With The Beatles

Мерное покачивание. Едва слышное дыхание. Перебор струн. Очень тихое напевание каких-то обрывков от мотивов себе под нос. Пол сочинял, но ничего не выходило. Джон сидел поодаль от него, занятый совсем другим делом, хотя собрались они с целью что-то написать. Спустя три полных часа работы и шесть выкуренных сигарет он сдался, в обидных чувствах отложив свою гитару и клочки бумаги с набросками текстов, а Пол не сдавался; на его лице отразилась глубокая концентрация, все его внимание — на нотах, которые в эту ночь не подчинялись его воле, не хотели звучать складно и хотя бы приемлимо. Пока он отчаянно бил по струнам, Леннон сверлил скучающим взглядом стены, потолок, а потом уже и его фигуру, болезненно согнувшуюся за гитарой на неудобной табуретке. Глаза, такие уставшие и раздраженные, не поднялись навстречу. Леннон бы даже обиделся, но ненадолго, ведь все затмевала непередаваемая словами любовь к этому человеку, к его силуэту, к его глазам. Спустя пару минут Маккартни внезапно встал с места, осторожно поставил свой инструмент на место, возле стены, и, не сказав ни слова, вышел из гостинной, прихватив с собой сигареты. Он позволял Джону курить у себя в доме, но сам принципиально этого не делал, и выходил на крыльцо. Джон встал с дивана и проследовал за ним. Пол уже сидел на лестнице с зажженной сигаретой в зубах. Глаза были закрыты, он слушал тишину загородной жизни. — Все будто вымерли, — шутливо присвистнув произнес Джон, присаживаясь рядом. — Лучше бы это было правдой, — послышалась двусмысленная усмешка. — Такое ощущение, будто я готов случайного прохожего на кусочки разорвать. — Да ладно тебе, — бросил Леннон, уже подсознательно давая себе подзатыльник. Чтобы хоть как-то подействовать на настроение друга он грубовато приобнял его, прижимаясь. — Концертов нет, бешеных фанатов тоже. У нас ещё куча времени. — Знаешь, иногда я скучаю по концертам, и по толпам сумасшедших фанаток, — Маккартни говорил беспристрастно и ровно. — Не хватает этого… Чувства. — Чувства? — Что тебя признают. Что людям действительно нравится твое творчество. — А как же те, кто тебя до забора провожает с влюблёнными глазами и диктофонами? — усмехнулся Джон. — Макка, не глупи! Пресса от тебя долго ещё не отстанет. — Вот как раз их я и готов разорвать, — чуть серьезнее сказал Пол, но через секунду виновато улыбнулся за свои слова. — Они беспринципны и невоспитаны, как мухи слетаются на мусор. — Нет-нет, ты не мусор. — Их взгляды встретились. — Ты просто идиот. Они рассмеялись. — Да пошел ты. — Пол снова улыбался. — Ну, иди сюда. — Он выпрямился, обнимая Леннона в ответ и крепко целуя в щеку. Теперь уже его толкнули, Джон вскочил на ноги, и, хихикая, побежал в дом, шлепая по полу босыми ногами. Конечно, Пол не заставил себя долго ждать. Быстро потушив сигарету, он забежал вслед за ним, уже слушая гулкий, приглушенный, но быстрый шаг на втором этаже в сторону спальни. Он, не скрывая, обожал такие моменты. Их отношения никогда не были ровными, заставляли нервы плясать безумный танец, когда их мотало от дружбы до сжигающей страсти, от любви да ненависти, от драки обратно к игре. Пол не любил ссоры, но они же и придавали ему сил. Он почти всегда знал наверняка, через какое время Леннон сам наведается к нему домой с извинениями, потупив глаза, на пороге его дома, после того, как вдоволь накричался в студии. Маккартни знал, что Джон — парень непростой, но совсем не мудак. Ну, только если совсем немного. Он заглянул в свою же спальню, довольно улыбаясь — наслаждался игрой, которую вдруг устроил Джон. Осмотревшись вокруг он не увидел его, и вдруг тот застал парня врасплох, выскакивая из-за угла и сразу впиваясь в его губы с поцелуем. — Признаю, ты меня даже немного испугал, — с улыбкой сказал Пол, когда они оторвались друг от друга. — Хочешь выступить перед зрителями? — вдруг задал вопрос Джон, отчего второй слегка оторопел. — Ты к чему это? — Я беспокоюсь, Поли, — он потупил взгляд, — за тебя. Если тебе это так нужно, я готов помочь. —…Но как? Джон ещё раз поцеловал его, выпутался из теплых рук и сел на угол кровати. — Я тебя послушаю. Я — зритель. Как тебе такое? Пол действительно не ожидал такого, поэтому на душе мгновенно становилось легче и теплее. Джон часто сам того не понимая делал очень милые, согревающие сердце вещи, а потом клялся, что не любитель телячьих нежностей. Да, после такого верить в эти россказни будет довольно трудно, но Пол знает, что справится. Конечно, он лучезарно улыбнулся, взял в руки гитару и сел напротив кровати, на которой сегодня расположилась его аудитория зрителей, сосредоточенная в одном-единственном, дорогом человеке. Полу даже показалось, что он начинает волноваться. «Бред!» проносилось в голове, и отчасти было лукавством; куда проще выступать перед дюжиной незнакомцев, и куда сложнее — перед самым важным человеком в жизни. Хоть он и отлично понимал, что никакого осуждения за его игрой не последует, он все равно нервничал, как если бы проходил прослушиване в консерваторию. Глубоко вздохнув, он начал играть. За ровным перебором последовал тихий, мерный стук ботинком об пол. Заполняя комнату уютным, теплым звучанием фа-мажора, Пол закрыл глаза и запел. Blackbird singing in the dead of night… Take these broken wings and learn to fly. All your life… Текст, а точнее, его обрывки, отлично ложились на ритмический рисунок — что единственное было проблемой, так это их отсутствие в некоторых квадратах. Весь вечер он ломал голову над текстом, хотя, казалось бы, его содержание настолько вдохновенное, что и не составило бы большого труда продолжить, следуя за свободной мыслью, как за кометой, ухватив на лету за хвост. Недавнее огорчение дало о себе знать, он чуть не сбился, и с горечью удивился тому, как сильно расклеился за последние несколько лет; одна-единственная неподдавшаяся с первого раза песня была способна помешать его, хоть и условному, но выступлению. Как-никак, а Джон тоже полноправный зритель, и заслуживает лучшего. Большего, чем грубого наброска. Пол остановился окончательно, с грустной улыбкой опустил гитару. — Извини, я… — Почему ты остановился? Он поднял глаза на Джона. Тот смотрел на него так, словно Пол только что отобрал у него что-то невероятно ценное и важное прямо из-под носа, и ему только и оставалось, что изумлённо вылупиться в ответ. — Эта песня хороша, у нее есть потенциал, — заговорил он твердо и уверенно, а потом сразу же потупил взгляд, как если бы сболтнул лишнего. — Мне понравилась. Пол любил комплименты в любом их виде. Так уж повелось, что он чаще и куда охотней обрамлял свои эмоции в слова и делился ими, когда как Джон был более осторожен, будто боялся совершить ошибку: много обдумывал и долго формировал, перед тем, как высказать. Если бы рядом оказался человек, знающий дуэт «Леннон-Маккартни» только по музыке и феноменальной популярности, то точно бы подметил, что добрее и мягче, безоговорочно, был Пол. А большего обывателям знать и не нужно было; особенно их не касалось то, как много для Маккартни значила такие редкие, но честные комплименты от Джона. — Спасибо, — ответил Пол со смущенной улыбкой. Джон тоже улыбнулся, но разговор не развивал. Они сидели, смотрели друг на друга и безбожно краснели, как два школьника; впрочем, глубоко в душе никто из них так и не вырос, и этот огонек вечной молодости и любви загорался с новой силой каждый раз в такие моменты. — Продолжишь ее? — осторожно спросил Джон, откидываясь на подушках. — Будет очень глупо, если ты забросишь это. — Продолжу, — вторил ему Пол. Отложив гитару, забрался на мягкую, пружинистую кровать и устроился рядом, — если ты так считаешь. — Не просто считаю, а знаю. — Джон с серьезным видом повернулся к Полу. Его очки съехали на переносицу, и Маккартни без лишних слов вернул их на свое, законное место, снова заставляя улыбнуться. До рассвета оставалось ещё слишком много времени, а кофе не позволил бы уснуть, хотя атмосфера к этому и предрасполагала; прохладный, свежий, загородный воздух из открытого окна, убаюкиващее пение сверчков в саду, мягкое одеяло, а рядом Джон. Его теплое, спокойное дыхание совсем незаметно приземлялось на макушку, одна рука доверительно покоилась на талии, а глаза были блаженно закрыты, то ли в раздумьях, то ли в полудрёме. Полу не хотелось спать — ему хотелось лежать так и дальше, смотреть на Джона и остаться в этом счастливом мгновении навечно.