на подоконнике. Чон закрыл окно и плотно задвинул шторы, погружая их во мрак. Комнату освещали лишь небольшая подсветка возле раковины и маленькая ароматическая свеча на столе. Чонгук любил их зажигать по всему дому. — Да, но ты меня почему-то простил за мои. Я сестра человека, разрушившего ваши жизни, а мой парень сделал твоего брата калекой, — она запнулась и успела пожалеть о сказанных словах, но Хосок спокойно пожал плечом и прошел к столу, присаживаясь рядом. — Глупо винить тебя в том, что сделали они, тем более, что я вижу сейчас перед собой совсем другого человека. Девушка, которая играла с Ви и пряталась за собственной ложью, осталась в Сеуле, — Хоуп смотрел прямо на нее и не хотел отводить глаз, только сейчас замечая в ней хрупкую милую девочку, которую лишили счастливого детства и семьи. Она наконец позволила себе быть слабой. — Или я не прав? — Вообще-то, мое настоящее имя Мэй, — она ощутила, как Хосок внимательно ее разглядывает, и смущенно опустила глаза на кружку чая. Прежде внимание мужчин всегда казалось чем-то естественным, но сейчас внутри просыпалось незнакомое трепетное чувство. — Ты можешь меня так звать, если хочешь, — предложила девушка и, подняв голову, столкнулась с карими глазами, полными доброты и искренности, сочувствия и… ей показалось, что там проскочила нежность. — Мэй, — в тон ей повторил Хосок, будто пытался распробовать это имя. От него оно прозвучало так мягко, что она даже вздрогнула. Последний раз ее так называла только мама, и это было в больнице, но в ее глазах была пустота, и женщина смотрела сквозь дочь, ничего не понимая. — Знаешь, раз уж у нас зашел разговор по душам, мне тоже есть в чем раскаяться. — О чем ты говоришь? — она улыбалась и думала, что Хосок просто опять хочет пошутить, но тот оставался серьезным. — Хосок, не пугай меня, пожалуйста. — Ты спрашивала меня, зачем я тебя сюда взял, а я сказал, что просто хотел помочь и все это абсолютно бескорыстно, — он не сдержал смешка, когда ее лицо вытянулось от удивления. — Я просто боялся остаться наедине с этим кошмаром. Мои друзья должны были остаться в Корее, и я не мог просить их поехать со мной. Жить весь год с Чонгуком, смотреть, как он страдает, не находить слов, которые смогли бы помочь ему, и скрывать правду о Тэхене… я просто не хотел оставаться один. А ты была свободна, готова начать все с чистого листа, тебе нечего было больше терять, и я забрал тебя. Это было скорее из-за собственного эгоизма, чем из-за стремления помочь, так что никакая я не добрая фея. — Но ты спас мою жизнь, — она запнулась и потянулась к чашке чая, но Хоби заметил, как мелко дрожит рука девушки. Плохие воспоминания о тяжелых неделях в мотеле после смерти Джихана никогда не оставят ее. — Знаешь, я ведь хотела наглотаться таблеток. Каждый вечер на протяжении нескольких недель держала в руках пузырек и думала, что завтра точно решусь. И с каждым днем причин бороться дальше становилось все меньше. Я думала, меня спасет только чудо, а затем неожиданно появился ты. — Почему ты не рассказала мне об этом? — он пораженно смотрел на девушку, чувствуя себя глупцом. Сидит и жалуется на свои проблемы, пока она, сломленная, находит силы улыбаться и так просто рассказывает о самых темных временах ее жизни. От него требовалось всего лишь заботиться о брате, но он оказался слишком слаб даже для этого. — А зачем? Ведь сейчас все хорошо, — она улыбнулась и снова сделала глоток немного остывшего напитка. — Я чувствую, как мне становится с каждым днем все легче. Прошлая жизнь начинает меня отпускать, и, кажется, у меня получится стать прежней. Я хочу иметь друзей, работу, какое-нибудь глупое хобби. Возможно, когда-нибудь я буду готова вновь влюбиться. Но то, что я всего этого хочу, говорит лишь о том, что я очень люблю жизнь и умирать не собираюсь. Поэтому можешь не переживать, я не вернусь к идее с таблетками. — Аттракционы, — неожиданно пробормотал Хосок первое, что пришло в его голову. Она непонимающе посмотрела на парня, ожидая какого-то пояснения. — Ничто не способствует хорошему настроению лучше, чем парк аттракционов. Мы должны сходить втроем и развеяться. — Думаю, идея неплохая. Чонгуку должно понравиться, — она натянула рукава домашнего джемпера и поежилась от прохлады. Отопление еще не включили, но осень вступила в свои законные права, и на улице завывал ветер. Хосок взял лежащий на соседнем стуле плед и, обойдя девушку со спины, накинул ей на плечи. — Спасибо, так лучше, — она укуталась в мягкую ткань, припадая губами к кружке с чаем. — Вы с Чонгуком подружились? Я переживал, что он плохо воспримет твое присутствие здесь, но, кажется, все хорошо, — Хоби присел обратно на свое место, но заметив, как девушка поникла, поспешил исправиться. — Извини, не стоило вспоминать о ваших прошлых ссорах. — Он неглупый парень и понимает, что я ему не соперник и не враг. Но все чаще задает вопросы, на которые у меня нет ответов, — Мэй подперла руками голову и внимательно посмотрела на Хосока. Он так заботится о них, но сам почти не отдыхает. Пережитый стресс залег темными мешками под глазами, и сейчас ей больше всего хотелось отправить его в комнату спать. — Когда ты расскажешь ему? — Я не знаю, — честно ответил парень. — Ложь затягивает, и в какой-то момент ты понимаешь, что пути назад нет. Я хотел сказать правду еще в больнице, но Юнги не дал мне этого сделать. А теперь я просто не хочу и понимаю, что, возможно, уже не смогу. — Знаешь, что затягивает еще сильнее? Любовь, Хосок, — Чон поднял на нее глаза и грустно улыбнулся. — Он не перестанет его любить, как бы больно не было. Даже если поверит, что Тэхен его предал и бросил, любовь Чонгука никуда не исчезнет. Потому что его чувства чистые и искренние. А еще, возможно, потому что это первая любовь, и она не проходит. Особенно такие красивые отношения, как были у них. Нельзя такое забыть. — Поэтому я надеюсь, что он сохранит свою любовь до возвращения Тэхена, — Хоуп сонно зевнул, чувствуя, что усталость берет верх и тело требует отдыха. — Тебе нужно идти спать. Уже поздно, — Чон встал со своего места и задвинул стул, забирая со стола пустую чашку и отправляя ее в раковину. Девушка встала со стула и, задвинув его на место, собиралась выйти из кухни, но резко развернувшись врезалась в грудь Хосока, наступая тому на ногу. — Ой, извини, — она виновато попятилась назад и хотела обойти парня стороной, но тот сделал шаг в ее сторону, и они вновь перекрыли друг другу дорогу. Мэй пыталась не смотреть в глаза Чона, чувствуя возникшую между ними неловкость. — Проходи, — Хоуп повернулся боком и прижался к кухонному шкафу, пропуская ее и замечая на щеках девушки легкий румянец и тень улыбки. — Спокойной ночи, Хосок, — она быстро пробежала вперед и выскочила из кухни, направляясь обратно в свою комнату. — Спокойной ночи, Мэй, — пробормотал тихо парень, все еще чувствуя в воздухе аромат ее духов. Этим запахом пропахла вся квартира, но он был настолько тонким и нежным, что хотелось вдыхать его снова и снова.🥀🥀🥀
По комнате разносились тихие стоны и пошлые шлепки, а в полумраке едва ли можно было различить очертания обнаженных тел парней. Часы показывали три часа ночи, но эти двое не жалели времени на занятие любовью. Чимин запрокинул голову и прогнулся в спине, несдержанно вскрикивая и хватая Юнги за волосы, пока тот опускался поцелуями ниже к ключицам, медленно и даже лениво толкаясь в подростка. Мин поднялся на локтях и, придавив младшего к постели, уткнулся носом ему в шею, вдыхая сладкий запах малинового геля для душа и вгрызаясь зубами в белоснежную кожу, тут же оставляя яркую метку после себя. — Хен… подожди… — сквозь сбившееся дыхание пробормотал подросток, пытаясь немного отодвинуться от парня, но тот будто не слышал, завлекая в новые поцелуи и ускоряясь, вынуждая юношу вновь вскрикнуть и рефлекторно дернуть бедрами навстречу. — Юнги, пожалуйста… остановись, — молящим тоном прошептал Чимин, и старший был вынужден притормозить. — Что такое? Тебе больно? — парень, не понимая в чем дело, оторвался от шеи Пака и заглянул ему в глаза, все еще не выходя из тела юноши до конца. Он плавно двигался, целуя Чимина в линию скул и челюсти, крепко сжимая тонкие запястья и пытаясь вновь уложить его на спину. — Нет… — Тогда не понимаю, почему ты меня остановил, — он снова было потянулся к пухлым губам, собираясь продолжить, но парень резко скинул с себя тяжелую тушку хена и принял сидячее положение, обхватывая руками колени и прикрываясь белой простынью. — Я так не могу. Это неправильно, — пожаловался подросток, бросая укоризненный взгляд на хена в надежде, что тот сразу поймет, в чем проблема. Но Юнги лежал со стояком и сейчас думал о красивом голом парне в своей постели, поэтому никак не мог сконцентрироваться на словах. — Конечно, неправильно. Секс был, но ни один из нас не кончил. Поэтому мы обязаны продолжить, — Юнги протянул руку к голому бедру младшего и попытался стянуть ниже ткань, прикрывающую его, но сразу получил удар по ладони и, недовольно поморщившись, перелег на вторую половину кровати. Он начал искать сигареты и собирался перекурить. — Тэхен сейчас в тюрьме, а мы тут сексом занимаемся, — блондин тяжело вздохнул и положил голову на колени, нагружая себя тяжелыми мыслями об их общем друге. Он запустил пальцы в пряди волос и несильно сжал их. — И что нам теперь, пять лет не трахаться? — недовольно воскликнул Мин, роняя изо рта сигарету. — Я так долго не смогу. Максимум месяц... и то, не факт. — Как ты можешь быть таким? — недовольно воскликнул младший, пихая парня в бок. — А Чонгук? Ты представляешь, как ему плохо сейчас? — Юнги тяжело вздохнул, наблюдая за душевными терзаниями своего возлюбленного, и отложил сигареты в сторону. Он протянул руку и нежно погладил Чимина по спине, чтобы тот немного расслабился и перестал забивать голову ненужными мыслями. — Мне нравится, что ты такой чувствительный и добрый, но мы должны научиться жить дальше. Чимми, мы не можем поставить жизнь на паузу на пять лет, — Юнги запнулся, надеясь, что не спровоцирует своими словами гнев подростка, но младший сидел и внимательно слушал. — Тэхен мой лучший друг, и мне больно думать о том, через что он вынужден проходить. Я бы сам занял его место, если бы только мог, но мы бессильны. Нужно принять ситуацию и набраться терпения. — Прости, в последнее время я не уделяю тебе внимание, и у нас почти не было секса. Я не должен все эти проблемы переносить на наши отношения, но моя совесть не позволяет мне быть счастливым, пока близкие страдают. Лежать здесь, наслаждаться твоей любовью и знать, что Чонгук там один, с разбитым сердцем, — подросток тяжело вздохнул и закрыл лицо руками. Юнги приподнялся и подвинулся к нему, притягивая Чимина к себе за талию и усаживая к себе на бедра, так что они были лицом к лицу, а ноги Пак соединил за спиной хена. Мин крепко обнимал юношу и поглаживал обнаженное хрупкое тело подростка, ненавязчиво мягко целовал его, пытаясь успокоить, а не возбудить. — Все хорошо. Я понимаю твои переживания, поэтому можешь не волноваться о наших отношениях, — Юнги поцеловал юношу в губы, нежно оттягивая нижнюю и проскальзывая языком внутрь. Чимин ощущал, как руки хена ласкают его по всему телу, касаются там, где можно касаться только Юнги. Пак утопал в любви, и впервые это казалось таким неправильным. — А если бы с нами случилось нечто подобное? — вновь прерываясь, встревоженно прошептал подросток, бегая руками по груди хена и слегка царапая короткими ноготками белую безупречную кожу. Ему нравилось смотреть на образующиеся красные полосы, а затем целовать каждую и зализывать языком. — Наверное, если бы на месте Чонгука оказался ты, я бы поступил, как Тэхен, — на полном серьезе пробормотал старший, поглаживая чужие ягодицы и утыкаясь носом ему в ключицы. Чимин для Юнги стал обезболивающим. Мин готов не вылезать из постели сутками, нежиться рядом с мелким, ведь это единственное, что его отвлекает от каждодневного дерьма, которым переполнены их жизни. Просто спрятаться здесь от всего мира и знать, что любимый человек в безопасности. — Мне страшно думать о том, что я могу потерять тебя. — Но мы же это уже обсуждали, — блондин взял в свои руки лицо хена и заставил его посмотреть на себя. — Все уже закончилось. Я никуда от тебя не денусь, — он улыбался, а внутри разверзлась пропасть, в которую он вот-вот готов был упасть. Они оба боялись, что угроза вернется и снова кто-то пострадает. На примере лучших друзей они оба понимали, что нет ничего страшнее потери любимого. Чимин даже боялся представить себя на месте Чонгука, ведь внутри все начинало рассыпаться, и тело ныло, будто тлея от боли. Он обеими руками схватился за Юнги, утыкаясь носом ему в макушку и вдыхая запах его волос. Хен здесь, с ним, и никуда не исчезнет, но почему-то все равно тревога не проходит. Возможно, это просто последствия стресса. Прошло еще слишком мало времени, чтобы смириться с тем, что случилось, и оправиться. — А если ты когда-нибудь разлюбишь меня? Я не уверен, что смогу принять это, хен. — Ты стал яркой ослепляющей вспышкой в моей жизни, и я не знаю, смогу ли когда-нибудь вновь прозреть, — тихо прошептал Юнги, не открывая глаз. Он все еще крепко сжимал в своих руках тонкую талию юноши, не отпуская того ни на мгновение. — С каких пор ты начал говорить мне такие вещи? — Чимин чуть не подавился воздухом, услышав подобное признание, и если бы не темнота в комнате, его парень точно сейчас уже шутил бы насчет красного цвета лица и смущения. Подобные признания были для них редкостью, и хотя Юнги не самый романтичный парень, иногда в трогательные моменты он говорит такие вещи, что, кажется, лучших слов, чтобы передать свою любовь, найти просто невозможно. Сердце подростка трепетало и таяло, а руки бегали по обнаженному телу хена, ощущая новую волну возбуждения. Чимин чувствовал бедром чужую эрекцию и несдержанно простонал, оставляя поцелуй на кончике носа старшего. — С тех пор, как понял, что могу потерять тебя в любую минуту. Теперь я хочу говорить тебе постоянно о своей любви, потому что ты этого действительно достоин, — Мин подхватил Чимина за бедра и, приподняв, опустил аккуратно на простыни, наваливаясь сверху и затыкая страстным поцелуем прежде, чем младший опять начнет задавать ненужные сейчас вопросы. Он удобно устроился между разведенных ног подростка и аккуратно вошел, продолжая с того момента, на котором они остановились. Нет ничего страшного в том, чтобы позволить себе быть счастливыми, когда вокруг все рушится и готово вот-вот обернуться в прах. Каждая минута, проведенная вместе, на вес золота, и Юнги не станет тратить это время впустую. Он больше не тот парень, который боялся собственных чувств и сторонился человека, поселившегося в его сердце и мыслях, теперь хочется, надрывая голос, кричать, что есть силы, о своей любви. Только Чимину это не нужно. Ему хватит и тихого шепота на ухо. Юноша смог расслабиться, путаясь в простынях и мечась по постели от нехватки кислорода и переизбытка чувств. Перед глазами лишь мрак, все потускнело, но ощущение чужих прикосновений было таким ярким, что ему не требовалось видеть. Каждая клеточка тела чувствовала Юнги, его нежные проникновения, сопровождаемые бессчётными поцелуями и засосами, его неразборчивое бормотание в попытках сказать что-то нежное, но от удовольствия получались лишь сдавленные хрипы и тихие полустоны. Они слились воедино и стали утешением друг для друга, когда казалось, что выдержать все случившееся просто невозможно. Чимин чувствовал себя любимым и нужным, и это никогда не изменится. Юнги сорвался на быстрый темп, вгрызаясь в выпирающие ключицы и терзая тело младшего сменяющейся грубостью и лаской, зная, что это приносит ему особенное удовольствие. Они оба уже были близки к завершению, и стоны стали порядком громче, а воздух пропитался запахом секса. — Юнги-а, — Чимин вскрикнул и, обхватив руками хена за шею, прижался к нему, ощущая как по телу бегут импульсы, и мышцы сковывает, а губы непроизвольно приоткрылись в немом крике. Не было сил издать ни один малейший звук — лишь мольба в глазах не останавливаться и бескрайняя любовь. Мин сделал еще несколько мощных рывков, и сжав бедро подростка, кончил в него, зная, что младший ему полностью доверяет и не будет из-за этого ругаться. Они практиковали секс без защиты крайне редко, но всегда, когда это происходило, ощущения казались гораздо сильнее. Чимин упал на подушки, прикрывая глаза и все еще переводя дыхание, пока его ноги были обвиты вокруг пояса старшего. Юнги склонился над ним и наслаждался видом утомленного раскрасневшегося после оргазма подростка. Пак выглядит уставшим, но он точно сразу не заснет. Это особенность его организма. После интимной близости он любит долгие теплые объятия, разговоры ни о чем и короткие поцелуи. — Юнги, — пробормотал юноша, наблюдая, как тот, все же перебравшись на другую половину кровати, тянется к пачке сигарет. — Я хочу выпить, — неожиданно попросил парень, хотя были сомнения, что кто-то выполнит его просьбу. Обычно хен начинал ругаться и давал подзатыльник. — Пиво вчера закончилось, но, кажется, у меня было вино, — пробормотал Мин, в который раз откладывая пачку сигарет обратно на тумбочку. — Я принесу, — он наклонился и поцеловал мелкого в оголенное бедро, а затем, подхватив с пола спортивные штаны, наспех надел на себя и вышел из комнаты. Чимин потянулся в постели и, завернувшись в простыню, завязал своеобразный узелок, чтобы она не спадала. Он спрыгнул с кровати и, подбежав к окну, забрался на подоконник, наблюдая за звездным небом и обволакивающей тьмой. Если бы не байки, возможно, космос стал бы страстью парня. За спиной послышались шаги, и вскоре к окну подошел Юнги с уже открытой бутылкой вина и двумя бокалами. Он налил немного в каждый и протянул один младшему. — И за что мы будем пить? — задумчиво пробормотал Пак, крутя в руках стеклянную ножку и разглядывая, как при свете луны переливается жидкость в бокале. — Хм, давай за Чонгука и Тэхена, — он грустным взглядом посмотрел на своего парня, но увидел в его глазах лишь понимание и сочувствие. — Они были очень красивой парой. Тэхен никогда прежде не знал, что такое счастье, но рядом с Чонгуком он стал совсем другим человеком, — Мин опустил глаза на свой бокал и прикусил губу, чувствуя, как медленно подкрадываются печаль и тоска по былым временам. — Я очень хочу, чтобы они с этим справились, — Чимин еще никогда прежде так не переживал за кого-то, как сейчас. — И именно поэтому твой гениальный парень придумал гениальный план, — неожиданно выдал Юнги, хитро улыбаясь, когда младший растерянно посмотрел на него и, очевидно, ждал какого-то объяснения. — Чимми, ты мне веришь? — Что за глупый вопрос? — юноша закатил глаза и поторопил хена перейти к подробностям. — Тогда тебе нужно будет кое-что сделать завтра, — он наклонился и оставил короткий поцелуй на губах юноши. — Только об этом не должен знать никто, кроме нас, пока я не буду уверен, что есть смысл рассказывать остальным. — Хорошо, — Чимин улыбнулся, в очередной раз убеждаясь, что не ошибся в своем выборе. Юнги — один из самых прекрасных людей, с которыми ему доводилось когда-либо иметь дело, но теперь этот человек — часть его жизни, и никуда он от этого не денется.🥀🥀🥀
Как только Чонгуку сняли гипс, он обрадовался, что наконец сможет передвигаться без каких-либо помех, но его быстро осадил врач. Ходить было больно, а при малейшем давлении на травмированную ногу жгучая боль отдавала резкими импульсами прямо в мозг. Совершив попытку пройтись, юноша громко вскрикнул на первом же шаге и упал посреди кабинета, сдерживая слезы. Хосок помог ему встать и усадил обратно на кушетку, молящим взглядом глядя на врача, как на последнюю надежду. Чонгуку прописали сильные обезболивающие и вместо костылей дали трость. Врач обещал, что реабилитация поможет и боли пройдут, но это не сильно воодушевило подростка. Тот факт, что он теперь калека, был очевиден. Даже с тростью Гук хромал, а таблетки не убирали боль полностью. Иногда по ночам он часами не мог уснуть, но Хоби отказывался давать дополнительные дозы обезболивающих, поил банановым молоком и говорил, что о боли просто не нужно думать. Якобы она в голове у Чонгука, и он просто зациклился. На самом деле так и было. Юноша только и думал о своей травме, ни на что не мог отвлечься и даже после приема лекарств ощущал фантомные боли, которые сам себе внушил и поверил, что они у него есть. Однако он смог отвоевать у старшего брата право впервые за долгое время самостоятельно прогуляться без чужого присмотра. Конечно, когда ты хромой и с тростью, то особо далеко не уйдешь, но Чонгук построил для себя небольшой маршрут до ближайшей библиотеки, располагающейся напротив их дома. Даже такой короткий поход был испытанием для подростка, но ему нужно было разрабатывать ногу и тренировать мышцы. Нельзя же просто целыми днями сидеть. Юноша ходил между стеллажами и долго выбирал для себя литературу. Прежде он отдавал все свое внимание дешевым романам или книгам по флористике, но теперь это все осталось в прошлом. Чонгук поставил себе установку сменить вектор своих интересов в сторону саморазвития, чтобы не тратить время в Японии зря, поэтому направился в раздел энциклопедий. Ему на глаза попалась симпатичная книженция о космосе, грамматический английский словарь и исторический справочник. Все это жутко скучно, но поможет в учебе. Юноша собирался уже идти регистрировать выбранные книги, но, проходя мимо столика с журналами, задел тростью один, и тот упал, раскрываясь на случайной странице. Гук притормозил и, аккуратно наклонившись, поднял его с пола, завороженно разглядывая картинку. Снова как в омут с головой окунулся в воспоминания, которые, кажется, уже никогда его не отпустят. Все это было таким знакомым и до боли родным, что осознание реальности не хотело укладываться в голове и крепко держало в тисках, норовя вот-вот изломать хрупкое тело измученного стрессом подростка. — Любишь мотоциклы? — за спиной раздался чужой голос, и Чон, вздрогнув от неожиданности, чуть снова не выронил журнал. Он обернулся и заметил в паре метров парня примерно его возраста. Судя по внешности, коренной японец, и хотя говорил с акцентом, корейским владел неплохо. — Прости, я заметил, как ты листаешь журнал, и просто… решил подойти, — Чонгук перевел грустный взгляд на статью про Ямаху и поджал губы, разглядывая байк, который полюбился ему вопреки всем принципам. В сердце закололо, и он небрежно откинул журнал обратно на столик. — Вынужден любить, — тихо ответил юноша, но поспешно опомнился и улыбнулся, чтобы не казаться незнакомцу слишком грубым. — Оу, так бывает? Когда ты вынужден что-то любить? — парень удивленно склонил голову на бок и тоже улыбнулся. Наверное, начинать знакомство с обсуждения байков было не самой хорошей идеей. — Да, если эта вещь связывает тебя с близким человеком, ты полюбишь ее, даже если сам того не хочешь, — парень запнулся и снова тоскливо посмотрел на стопку журналов о байках. — Я Чонгук, — он протянул парню ладонь для рукопожатия, и тот охотно ответил. — Я Акио, — парень представился и казался очень дружелюбным, только после истории с Вонхо подросток ко всем относится с осторожностью и пытается априори не заводить новых знакомств. Сейчас меньше всего хотелось впускать кого-то в свой мир, делиться мыслями или объяснять, почему он постоянно грустит. Даже с родными общение шло туго, что уж говорить про чужих людей. — Я раньше тебя здесь не видел. Просто это маленькая библиотека, и новые посетители тут редко появляются. — Мы недавно с братом сюда переехали. Я прохожу в Японии лечение после аварии, — Чон неловко указал взглядом на трость, чувствуя себя каким-то неправильным из-за хромоты. Ему казалось, что люди не захотят с ним таким общаться, но вопреки всем ожиданиям новый знакомый, кажется, горел желанием познакомиться поближе. — Мне очень жаль, надеюсь, что тебе здесь помогут, — Акио в который раз улыбнулся, и Гук непроизвольно заметил, как у него возле глаз образовались маленькие морщинки, но выглядело это чертовски мило. — Может быть, тебе помочь выбрать какую-то книгу? Ты набрал кучу энциклопедий. — Вообще-то, я передумал их брать, — Чон скучающим взглядом посмотрел на стопку книг и понял, что все это глупости. Он ведь все равно не станет их читать, и уж тем более, ему вряд ли понадобится исторический справочник. — Я возьму вон ту стопку журналов, — он указал рукой на столик, стоящий рядом с ними. — Здесь все про байки, — задумчиво пробормотал парень, разглядывая обложки. — Так, значит, ты все-таки любишь мотоциклы? А что больше — мотокросс или гонки без правил? — Я еще и сам не решил, — Чонгук усмехнулся и, взяв в одну руку стопку, медленно направился к стойке регистрации, пока новый знакомый шел следом. Гук был не против, этот парень и правда казался очаровательным. — Давай я помогу, тебе же неудобно, — не терпя возражений, Акио выхватил журналы из рук Чонгука и теперь нес их вместе со своими книгами. Так и правда стало гораздо лучше, потому что с тростью вообще было неудобно что-то нести в руках. — А ты надолго сюда прилетел? — Пока еще не знаю. Наверное, на весь год, а там — как получится, — Гук ощутил, что парень не сводит с него внимательного взгляда, но когда развернулся и посмотрел прямо на него, тот растерялся и чуть не выронил все из рук. — Надеюсь, вы задержитесь здесь надолго, — необдуманно ляпнул первое, что в голову пришло, но заметив замешательство на лице Гука, поспешил исправиться — Извини, просто ты мне понравился и… — Ты первый раз с кем-то вот так знакомишься? — не давая ему договорить, перебил Чонгук, наконец понимая, что причина странного поведения — симпатия. Он снисходительно улыбнулся, пытаясь не быть грубым, чтобы не спугнуть парня, ведь тот так старался понравиться. — Эм… да, — неуверенно пробормотал юноша. — Может, сходим в кафе, которое напротив библиотеки? Там вкусные пончики... — он с надеждой в глазах смотрел на Чона, а тот в этот момент думал о том, что не видел людей милее, чем Акио. — Это, типа, свидание? — от такого прямого вопроса в лоб парень растерялся и испуганно забегал глазами, не зная, что ответить, но Гук терпеливо ждал. — Типа... да? — смущенно предположил парень, боясь, что Чон сейчас скажет, что не гей, и просто уйдет. — Ну хорошо, пойдем, — подросток спокойно пожал плечом и, вновь развернувшись, направился к стойке регистрации. Акио не думал, что уговорить Чонгука будет так просто, но внутри него все ликовало от радости, ведь Гук ему очень сильно понравился.