Башня иволги

Когда Ори вошла в лабораторию, там работал Регис. Он подогревал на огне свечи ту самую пробирку, содержимое которой напоминало заплесневелый апельсин. Пламя лизало его пальцы, но он не обращал на это внимания. В лаборатории было не очень уютно: тёмные каменные своды наполнял жизнью лишь стол с пробирками и ингредиентами и большой чёрный диван. Больше там не было абсолютно ничего. Ори печально оглядела комнату, потом присела на пол около Региса и обняла его за талию, положив голову ему на колени. Вампир не отвлекался от своего занятия, хотя его движения стали менее точными; он перепутал пробирки и стал подогревать другую, которая тут же с треском лопнула, припылив стол блестящими осколками. Регис сгрёб их в одну кучу. – Ори, – мягко сказал он, – по привычке проводя рукой по её волосам, – я знаю, что между тобой и Детлаффом что-то произошло. И он мой друг, поэтому я не должен больше… – Да ничего между нами не происходило, – осторожно прервала его девушка, – Он со мной даже не разговаривал почти. А эта татуировка – ты же знаешь, я просто хотела ему помочь. – Знаю. А ещё я знаю, что Детлафф понял тебя иначе. Для него ничего не бывает «просто так». Теперь ты часть его стаи. И поэтому он считает, что ты можешь быть только с ним. – Я не волчица, Регис. И я ему уже всё объяснила. Вампир от удивления поднял брови. – И как он отреагировал? – Я просила его выслушать и ничего не говорить. Он так и сделал. Больше ничего. – Это… странно. Не похоже на него. И я не уверен, что это хорошо. Ори приподнялась на коленях и стала на одном уровне с Регисом. Провела рукой по его пепельным волосам, по щеке, обвела пальцем верхние пуговицы серого камзола и цепочку круглой броши. Регис, вздохнув, взял её руки в свои и удержал. – Ты совсем не знаешь Детлаффа, Ори. – Мне достаточно того, что я знаю тебя. Это было правдой. Никто не знал Региса лучше, чем Ори, разве что, только он сам. Когда она поселилась с ним в склепе на Мер-Лашез, то случайно стала свидетельницей некоторых не самых приятных по человеческим меркам привычек, которые он предпочитал скрывать от остальных друзей. Тем не менее, девушка не стала ни осуждать его, ни бояться. Это очень впечатлило обычно спокойного и рассудительного Региса, и он почувствовал к девушке необъяснимую тягу, которую за долгие годы довольно аскетичной даже по вампирским меркам жизни успел позабыть. Однако теперь, с тех самых пор, как он взглянул на Детлаффа, вошедшего в лабораторию к раненой Ори, вампир пытался бороться с собой. Он не хотел вновь увидеть друга отчаявшимся и несчастным, а ещё больше не хотел стать причиной его отчаяния. К тому же, он хорошо помнил, что стало с той, которая обманула Детлаффа. Борьба оказалась непростой: Регис понимал, что объяснения Ори вряд ли успокоили друга, но он в это почти поверил – потому что хотел поверить. – Нет, Ори, – сказал он, вставая со стула и поднимая девушку, – я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. – Даже если что-то случится, – сказала она, заглядывая в самую глубь блестящих антрацитовых глаз, – Даже если я буду падать в самую глубокую бездну, я не хочу жалеть о том, что мы оба добровольно отказались от крыльев. Ори быстрым движением взяла со стола ножик для измельчения трав. Регис заметил это, и хотел сразу выхватить у неё инструмент, но успел взяться лишь за рукоять. Лезвие осталось у девушки, и она, соблазнительно улыбаясь, изо всей силы сжала его ладонью. Регис медленно, но уверенно вытащил его, оставив неглубокий длинный порез. Девушка разжала ладонь: алые струйки побежали по пальцам и стали каплями спадать на пол. Запахло сиренью и кровью. Не так, как когда Ори лежала без сознания: аромат был тонким, без примеси пота и чародейского эликсира, надо сказать, весьма неприятного. Это был настоящий запах Ори, тот, который Регис слишком хорошо знал. Смесь нежности и страсти. Несочетаемые черты, которые каким-то неведомым образом соединялись и гармонировали и в аромате, и в самой девушке. Такому Регис уже не мог сопротивляться. Нож со звоном упал на пол. Там же вскоре оказались камзол, брюки и красное платье, расшитое раухтопазами. Ори тихо вскрикнула, почувствовав знакомое жжение в татуировке, но не остановилась, сосредоточившись на совершенно других ощущениях. Она чувствовала, будто её поглощает пламя, будто оранжево-красные огненные языки обжигают кожу. Отовсюду веял жар, каждое прикосновение словно высекало искры. Но ей, как сумасшедшей ведьме на костре, хотелось исступлённо кричать, чтобы подбросили больше дров, ещё больше – до тех пор, пока пламя не отняло у неё способность говорить и дышать. – Чтоб меня… – шепотом выругался Лютик, отходя от замочной скважины двери, ведущей в лабораторию. *** Детлафф возвратился в мастерскую. Сначала он шёл пешком, потом отворял дверь ключом, вместо того, чтобы за несколько секунд добраться до своего стола, обратившись в туман. Вампир медленно проделал ту же дорогу, по которой совсем недавно вёл молчащую Ори – чтобы подумать и успокоиться. Когда он зашёл в дом, то сразу увидел лютню, лежащую на полке. Взял её, задумчиво задел струны. Получившийся звук скользнул кинжалом по самому сердцу. «Должна буду умереть. Должна умереть», – прозвучал в мыслях знакомый голос. Поморщившись от обострившегося чувства, Детлафф из всей силы хватил инструментом по стоящей рядом опоре второго этажа; лютня разлетелась в щепки. Вампир вбежал на второй этаж. На столе всё ещё лежал, сверкая хрусталиками глаз, игрушечный лебедь. Детлафф схватил его, желая раздавить прямо в ладони, но не смог, положил обратно и сел на кровать. Из дыры сверху дул ветер, завывая на манер одинокого волка при полной луне. Настроение у вампира было такое, что хотелось подвывать ему в такт. «Должна буду умереть. Таково моё решение», – вновь прозвучал голос, который невозможно было заглушить усилиями воли. Детлафф был настолько взволнован, что, казалось, чувства захватили его в водоворот, не позволяя выбраться наружу. Он не мог ни на чём сосредоточиться, всё вокруг напоминало ему об Ори. Тут Детлафф заметил на полу кусочек угля. Подняв его, осторожно провёл им по стене – уголь оставлял мягкий, слегка размытый, как пастель, след. Начал рисовать – хотя, скорее надо сказать, это чувства водили его рукой. Он не знал, что рисует, не представлял никакой картины; не помнил и того, что было нарисовано на месте завывающей ветром дыры. Просто рисовал. Когда он завершил последний штрих и слегка отодвинулся, чтобы разглядеть, что получилось, на стене был портрет Ори, улыбающийся ему, как тогда, когда она отдала ему починенного лебедя. Чувства и силы, вложенные в этот портрет, истощили вампира, он лег на кровать. Подушка пахла сиренью. Ори продолжала улыбаться ему очертаниями угольных губ. – Я тоже не могу спать, когда ты на меня смотришь, – тихо произнёс Детлафф.