Тот, кто не имеет сострадания, жесток. (с.) Бернард Мандевиль
После приезда послов прошла неделя и прошла на удивление тихо. Слишком тихо. Шангарр, как и обещал, устроил дорогих гостей в своём замке, и мы с братом перестали появляться во дворце Властителя Небес. Наверное, это к лучшему: доверия ни у меня, ни у брата к сородичам не прибавилось, поэтому нам приходилось довольствоваться весточками от Мудрейшего о том, что происходит в Тер-Шерранте. — Бегают за молоденькими фрейлинами, хлещут моё вино, на солнышке греются, паскудники… — ёмко описал деятельность послов Шангарр. Мне на секунду показалось, что дракон переживает за юных леди, к которым активно подбивают клинья молодые лоси, грозя немного разбавить драконью кровь аморейской, но после злобного: «Чтоб ты подавился!», адресованного одному послу, чьими стараниями был допит бочонок игристого, я поняла, что Властелин Небес болеет душой за свои винные запасы, а не за девичью честь. — Да, — вспомнил дракон, потирая переносицу, — ещё заходил Лусиан. Передал письмо Димитру. — И что в письме? — как можно более безразлично спрашиваю я, заталкивая беспокойство подальше в глубь себя. — У вашего брата ужасный почерк, я едва смог разобрать написанное, — кажется совершенно серьёзно пожаловался мне дракон. — Ещё он и его поданный пытались убедить меня, что вы… Как бы это выразиться? — деланно задумался Мудрейший, а у самого, черти в глазах плясали только так! — Как вам будет угодно, — буркнула я. — Мне важна суть, а не обёртка. — Вы всё не так поняли, и вас никто не собирался убивать. Димитру просит меня беречь его сестру и младшего брата, ему очень жаль, что вы не дали ему шанса объясниться. Господин посол, правда, был менее изящен: представил всё как плод вашего больного воображения. — Дешёвый приём, — зло выдохнула сквозь зубы. — Да, дешёвый, — согласился Мудрейший. — Но не знай я вас, я бы мог ему поверить. Он был так убедителен, я думал под конец речи, любезный посол пустит слезу… — Вы знаете меня недостаточно долго, чтобы доверять мне, но доверяете. Почему? — интересно, чем я заслужила монаршее доверие или, возможно, это просто красивые слова, направленные на услаждение слуха? Я допускала, что Шангарр действительно помогает нам с братом из добрых побуждений, но часть меня сомневалась в этом. Я годами наблюдала, как сильные мира сего играют живыми людьми в шахматы, переставляя их как фигурки, и, подставляя под удар беззащитные наивные пешки. Да, отец отзывался о нём как о достойном драконе, но не стоило забывать, что Сизэру сам был политиком и интриганом, а также отменным лжецом. Для него понятия о чести и достоинстве были несколько другими, чем для обычных людей, поэтому я не намеревалась легко расставаться со своей подозрительностью. Шангарр слишком был похож на моего отца. — Роксана, — начал мужчина, откидываясь на спинку кресла, — позвольте спросить вас о причине того, почему король Сизэру пошёл наперекор традициям и изменил майорату? — Мне кажется, мы уже говорили на эту тему в первую нашу встречу и всё обсудили. — Нет, вы с братом лишь упомянули о том, как ваш батюшка изменил традициям, но ни слова о том почему, — заметил дракон с непроницаемым лицом. Печально. Я надеялась, что никто так и не заметит, что на прямо поставленный вопрос Ардена мы так и не ответили. Тогда мы с Марко не знали о том, кто нам друг, а кто враг, и решили если и говорить правду, то не всю, надеясь, что обрушенная волна информации не позволит уловить крупицы лжи нашего рассказа. — Почему вы решили, что я знаю почему Сизэру так поступил? — вскинула в удивлении брови, в широко распахнутых глазах читается лёгкая растерянность. — Давайте поговорим начистоту, — с нотками усталости в голосе проговорил Шангарр и отставил бокал. — Правда за правду. Вы, конечно, можете мне соврать или ничего не говорить — ваше право. — И вы сделаете соответствующие выводы? — напускная наивность со вкусом растерянности слетала быстро. — Как и вы, — довольно улыбнулся мужчина. В этот момент он больше напоминал хитрого кота, чем серьёзного правителя. — Уважьте старика, тем более что я вряд ли могу использовать это знание против вас и вашей семьи. После слов дракона, невольно окинула изучающим взглядом собеседника. Да-а, дай Иэнку всем так выглядеть, как этому «старику»: гладкое лицо, неосквернённое узорами старости, густые тёмные волосы без единой нитки седины… Тяжело вздохнула, провела рукой по волосам, прикидывая стоит ли говорить правду: не хотелось трясти грязным бельём брата, но пожалуй правда так или иначе всё равно вскроется. В любом случае эта информация не может испортить репутацию Димитру. Брат всегда был самостоятельным и давно всё испортил сам. — Во-первых, король Сизэру не нарушал традиций. Изначально, почти два века назад, до того как Аммория полностью закрыла границы, законодательство предусматривало возможность передачи власти не по майорату, а по минорату. Были прецеденты. Со временем аморейцы всё чаще стали отдавать предпочтение первенцам. Возможно, этому переходу способствовало рождение в королевской семье только одного мальчика. Там не могло быть альтернативы, но в правление Сизэру произошло неожиданное: королева Тсера родила двоих наследников. — В горле запершило и я отхлебнула терпкого вина, любезно предложенного Шангарром. — Так как в прошлом были случаи передачи власти законному младшему наследнику, король имел право обратиться к древней традиции и изменить майорату. — А у вас трон наследуется только по мужской линии? Я усмехнулась. — Нет, я не имею прав на престол, если вас это интересует. Да и меня никогда не привлекала перспектива стать королевой: слишком хлопотное это занятие. — Вы полагаете? — Как сказал однажды советник отца: «Править легко, управлять — сложно». Дракон откинулся на спинку кресла с задумчивым видом, смакуя фразу, катая на языке смысл слов, как пробуют вино. — Пожалуй, он прав. — Вам виднее. Над нами повисло недолгое молчание, назойливое напоминание, что пора бы уже переходить к основному. — Налейте мне вина, — попросила я, мирясь с неизбежным. — Рассказ будет долгим…* * *
Шесть месяцев назад
. Как же прекрасен лес летом! Знаю, многие возразят: мол, а зимой разве не красиво? А осенью, когда деревья плачут золотом листвы? Про весну, когда деревья, подобно фениксу, восстают из пепла и говорить ничего… Это всё верно, но летом лес живёт. Ветки берёз одеты в перчатки из новых глянцевых листочков; из потрескавшейся коры старого клёна, каплями, будто дикий мёд, капает янтарная смола. В высокой траве стоит горячий ягодный дух земляники; ягоды крупные, местами переспевшие и слегка отдают горчинкой на кончике языка. Так и хочется спрятаться в траве, закинуть в рот горстку алых ягод и насладиться вкусом лета, изредка слизывая сладкие капли сока с пальцев. А на лужайке, близ леса, звенит вереск. Ветер изредка колышет сиреневое море цветов, и с насиженных мест, возмущённо жужжа, поднимаются упитанные шмели. Какой волшебный мёд получается из этих неприхотливых растений! С лёгкой горчинкой, тягучий и сладкий, как карамель. Из этого сорта мёда варили великолепную медовуху, известную пожалуй и за пределами Аммории. — Ана, нам пора! За мыслями о природе и о пенной медовухе, меня застал Димитру, почти бесшумно подкравшийся сзади. Он присел на корточки рядом со мной, я ощутила тёплое дыхание над ухом. — Почему моя дорогая сестра сидит здесь одна, а не веселится вместе со всеми у костра? — Захотелось тишины, — честно ответила я, не отрывая взгляда от сиреневого моря вереска. — Позволишь разделить с тобой эту тишину? — спросил Димитру, невесомо коснувшись моей щеки, заправляя выбившуюся из косы прядь волос. Я кивнула, и мы некоторое время сидели, молча слушая переливы лесных пичужек. — Жаль, что мы так редко можем посидеть, — с грустью в голосе сказал Димитру. — Я часто хожу в Дикий сад, слушаю птиц… — Без меня?! — карие глаза смотрели на меня с укором. — Ты же знаешь, что наши задания часто не совпадают, в остальное же время ты занят с Мирелой. — Ревнуешь? — Нет, — спокойно ответила я. — У меня нет на это права. — А если было бы? Этот вопрос поставил меня в тупик. Я не знала, что на это ответить, а Димитру продолжал сверлить меня взглядом, ожидая ответа. — Димитру, мы готовы ехать! Ждём только вас! — прокричал нам в спины Лусиан. Не думала, что когда-нибудь буду мысленно благодарить Змея. Поспешно встала, отряхнув штаны от прилипших травинок, улыбнулась краешком губ, пытаясь разрядить обстановку. — Поехали? За мной поднялся Димитру, и мы пошли к опушке леса, где нас уже ждали приготовленные лошади и двадцать человек сопровождения. Оседлали лошадей и двинулись снова в путь.Рекомендуется включить Ramin Djawadi — The Night King
Лето в этом году выдалось жаркое и тревожное во всех смыслах: весь юниэ¹ лили дожди, потом на смену ливням пришло не менее беспощадное солнце, которое высушило добрую треть полей в южной части Аммории. А в последние дни люэля² во дворец пришли вести, что в одной из деревенек, что стоит недалеко от границы, начался мор. Сначала местный староста в письмах уверял, что заболело всего человек десять, не больше, а потом письма перестали приходить: некому было их писать. Сизэру направил в ту деревню лекарей с указанием выяснить насколько всё плохо и попытаться вылечить оставшихся в живых. Почти месяц звенящей тишины: никаких вестей, во дворце готовились к худшему. И только пару недель назад снова начали поступать письма, но уже с долгожданными хорошими новостями о том, что мор закончился, и хотя из всей деревни осталось человек двадцать, они уже хорошо себя чувствуют, хворь отступила. После долгого совещания было принято решение отправить отряд в ту деревню, чтобы убедиться, что жители здоровы, и расселить их по соседним деревням, чтобы те смогли начать новую жизнь на новом месте, ведь после, вряд ли кому-то захочется жить на проклятом месте, где погибли почти все, кого ты знал и любил. Сизэру поручил это дело Димитру. Меня он тоже отправил, но зачем? Раньше король отправлял нас на разные задания, ставя во главе отряда, и мы оба справлялись с поставленной задачей, так почему же он назначил на одно, пусть и не рядовое дело, двоих управляющих? Вопросы без ответа. Димитру был талантливым исполнителем и харизматичным лидером, поэтому я решила не вмешиваться, давая ему возможность полностью руководить делом, без оглядки на меня: он руководил людьми, а я была на подхвате. Полностью погрузившись в свои мысли, я не заметила, как наш отряд остановился у небольшой развилки. Возле пожухлой ели был воткнут слегка покосившийся деревянный кол с прибитыми табличками. Справа, на потемневшей от времени деревянной дощечке, была вырезана кривоватая надпись: «Бьернан», а на левой — «Кыльниу». Ещё раз окинула взглядом побитую жизнью ель и заметила, что на одной из еловых лап трепетала на ветру чёрная лента. Обычная, такую можно было купить повсюду, но было что-то зловещее в том, как её теребил ветер. — Что это? Откуда она здесь? — не выдержал кто-то из стражи, указывая на ленту. — Это скорее всего повесил кто-то из местных, как предостережение, что в этой деревне царствует мор. — Царствовал, — поправила я брата. — Сомнительно, что хворь, почти уничтожившая всю деревню, так легко отступила, — сказал Димитру, оглядывая во всех смыслах подозрительную заросшую тропинку. — Для того нас и направили сюда: чтобы убедиться в этом. Верно? Как только я поймала взгляд брата, Димитру сразу оборвал зрительный контакт, тяжело вздохнул. — Ты слышала приказ короля. Мы здесь для того, чтобы помочь. Покивала на слова брата, но что-то показалось мне подозрительным в его поведении. «Бред! Он просто не выспался и утомлён долгой дорогой, как и все мы», — решила я для себя. Но чувство чего-то неправильного не покидало. — Прикройте лица, — Лусиан кинул мне красную ткань. — Мастер Дукис сказал, что это поможет не заболеть. Как только я поднесла ткань к лицу, мой звериный нюх учуял отвратительный запах: так отвратительно могла пахнуть только, пожалуй, дохлая крыса недельной свежести. — Иэнку, что за дрянь?! — спросил кто-то из воинов. — Ты уверен, что действительно хочешь знать? — язвительно обронил Змей. С его лица мгновенно слетело всякое подобие улыбки. — Если тебе дорога твоя жизнь — заткнись и делай, что тебе говорят! Стараясь дышать через раз, все повязали алые надушенные зельем повязки. Димитру натянул поводья, направляя коня в сторону Кыльниу. Остальные последовали за ним. Мы проезжали поля, миновали реку, и ничего не указывало, что где-то недалеко бесновалась болезнь. Когда мы наконец добрались до Кыльниу, мы кажется вступили на земли горя и отчаяния. На пустыре, недалеко от въезда в деревню, сиротливо жались друг к дружке россыпь уже пообветрившихся могил. Я насчитала восемнадцать захоронений, но ни на одной не было ни цветов, ни звёзд³, лишь у деревянного заборчика стояла грязная погнутая лопата… У ворот нас никто не встретил, мы проехали ещё с десяток домов, прежде чем к нам вышел сухой старичок, он шёл нам навстречу, слегка прихрамывая. Лицо его было худым, истощённым, как будто болезнь высосала из него последние силы. — Добрый день! А мы вас ждали днём раньше! — прошамкал старичок. Мы спешились, взяли лошадей под уздцы. — Вы староста? — взял слово Димитру. — Нет, — ответил старик. — Староста преставился одним из первых, никого из его семьи не осталось: и жена, и сын — все там! — махнул он в сторону могил. — Меня зовут Йоан, меня назначили временно главным. — Много умерло? — спросила я. — Легче живых пересчитать, госпожа. Все кого-то потеряли, а некоторых семей совсем не стало. Хворь никого не щадила: косила и молодых, и старых… — А как же ты выжил? — поинтересовался Лусиан, подойдя чуть ближе. — Не знаю, — почесал седой затылок Йоан, — Наверное, у Иэнку есть ещё планы на меня. Хотя зачем ему такой старый аморей как я? — Нам нужно поговорить с лекарем, проводите? — отвлёк Димитру старика от переживаний. — Нет, господин. Своего лекаря нет, а тот, которого присылал король, поехал в соседнюю деревню за продуктами. Мы бы и сами, но сильно ослабли… — Нам необходимо подтверждение, что люди не заразны, и их можно переселять, — обратился Димитру к нам с Лусианом в пол голоса. — Нужно, чтобы кто-то съездил за ним и привёз… Ана, съездишь? — Хорошо, а ты? — Мы будем ждать тебя в деревне. Не задерживайся, — сказал брат. — Хорошо, — кивнула я и собиралась уже сесть на коня, как вспомнила: — Вода закончилась, — и уже обращаясь к Йоану: — Подскажите, где у вас можно набрать воды? — У колодца, это в пяти домах отсюда, Мирийка проводит вас, — проскрипел старик и крикнул куда-то в сторону. — Мирийка! После каркающего крика Йоана, из-за угла обшарпанного дома, вышла девчонка лет двенадцати. У неё была болезненно бледная кожа, чуть поблекшие голубые глаза и курносый нос, а ещё в глаза бросалась неестественная худоба девчонки: одежда на ней висела мешком. Девочка нерешительно приблизилась к нашей компании, посмотрела на Йоана. — Проводи госпожу к колодцу, — велел ей старик, и девочка, кивнув, поманила меня за собой. Я шла за Мирийкой меж стареньких избушек. На нашем пути мы никого встретили, помимо скулящей дворняги, что доверчиво заглядывала нам в глаза. Мирийка шла неторопливо, иногда украдкой поглядывая на меня, когда думала, что я не вижу. Она проходила любопытным взглядом по моему лицу, одежде, а потом остановилася на мече в ножнах. — Вы воительница? — не удержался от вопроса ребёнок. Я улыбнулась. — Не совсем. Я ведунья. — Не может быть! Настоящая?! — вскрикнула от восторга девочка. — Я никогда не видела ведуний… А вы колдовать умеете? А покажите? — сыпала вопросами Мирийка. Я усмехнулась. Скрестила пальцы левой руки в руну фокуль⁴, а правой оттолкнула от себя вмиг сгустившийся воздух, и в нём расцвёл огненный цветок. Девочка запрыгала на месте и захлопала в ладоши, с удивлением и любопытством уставившись на постепенно тающие в воздухе сполохи огня. — Никогда не думала, что огонь может быть таким красивым, — задумчиво проговорила девочка и указала вперёд. — А вот и колодец. Пока я набирала ледяную воду в флягу, девочка, стоявшая недалеко от меня, с грустью смотрела на соседний дом с соломенной крышей, по её щеке скатилась одинокая слеза. — Я жила в этом доме вместе с родителями, — объяснила Мирийка. — Но теперь осталась только я. Они до сих пор там… — Кто там? — не поняла я. — Родители и братик, — девочка подняла на меня заплаканные глаза. — Сначала всех хоронили на кладбище у леса, а потом мест стало не хватать, и мужики успели выкопать несколько могил у ворот, потом копать уже было некому. Так они там и остались. От того как обыденно и спокойно говорила это девочка о гибели своей семьи, мне стало жутко. На обратном пути мы не говорили: каждый думал о своём. Когда мы вернулись, я поймала брата за рукав. — Димитру, там в домах всё ещё есть мертвецы. Нужно похоронить. — Сделаем, не переживай, — сказал брат. — Как ты? — Димитру заглянул мне в глаза. — Никогда такого не видела и надеюсь больше не увижу, — честно призналась я. Взяла себя в руки и уже обычным своим голосом спросила: — Так куда ехать? — Езжай в Шарэ, — сказал подошедший Лусиан. — Это почти в пяти часах отсюда! — Тогда тебе стоит поторопиться, — выплюнул Змей. — Мы должны отбыть уже сегодня до сумерек. — Haide băiatul meu! Redirecţiona! ⁵ — шепнула я коню на ухо, чуть наклонившись вперёд. Фейн заржал и стрелой помчался в сторону леса. Прохладный ветерок развивал непослушные пряди волос, что выбились из косы, чуть дребезжала от тряски фляга. Я была в дороге уже часа два и почти доехала до развилки с чёрной лентой, но мне надо было ехать дальше, минуя старую ель со знаком смерти. Шарэ действительно была одной из самой дальних деревень, и странно, что лекарь поехал за продуктами именно туда… — Эй! Я резко натянула поводья, разворачивая коня. Навстречу мне ехал всадник. Это был немолодой аморей, в мантии и, кажется, с тяжёлым мешком, привязанным к седлу. Подъехав чуть ближе, я заметила вышивку змеи на мантии всадника — знак лекаря. — Слава Иэнку, что мы встретились! Извините меня, что не дождался вашего приезда, я ездил за провизией, — и в доказательство своих слов он слегка потряс увесистым мешком. — Подождите, вы лекарь из Кыльниу? — Ну, да, — ответил мужчина, немного сконфуженно. — Вы разве не за мной? — За вами, но мне сказали, что вы уехали в Шарэ. — В Шарэ? Что вы, это слишком далеко! — Понятно, — сказала я, мысленно убивая Лусиана снова и снова. Подлый мерзавец лгал — как дышал, но врать о том куда ехать, когда твоего приезда ждут… — Нас ждут, поедемте. Несмотря на то, что мне очень повезло встретить лекаря до того, как я успела уехать в совершенно другую деревню, ехали мы не так быстро, как хотелось бы. Кобыла лекаря была очень уставшей, периодически лошадь жалобно ржала, как бы говоря, что лекаря она худо-бедно несёт, но мешок с продуктами — это уже слишком, и просила привала. Поэтому нам приходилось раза три останавливаться, чтобы бедная кобыла могла отдохнуть и выпить воды. — Скажите, а каково ваше мнение о переболевших мором? Они больше не заразны? Маг почесал лысеющую голову и сказал, слегка покачивая головой из-за тряски: — Я полностью уверен, что оставшиеся в живых в будущем переживут нас. Если хворь не взяла, то ничто пожалуй их не возьмёт. Знаете, я уверен, что умерло так много во многом из-за гнилых болот, что находятся недалеко от Кыльниу. — С чего вы взяли? — Пару лет назад мой коллега столкнулся с мором в другой деревне, там всё закончилось благополучно: всего три смерти. Но началось всё с одной семьи, родом из Кыльниу. Они проходили через это болото, прежде чем прийти в другую деревню. — А переболевшие раз, больше не болеют? — Я не уверен, всё зависит от сил организма. Воли человека к жизни. Но я уверен, что переселение решит проблему, а ещё лучше уничтожить проклятое болото! — мужчина снова остановил лошадь, стал обмахиваться шляпой. — Нам ещё долго? — жалобно поинтересовался он. Был уже полдень, и солнце палило вовсю, заставляя нас обливаться потом и периодически прикладываться к фляге с водой. — Нет, вон за тем холмом… — начала говорить я и осеклась. За холмом, выше крон деревьев, свивался тяжёлыми удушливыми кольцами серый дым. — Пожар? Роксана? — спросил ничего не понимающий лекарь, тронув меня за плечо. Не говоря ни слова, боясь собственных догадок, резко ударила каблуками коня, отчего тот взвился и, резко стартанув, поскакал к деревне. За несколько сотен метров от Кыльниу, благодаря своему звериному обонянию, я почувствовала запах гари, и по мере приближения к деревне, запах становился всё чётче. Перед закрытыми воротами деревни стояли полукругом воины королевского двора. Каждый из них держал по заряженному арбалету. Алые языки пламени, с зелёными всполохами, отражались от латных доспехов воинов, отбрасывая тени на лица. Густой тёмный дым полностью заслонил солнце, и если не знать, то можно было подумать, что сейчас поздний вечер. Деревня не просто горела — догорала; в тёмных от копоти брусках, сваленных в кучу, лишь угадывались дома, огонь жадно выл, облизывая языками пламени забор и ворота, собачью будку и крыльцо. Огонь с отвратительным восторгом пожирал некогда деревню, хрустя соломой с крыш, оставляя после себя угли и гарь. И смерть. Возле самого забора лежало тело, огонь уже успел поглумиться над останками, но всё же можно было понять, что это был подросток. Девочка лет двенадцати, с арбалетным болтом в спине… Мирийка. — Ты рано, но мы почти закончили, — прошелестел елейный голос. Я не сдержалась: сознание затопила необузданная ярость. Со всего размаха врезала Змею сначала в солнечное сплетение, а когда тот стал жадно вдыхать серый от пепла воздух, схватила за грудки и встряхнула. — Рано?! Рано?! Что вы наделали? Нам было приказано помочь людям, а вы просто убили их?! — кричала я. На последнем слове голос дрогнул. — Ана, отпусти его. Всё кончено. Тёплые мужские руки аккуратно, почти бережно оторвали мои ледяные пальцы от рубахи Змея, и тот мешком упал на траву, охая и скуля. Я вырвалась из объятий Димитру. — Что ты наделал?! Зачем?! — почему он стоит передо мной такой спокойный, когда я от гнева и отчаяния хотела то ли хвататься за голову, то ли врезать по ужасно спокойному и отстранённому лицу брата, чтобы увидеть на его лице хоть одну из тех эмоций, что я испытывала сейчас. Внезапное осознание хлынуло на меня, как ведро холодной воды: он знал, что так поступит задолго до моего отъезда. Это с его подачи Змей солгал мне, ведь он слушался брата беспрекословно и сделал бы всё для него. Он знал, что сожжёт деревню вместе с её жителями ещё тогда на развилке, когда лгал мне в лицо. Для меня стали понятны и скованность брата, и нежелание смотреть мне в глаза. Только одного я не могла понять. — Зачем? — совсем тихо, почти беззвучно прохрипела я. — Ты не готова сейчас услышать ответ, — сказал он, осторожно подходя ко мне, как к дикому зверю. — Зачем? — едва шевельнула губами. — Я сделал это, чтобы спасти остальных. Если бы мы переселили их, а они оказались заразны, мор пошёл бы по всей Аммории. — Так ты оправдываешь себя? — Нет, я знаю, что поступил правильно. Смерть двух десятков потенциально больных на благополучие всего королевства… Цена не высока. Его голос был холодным и спокойным, как будто он говорил о чём-то обыденном, а не об убийстве. — Не высока?! Да что с тобой? — ярость снова нахлынула на меня, сметая все преграды разумного. — Даже если они и были больны, мы могли бы вылечить их! Слышишь, ты?! — я кричала, подкрепляя каждое слово ударом в грудь брата. Ещё и ещё. Достучаться до него, хотя бы физически. Я не понимала, злилась и, кажется, седела от того, что мой брат убил и ни капли сожалеет об этом. Сначала Димитру молча сносил мои удары, а потом ему видимо надоело, и он просто скрутил мне руки, обняв со спины. Он не отбивался и не отпускал, и это злило меня ещё больше. Он шептал мне прямо в ухо что-то, но я ничего не слышала, оглушённая яростью и болью. Догорел последний дом, осыпавшись горкой пепла. От гари першило в горле, слезились глаза, волосы пропахли дымом. Именно таким для меня запомнился тот некогда солнечный летний день. День, когда мой брат стал убийцей…* * *
В кабинете Властелина Небес воцарилась гнетущая тишина. Свеча, что горела весь рассказ, решила, что она исполнила свой долг, осветив сей рассказ своим светом, и с трескучим шипением погасла. Я тяжело вздохнула. Который раз за этот вечер. — Что скажите? — вымучено улыбнулась Шангарру я, опрокидывая в себя бокал вина, любезно наполненный драконом. Как жаль, что амореи не пьянеют! — Не ожидал, — признался Мудрейший. — Этот инцидент получил огласку? — Нет, конечно нет, — ответила я, вертя гранёный бокал в руках. — Изначально при Дворе никто не знал о той деревне, кроме нас с братом и Совета. Потом остались те стражники, что были там и лекарь. Им хорошо заплатили за молчание. Теперь ваша очередь, — сказала я дракону прямо в глаза. Шангарр чуть дёрнул уголками губ, поняв о чём я. Откинулся на спинку мягкого кресла, окинул меня изучающим, обманчиво-добрым взглядом. — Вы мне нравитесь, Роксана, и я ставлю на вас. В этой игре за власть есть два сильных игрока: это вы и Димитру. Марко тоже сильная фигура, но он как шахматный король: силён лишь своим положением. Без защиты его быстро разыграют, и партия будет проиграна. — Вы недооцениваете Марко. Как недооценивали молодую Кибелу, — хотя внешне я оставалась спокойной, внутри меня клокотала обида за брата. — Возможно, — не стал спорить Шангарр. — Но если бы вы всё-таки имели бы притязания на трон, я бы поддержал вас. — Вы хотите посадить меня на трон? Я же говорила, что это…– начинала закипать я. — Невозможно, да. Но для того, чтобы обладать властью необязательно сидеть на троне. Марко — несовершеннолетний, ему нужен будет регент. В первую минуту я подумала, что дракон решил пошутить, но скользя взглядом по лицу мага, я поняла, что Шангарр говорит серьёзно. — Не отказывайтесь. Обдумайте это хорошенько. И когда придёт время выбирать, вы сделаете свой выбор умом, а не сердцем. — Я подумаю, — сказала я и встала. Обошла кресло с резной спинкой, щёлкнула пальцами и, не глядя на Мудрейшего, шагнула в чёрное зеркало портала.* * *
Тем же вечером, в своей комнате, я сидела в кресле у камина и всматривалась в танец языков пламени. Вытянула руку вперёд ладонью вверх и позвала. У кончиков пальцев вспыхнул и погас огонёк, искра. Не слушается, снова. Способность управлять одной из стихий природы обладали не все маги-амореи: я сама знала не более десятка таких магов-стихийников. Это было не похоже на то, как колдуют человеческие маги или драконы: они использовали знания физики о движении молекул и управляли законами, по которым молекулы стихий огня, воды, земли и воздуха существовали. Аморей же мог приказывать Стихии. Но только одной. Маг-стихийник не мог иметь власти больше чем над одной Стихией, как бы он не старался. Зато с родственной ему Стихией имел крепкую связь. Для меня такой стихией был Огонь. Я приказывала, и он выполнял, фыркал мне в руку искрами, ластился, как дикая кошка, позволившая себя на время приручить, подпитывал мой магический резерв и никогда не обжигал. Так было. После того, как я увидела, что огонь мог сделать с живыми людьми, как он легко может разрушить и уничтожить, я стала бояться его. Это было глупо, ведь огонь лишь инструмент, и в зависимости от того, чью волю он исполняет, может быть карающим или созидающим. Я понимала это, но ничего не могла поделать с неуверенностью: я боялась не справиться со стихией, и Огонь чувствовал это и платил мне той же монетой. Огонь, наверное, был самой своевольной стихией и не хотел служить тому, кто не уверен в себе и в своём слуге. Я горько усмехнулась: ведь обещала себе больше не вспоминать — ничего уже не изменишь. Но вечерний разговор с Шангарром напомнил мне о событиях, которые хотелось бы забыть. Как назло я всё помню чётко и ясно, особенно то, как громко кричал отец. Когда мы приехали во дворец, он уже всё знал: вызвал нас к себе, долго молча смотрел на нас с Димитру, а потом заговорил, обращаясь к брату: «Я так понимаю ты как всегда сделал всё по-своему?» «Я ни о чём не жалею. Я сделал всё правильно. Я спас королевство, — ответил Димитру, смотря на отца. Сизэру молчал. Я сделал всё правильно! — крикнул Димитру. — Короли должны уметь принимать тяжёлые, но необходимые решения!» «Ты — не король! А после того, что ты натворил, вряд ли когда-нибудь им станешь! Разве похоже, что я закончил?!», — крикнул король, видя, что сын пытается возразить. — Это задание было твоей проверкой. Было несколько решений этой задачи, но ты выбрал самый радикальный. Поздравляю, сынок, ты провалил своё испытание состраданием!» Хотя отец и обвинял во всём Димитру, в глубине души я чувствовала себя такой же виноватой в том, что произошло, как и брат. Да, я не знала, что задумал брат, но могла догадаться! Я могла бы предотвратить трагедию, могла спасти их. Эти мысли грызли меня тогда, грызут и по сей день. Что бы кто не говорил, но суровее самого себя, обвинителя и палача нет. До сих пор мне снится бледное лицо той девчонки, её смотрящие в никуда глаза и струйка крови, стекающая по подбородку. Мой личный кошмар.