Свежий ветер (Fly By Night)

Шепард - Тебе придется выбрать, - сказало существо не терпящим возражений голосом, и каждое слово походило на забиваемый в крышку гроба гвоздь. Несносный мальчишка, преследовавший меня в ночных кошмарах, стоял передо мной прямо сейчас, требуя, чтобы я выполняла его указания. Один за другим он обрисовывал варианты окончания всей этой истории, и каждый из них включал мою смерть, так какого черта, верно? Какая разница, что именно я выберу? В любом случае я умру прежде, чем увижу последствия своего решения. Не обращая внимания на ослепительно яркий свет, я сделала шаг вперед. Каждое движение отдавалось нестерпимой болью в огнестрельной ране в животе. Судя по всему, мои шансы на выживание невелики вне зависимости от моих действий. Я умру, спасая галактику. Разумеется. Как я могла подумать, что это может закончиться как-то иначе? Как я могла быть такой наивной идиоткой? Не существовало никаких божественных весов, которые бы уравновесили всю боль, что я пережила, светлым будущим, ожидающим меня впереди. В этом мире никому не воздавалось по заслугам. Здесь от тебя лишь требовалось все больше и больше до тех пор, пока не останется ничего. По крайней мере, я могла отдать еще кое-что, совершить последний геройский поступок. Я всегда шла к цели, которую никто другой не мог разделить или понять. Мне было предначертано спасти галактику, и наконец-то я сделаю это. Я выполню свое предназначение. Боль прекратится. Я так давно мечтала об этом. Голова закружилась, и я зашлась кашлем, сплевывая на пол кровь. Что ж, весьма подходяще. Я посмотрела вперед на колонну зеленого света, на столбы красного и синего света по бокам от нее. Над нашими головами продолжалась жестокая битва, но мое внимание было сосредоточено лишь на необходимости двигаться дальше, раз за разом переставлять ноги. Только прилив адреналина поддерживал во мне жизнь. Мне лишь следовало двигаться. Скоро все кончится. Как… как я вообще сюда попала? Что-то щелкнуло в моем мозгу, стерев все мысли и заменив их представлением о том мире, который я оставлю за собой, если только смогу продержаться еще чуть-чуть. Я сосредоточилась на этой картинке и сделала еще один шаг. Черт, исходя из того, как мальчишка описал последствия этого решения, в моем воображении возник какой-то рай: органики и синтетики живут бок о бок в полной гармонии, во вселенной наступил вечный мир, и эта идея сможет воплотиться в реальность только потому, что в моем изломанном теле все еще остались силы, позволяющие мне двигаться вперед. Подойдя ближе, я ощутила прохладный ветерок, услышала треск струящейся изумрудно-зеленой энергии вокруг луча, и на душе вдруг стало спокойно от мысли о том, что моя жизнь вот-вот окончится. Черт, надеюсь, мне все-таки поставят статую – неприлично огромную с табличкой, на которой будут перечислены все мои заслуги, чтобы каждый житель нового мира знал, что он существует благодаря Джене Шепард – величайшей коммандос всех времен и народов, которая никогда не сдавалась, несмотря ни на что. Я всегда доходила до конца, выворачивалась наизнанку ради достижения праведной цели, пусть даже никто, кроме меня, не понимал, не соглашался, потому что… Убить Жнецов. Легкие вдруг обожгло ледяным воздухом, а живот пронзило такой болью, словно в меня попала еще одна пуля. В глазах поплыло, и мне пришлось приложить усилие, чтобы остаться в сознании. Еще чуть-чуть. Всего несколько шагов, и все окажется в прошлом. Я спасу галактику, как и обещала, а когда взойдет солнце, все выжившие проснутся в новом мире, который я для них создала. Лучшем мире. СУЗИ наконец-то станет по-настоящему живой, настоящей личностью. Геты получат возможность развития, превосходящую все их самые смелые ожидания, и присоединятся к новому галактическому сообществу. Даже Жнецам найдется место – они смогут заняться восстановительными работами, помогут нам для разнообразия. Все остальные – вся органическая жизнь – будут усовершенствованы, объединив в себе все самое лучшее двух миров. Счастливый брак человека и машины, совсем как… …сплетение проводов, вживленных в кожу, словно серые мышцы на его экзоскелетоне, поблескивающие микросхемы там, где когда-то были шрамы, выдававшие в нем опытного воина, возможно, даже героя для кого-то. Электроника так глубоко внедрилась в его твердую турианскую плоть, что уже невозможно было определить, где заканчивался Сарен и начиналась работа его мастера-кукловода - создания, умело дергавшего за ниточки и отравлявшего его разум до тех пор, пока не извратил все самое лучшее и светлое, все благие цели и устремления бывшего Спектра. Самоуверенность Сарена стала его погибелью. Его вера в то, что он каким-то образом отличался от других, что он был лучше, что мог сопротивляться тому, перед чем спасовали все остальные… Я до сих пор помнила все это в мельчайших подробностях. Тот момент, когда завеса одурманенности на мгновение приподнялась, он приставил дуло пистолета к своему подбородку и поблагодарил меня за то, что я позволила ему расстаться с жизнью на его условиях. Тогда я поняла, что мы с ним похожи гораздо сильнее, чем могли подумать, и лишь слепая удача уберегла меня от его судьбы. Какой-то резкий высокий звук пульсировал в ушах; казалось, он исходил одновременно отовсюду, в том числе изнутри меня. Стараясь не обращать на него внимания, я сосредоточила взгляд на столбе зеленого света впереди и попыталась привести мысли в порядок, в то время как кровь из многочисленных ран просачивалась через прорехи в броне и стекала по рукам. Именно это пытался сделать Сарен, потому что считал, что знает больше остальных. Но… но тогда он не располагал всей информацией, в отличие от меня сейчас. Я побывала на базе коллекционеров, я видела, что они делали с похищенными людьми, изменяя нашу ДНК по своей воле. Они забирали невинных людей и превращали в жидкость заживо. Келли Чамберс точно понимала, что с ней происходило в каждую секунду до самого конца. Она чувствовала, как части ее тела плавились одна за другой – они все чувствовали. Эти несчастные были вне себя от страха, и вся эта ненависть и предсмертная агония превращались в основу для создания лишь крохотной части нового Жнеца. А их насчитывались тысячи, и каждый возник как результат длящихся столетиями войн, подобных той, что сейчас разрывала галактику на части. Они порабощали и уничтожали всех живущих в ней разумных существ, одурманивая их, превращая в хасков и заставляя убивать тех, кого они когда-то любили; превращая все прекрасное и уникальное, что в них было, во что-то тошнотворное, омерзительное. Мысли снова затуманились, и голову наполнило подобие белого шума – как тогда, когда я соприкасалась с протеанским маяком. Я попыталась взять себя в руки и просто подумать. Каждый Жнец в небе над Землей состоял из миллиардов разумных существ, каждое из которых точно осознавало свою смерть, каждое из них рассталось с полной страданий и потерь жизнью. Среди их эмоций не нашлось места чему-то светлому – только ужас и обреченность, заключенные в кошмарном создании, существующем лишь для того, чтобы обеспечивать развитие нового цикла снова и снова, отнимая надежду и жизни у тех, кто населял прошлый. Если я сделаю еще несколько шагов вперед, это будет равносильно тому, чтобы приветливо распахнуть перед ними двери, позволяя пожинать наши умы и тела до тех пор, пока мы все не будем принадлежать им. Какого черта я вытворяю? Это… это неправильно. Совсем неправильно. Убей Жнецов. Я обернулась и посмотрела на стоявшего позади ребенка – проекцию, называющую себя Катализатором – стараясь побороть статический шум, разрывающий барабанные перепонки и заставляющий корчиться в агонии каждое нервное окончание моего тела. Ощущения были сопоставимы с попыткой пробраться сквозь слои колючей проволоки, но я добилась своего и смерила мальчишку холодным взглядом. - Ты должна выбрать, - повторил он, на этот раз настойчиво, почти обиженно. Наверное, создание почувствовало мою неуверенность. Возможно, оно могло читать мысли. Мой разум снова пронзила вспышка, яркий всполох света, электрический разряд, сотрясший все тело. Все во мне буквально кричало, чтобы я развернулась и сделала последние шаги, покончила со всем этим, а каждая потраченная мною секунда означала смерть еще нескольких людей. Но нет, я была слишком зла, чтобы сдаться без борьбы. - Не в твоей власти приказывать мне, - прорычала я, наблюдая, как окружающее голограмму пространство то обретает четкость, то расплывается. Может быть, дело в моих глазах, которые я с трудом держала открытыми. - Это факты, Шепард, - сказало существо, и его детский голосок прозвучал зловеще. – Тебе не уйти от выбора, это неизбежно. - Так не бывает, - бросила я в ответ, заставляя себя двинуться прочь от столба света. Я не желала мириться с тем, что мне пытались внушить. Я сделала еще один шаг, и меня опять пронзила острая боль, заставляя стиснуть зубы. Я никогда не иду на компромисс. - Ты все повторяешь, что так должно быть, - хрипло произнесла я, - что других вариантов нет, что все закончится по одному из твоих сценариев. – Мысли опять начали путаться, но на этот раз сквозь одурманивающий туман я видела яркий свет – воспоминание о том, как впервые взяла на себя ответственность за то, кем являлась. Я отказывалась признавать пределы своих возможностей, основываясь на чьих-то словах, я послала всех к черту и в итоге нашла свой путь. Я всегда добивалась своего, и сегодняшний день не станет исключением. – Но я не верю тебе, не верю. Если все факты указывают на то, что ты прав, то я просто изменю эти гребаные факты! - Ты не можешь изменить эволюцию, - возразил мальчишка; мне показалось, что он вдруг вырос у меня на глазах и теперь возвышался надо мной, заставляя чувствовать себя букашкой под пристальным взглядом невероятно могущественного существа. – Ты не можешь изменить свою судьбу, предопределенную твоей же генетикой. И пусть ты стала первой, кто зашел так далеко, ты все равно остаешься лишь органиком. Ты все еще несовершенна. - Да, - сквозь зубы выдавила я, пытаясь побороть тошноту, - но я уж точно лучше тебя. Вы, гребаные машины, просто не понимаете. Никогда не поймете. Смысл в том, что в эволюции нет смысла. Она глупа, и неожиданна, и прекрасна, как… как сама жизнь. Вы никогда не поймете этого. Неважно, сколь многих из нас вы убьете, похитите и подвергнете мутациям – это не поможет вам понять, что значит быть живыми. «Не знаю, чувствуют ли Жнецы страх, - сказал он, и его бионические глаза ярко вспыхнули, - но ты убила одного из них, оказалась лучше, чем они. Это дорогого стоит». Даже Левиафан сказал, что Жнецы боялись нас, боялись лично меня. Кому, как не ему, знать – его раса создала Жнецов, которые теперь вели себя так, словно являлись самыми могущественными, самыми умными и знали лучше меня что-то недоступное их пониманию. - Однако вы, ублюдки, прекрасно понимаете, что такое страх, - продолжила я просто, одновременно пытаясь непослушной рукой нащупать пистолет. – И я думаю, что вы боитесь нас всех и особенно меня, потому что я не считаю вас богами. Полагаю, это вы мните себя таковыми, высокомерные гады. Но знаете что? – я фыркнула, чувствуя покалывание во всем теле, на котором не было живого места; туман снова начал заволакивать мое зрение, но это уже не имело значения, потому что я была вне себя от ярости. – Я. Не. Боюсь. Вас. Ни при каких обстоятельствах я не собиралась следовать совету гребаного Жнеца. Лучше я обреку мир на уничтожение и погибну в языках пламени, но на своих условиях. В глазах потемнело, и голова предательски опустела, но словно бы по своей воле рука ухватила пистолет и привычным движением нацелила его. Только тогда я поняла, что это не мой пистолет. Не мог быть моим. Он был легче, на нем отсутствовала алая полоса рядом с символом N7 и вмятина, появившаяся после того, как я ударила одного из выродков Жнецов, и… И я стояла на парящей в воздухе платформе, меня заставляли сделать безумный выбор будущего для галактики, как будто это все было идиотским шоу. Я понятия не имела, как попала сюда, ни малейшего понятия. Как, черт возьми, я вообще дышала? - Прекрати! – крикнул мальчишка, его голос прозвучал где-то позади, но в то же время внутри меня, отовсюду. Мне отчаянно хотелось повернуться и броситься бежать к лучу, хотелось, чтобы боль наконец утихла и все закончилось. Но концовка будет разыграна по-моему. Я не сдамся – ни им, ни кому-либо другому. Никогда. - Нет! – воскликнула я, и хотя мой голос звучал хрипло и прерывисто, гнев придавал мне сил. – Иди к черту вместе со всей этой бредовой космической магией. Я солдат, всегда была. Мне неважно, насколько развитыми вы являетесь – нет ничего, что нельзя было бы уничтожить! – Я направила оружие, ощущая бушующую внутри бурю эмоций, которая постепенно вытесняла липкий туман из моей головы. Я стиснула зубы от боли. – И ты не исключение. В долю секунды, предшествующую выстрелу, я заметила, как изображение ребенка вдруг подернулось рябью, а его лицо перекосилось от злости. Затем грохот выстрела прорезал относительную тишину, и мальчишка прокричал мои имя, подобно баньши, а я едва не потеряла сознание от невыносимой боли и ослепляющей вспышки света. Сглотнув кровь, наполнившую рот, я вздохнула. Мальчишка все еще звал меня, теперь внутри моей головы. Прошло несколько секунд, отмеренных болезненными вдохами, пока я поняла, что это вовсе не ребенок. Голос был грубым, низким и искаженным статическими помехами. Это… это был… Хаккет? Ранее, очнувшись на платформе на краю света, я поняла, что передатчик, должно быть, сорвался с моего уха, так что это не мог быть Хаккет – как он связался бы со мной здесь? Но я слышала его в это самое мгновение – он звал меня по имени, приказывал ответить. Очевидно, это было очень важно, но… но… это невозможно… Мои легкие резко наполнились воздухом, будто я вынырнула на поверхность, каждый вдох отдавался болью, но все вокруг вдруг приобрело невероятную четкость, словно с глаз спала пелена, вызванная какими-нибудь лекарствами. Мне было очень холодно, а бок жгло огнем. Я распахнула глаза. Я лежала на твердом холодном полу у ступеней ведущей непонятно куда лестницы. Мою броню – мою на этот раз, а не ту, что на мне была всего мгновение назад в гребаном воображаемом мире – покрывала кровь и копоть. Попытавшись подтянуть к себе руку с инструметроном, я едва не задохнулась от пронзившей ее боли. С трудом повернув голову в сторону поврежденной конечности, я поняла причину. Ниже локтя щитки брони отсутствовали, так же как и кожа, и металлические заменители костей виднелись через обгоревшую плоть. Нахлынувшая волна адреналина заставила меня содрогнуться, а я все смотрела на то, что осталось от моего предплечья, силясь понять, как такое возможно. Пальцы были на месте, но не шевелились. Я вообще не могла двинуться. Я не чувствовала левую ногу, а знакомая боль в боку означала пулевое ранение. Воспоминания возвращались вспышками. Гонка к лучу, взрыв, практически уничтоживший мой взвод. Кайден. Тот момент, который, как я знала, станет нашим последним. Последние препятствия. Выстрел из орудий Жнеца, чувство вскипающей кожи. Слабость, не позволившая мне увернуться от выстрела. Колонна ослепляющего света. Миссия. А теперь это. Посмотрев вверх, в мягком свете я разглядела вершины деревьев, росших в президиуме. Как я сюда попала? Что из того, что я помню, реально? Груды тел, незнакомые локации, до сих пор занимающие мою память, Призрак, Андерсон. Хоть что-нибудь из этого произошло на самом деле? - Коммандер Шепард, вы меня слышите? – донесся рычащий голос из чудом уцелевшего передатчика на воротнике. Голос, настойчивость, с которой он звучал, избавили меня от всяких сомнений, оставив в голове только одну простую мысль: убей Жнецов. Неважно, что есть реальность. Неважно, в какой я форме. У меня до сих пор осталось незаконченное дело. Я поднесла здоровую руку к передатчику и ответила, отчего легкие обожгло огнем, но это тоже не имело значения. Ничто не имело значении, ничто. Даже он. - Слушаю, - с трудом произнесла я и зашлась в приступе кашля. – Я… я в Президиуме. Я… - Коммандер Шепард, - снова требовательно позвал Хаккет, его голос практически срывался. Он не слышал меня. Либо я все еще находилась в воображаемом мире, либо моему микрофону пришел конец. - Я жива, - произнесла я тихо, не имея понятия, как долго это еще останется правдой. - Если вы слышите меня, если вы еще там, - адмирал тяжело вздохнул, - простого открытия лепестков станции оказалось недостаточно. Горн пристыковался, но ничего не происходит. Что-то блокирует сигнал. Нам нужно… черт побери, Шепард, вы нужны нам, - это прозвучало как мольба, а после передатчик замолчал, оставляя меня в одиночестве. Посмотрев вверх на висящую над головой родную планету, я внезапно увидела саму себя, поднимающуюся по ступеням к консоли, как и несколько лет назад, а затем вбивающую код едва слушающимися пальцами и наблюдающую за открывающимися лепестками Цитадели и становящейся видимой Землей, объятой огнем. За видением последовала темнота. Собрав все силы, я с помощью здоровой руки сумела перевернуться на живот, чувствуя себя подыхающей на берегу рыбой. Находящаяся рядом лестница вела к той самой консоли, и ее ступени были покрыты кровью, собравшейся лужей у основания, где я и лежала. Я наверняка упала. Если я закрою глаза, если позволю себе расслабиться всего на несколько секунд, все закончится. Боль уйдет. - Нет! – Я сплюнула сгустки почерневшей крови и постаралась привстать, опираясь на руку и не обращая внимания на агонию каждой мышцы. – Нет, еще нет. Я села, глядя на свою цель на вершине лестницы, а затем с трудом забралась на первую ступень. - Со мной еще не покончено, вы, гребаные ублюдки, - прорычала я, подтягивая за собой бесполезные теперь конечности. В глазах снова начало темнеть, а голову наполнил знакомый шум, но мне было все равно – передо мной стояла задача. Мне необходимо закончить миссию, все остальное не имеет значения. Я не знала, что буду делать, когда доберусь до вершины – сначала надо решить эту проблему. Рука, покрытая моей же кровью, периодически соскальзывала, а каждая ступень казалась горой, но наконец, задыхаясь и чертыхаясь, я рухнула на верхней площадке у самой консоли. Некоторое время я лежала там, пытаясь восстановить дыхание и, глядя на свою цель, стараясь придумать, что же сделать, чтобы починить ее. Очень трудно думать на посторонние темы, когда вместо руки у тебя окровавленное месиво, кровь сочится из множества ран, и тебе хочется только одного: чтобы все кончилось. Но я справлюсь. Я должна. Я представила себе Лиару, ее успокаивающий голос, когда она рассказывала о найденных чертежах Горна, и попыталась понять, что же это все значит. Она сказала, что Горн являлся неким источником энергии, эдакой батареей питания для какой-то супер-реакции. Никто не знал, что будет делать Горн без направляющего его Катализатора, но мало кто сомневался в том, что эта штука была чудовищно мощной. И если Катализатором являлась Цитадель, то… то… Я снова сплюнула скопившуюся во рту кровь, заставляя себя сосредоточиться и дышать ровно. Несколько лет назад, когда я впервые воспользовалась этой консолью, чтобы спасти галактику, я блокировала сигнал Жнецов, таким образом не давая им связаться с Цитаделью. Этот сигнал существовал до них, создаваемый каким-то неведомым передатчиком, и они все были связаны посредством этой частоты. Напрашивался вполне логичный вывод: Цитадель являлась недостающим звеном, которое мы все искали так долго – только эта станция могла подключиться одновременно ко всем Жнецам, где бы они ни были. И если Горн был пулей, а Катализатор – оружием, то почему же оно не стреляло? Осознание пришло ко мне внезапно на волне энергии, и я резко села; кожу начало покалывать. В прошлый раз, стоя посреди апокалипсиса, я заблокировала их гребаный сигнал. Когда от цивилизации протеан не осталось практически ничего, когда проект «Горн» их цикла провалился, а последние уцелевшие укрылись на тайной планете Айлос, они сумели разработать алгоритм, препятствующий подключению Жнецов к Цитадели. Вот почему Жнецы отложили вторжение в нашу галактику на эти несколько лет. Вот почему они не захватили Цитадель в начале войны. Вот почему чертов Горн не стрелял! Вот почему наш цикл будет другим. Когда же волна адреналина схлынула, позволяя мне трезво взглянуть на свою же идею, я потеряла всякую надежду. Для претворения этого плана в жизнь мне требовалось удалить строки кода, внедренные в ядро Цитадели Кайденом, но я понятия не имела, как они выглядят, где их искать и как отключить. Я подошла так близко, я приложила столько усилий, а в итоге нашей погибелью станут мои хреновые познания в области кодирования. Это просто смешно. Кайден столько раз пытался привить мне интерес к этой области навыков, но впустую – я использовала эти уроки только чтобы побыть рядом с ним, а теперь… «Если бы только он находился здесь», - позволила я себе подумать в первый раз, погружаясь в пучину боли и страданий, которые принесла с собой эта мысль. Если бы. Я попыталась забыть, забыть о нем, о том, как оставила его, хотя и обещала, что не сделаю этого, но теперь уже ничто не в состоянии было остановить поток этих чувств. Мы обречены. Если бы Кайден оказался здесь, он спас бы нас одним легким движением своего древнего инструметрона. Это было бы так просто, но он остался позади. Я закрыла глаза и склонилась вперед, думая о том, как тепло он улыбался мне, в последний раз пытаясь привлечь меня к этому вопросу – мы находились на наблюдательной палубе, и его лицо было освещено оранжевым светом от интструметрона, когда он копировал одну программу за другой, просто чтобы я могла справиться с простыми задачами, не задумываясь. «И он все еще способен оперировать теми данными, что мы собрали на первой «Нормандии», - говорил он, проворно перебирая файлы на своем инструметроне, - включая защитные протоколы гетов, программы, которые Тали использовала для взломов, и, кажется, даже код, полученный от Стража». Я резко распахнула глаза. Он скопировал мне этот код. На моем инструметроне имелся код Стража. Я могу найти соответствия в недрах кода главной системы Цитадели и удалить обнаруженные строки. Я смогу заставить эту громадную пушку выстрелить, и для этого мне надо лишь… …мне надо лишь воспользоваться своей мертвой рукой, выжженные нервные волокна которой ни за что не сумеют активировать вмонтированный в запястье компьютер. С помощью здоровой руки я уложила израненную на колени перед собой, стиснула зубы от боли и попыталась оценить повреждения. Вид был ужасен – все равно что смотреть на фото с места жестокого преступления. Я видела сухожилия и блеск металлических костей сквозь разорванные мышцы и, стараясь удержаться на грани беспамятства, принялась вспоминать базовый тренинг. Как активировать инструметрон вручную. Однозначно, это куда проще сделать, когда хозяин устройства мертв. Прежде мне никогда не приходилось извлекать плату – достаточно было повторить необходимое движение окоченевшими пальцами, но состояние моей руки не позволяло воспользоваться этим вариантом. На моем инструметроне на нижней стороне микросхемы имелся элемент – своего рода черный ящик, который полагалось извлечь из моего мертвого тела. Однако я не была мертва, пока нет. У меня осталась работа. Другого пути не было. «Не думай, - велела я себе, - просто сделай это». Сжав челюсти так сильно, что наверняка расколола пару зубов, я погрузила пальцы в омертвевшую плоть запястья другой руки и нащупала края крошечного имплантата инструметрона. А затем вдруг удерживаемый воздух вырвался наружу, и с криком боли я отдернула руку. Холодные слезы наполнили глаза и потекли по покрытым грязью и кровью щекам. Я старалась взять себя в руки, обуздать дрожь, но рыдания сотрясали меня с ног до головы, только усугубляя мое состояние. Это был жуткий звук, словно бы издаваемый забиваемым животным. Я не могла поверить, что он исходит от меня. Я посмотрела вниз, на пол, куда до сих пор стекала моя кровь. Я вся была покрыта загустевшей темно-красной жижей: моя броня, волосы, даже правая рука. Мои запасы медигеля давно закончились, и у меня не было сил искать что-то здесь. Я умирала и знала это. Сомнений не осталось. Но моя смерть не станет напрасной. Я не умру впустую только потому, что не смогу взять себя в руки и преодолеть боль. - Ну же, - подгоняла я себя, надеясь найти еще хоть немного сил, чтобы пройти это испытание до конца, даже несмотря на то, что слезы текли по щекам. – Ну же! Я глубоко вдохнула и напрягла каждую мышцу в теле. Приказав себе оставаться неподвижной и прислушиваясь к каждому удару сердца, отдававшемуся в ушах, я вновь вонзила пальцы в развороченную плоть на запястье и, не обращая внимания на позывы к рвоте, вытащила микрочип. Плата вывалилась из моих покрытых кровью пальцев, волна облегчения от того, что по крайней мере это мучение позади, окатила меня, отгоняя на время боль. Мне хотелось отдохнуть хоть несколько секунд, прежде чем действовать дальше, но я не была уверена, что смогу открыть глаза снова. Я опять чувствовала медный привкус во рту. Дрожащими пальцами я подобрала с пола чип. Слабея с каждым мгновением, я ползла в сторону консоли и, наконец добравшись туда, ухватилась рукой за ее край, отчего та озарилась множеством цветов, ожидая команды. Поместив плату в центр ладони, я ногтем поддела активатор ручного режима, и, включившись, инструметрон приспособился к моей правой руке. Такое его положение было крайне неудобным, я с трудом оставалась в сознании, и перспектива декодирования не вызывала во мне ничего, кроме ненависти, но каким-то образом я знала, что смогу это сделать. Ни Сарен, ни коллекционеры не сумели одолеть меня, даже непобедимая раса мыслящих машин, угрожающая уничтожить всю разумную жизнь в галактике, не помешала мне завершить миссию. Неужели я позволю незначительной потере крови остановить меня? Едва слушающимися пальцами я пролистала немногочисленные файлы, хранящиеся на инструметроне, пока не нашла код Стража, яркий и прекрасный. А затем, молясь всем богам, умоляя их, чтобы это сработало, одним движением я запустила поиск идентичного фрагмента в главной системе Цитадели. Прошло четырнадцать долгих, с ума сводящих секунд, прежде чем передо мной отобразился результат: нужные мне строки оказались так глубоко, так искусно вплетенными в общий код, что никто и не заметил бы их, не зная заранее, что именно искать. Я бы никогда не нашла их, никто не нашел бы. Идиотская сентиментальность Кайдена только что спасла галактику. Я понятия не имела, как это поможет, но знала, что иначе и быть не может, потому что я всегда находила способ, всегда доводила работу до конца, а если эта затея с кодом не разрешит ситуацию, мне просто не хватит сил искать выход дальше. - Пожалуйста, - прошептала я, совершая незнакомое движение на дисплее консоли непривычной рукой и удаляя ненужные строки, - пожалуйста, просто… просто сработай! Очистив главную систему от чужеродного кода, я с замиранием сердца принялась наблюдать за тем, что стало происходить с программой, освобожденной от вмешательства. Казалось, время остановилось, пока я ждала не зная чего. Где-то в основании Башни Президиума зародилось и стало нарастать какое-то гудение, пол задрожал подо мной. Вдруг всполохи красного огня начали стекать по стенам, перекрытиям, обволакивая все вокруг и даже меня в какую-то энергию, которая накапливалась до тех пор, пока вся башня не начала «дышать» своей странной жизнью. Здоровой рукой я продолжала держаться за консоль, не позволяя себе закрыть глаза, потому что каким-то образом знала – секунды до взрыва – все, что у меня осталось, и я не хотела ничего пропустить. Я хотела встретить свою смерть как солдат. Это случилось. Красный свет сконцентрировался в центре помещения – крошечное пятнышко, содержащее в себе всю нашу надежду – и вдруг все взорвалось. Взрывной волной меня отбросило на стойку консоли, оконные стекла посыпались дождем осколков, а разрушительная сила направилась дальше, вдоль лепестков станции. Проходя сквозь меня, энергия оставляла за собой покалывание, сходное с разрядами статического электричества, вместе с тем заставляя чувствовать себя… очищенной. Ощущение было сродни всплеску прохладной воды в лицо. Я обессиленно сползла на пол – мое тело все еще израненное и еле живое, но внутри возникло чувство легкости и свободы, будто с души свалился камень. Может быть, все дело лишь в потере крови. Запрокинув голову, я смотрела в небо над Землей, освещенное вспышками взрывов, и когда тела Жнецов стали прорезать красные молнии, заставляя их замирать на месте, у меня создалось впечатление, что я смотрю видеозапись. Как будто это был чей-то чужой триумф, как будто это происходило не на самом деле. То, что я сделала это, казалось невозможным. После стольких лет… Впереди должна ожидать еще одна миссия, еще одно испытание, еще один подвох – я должна сделать что-то еще, прежде чем мне позволят отдохнуть, потому что так всегда бывало прежде. Но на этот раз все было кончено. Здесь и сейчас. Я добилась своего. Я едва ощущала, как по щекам текут слезы. Я попыталась пошевелить ногами, но они едва дернулись. Правая рука наконец-то отпустила край консоли и с тяжелым стуком упала рядом со мной. Я решила, что мне неважно, что я не могу двинуться. Я с самого начала знала, что мне не пережить решающей битвы. Во всяком случае… с этого места открывался отличный вид. На ум пришли слова, словно бы из прошлого, но не моего: «Нам достались лучшие места». Глаза болели, будто в них насыпали песка, но я продолжала смотреть, как собранная мной армия уничтожала парализованных Жнецов – они даже не отвечали на атаки. Они просто дрейфовали в космосе – неподвижные и мертвые, как и подобает машинам. Мне стало интересно, повлиял ли красный огонь на войска Жнецов на поверхности Земли. Скорее всего, да. Но имеет ли это значение? Вероятно, нет. Я и так уже сделала достаточно. Вот и все. Мысль снова пришла ко мне, на этот раз подобно всесокрушающей волне – такая горькая и радостная одновременно. Мне хотелось плакать и смеяться, но сил хватило только на измученный всхлип. Я чувствовала кровь, продолжавшую вытекать из ран. Я сделала это, сделала все, и теперь мне оставалось только смотреть. Мне нечем было заняться, кроме как наблюдать за тем, что могли предложить последние мгновения моей жизни. Я в одиночку начинала жизнь, так же провела большую ее часть, и вполне логичным казалось то, что и умру я тоже в одиночестве. Здесь, на разрушенном городе-станции, дрейфующем в пространстве, со сломанным передатчиком и уничтоженной броней. В одиночестве. Только сейчас, в конце пути, я позволила себе подумать о том, что оставила позади, и слезы снова наполнили глаза, прокладывая новые дорожки по покрытым грязью щекам. Лица тех, кто сделал мою жизнь хоть капельку лучше, встали передо мной, и когда я увидела Кайдена, горло опять болезненно сжалось. Я обещала. Я обещала, что вернусь живой, что не выкину ничего глупого, но… ему следовало бы знать, что на меня нельзя полагаться. Я слишком непостоянна, сначала стреляю, потом думаю. Он должен был знать, чем все закончится. Я не смогла бы жить, зная, что не отдала этой последней миссии все, что могла. Надо мной кварианский корабль разнес в щепки очередного Жнеца. Я наблюдала за тем, как менялся мир, как воплощалось в реальность все, за что я сражалась. «Прости, - подумала я, жалея, что не могу сказать этого ему лично. - Мне жаль, что так получилось, но я не жалею, что спасла тебе жизнь – кто-то из нас должен был остаться в живых, и мы оба знали, что этим человеком окажусь не я. Ты должен был предвидеть это. Я надеюсь…» Я закрыла глаза и попыталась вытереть слезы рукой, обнаружив, что не могу пошевелить и пальцем. Я также не чувствовала ног. Осталось недолго, и я хотя бы нашла хорошее место. «Я надеюсь, ты проживешь долгую и счастливую жизнь, и все твои мечты исполнятся. Я надеюсь, ты встретишь кого-то лучше меня, кого-то, кто будет заботиться о тебе. Не волнуйся обо мне… - Мое дыхание стало поверхностным и затрудненным. Интересно, как долго еще продержатся мои легкие? – Не скорби обо мне, пожалуйста, не надо. Мне невыносима мысль о том, что ты будешь страдать из-за меня. У меня… у меня была хорошая жизнь. После всего, через что мы прошли, после всего, оно того стоило. Я ни о чем не жалею». Я заставила себя открыть глаза и сквозь слезы посмотреть на небо. Я хотела увидеть все, что только возможно. Я так старалась и так многого добилась. Черт, я достигла большего, чем кто-либо, где-либо и когда-либо. Я сделала то, на что не был способен ни один представитель всех тех цивилизаций, что населяли бесчисленные циклы, предшествующие нашему. Пришло время насладиться результатами. В этот момент я была уверена, что эта роль всегда предназначалась мне, только мне. Никто другой не справился бы с работой, лишь упустив очередной шанс. Они были правы, все те люди, утверждавшие, что я отличаюсь от других. Но я и так это знала, я всегда сама выбирала свой путь. Многие пытались использовать меня, но никому это не удалось, даже гребаным Жнецам. Благодаря мне, благодаря всем, кто сражался рядом со мной, будущее этой галактики было… свободным. Ничто не предопределялось заранее, и открывшаяся нам дорога могла привести куда угодно. У нас появился шанс, которого прежде не было ни у кого. Мы могли совершать свои собственные ошибки, черт, даже повторять их, но это будет наш выбор. Наш… нет, это не так. Я не стану частью этого мира, потому что… потому что не проживу достаточно долго, чтобы увидеть его во всем великолепии. Мне не суждено увидеть будущее, которое я создала. Но… так тому и быть. Внезапно меня пронзила дрожь, ужас стиснул внутренности: я скоро умру. Тело не верило мне, когда я думала, что в этом нет ничего страшного, но я была права. Ничего страшного. Голова закружилась, а глаза против воли закрылись, однако я продолжала повторять себе, что все в порядке. Пусть я никогда больше не увижу ничего из того, что мне дорого, пусть никогда не испытаю никаких чувств, не узнаю, каким могло бы оказаться будущее, которое мы с Кайденом обещали друг другу, в этом не было ничего страшного. Я позволю этому случиться. Позволю жизни покинуть мое тело, позволю изможденным и израненным мышцам расслабиться. Я глубоко вздохнула в последний раз, и свет померк вокруг меня. ************ Кайден Ослепляющий свет подобен самому солнцу, едкий дым разъедает слизистые, и весь мой мир сейчас ограничивается смертью и огнем. Вскрики солдат, сбитых с ног взрывной волной, грохот выстрелов, слышимые сквозь рев врага. Разряд орудия Жнеца подбрасывает Мако, словно бумажный кораблик, и тяжелая машина с огромной скоростью летит в нашу сторону. Джена что-то кричит – сквозь какофонию всевозможных звуков я слышу ее голос – и я бросаюсь в сторону, однако недостаточно быстро. Огромный бронетранспортер цепляет меня – совсем незначительно, но я отлетаю прочь, ударяюсь о землю, отчего воздух выбивает из моих легких. Она снова оказывается рядом - ее блестящие волосы отражают всполохи пламени – и помогает мне встать. Вспышки света у нее за спиной ослепляют, но огонь, горящий в ее глазах, куда ярче. Она снова что-то кричит, и я нахожу Джеймса среди обломков. Ему сильно досталось, и я понимаю, что он не в состоянии продолжать наступление. Я спрашиваю его, может ли он встать, но он лишь стонет в ответ, и я поднимаю его на ноги и закидываю его руку себе на плечи. Только в этот момент по резкой боли в груди я понимаю, что сломал несколько ребер. Я говорю себе, что это неважно. Нас окружает хаос, мир объят огнем, и с каждым мгновением ставки все возрастают, но я все равно уверяю себя, что смогу сражаться, перетерплю, а когда нам выдастся немного времени на передышку, приведу себя в порядок. Мы еще не побеждены. Я не побежден. Бойцы, бегущие в сторону луча, могли бы с таким же успехом запрыгивать в огромную мясорубку. Я слышу, как она требует эвакуации, говорит, что бессмысленно предпринимать еще одну попытку. Мне и в голову не приходит, что это подразумевает невозвращение на поле боя. Даже когда она оборачивается ко мне и спрашивает, могу ли я идти, я отвечаю, что я в порядке и готов к дальнейшему сражению, несмотря на то, что мне тяжело дышать, а броня местами покрылась трещинами. Я уверен, что как только мы доставим Вегу в безопасное место и подлатаем свои раны, мы вернемся сюда и попытаемся еще раз. Она ничего не отвечает, а ее взгляд, который выдал бы мне все, если бы я только смотрел внимательно, остается незамеченным. Возможно, боль в ответе за это. Я едва дышу. Мы направляемся к развалинам здания, прячущимся в тени. Она уничтожает всех хасков, скрывающихся среди полуразрушенных стен, прикрывая наше отступление. Я практически несу лейтенанта, поскольку он не в состоянии держаться на ногах. Он едва в сознании. Он что-то бормочет и сплевывает кровь, но я не разбираю слов. Я вижу только челнок впереди, и в моей голове формируется план – продолжать наступление так, как мы это делаем сейчас, просто безумие. Нам следует отступить, перегруппироваться, уничтожить Предвестника и попытаться снова. Все это настолько очевидно, что ей даже не приходится объяснять – она лишь вскрикивает, убивая очередного монстра. Дверь челнока открывается, и я втискиваю тело Веги внутрь, игнорируя его протесты. На борту нет никого, кроме пилота, так что я пристегиваю лейтенанта, пока Шепард следит за обстановкой. Я вновь встаю, и резкая боль пронзает ребра, но я отмахиваюсь от нее до лучших времен. Я кричу ей, прошу поторопиться, но грохот орудий громче моего голоса, так что я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, что ее задерживает. Увиденное заставляет кровь застыть у меня в жилах. Она стоит там, на фоне поверженных Жнецов, ее лицо освещено всполохами пламени, и смотрит на пульсирующий свет луча. Мне никогда не забыть эту картину. Я кричу снова, надеясь вырвать ее из этого созерцания, и на этот раз она оборачивается. Ее лицо перекошено смесью боли и ярости, решимости и вины. Я знаю ее лучше всех на свете, а потому мгновенно понимаю, что она задумала. Уверенно она подбегает к челноку и нащупывает на стене внутри запасные термозаряды. Запаниковав, я протягиваю руку, намереваясь схватить ее за локоть, и она рывком поднимает голову и смотрит на меня. С легкостью я читаю выражение ее лица, словно открытую книгу. «Я должна сделать это, даже если ты не понимаешь». Но дело в том, что я понимаю. Понимаю. Что вовсе не означает, что я позволю этому произойти. Я выкрикиваю ее имя и пытаюсь затащить ее внутрь, но я ранен, и сейчас она сильнее. Она ступает одной ногой на подножку челнока, притягивает меня за нагрудный щиток и прижимается губами к моим губам. Этот поцелуй нельзя назвать нежным, лишь отчаяние и боль наполняют его. Я открываю глаза, и несколько секунд мы смотрим друг на друга. Момент длится совсем недолго, но я знаю, что и его мне не забыть никогда. Я видел в ее глазах все, что она так и не сказала вслух: всю ее любовь, и сожаление, и боль, ее дух, который не позволит ей просто взять и уйти. Это взгляд кого-то, кто намерен достичь цели любым путем, заплатить любую цену. Тот день над Алчерой невероятно свеж в моей памяти. Страх новой волной поднимается во мне, и я не отпускаю ее – я кричу на нее, уверяю, что она не может уйти, что я не оставлю ее снова. В голове мелькает один сценарий за другим, и я должен верить, что она не бросит меня, что увидит, насколько безумен ее план, что улетит с нами. Что перестанет думать о себе как о единственной, кто может сделать это. Но я слишком хорошо ее знаю. Она стискивает зубы – в ее взгляде читается ненависть к обстоятельствам, в которых мы оказались – и говорит, словно выжигая каждое слово каленым железом: «Нет, на этот раз я пойду без тебя». В прошлом я так часто хотел остановить ее, когда она намеревалась совершить очередной невозможный подвиг и доказать, как неправы были те, кто не верил в нее. Я думал о том, чтобы просто скрутить ее и заставить остаться, невзирая на ее крики и сопротивления, но мне и в голову не приходило, что однажды я сделаю это. Я и подумать не мог, что позволю своим чувствам встать на пути моего уважения к ней, к ее способностям, но сейчас я желаю лишь одного: заковать ее в стазисное поле, или лишить сознания, или что угодно еще, только бы она осталась. К черту галактику – я все равно не смогу жить в ней без Джены. Я почти решаю остановить ее, но слишком поздно. Она находится на борту челнока считанные секунды – вокруг происходит столько всего, звуки взрывов так громки, мое тело болит с головы до ног, а губы до сих пор горят от прикосновения к ее губам, и я успеваю только еще раз заглянуть в ее глаза прежде, чем челнок взлетает. Она вдруг разворачивается и спрыгивает вниз, мои пальцы только задевают ее броню, не в силах остановить. Приземлившись и восстановив равновесие, она бросается бегом к лучу, и я с легкостью представляю себе ее лицо: угрюмое и полное решимости, когда она говорит себе, что сможет добиться своего, несмотря на все факты, свидетельствующие о недостижимости поставленной цели. Хриплым голосом я что-то выкрикиваю ей вслед – не помню даже что – я просто хочу, чтобы она вернулась. Она не отвечает, и на этот раз я обращаюсь к пилоту – велю ей приземлиться снова, чтобы я смог последовать за ней, но совсем рядом находится Жнец, и я знаю, что единственно верным решением будет улетать отсюда, искать безопасное место, но все же, глядя на закрытую дверь, не могу поверить, что снова оставил ее умирать в одиночестве. Снова. Отчасти я уверен, что она сделала правильный выбор, что я не в состоянии сражаться рядом с ней, но в данный момент меня наполняет такая буря эмоций, что рассуждать логически становится непосильной задачей. Мы улетаем прочь, и Вега снова кашляет кровью, а я поспешно ищу медигель, однако в ушах у меня продолжают звучать взрывы, и рев Жнецов, и артиллерийская канонада, и мне хочется остановить время хоть на мгновение, потому что эти звуки слишком громкие, оглушающие, и я почему-то снова оставляю ее одну, несмотря на то, что обещал не делать этого. Почему? Как это все может быть реальным? Как я буду жить дальше, когда тяжесть этого поступка ляжет на мою совесть? Мы едва выбрались живыми. Челнок влетел в транспортный ангар «Нормандии» и наконец остановился, погасив все системы. Несколько мгновений нас окружала только тишина, и мне почему-то показалось, что моя жизнь висит на волоске. Руки до сих пор дрожали, а губы шевелились, стараясь выразить словами то, что только что произошло и что в моих силах еще сделать. Джеймс протяжно простонал, вырвав меня из оцепенения. Пока не время расслабляться. Пилот челнока – я только что обратил внимания на то, что это был не Стив, где Стив? – помогла мне дотащить Вегу до медотсека. Я громко попросил кого-нибудь – кого угодно – дать мне последние сводки относительно текущего положения дел на Земле, но солдаты, которые прежде слонялись по всему кораблю, казалось, исчезли. Вероятно, они либо неотлучно находились на своих постах, либо остались на Земле с их командиром. Чаквас поспешно показалась из-за угла и сразу же принялась сканировать наши повреждения, пока пилот пересказывала ей последние события, тогда как я вдруг обнаружил, что не могу произнести ни слова. Нога лейтенанта была раздроблена чертовым Мако, и, как и у меня, у него обнаружились несколько сломанных ребер. Меня же занимала одна-единственная идея: доставить Вегу в безопасность, подлатать себя и вернуться вниз, на Землю, прежде чем Джена успеет сделать что-то глупое – например, попытается выиграть войну в одиночку. Черт побери, что если я опоздаю? Я отослал пилота на главную палубу за свежей информацией, и девушка бегом направилась к двери, на миг потеряв равновесие, когда очередной удар пришелся по щитам корабля. Уложив наконец лейтенанта на кушетку, я поспешил засунуть капсулу усовершенствованного медигеля в приемное отверстие своей брони. Вообще-то мне следовало снять покореженные щитки и обработать раны как следует, но у меня не было на это времени. У меня не было времени! Боль мгновенно отступила, оставив лишь болезненную пульсацию в ребрах, но с этим я мог жить. Дисплей на броне перестал сообщать о кровопотере и теперь лишь настоятельно рекомендовал «немедленно обратиться за медицинской помощью». В другой раз. Я уже упаковал горсть капсул с медигелем на будущее, когда вернулась посланная мною за новостями девушка, и в ее глазах отчетливо был заметен страх. - Они отступают, - сообщила она, слегка запыхавшись. – Молот отступает от луча. Никому не удалось достичь цели. Потери… это была бойня, сэр. Мы до сих пор пытаемся понять, что произошло… связь очень слабая, канал забит помехами. СУЗИ с трудом понимает сообщения. - Что насчет Шепард? – спросил я, не будучи уверен в том, хочу ли услышать ответ. Девушка покачала головой, и я похолодел внутри. Если бы я не опирался на стол, то упал бы. - Никто не может с ней связаться, - продолжила она неохотно. – Около луча стоял Жнец, уничтоживший каждого, кто подобрался достаточно близко. Командование Молота полагало, что она улетела вместе с вами, но… мне жаль, сэр, но мы не можем найти ее. Я посмотрел в иллюминатор на все еще полыхающую Землю, на видимый луч света, соединяющий поверхность планеты с дрейфующей по орбите Цитадели с до сих пор сжатыми лепестками. Что мне делать? Мое звание майора и статус Спектра не значили ровным счетом ничего, потому что я не знал, что делать дальше. Я даже попытался представить, что бы придумала Шепард, но ответ на этот вопрос был очевидным: она бы никогда не оказалась на моем месте, потому что ни за что не покинула бы поле боя, пока еще оставался, пусть призрачный, но шанс на победу. Шанс. Она и не нуждалась ни в чем более. - Это еще ничего не значит, - произнес я медленно, с каждой секундой все сильнее убеждаясь в истинности своей идеи, которой противоречили все факты. – Ее канал связи, вероятно, заглушен Жнецами, а, учитывая панику в рядах Молота, она вполне могла достичь луча так, что этого никто не увидел. Прямо сейчас она может находиться наверху, одна-одинешенька. Одна и, вполне возможно, раненая. В таком случае она на станции, к которой в скором времени присоединят самое мощное в галактике оружие, и что произойдет после этого, остается только гадать. Подобная картина вызвала у меня приступ тошноты и желание немедленно что-то предпринять, но сил ни на что уже не осталось. И пусть я мог что-то сделать с мышечной усталостью, с биотикой дела обстояли куда хуже. Я уже чувствовал зарождение знакомой боли в затылке, а имплантат до сих пор гудел от перенапряжения. - Кайден! – крикнула Чаквас, и, повернувшись, я обнаружил, что она активно жестикулирует одной рукой, веля мне подойти, одновременно работая над прорехой в броне Веги другой. Постаравшись не обращать внимания на будто налитые свинцом конечности, боль в ребрах и мысль о необходимости сию секунду броситься на выручку Джене, я принялся помогать Чаквас. Совместно нам удалось снять с лейтенанта большую часть щитков, и все это время я не переставал составлять в уме план дальнейших действий. - Если ее не могут найти, значит, она сумела прорваться, - рассуждал я вслух, досадуя на недоверчиво поджавшую губы доктора. – Именно поэтому не работает ее передатчик – сигнал не проходит через стены Цитадели. Она должна быть там. - И что, если так? – бросила в ответ Чаквас, вонзая иглу шприца в руку Джеймса, пока я старался снять его сапоги, не причиняя лишней боли. – Мы ничего не можем сделать. Даже если она и преуспела там, где все остальные потерпели поражение, даже если она и на Цитадели, нам не добраться до нее – согласно последним донесениям, нам не добраться даже до Лондона. Если бы и могли, вы не в том состоянии, чтобы лететь, а больше некому. Это если предположить, что она на самом деле сумела преодолеть зону обстрела. Джеймс чуть расслабился под воздействием лекарств, и, судя по показаниям мониторов, его пульс пришел в норму. Доктор Чаквас хмуро посмотрела на меня, давая понять, что Вега - не единственная потеря команды «Нормандии», но я не стал задавать вопросы. Я спрошу потом. - Мне тоже это не нравится, - сказала она медленно, - но сейчас ради всех тех, кто еще остался в живых, мы должны действовать, исходя из предположения, что командир потерян. Ее слова ранили, как пули. Глубоко вздохнув, я начал: - Гораздо более вероятным является… - Кайден! - Что более вероятно? Что она потерпела поражение именно сейчас, когда цена поражения невообразима, или что в очередной раз сделала невозможное, утерев всем нос? – Для меня ответ был совершенно очевиден, но, возможно, лишь потому, что я не желал мириться с альтернативой. Может быть, я просто смертельно устал и с истеричной упертостью отказываюсь принять истину, так как это единственный способ выжить. - Она умирала прежде… - Да, но смерть всего лишь чуть замедлила ее. - На этот раз все по-другому, - возразила Чаквас. – Мы в совершенно иной ситуации, и если вы, майор, взглянете на вещи трезво, вы поймете это. - Майор Аленко, - неожиданно перебила нас СУЗИ, - на связи адмирал Хаккет. Я велел ей соединить нас, одновременно стараясь унять колотящееся в груди сердце и делая укол местного обезболивающего в поломанную ногу Джеймса – он все еще сжимал края кушетки побелевшими пальцами. Я не мог представить себе, каково это – оказаться прикованным к кровати в подобный момент, зато знал, что значит наблюдать за масштабной битвой за галактику со стороны. Мне нужно было вернуться назад. - Кто-нибудь знает, где она? – голос Хаккета вдруг вырвал меня из раздумий – он будто умолял дать хоть какой-то ответ, отличный от молчания. Сердце оборвалось у меня в груди – я надеялся, что на этот раз адмирал принесет хорошие известия. - Нет, сэр, - с трудом ответил я. – Мы думали, Шепард вместе с нами покинет зону боевых действий на челноке, но она твердо решила предпринять еще одну попытку добраться до луча. - Должно быть, она оказалась на пути Жнеца, - услышал я другой голос – еще один адмирал Альянса. – Как и большая часть Молота. Кто-нибудь выходил на связь с Андерсоном? - Тоже нет, сэр, - ответил третий человек - женщина, - но согласно последним полученным от них отчетам, они отступали – возможно, какая-то часть Молота еще жива. - Мы не вправе на это рассчитывать. Ни на них, ни на Шепард. Нам нужен новый план, чтобы открыть лепестки Цитадели, - сказал второй адмирал. - Шепард может находиться на Цитадели прямо сейчас, - настойчиво произнес я, ненавидя их за то, как легко они приняли возможное поражение женщины, совсем недавно являвшейся их надеждой. – Она могла пробиться – если уж кто-то смог, то только… - Я согласен, - громко поддержал меня Хаккет, - но если это так, то мы не в состоянии связаться с ней сквозь помехи и не можем рассчитывать на то, что она все исправит, на случай, если она погибла с остальными бойцами Молота. Нам необходимо доставить кого-нибудь на Цитадель, чтобы открыть лепестки и позволить нам пристыковать Горн, но путь через Лондон теперь для нас закрыт, а других вариантов попросту нет. - Пространство вокруг Цитадели буквально кишит Жнецами, - быстро добавила третий адмирал. Ее голос сопровождал рев сирен – очевидно, она тоже находилась на каком-то корабле. – Они защищают станцию, и никто из нас не сумеет пробраться туда, даже если бы мы и нашли путь внутрь. - С этой работой может справиться челнок, - сказал я неожиданно. План, сформировавшийся у меня в голове, можно было смело назвать самоубийственным, но если сохранялся шанс… - «Нормандия» достаточно близко, и на челноке я без проблем доберусь до Цитадели. Возможно, окажись я непосредственно в луче, он поможет мне попасть внутрь. - Это невозможно, - рявкнул второй адмирал; Чаквас выразительно посмотрела на мои пульсирующие болью ребра. – Мы не станем рисковать потерей «Нормандии» - окажись она в радиусе действия их орудий, ее уничтожат, а ведь мы даже не знаем, увенчается ли этот план успехом. - Возможно, луч способен переносить такие небольшие объекты, как челнок, - задумчиво произнес Хаккет, - но адмирал Доусон прав – мы не можем рисковать «Нормандией». - Еще как можем! – встрял Джокер, который, очевидно, слушал весь этот разговор с самого начала. – Если Шепард там, то мы направляемся прямиком к ней. - Это не спасательная операция, - возразил Доусон, - коммандер, скорее всего, погибла с остальными бойцами Молота, а нам еще предстоит каким-то образом выиграть войну, так что если мы могли бы… - Где бы Шепард ни была, - заметил Хаккет, - Горн остается нашим единственным шансом на победу. Чтобы его использовать, нам необходимо попасть на Цитадель, так что… Третий адмирал перебила его и напомнила, что мы не знаем, в чем вообще заключается роль Горна, пусть даже и сможем пристыковать его. Джокер со злостью заявил, что не станет мучиться угрызениями совести за очередной угон «Нормандии», если именно это потребуется для достижения цели, и я поддержал его. Хаккет попытался призвать всех к порядку, но Доусон уже предлагал организовать контрнаступление силами оставшихся в живых бойцов Молота, чтобы отбить Лондон. На мое замечание, что никто не вернется из этого боя, он ответил, что это не более сумасшедший план, нежели рассчитывать на некое протеанское оружие. Обстановка накалялась, все пребывали в отчаянии, отчетливо ощущая простую человеческую потребность продолжать сражаться, пусть даже до последнего вздоха. Мы все знали, что либо выиграем, либо погибнем, но пока нас вела Шепард, исход казался нам более или менее предопределенным. Без нее никто и понятия не имел, что делать дальше. Мир вокруг нас рушился, и вместе с этим приходил конец уверенности наших лидеров. По их голосам я понял, что без Шепард и без их плана они беспомощны. Мы походили на крошечных насекомых, пытающихся сопротивляться урагану. Она должна была остаться в живых. Мне нужно в это верить, хотя бы для того, чтобы продолжать бороться. Я потребовал разрешения на вылет на челноке к основанию Цитадели, где луч с некой долей вероятности перенесет меня внутрь. «Нормандия» может подобраться ближе, но нам потребуется огневая поддержка, чтобы челнок успел вылететь. Доусон пытался настаивать на том, что если мы и попробуем привести в действие этот безумный план, то лететь должен кто-то более беспристрастный, нежели я, и я рявкнул в ответ, что никого другого на корабле уже не осталось – все имеющиеся в наличие члены экипажа и без того разрывались на части, пытаясь оказать помощь всем тем, кто ее у нас запрашивал. Я остался единственным оперативником, до сих пор держащимся на ногах. Даже пилот челнока была занята по горло ремонтными работами. Вега что-то пробормотал со своей койки, но я не расслышал, будучи слишком занятым попытками заставить адмиралов увидеть смысл в моем, пусть и безумном, предложении. А затем, несмотря на сломанные ребра и поврежденные легкие, Джеймс все же сумел привлечь к себе внимание. - Эй! – его голос прозвучал хрипло, но он добился своего: мы все замолчали. В наступившей тишине он поднял покрытую синяками руку и указал куда-то. – Лепестки. С этим его голова вновь упала на подушку, и он погрузился в беспамятство. Я посмотрел в ближайший иллюминатор и от удивления приоткрыл рот. «Нормандия» продолжала кружить по краю зоны боевых действий, и с нашего нынешнего положения мы прекрасно видели дрейфующую сквозь обломки Цитадель. Ее лепестки открывались – медленно, но верно! Станция походила на распускающийся цветок, спешащий поприветствовать самый прекрасный рассвет. В эфире царила полная тишина. Я представил себе, как мои невидимые собеседники наблюдают за тем же действом, что и я, также пораженно раскрыв рты. - Дьявол меня разбери, - хрипло пробормотал Хаккет, - она сделала это. Мне не нужно было переспрашивать, кого он имел в виду. Никому даже в голову не пришло, что кто-то другой мог выполнить этот сумасшедший план. Мы все знали, кто это сделал. Это она, Шепард. Прилив энергии от одной мысли о ней, о том, что она жива, заставил меня вновь воспрянуть духом и забыть о боли и измождении. - Я найду ее, - сказал я твердо, стараясь убедить в этом и себя, и остальных. – Я беру челнок и вылетаю. Адмиралы вновь принялись спорить о дальнейших действиях, но я не собирался более их слушать, меня ждала работа. - Ты истекаешь кровью, - указала Чаквас, продолжая готовить Джеймса к операции. – Кайден, если ты сделаешь это, то, скорее всего, уже не вернешься назад. Она говорила мне совершенно очевидную вещь, так что я отмахнулся от ее слов до лучших времен – до тех пор, пока Джена не окажется у меня в руках. Все остальное подождет. - Ей не выбраться с Цитадели, - ответил я. – Если это Джена открыла лепестки станции, то она застряла там, и я, черт побери, не оставлю ее на верную гибель во второй раз. Я иду. Не дожидаясь ответа, я развернулся, чтобы уйти, но когда доктор позвала меня по имени, что-то в ее тоне заставило меня оглянуться. - Найди ее, - тихо сказала Чаквас, как будто она не хотела, чтобы кто-то подслушал ее. – Мне все равно, как ты это сделаешь, но привези ее обратно. Мы и так уже потеряли слишком многих. Я кивнул в ответ, прекрасно зная, что либо вернусь вместе с Дженой, либо не вернусь вовсе. Как и прежде, четкое осознание новой цели принесло с собой успокоение и уверенность. Я всегда оставался спокойным под давлением. Боль в сломанных ребрах и изнуренных мышцах, а также болезненно пульсирующий имплантат и тот факт, что жизнь Джены висела на волоске, не меняли ничего. У меня была цель. Находясь в лифте, я спросил СУЗИ, слышали ли они с Джокером все, что только что произошло, и она заверила меня, что они смогут выпустить челнок в заданной точке и проследовать к следующему пункту назначения, если мы приступим к этому немедленно. Разумеется, «заданная точка» была определена не слишком-то точно, однако с усовершенствованиями СУЗИ, внесенными в системы челнока, я должен справиться. Не задумываясь над тем, что собираюсь делать, я уселся в кресло пилота и, положив сумку с медигелем рядом с собой, запустил двигатель. Двери ангара открылись, и я оказался посреди зоны боевых действий. Меня высадили так близко к Цитадели, как это только возможно, но Жнецы были повсюду, и я заметил, как один из них моментально изменил траекторию движения и последовал за «Нормандией», заставляя Джокера показать все свое мастерство, чтобы сбежать. К счастью, мое появление осталось для врага незамеченным, хотя возможно, они просто не посчитали меня достойным внимания. Я направлял крошечный челнок сквозь море обломков и смертоносные лучи, одновременно пытаясь вспомнить, чему меня учили на кратком курсе пилотирования много-много лет назад. Щиты челнока отразили страшный удар внезапно появившегося обломка, но я сказал себе, что это неважно. Я все еще летел, и пока у меня сохранялась возможность передвигаться, остальное не имело значения. Горн уже пристыковался. Если он сработает, как мы ожидали, если мы переживем его удар, то выбраться с Цитадели будет просто. А если нет… что ж, по крайней мере, я встречу свой конец рядом с ней. Во всяком случае, я смогу сказать, что попытался. Конечно, это не счастливый конец, но это конец, а после всего, через что мы прошли, приятно было осознавать, что как бы то ни было, все закончится сегодня. Прибыв на станцию, я постарался держаться поближе к одному из лепестков, чтобы уберечь челнок от случайного попадания орудий, и направился к Президиуму. Я не знал, куда Джену забросил луч, зато я помнил, где мы находились, когда в прошлый раз открывали лепестки, так что именно туда я и держал курс. Я чертыхнулся, когда сбитый Жнецом корабль столкнулся с Цитаделью неподалеку от меня, разрушая здания довольно богатого округа. Станция несла тяжелый урон, находясь в самом сердце битвы. Даже несмотря на то, что нам удалось увести основную массу Жнецов подальше, они наверняка тоже видели открывающиеся лепестки. Они должны были знать, что что-то назревает. Я только-только вернулся на правильный путь и нашел взглядом башню, как с неожиданным уколом страха осознал, что вся станция полыхнула пламенем, осветившим каждое окно, наполнившим каждое помещение. Мне едва хватило времени на то, чтобы подумать, что это значит, прежде чем прогремел взрыв и из Президиума рванули лучи алого света, скользящие по лепесткам с такой скоростью, что у меня не было ни единого шанса… Свет достиг лобового стекла, прошел сквозь меня и двинулся дальше. Приборная панель потухла, чтобы через мгновение вновь вернуться к жизни, но на этот раз пестря разнообразными предупреждающими сообщениями. Я был так рад остаться в живых, что не стал даже паниковать. Я попытался вновь взять челнок под контроль, но его движение было дерганым, большинство инструментов не работало, и, приближаясь к Президиуму, я начал сомневаться, что вообще смогу остановиться. Башня все росла в размерах, и наконец аппарат дернулся еще раз так, что меня отбросило на спинку кресла, сошел с курса, рухнул на поверхность и заскользил дальше. Когда скрежет металла затих, я позволил себе выдохнуть. Если я выберусь отсюда живым, если найду Джену, то никогда больше не позволю себе смеяться над ее манерой вождения. Выведя на экран инструметрона отчет о повреждениях, я обнаружил, что большинство систем отключено, а те, что еще работали, сообщали о всевозможных неисправностях. Должно быть, дело в той красной вспышке. Я внезапно осознал, что из строя вышли именно те системы, которые усовершенствовала СУЗИ, но в данный момент я не знал, что это означает. Атмосферные датчики пока функционировали, и, отстегивая ремни безопасности, я увидел, что содержание кислорода в атмосфере станции падает. Очевидно, причина крылась в многочисленных прорехах в перекрытиях, а это говорило о том, что воздух утекал, несмотря на сдерживающие системы. Пока это не слишком-то волновало меня – мне лишь надо найти Джену. Дверь челнока с шипением открылась, и первое, что я увидел, выбравшись наружу, это луч красного света, до сих пор бьющего из разрушенной стены Президиума. Жнец прямо над головой застыл в каком-то стазисном поле; по его телу пробегали вспышки красных молний. Он не двигался, и один из кораблей Альянса в данный момент разносил его на части. Очевидно, Горн нанес удар. Бывают моменты, когда проблема, о которой вы стараетесь не думать долгое время, вдруг разрешается, гора падает с плеч, и сейчас я просто стоял и смотрел, пытаясь осознать, что все закончилось. Мы победили. Наш план сработал. Она сделала это. Это означало, что она, возможно, еще жива, и наша победа имела для меня значение, только если она останется со мной. Я не мог пока праздновать, я разберусь с кипящими эмоциями позже, когда Джена окажется в моих объятиях. Компьютер брони вывел еще одно предупреждение, помимо сообщений о травмах, которые не мог излечить медигель: воздуха в башне осталось менее чем на пятнадцать минут. Мне следовало торопиться, но бег причинял адскую боль, а недостаток кислорода вызывал головокружение. Однако все это сейчас было неважно – я подобрался так близко. Не обращая внимания на все усиливающуюся с каждым шагом боль, я поднимался на вершину башни, молясь, чтобы Джена все еще была жива. Я знал, что это бесполезно, но все же пытался вызвать ее по системе связи на каждой частоте на случай, если она все же принимает передачи. В ответ я не слышал ничего, даже шума помех – только тишину. Я старался игнорировать груды человеческих тех, наваленных на пути, словно ожидающая потрошения рыба. У меня было задание, цель. Все остальное, все мои чувства могли подождать. Я обогнул угол и увидел мертвую консоль, а рядом, завалившись на бок, с закрытыми глазами в луже крови лежала Джена. Я похолодел от ужаса, и каждая секунда, что потребовалась мне, чтобы добраться до нее, показалась годом. - Шепард! – позвал я, взбираясь по ступеням. Добравшись до нее, я опустился на колени и заключил в ладони ее лицо, пытаясь увидеть хоть какие-то знаки, что она жива, но ее кожа была холодной, и я не чувствовал ее дыхания. Трясущимися руками я запихнул несколько капсул медигеля в приемник ее обгорелой и исковерканной брони. Система доставки медигеля приступила к работе, и в этот момент я увидел огромную до сих пор кровоточащую рану на ее левой руке. Кожа Джены была покрыта кровью, синяками и порезами. Ожог размером с мою ладонь виднелся на ее голове за ухом, и я чувствовал запах горелых волос и кожи, медный запах крови и смерти. Казалось, все это происходит во сне. Кошмарном сне. Но и на этот раз это была действительность. Голова болезненно пульсировала. - Ну же, Джена, ну же! – Я до сих пор не проверил ее пульс. Не мог заставить себя. Вместо этого, я ухватился за первую вещь, которую мог бы использовать в качестве жгута – свои жетоны – и крепко обмотал цепочку вокруг ее предплечья чуть ниже того места, где отсутствовала ее броня вместе с кожей. Не зная, что делать от отчаяния, я вскрыл еще несколько капсул медигеля и распределил его по ране на руке. Заметив проблеск металла под развороченной плотью, я понял, что это одна из конечностей, данных ей «Цербером». Кровь все равно сочилась из раны. Это означало, что ее сердце до сих пор бьется. Я сказал себе, что она бывала в худших переделках, но всегда находила путь обратно, ко мне. Она оправится и от этого, должна оправиться. Я попытался связаться с «Нормандией», но тщетно. Все каналы связи были пусты. Мы будто бы остались одни во всей галактике в этом холодном, мертвом месте. На ее боку я обнаружил еще одну рану, оставленную пулей, и тоже применил медигель вдобавок к тому, что уже проникал через ее кожу с помощью системы доставки брони. Заставляя себя дышать спокойно, я молился, чтобы все мои старания не прошли впустую, что в конце концов Джена будет в порядке, и … Какой-то сдавленный звук вырвался из ее горла, и я резко поднял голову, осознав, что она на самом деле жива. Я вновь прижал ладони, покрытые ее кровью и медигелем, к ее щекам. Я готов был отдать все на свете, лишь бы она открыла глаза. - Джена, Джена! – В ответ она снова издала какой-то звук и бессознательно шевельнула губами, втягивая воздух. – Джена, пожалуйста, очнись, ты должна очнуться. Ты не можешь оставаться тут, нам надо уходить. - Не… ммм… - прохрипела она, пытаясь отвернуться от меня. Я оттянул одно веко, стараясь заставить ее сконцентрироваться на мне. Стоило только свету попасть на ее глаз, как зрачок сжался. Она жива. Прямо сейчас медигель останавливал кровотечения и снимал боль, чтобы стабилизировать ее состояние в достаточной мере, позволив добраться до больницы. Если только я смогу привести ее в себя, вызволить отсюда, она выживет. Мы оба сможем пережить это, и к черту вероятность. Согласно новому сообщению от компьютера моей брони, воздух продолжал утекать каждую потраченную мной секунду, и мне следовало возвращаться к челноку немедленно. Однако я не собирался никуда идти без Джены – я никогда больше не оставлю ее. Я принялся снимать с нее части брони, которые ей уже не понадобятся, одновременно пытаясь решить, как же забрать ее отсюда, когда, казалось, сил не осталось ни на что. - Джена, ты должна очнуться, - сказал я быстро, с трудом сглатывая. – Ты не можешь оставить меня, не сейчас. Ты должна очнуться. Мы выберемся отсюда вместе. Мы справимся, и у нас будет все, что я обещал тебе. Мы все еще можем получить все это, но для этого ты должна открыть глаза. Ты должна остаться в живых. - Не… нет, - пробормотала она, зажмуриваясь; медигель вытекал из прорех ее брони. – Нет, я… я… - Да, ты можешь, ты обязана… - Пожалуйста, - захныкала она, из-под ресниц потекли слезы, будто она попала во власть кошмарного сна. – Пожалуйста… я… я хочу, чтобы все это прекратилось. Прежде, чем заговорить снова, ей пришлось сплюнуть кровь, скопившуюся во рту. - Не позволяйте им снова оживлять меня, не позволяйте. Я не смогу пройти через это еще раз. Я так… так устала. Ее слова разбивали мне сердце, было больно думать о том, что она сделала, что мир требовал от нее, но это не изменило моей цели. Пусть моя просьба сделать что-то еще и была эгоистичной, пусть она разозлится на меня, пусть ее слова причиняли боль, мне просто нужно было, чтобы она осталась в живых. Я хотел знать, что впереди меня ожидает будущее с ней. Я добавил еще две капсулы медигеля в приемник, надеясь восполнить потерю лекарства, вытекающего через прорехи брони. Ее ранения так тяжелы, и все же она нашла в себе силы продержаться до конца. Но это не конец, не может им быть - Я знаю, - сказал я, обнимая ее и со всей нежностью, возможной в защитных перчатках, удерживая ее голову, - и обещаю, что скоро все закончится, ты будешь свободна, но пока мне надо, чтобы ты сделала еще кое-что, совсем немного. Ты должна оставаться живой. – Я умолял ее, но так тому и быть, если это принесет результат. – Ты сделаешь это для меня? - Пожалуйста… - пробормотала она снова, словно не слышав меня. – Я… вы не можете позволить им завладеть мной. Вы… не можете. Скажите… Аленко. Скажите Кайдену… Он… он поймет… - Я здесь, - произнес я, стараясь устроить ее поудобнее, и поцеловал спутанные волосы. Она пахла дымом, и потом, и кровью, но мне показалось, что я ощутил и запах ванили. Я закрыл глаза, наслаждаясь ее близостью. – Я здесь, и я увезу тебя домой. На этот раз я спасу тебя. Новое предупреждение привлекло мое внимание: у нас оставались считанные минуты до того момента, когда атмосфера станции станет непригодной для дыхания. Я не знал, куда отнести ее, но мы точно не могли остаться здесь. - С тобой все будет хорошо, - прошептал я, просовывая руку под ее колени, - с тобой все будет… - резкая боль пронзила грудь, лишая возможности дышать, когда я поднял ее; ноги стали ватными. Джена протестующее вскрикнула, ее голова безвольно уткнулась мне в плечо. Каждый шаг на пути к челноку был мукой – раны, начавшие заживать благодаря медигелю, открылись снова, имплантат горел огнем. Все это было неважно. Ничего не имело значения. Только она. Я не позволю ей умереть. Пока мне хватает сил стоять на ногах, я буду бороться. Шаг за шагом. Левая рука Джены безвольно свисала – все еще бесполезная и мертвая, хотя кровотечение остановилось. Вес Джены заставлял меня чувствовать себя сильным, словно пока она в моих руках, я способен на все. Мы едва достигли челнока вовремя, и к этому моменту у меня перед глазами все плыло. Снаружи кислорода уже не было, но внутри крошечного аппарата еще оставалось немного. Со стоном я опустил Джену в кресло и запустил системы. Уничтожившая Жнецов вспышка совместно с жестким приземлением причинили челноку огромный вред. Система жизнеобеспечения не запускалась, так же как и система связи, орудия и… и почти все, кроме двигателей. По крайней мере, мы сможем выбраться с Цитадели – нам придется сделать это, если мы хотим выжить – но нам не удастся укрыться на каком-либо корабле, а без кислорода бессмысленно оставаться в космосе. Я попытался вызвать СУЗИ – на всякий случай – но никто не ответил. Интересно, повлиял ли на «Нормандию» тот красный свет? А на СУЗИ? Ведь отказали именно ее обновления. Я слышал только тишину в эфире, прерывистое дыхание Шепард и натужный гул двигателей. Через лобовое стекло я увидел Землю и уже не сомневался в том, что нам нужно делать. - Джена, ты слышишь меня? – позвал я, пристегиваясь в кресле пилота, и помотал головой, стараясь рассеять заполнявший ее туман. – Джена? Она что-то зло пробормотала в ответ, и этого было достаточно. Держа голубую планету в поле зрения, я поднял челнок с поверхности Цитадели. Если мы только доберемся до Земли, все будет хорошо. Должно быть хорошо. На Земле есть кислород и больницы, и этот челнок не сможет добраться куда-то еще за то время, что у нас осталось. Не ахти какой план, но он мог сработать, а большего и не требовалось. Луч, соединявший Цитадель с Землей, исчез, и сама станция больше не держалась на орбите нашей родной планеты – Жнецы более не управляли ею. Вокруг нашего челнока одного за другим Альянс и наши союзники уничтожали врагов, которых когда-то считали непобедимыми. Вид завораживал, но у меня имелись другие приоритеты. Постоянно борясь с плохо слушавшейся системой управления, я пытался провести челнок между летающими в пустом пространстве обломками. Даже здесь, внутри аппарата, мне было тяжело дышать, и я знал, что не только разреженный воздух Цитадели был виной тому, что мои легкие горели огнем. Я также знал, что как только адреналиновая волна схлынет, повалюсь на пол и просплю несколько дней подряд, а потому крепко стиснул зубы и широко открыл глаза. Система навигации тоже не работала. Земля все увеличивалась в размерах, и уже не в первый раз с того момента, как я покинул «Нормандию», мне пришло в голову, что это был чертовски глупый план. Однако оглянувшись на Джену, вцепившуюся пальцами здоровой руки в ремни безопасности, я осознал, что оно того стоило. Джена наверняка бы сделала то же самое, если бы могла, я же лишь брал с нее пример, уже представляя мир таким, каким мне хотелось бы его увидеть, и делая все возможное, чтобы именно таким он и стал. Добраться до Земли будет практически невозможно, но я сделаю это. Я спасу ее, чего бы мне это ни стоило. Хоть однажды я спасу ее. Звук сигнала тревоги привел меня в себя, и я осознал, что нечто красное, видимое боковым зрением – не результат усталости, но горящая обшивка челнока. Очевидно, чертовы атмосферные щиты тоже не работали. Мы растеряли кинетические барьеры, пока пробирались через обломки, и системы были слишком повреждены, чтобы восстановить их, а не имея щитов, мы сгорим за считанные секунды. Внезапно я похолодел – чувство сродни страху одолело меня. Мне вдруг показалось, что я смотрю на себя со стороны, прекрасно зная, что, скорее всего, скоро умру. Я поборол его, ведь мне надо было позаботиться о чем-то, куда более важном, чем собственная жизнь. Пусть даже я поступлю глупо, пусть ситуация безнадежна, но я буду знать, что сделал все возможное, чтобы построить то будущее, что мы обещали друг другу. Этого будет достаточно. Все еще не придя в себя окончательно, я продолжил управлять челноком одной рукой, а вторую приподнял над приборной панелью. Биотическое пламя полыхнуло между пальцев, и, пытаясь остаться в сознании, я создал барьер перед челноком. Он не продержится долго, но, возможно, устоит достаточно. Я взглянул на Джену в последний раз, надеясь почерпнуть сил, и стиснул зубы, проводя летательный аппарат сквозь атмосферу Земли. Казалось, весь жар и давление, которым противостоял барьер, сконцентрировались в основании моей шеи, поджаривая мозг. Это невозможно было терпеть – мне хотелось кричать, но я сказал себе, что мои ощущения неважны, я выдержу. Я должен. Что-то с треском отвалилось от борта челнока, но мы все еще были живы и продолжали двигаться, а значит, это тоже неважно. Я почувствовал, что барьер вот-вот исчезнет, и добавил в него последние крупицы сил, что еще оставались у меня. Я ощущал привкус крови во рту, звон в ушах был невыносимо громкий, но мы вдруг пробились сквозь облака, и я увидел поверхность планеты впереди, наподобие маяка. Мы почти добрались, почти вернулись домой. Но мы двигались слишком быстро. Челнок больше не слушался меня. Я попытался заставить двигатель работать на торможение, но это не возымело никакого эффекта. Передо мной оставался лишь один выход, один последний шанс. Земля все приближалась, мы летели над каким-то морем, и с превеликим трудом я направил челнок в воду. Имплантат горел огнем, но я не обращал на него внимания – ничто не имело значения, если мне только удастся посадить аппарат, доставить Джену в безопасность. Зафиксировав курс, я выбросил обе руки перед собой и, используя последние крохи собственной энергии, создал биотическое поле, чтобы затормозить челнок. Поверхность все равно приближалась слишком быстро. Я снова сжал челюсти, стараясь усилить барьер, замедлить наше падение, но как только я сделал вдох, нос летательного аппарата врезался в воду, боль в имплантате стала невыносимой, казалось, выжигая каждое нервное окончание в моем теле, и все почернело. ************ Шепард Что-то дернуло меня вперед, возвращая к жизни, и я открыла глаза. Я не знала, где нахожусь, почему буквально все болит, как попала в челнок, и почему вода затекала в пробоину в обшивке. Если я останусь тут, если не пошевелюсь, то утону. Но я так устала. Я чувствовала себя так, словно достигла своих физических пределов и не остановилась на этом. Угрозы скорой смерти было недостаточно, чтобы заставить меня что-то делать. А затем я посмотрела вправо и вдруг увидела Кайдена, распластавшегося на приборной панели – из его ушей и носа струилась кровь. Сознание прояснилось, и меня наполнило какой-то энергией, которая, как я знала, оставит меня совершенно истощенной, стоит мне только остановиться и задуматься. Что бы это ни было, чем бы ни грозило, я должна вытащить его отсюда. Я должна двигаться. Внутренне наорав на себя, я заставила себя поднять правую руку и расстегнуть крепление ремня, которое не помнила, как застегивала. Каким-то образом я продержалась до сего момента, и мне нужно было продержаться еще немного, а также помочь Кайдену. Я попыталась встать с кресла и вместо этого рухнула на пол – каждая мышца горела. Мне показалось, что что-то оторвалось внутри меня, а когда я задела консоль изувеченной рукой, то даже не смогла вскрикнуть – меня словно пронзило раскаленным клинком. Я снова взглянула на Кайдена – его лицо исказила гримаса боли; кровь из раны на лбу и носа капала на панель управления. Вены на его шее вздулись и потемнели – плохой знак. Я найду силы, обязана найти. С помощью здоровой руки я смогла подняться на ноги и, чувствуя, как кровь стучит в ушах, добралась до Кайдена и отстегнула его ремни безопасности. Я не могла тащить его, когда и сама едва держалась на ногах, но в этом и не было нужды. Стиснув зубы от боли, я дошла до аварийного люка и, немного провозившись с упаковкой, достала спасательный плот, а затем вернулась к все еще не пришедшему в себя Кайдену. Я уже хлебнула морской воды, одновременно чувствуя, как содержащаяся в ней соль буквально разъедает мои раны. Внутренний голос с издевкой напомнил, что Кайден обещал однажды отвезти меня на море. Если бы у меня были силы, я бы крикнула, что это, черт побери, не считается! Я не знала, на какой глубине мы находимся, но челнок больше не двигался, быстро наполняясь водой. Мне оставалось только молиться, чтобы суша оказалась неподалеку. Надежды на это было мало, но я построила карьеру на безнадежных случаях. Моя теперь мокрая здоровая рука была практически бесполезной, но я все же привязала один из ремней плота к броне Кайдена. Затем я крепко вцепилась в него, опасаясь, что мое тело подведет меня в самый неподходящий момент, и дернула за шнур на плоте, одновременно ногой нажав на рычаг, открывающий аварийный люк. Мир взорвался буйством звуков и движения, под натиском воды боль стала практически невыносимой, но, как я и планировала, плот моментально надулся и буквально вытащил нас из челнока. Пока мы поднимались к свету, оставляя позади черноту горючего и крови, мне показалось, что я оглохла. Я держалась за Кайдена, как могла, закрыв глаза и сконцентрировавшись на ощущении его брони рядом со мной, и, задержав дыхание, считала про себя секунды. Он так часто являл собой мой спасательный трос прежде и вот снова выполнял эту роль. Ледяной воздух обжег лицо, и я поняла, что мы достигли поверхности. Я все еще держалась за Кайдена, но волны были сильнее, и в конце концов мои пальцы разжались. Мне захотелось закричать, а потом просто заплакать. Меня мотало, как тряпичную куклу; я пыталась найти Кайдена снова, но едва оставалась на плаву, а с каждым движением боль в боку усиливалась стократ. Левая рука была не то что бесполезна, она мешала. От неожиданного удара обо что-то твердое из глаз посыпались искры, но я осознала, что лежу на песке, и волны все дальше и дальше толкают мое практически безжизненное тело на берег. Я выбросила руку в сторону, пытаясь найти Кайдена, но его не было рядом. Я не знала, где он. Я содрогнулась, пытаясь подавить рыдания, и заставила себя открыть глаза. Мои конечности теряли чувствительность, адская боль сменялась онемением. У меня не хватало сил, чтобы повернуть голову и посмотреть, лежал ли Кайден где-то неподалеку, но инстинктивно я чувствовала, что это так. Он был рядом, в безопасности на этом… на этом пляже. Песок был подобен мягкой перине под моим израненным телом, а вода походила на теплое и уютное одеяло. Глубоко внутри я знала, что все будет хорошо. Совсем недавно я не видела ничего, кроме тьмы, а сейчас меня окружал яркий солнечный свет, бьющий в глаза, но я не стала закрывать их. Я не могла, пока нет. Я хотела насладиться этим ощущением. Я должна была удостовериться, что все это происходит на самом деле, что все и вправду закончилось. Страх, испытываемый мной в океане, прошел, сменившись эйфорией и уверенностью, что на этот раз я не лгала себе. Мне на самом деле больше нечего было делать, впереди не ждали новые битвы, от меня ничего не зависело. Наконец-то я могу остановиться, насладиться моментом, расслабиться. Жаль, что мне не хватало сил на то, чтобы протянуть руку и взять его ладонь в свою: я знала, что он сожмет мои пальцы в ответ. Свет становился все ярче, практически обжигая, боль ушла, и я почувствовала, как поднимаюсь к небесам. Впереди был свет. Его никогда не было там прежде – ни в прошлый раз, ни в позапрошлый, ни в какой-либо другой момент, когда лишь мгновение отделяло меня от смерти. Возможно, сейчас свет означал, что все это происходит на самом деле, мое время действительно пришло. Я не сожалела о том, что что-то не закончила, меня больше не волновали прошлые ошибки. На этот раз, когда голову наполнил туман, и глаза закрылись сами по себе, я не стала сопротивляться. Я чувствовала, как жизнь покидает мое тело, и надеялась – молилась – что наконец-то попаду в лучший мир.