Свежий ветер (Fly By Night)

Шепард Я плыла по озеру черной маслянистой жидкости. Вязкая и удушающая, она наполняла мои легкие, затекала в горло, слепляла глаза, но я продолжала плыть. Мои сны о темноте и скрежете металла по школьной доске не имели ни начала, ни конца, ничто в них не было реальным. Один кошмар перетекал в другой, но теперь я чувствовала, что у меня появилась цель. Теперь я знала, что стремлюсь куда-то, что если продолжу пробираться через эту массу пустого пространства, по ту ее сторону меня может ожидать жизнь. Наконец я достигла поверхности и вынырнула, сразу же ощутив обжигающий холод. Я глубоко вдохнула, и жизнь буквально хлынула в мое тело, пробуждая, будто электрический разряд. Я распахнула глаза, но все, что увидела – это тени и какое-то странное освещение; непонятные изображения мелькали перед глазами, словно во сне, но что-то подсказывало мне, что это происходит на самом деле. Стоило мне только попытаться сесть, как резкая боль в конечностях опутала, словно щупальца спрута. Запаниковав, я ухватилась за провода, удерживавшие меня на месте, и вырвала их из рук, отчего кровь забрызгала мою покрытую чем-то белым грудь. Что-то наподобие сирены завывало в ушах все громче и настойчивее. Я точно знала, что не сплю, и все же не могла избавиться от ощущения, что нахожусь в очередном кошмаре. Новая волна страха одолела меня, как только я посмотрела на кровь, струящуюся из ран на руках. Это Жнецы. Я была уверена, что это Жнецы. Должно быть, они поймали меня, отравили и оставили гнить. Не в этот раз. Я ухватилась за края платформы под собой, при этом все вокруг расплылось перед глазами. Руки соскользнули, и я упала на пол, закричав от боли и шока. Посмотрев вверх, я заметила, как двигаются стены – совсем как на Цитадели в мой последний визит туда. Может быть, это корабль коллекционеров? База Серого Посредника? Это… я не могла… я чувствовала… Кто-то схватил меня за плечо, когда я попыталась подняться. Не теряя времени, я двинула нападавшего локтем в лицо. До меня донесся стон, но я уже поднялась на ноги и бросилась прочь. Что бы они ни сделали со мной, что бы ни происходило, я не дамся им, не позволю остановить меня. Сначала я убью каждого из них голыми руками. С трудом я брела вдоль стены, опираясь на нее непослушными руками. Дышать было тяжело, еще тяжелее – оставаться на ногах и в сознании, но я попадала и в более страшные ситуации и выжила. Я шла по длинному коридору – темному и какому-то нереальному, освещенному красными лампами, расплывающимися в нечеткие пятна, стоило мне только попытаться сфокусировать на них взгляд. Это место пахло кровью и смертью. Кто-то бежал по направлению ко мне – человеческая фигура, но я-то знала, что это был хаск. Существо попыталось схватить меня за руку, но я ударила его из последних сил. Оно согнулось пополам, и еще один удар заставил его повалиться на пол. Каждое движение причиняло боль, а когда я попробовала открыть дверь левой рукой, то случилось что-то странное: пальцы заняли нужное положение, но расплылись перед глазами, когда я попыталась повернуть ручку. Что они сделали со мной? Я миновала еще одно существо, однако оно уцепилось за мою одежду. Голова кружилась, я потеряла равновесие и врезалась в стену, застонав от боли. Только в этот момент я осознала, что слышу что-то знакомое – мое имя. Его произносили, выкрикивали будто бы издалека. Голос был знакомым, мне почему-то захотелось повернуться к зовущему, но вдруг это уловка? Западня? Я не могла рисковать, не в таком состоянии. Чьи-то руки вдруг ухватили меня за плечи, держа так сильно, что мне не хватало сил вырваться. Я снова услышала свое имя и посмотрела вверх, стараясь разглядеть хоть что-то через застилавший взгляд туман, как неожиданно… - … пард, Шепард! Джена! Дыхание перехватило, и неожиданно я перенеслась на десять лет назад, когда в первый раз салютовала не потому, что должна была, но потому, что слишком уважала человека, чтобы не сделать этого. Имя всплыло из глубин памяти: Андерсон. Дэвид Андерсон. Я посмотрела ему в глаза, все еще напряженная и готовая к побегу в любой момент, а затем перевела взгляд на его губы, произносящие слова, которые я едва слышала: - …в порядке… все в порядке, все будет хорошо. Тебе нужно успокоиться, расслабиться. Ты понимаешь? Ты должна… Что-то укололо меня в руку, и я запоздало поняла, что в мою плоть вонзили иглу шприца. Паника вновь обуяла меня, я вспомнила, что видела. Я наблюдала, как он умер. Он ненастоящий, это не может быть реальностью! Я закричала – хрипло и слабо, еще раз попыталась вырваться, но теперь меня держало несколько существ, а мое тело слабело по мере того, как токсин разносился по венам. Я не могла погибнуть так. Только не так, пожалуйста… Голоса отступили на задний план, мышцы расслабились против воли, и я вновь погрузилась в море дыма и черной жидкости моих страшных снов. ************ Я открыла глаза, разбуженная своим собственным неровным дыханием, и ощущение реальности этого мира изгнало из памяти последние кошмары. Солнечный свет, лившийся через открытое окно, странно не соответствовал обстановке крошечной комнатки, в которой я находилась. Я попыталась пошевелить руками и обнаружила, что не могу этого сделать, потому что привязана к постели, будто дикое животное; какие-то трубки вонзались в мою кожу где-то ниже, под тяжелым одеялом. Я постаралась вспомнить, что произошло, и на ум пришло воспоминание о том, как я оказалась в таком же положении в прошлый раз. И вместе с ним перед глазами замелькали картинки шприцов, темноты, логотипа «Цербера» и двух лет, проведенных на операционном столе. Я попыталась вырваться из плена ремней, но мое тело было так слабо, словно меня накачали какими-то лекарствами. Вероятно, так оно и было, но я не собиралась так просто сдаваться. Я слышала какой-то пикающий звук, сигнал тревоги, звучащий все чаще и громче, однако, не обращая на него никакого внимания, сумела освободить ноги. Мышцы горели огнем, но прилив адреналина делал их сильнее. Я стиснула зубы, пытаясь изогнуться так, чтобы выскользнуть из пут, сирена звучала все громче и настойчивее, и… Дверь распахнулась, я подпрыгнула от неожиданности и уставилась в глаза Андерсону; какие-то люди в белых халатах столпились у него за спиной. Он подошел к моей кровати и, взяв меня за плечи, с легкостью уложил обратно, а затем приказал остальным – у одного из них был шприц - не вмешиваться. Я продолжала смотреть на него, вслушиваясь в его голос и силясь понять, что реально, а что – нет. - Все в порядке, - сказал он успокаивающе, - Шепард, ты в порядке, в безопасности. Постарайся дышать спокойно, расслабься… На моем лице не дрогнула и мышца. Хотя глаза оставались широко раскрытыми от возбуждения, но я послушно проделала то, что мне велели. Рев сирены начал стихать и замедляться, пока не превратился в последовательность быстрых и ровных звуков. Только в этот момент я осознала, что нахожусь в больнице, а аварийная сирена – всего лишь писк аппарата, следящего за сердечными ритмами. - В безопасности, - хрипло повторила я – скорее, вопрос, нежели утверждение – и посмотрела ему в глаза, будто потерянный ребенок. - Вот именно, - кивнул он, - мы все здесь в безопасности. Мне хотелось ему верить, но я была полностью дезориентирована. Если я в безопасности, то почему привязана к койке? И кто, черт побери, накачал меня успокоительным? Я перевела взгляд на ремни, и Андерсон, правильно оценив увиденное, приказал пришедшим с ним освободить меня. Находящиеся в комнате люди смотрели на меня, будто я голодный тигр и наброшусь на них, как только окажусь на свободе. Какая-то девушка даже переспросила у Андерсона, уверен ли он? Я заметила, что у нее был подбит глаз, а на скуле красовался свежий шов. Я не стала задавать вопросы. - Да, я уверен, - устало ответил Андерсон. – Отстегните ремни и оставьте нас одних. С ней все будет в порядке, верно, Шепард? Он снова посмотрел на меня, и я поняла, что меня просят вести себя хорошо. Я кивнула и, несмотря на то, что мысли все еще неслись вскачь, расслабилась на постели. Осторожно медперсонал отстегнул ремни и покинул помещение, а я принялась осматривать различные аппараты, подключенные к моему телу – каждый сообщал о небывалом всплеске активности с того момента, как я пришла в себя. Я немного успокоилась, но до сих пор была готова в любой момент броситься бежать, пусть и едва могла пошевелиться. Какого черта со мной произошло? И что он подразумевал, говоря, что мы в безопасности? О какой безопасности могла идти речь, когда война за галактику в самом разгаре? Неожиданно в памяти всплыло воспоминание. Андерсон что-то говорил, но я не слышала ни слова, потому что все, о чем могла думать – это о том, как жизнь гасла в его глазах, кровь вытекала из множества ран, ледяные пальцы сжимали мой разум, заставляя выстрелить… - Что такое? – спросил он вдруг и замолчал. Туман в голове рассеялся, возвращая меня в настоящее время. Остальное представлялось кошмарным сном. Очевидно, я что-то сказала, но не могла вспомнить, что. Слова снова вернулись, на этот раз произнесенные шепотом. - Я видела, как вы погибли, - сказала я, поднимая голову и заглядывая ему в глаза, не обращая внимания на боль в шее. – На Цитадели, прежде чем открыла лепестки. Вы были там, меня заставили застрелить вас, и я видела, как вы погибли. Его плечи поникли, брови сошлись у переносицы, и он одарил меня тем же печальным и понимающим взглядом, каким одаривали врачи не раз прежде, полагая, что помогают мне, браня за то, что я не отдыхаю достаточно, не беру отпуск, не отношусь со всей ответственностью к понятиям «серьезная травма» и «посттравматический стресс». Не говоря ни слова, Андерсон взял бутылку воды с прикроватного столика, открыл ее и передал мне. Я едва могла пошевелить левой рукой, а потому вытащила правую из-под одеяла, поморщившись от резкой боли в локте, приняла бутылку и начала жадно пить, позволяя холодной воде наполнить меня жизнью. Закончив, я откинулась на подушку, тяжело дыша, и заметила, что Андерсон придвинул стул и теперь сидел на нем все с тем же задумчивым видом. - Что, по-твоему, случилось? – спросил он осторожно. – Что ты помнишь? Отличный вопрос. Когда я пыталась вспомнить хоть что-то, то видела лишь темноту, слышала скрежет помех и чувствовала боль. Я закрыла глаза, и голову вновь наполнил туман. - Не знаю, - ответила я с трудом. – Я почти ничего не помню, все какими-то урывками. Как разбитое стекло. Мне больно об этом думать. – Неожиданная мысль пришла в голову – мысль, которая не напугала меня так сильно, как должна была бы. – Я тоже умерла? - Нет, - заверил меня Андерсон, не дав прорасти этой идее. – Нет, Шепард, мы оба живы. Успокоительное еще действует, поэтому ты можешь чувствовать себя немного сбитой с толку, но я клянусь, что все это реально. В его глазах я не видела лжи, лишь мольбу поверить ему – я всегда подчинялась этой молчаливой просьбе в прошлом, и сейчас, казалось, у меня просто не было выбора. «Сбита с толку», однако, было слишком слабым описанием моего состояния. Я не знала, что думать. - Мы находимся в реабилитационном центре на одном из небольших островов в Тихом океане. Жнецы не успели до него добраться – чересчур далеко от цивилизации, и мы открыли тут больницу для солдат, пострадавших в ходе войны. Я восприняла не более половины того, что он сказал. - Я жива, - хрипло повторила я, просто чтобы убедить себя. - Да, - кивнул Андерсон. – Ты едва не погибла, но благодаря твоим имплантатам и чертовскому везению, теперь все позади. Правда, они не сумели спасти твою ладонь. Какого черта? Правой рукой я откинула одеяло, которое прикрывало левую, и обнаружила, что левой ладони нет. Мне вдруг показалось, что я смотрю со стороны на чье-то чужое тело, потому что эта забинтованная культя не может быть моим предплечьем. Вот почему я не чувствовала пальцев – дело вовсе не в анестезии. Теперь я походила на куклу, которую не доделал мастер. Я вспомнила боль, пронзающую тело, кровь, текущую из раны на запястье, обгоревшую кожу и как пыталась достать из своей же… Я открыла глаза, осознав, что не помню, как закрыла их. По крайней мере, это была левая рука. По крайней мере, я все еще могу стрелять. По крайней мере, исковеркана была искусственно созданная конечность, не моя собственная плоть. - Скоро ты получишь протез, - мягко сообщил Андерсон, - и при удачном стечении обстоятельств всего за несколько недель станешь как новенькая. Как новенькая. Подобная перспектива не укладывалась у меня в голове. Когда я пыталась вспомнить свою жизнь, предшествующую недавнему пробуждению, у меня складывалось ощущение, что я смотрю видеозаписи чужими глазами. Происходящее казалось каким-то образом неправильным. Я надеялась, что дело лишь в лекарствах, но инстинкты убеждали меня в обратном. - Я… - Как облечь ураган, бушующий у меня в голове, в слова? Как объяснить бывшему командующему офицеру, насколько я выбита из колеи? – Я не… Я ничего не помнила. В памяти сохранились лишь обрывки воспоминаний, походящие на кошмарный сон, и я до сих пор ожидала, что вот-вот проснусь и снова окажусь на войне, в самой гуще битвы. Отчасти я надеялась, что так и произойдет, потому что в таком случае хотя бы буду знать, что делать. Теплая рука сжала мои пальцы, и я осознала, что дрожу. Я глубоко вдохнула через нос и выдохнула через рот, надеясь успокоиться, но в результате у меня только закружилась голова. - Расскажите мне, что случилось, - попросила я наконец, решив, что не стану высказываться до тех пор, пока не разберусь, что к чему. - Мы составили временную диаграмму, основываясь на данных, полученных по системам связи, в привязке к моменту крушения Цитадели, но… нам до сих пор многое неизвестно. Мы надеялись, ты восполнишь эти пробелы, когда очнешься. Ты помнишь наступление на Земле? Я помнила темное ночное небо, силуэты разрушенных домов. Я помнила, как произносила какую-то вдохновляющую речь о том, что наши действия в течение последующих нескольких часов отзовутся эхом по всей галактике. Я помнила, как в последний раз проверила оружие перед тем, как мы выступили. Я кивнула, и Андерсон продолжил: - А ты помнишь, как достигла луча? Атаку Предвестника? Я вернулась мыслями к этому лучу, который находился одновременно так близко и так далеко. Воспоминания возвращались вспышками. Перед нами лежал свободный от вражеских сил путь, но за считанные секунды отовсюду слетелись Жнецы, и ситуация кардинально изменилась. Я сразу же осознала, что наша попытка не увенчается успехом – нам никогда не добраться до цели – но не желала верить в это. Я знала, что другого шанса не представится. Я хотела убедить себя, что если мы как следует постараемся, то преуспеем, если мне удастся сосредоточиться на луче и выкинуть из головы все остальное… Но потом… потом мы попали под удар, и, обернувшись, я увидела свой взвод на земле. Я не могла продолжать бежать, потому что в таком случае они постараются последовать за мной, но это уже не в их силах. Я запросила эвакуацию. Я смотрела Кайдену в глаза, словно собиралась улететь вместе с ним, хотя и прекрасно знала – ничто не заставит меня покинуть поле боя. «Нет, я останусь здесь без тебя». По крайней мере, я спасла его. Это важно. Уверенность в его безопасности позволила мне, не задумываясь, броситься в разверзшуюся пасть ада тогда и помогла остаться спокойной сейчас. - Я помню, - сказала я наконец, возвращаясь в настоящее, - что запросила эвакуацию для остальных, а затем… я добралась до луча. Предвестник едва не попал в меня – в результате его атаки ребята слева просто испарились, но меня лишь едва задело. Броню разворотило. Это я помню. Помню, как меня отбросило назад и… Я опустила взгляд к обрубку руки – штуке, которую мой разум отказывался признавать частью своего тела. Мне казалось, что несуществующие больше пальцы сжались в кулак. Я снова почувствовала жар вспышки, сорвавший защитные пластины, будто они были изготовлены из дешевой пластмассы, вместе с плотью. Я помнила, как попыталась закричать, но едва не обожгла легкие раскаленным воздухом. Левая нога до сих пор была в гипсе – это я тоже помнила – оставив попытки идти, я просто сплюнула кровь и поползла. Я помнила, как блестел металл в запястье, когда я сидела, давясь слезами, в луже собственной крови… - Я поднялась, - продолжила я, только чтобы нарушить гнетущую тишину, - но все вокруг… Наверное, меня контузило, я почти ничего не слышала – все походило на сон. Я попыталась двинуться дальше и… получила пулю в бок. Я сразу же выстрелила в ответ, но… Я коснулась здоровой рукой бока и ощутила знакомую боль заживающего огнестрельного ранения. Мало-помалу прошлое возвращалось ко мне. - Я истекала кровью, все болело, но я добралась до луча, а затем… Черная стена. Я попыталась прорваться сквозь нее и вдруг ощутила приступ тошноты. Я резко подалась вперед, живот свело судорогой, но желудок был пуст. Слепая паника поднялась в душе, и я ухватилась за поручень кровати, словно опасаясь, что в любой момент меня унесет прочь. - Нам необязательно делать это сейчас, Шепард, - мягко произнес Андерсон. Я с самого начала знала, что он находится тут не только по личным причинам – скорее всего, его послали выкачать из меня информацию, раз уж пока я не могла сама предстать перед командованием с отчетом. Однако я не возражала против такой его роли. Подобная процедура была мне хорошо знакома, и я предпочитала разделаться с этим сейчас, нежели остаться наедине с собственными мыслями. - Нет, я… мне нужно восстановить ход событий для себя, я просто… Я откинулась назад на подушки и закрыла глаза, стараясь разобраться в мелькавших в голове картинках. Я помнила странное ощущение, будто мои мысли отодвинули в сторону, и что-то внедрилось внутрь. В глазах все померкло, знакомое жужжание наполнило уши, звуча все громче и громче, и вдруг я оказалась в том странном месте, совершенно не похожем на привычную мне Цитадель и все же являвшуюся ею. Там был Андерсон и Призрак, и я видела смерть обоих, но как, черт побери, они могли… - Я попала под их влияние, - сказала я тихо, осознав причину – мой маленький секрет, который я пыталась забыть. Звон в ушах утих, вновь превратившись в писк аппаратуры. – Жнецы. Я так много времени провела рядом с ними и их артефактами. Я ощущала их воздействие в течение недель, предшествовавших возвращению на Землю. Я чувствовала себя… уязвимой, постоянно слышала какие-то звуки. Оказавшись на Цитадели, я была так слаба, что они с легкостью забрались мне в голову. Андерсон задумчиво поджал губы. - Тебя одурманили? - Не знаю, - пробормотала я в ответ, - я не… не думаю, что со мной произошло именно это. Все было иначе, чем с другими. С ними это происходило постепенно, со мной же – почти мгновенно. Одним натиском. Словно… что бы они ни делали, им не удавалось изменить мой разум, так что они изменили окружение – они подсунули мне лживую картинку, чтобы заставить меня сделать то, что им было нужно. – В памяти всплыл резкий статический звук, и я поморщилась. – Я открыла лепестки Цитадели. Не знаю, как. Вы были там, и Призрак тоже. Все происходящее не имело смысла, и я думала только о том, что мне надо открыть станцию, а затем… черт. Я потерла висок – голова начинала болеть от попыток вытащить на свет то, что оказалось так глубоко погребено. - Что еще ты помнишь? – спросил Андерсон, заставляя меня собраться с мыслями. – Неважно, как глупо это прозвучит, просто скажи. - Я лежала на полу, - с трудом сказала я, описывая картинки, возникающие перед глазами, - и он поднялся – не знаю, как, сомневаюсь даже, что он на что-то опирался, но тогда все казалось логичным. Вокруг было столько крови. А затем я вдруг оказалась в другом месте – на какой-то платформе в космосе, я не узнавала ничего. Там был ребенок – этот дурацкий ребенок, который преследовал меня во снах после бегства с Земли. Он говорил мне… о том, что все это неизбежно, что Жнецы всего лишь помогают – примерно то же самое говорил и Левиафан. Но я не уверена, что это происходило на самом деле. Стоило мне только сказать это вслух, как на душе полегчало. Страх и боль, сопровождавшие эти воспоминания, утихли, и все это теперь казалось мне лишь старым кошмарным сном. Я произнесла это вслух и наконец-то смогла свободно вздохнуть. - Полагаю… - начала я снова, - полагаю, Жнецы считают себя богами, служащими правому делу, и они хотели, чтобы и я поверила в это. На самом деле они не злобные, а плохо запрограммированные. Думаю, они в некотором смысле уважали меня. Или боялись. Они стремились оправдать свои действия передо мной, показать мне свою версию истины, но… у них ничего не вышло. Я не стала рассказывать о тех мгновениях, когда не хотела более ничего, кроме как броситься в столб света, таким образом предопределив судьбу галактики; о том, как мечтала лишь, чтобы все окончилось и неважно, как. Только мое упрямство удержало меня на грани безумия. - Возможно, они и считали себя богами, - сказал Андерсон некоторое время спустя, - но мы не можем больше спросить их – они мертвы. Неактивны. Ты… помнишь, что случилось? Они мертвы. Отчасти я знала, что он говорил правду, но все равно не могла поверить. Как это возможно? Может быть, мне просто нужно немного времени. - Я очнулась. Не знаю, как или почему, но что-то изменилось, и я пришла в себя. Я находилась в Башне Президиума, лепестки станции были открыты, и… я помню, что слышала голос Хаккета из динамиков системы связи, но он меня не слышал. Мне… мне пришлось вырвать плату инструметрона из запястья. – Я снова посмотрела на культю. – Рука была слишком повреждена, чтобы воспользоваться им в обычной манере. Наверное, поэтому врачам не удалось спасти ее – спасать было уже нечего. - Зачем тебе понадобился инструметрон? - Мне нужен был протеанский код, который мы получили на Илосе, чтобы разблокировать сигнал, - ответила я, вспоминая ход своих мыслей, словно строчки из пьесы. – Именно по этой причине Горн не сработал, как только пристыковался – мы блокировали сигнал Жнецов, чтобы помешать Властелину захватить контроль над станцией. И этот код не давал Цитадели – Катализатору – установить связь со Жнецами. Как только я убрала этот блок, Горн нанес удар. Я… видела, как это случилось. Это последнее, что я помню. Я взглянула на Андерсона, который сидел на стуле и в свою очередь смотрел на меня так, будто видел впервые. Будто я до сих пор могла поразить его после всех этих лет. - В этом есть смысл, - сказал он наконец, говоря больше сам с собой, нежели со мной. – Вторжение Жнецов было скомпрометировано с самого начала, благодаря твоим действиям против Властелина. Не имея связи с Цитаделью, они не смогли сразу же захватить ее, а также помешать ее использованию в тандеме с Горном. Галактика обязана тебе большим, чем я подозревал. Я опустила глаза, рассматривая лежавший в правой ладони обрубок левой руки и воробьев, исчезавших под повязкой. - Я делала это не ради чертовой галактики, - пробормотала я. - Не думаю, что им важны твои мотивы, - возразил Андерсон, пожав плечами. – Как только Горн нанес удар, каждая единица армии Жнецов, что на Земле, что в космосе, вышла из строя. Я с трудом поверил в это. Нас практически уничтожили, а ты сумела поменять стороны местами в считанные секунды. Довольно скоро мы объявили о победе – как только убедились в том, что Жнецы и правда мертвы. Это было около трех недель назад. Все это время ты находилась в искусственно вызванной коме, что, однако, не помешало тебе предпринять вчера попытку побега. – Он усмехнулся, стараясь чуть разрядить атмосферу. – Напугала медсестер, но надо признать, я практически ожидал чего-нибудь в этом роде. Ты никогда не следовала предписаниям врачей, особенно, когда в дело шла анестезия. Три недели. Попытка осознать этот отрезок времени не увенчалась успехом. Я повернула голову и выглянула в большое, занавешенное тонкой занавеской окно, из которого по-прежнему лился яркий солнечный свет. Откуда-то издалека до меня доносились крики морских птиц и текущей своим чередом жизни. Все это до сих пор казалось нереальным. - Как я сюда попала? – спросила я немного погодя, решив, что пришла пора задать интересующие меня вопросы и получить на них ответы – плохие или хорошие. Андерсон немного помедлил, словно подбирая слова. - Ты не помнишь? - Нет, - подтвердила я. – Я помню, что видела, как отключались Жнецы, но тогда я была на Цитадели. После этого – ничего. Я была уверена, что умру там. Он снова помолчал, и я пришла к выводу, что он не хочет о чем-то мне говорить. Это осознание заставило меня занервничать. Может быть, это просто зарождающийся голод. Мне хотелось, чтобы Кайден оказался здесь – он бы знал, что мне сказать. - Тебя нашли на побережье Англии, неподалеку от Брайтона, вскоре после дезактивации Жнецов. Тебе повезло – мне сообщили, что ты была совсем рядом со скалами. Солдаты видели, как челнок упал в воду, и решили, что это, возможно, какой-то вражеский отряд, но как только они опознали тебя, то сразу же сообщили об этом. Пляж. При упоминании этого слова в памяти что-то зашевелилось. - Я помню свет, - сказала я тихо, глядя на колышущуюся на легком ветру занавеску. - Свет? - Яркий свет, как солнце. Я помню, что мне было тепло, помню звук волн, мягкий песок и… и свет. Мне казалось, что я уже умерла. Казалось, что я парю. - Ты потеряла много крови, Шепард, - осторожно произнес Андерсон таким тоном, словно старался не раздражать дикое животное. Что ж, он сам виноват – это он просил рассказать обо всем, каким бы сумасшедшим это ни казалось. – Нам сообщили о падении челнока в четыре часа утра, так что ты могла видеть только искусственный свет – возможно, фонари приближавшихся солдат. А что касается песка, так его нет на многие мили вокруг. Надо полагать, ты была сильно дезориентирована. Но… слушай, сейчас это неважно. Самое главное, что тебя вовремя доставили в больницу. Я опустила голову. Слова Андерсона подняли в душе мерзкое чувство. Нет, это не самое главное. Почему, черт побери, все вели себя так, словно важнее меня нет ничего на свете? Это все чушь, я уже выполнила свое предназначение. Я была готова умереть, уйти из жизни, зная, что во мне более не нуждаются. Зачем спасать меня, когда мне уже нечего больше дать им? Что еще они могли потребовать от меня? - О чем ты думаешь? – прервал Андерсон поток моих мрачных мыслей, и я осознала, что хмурюсь так, будто нахожусь на грани слез, а губы обнажили зубы в агрессивном оскале. Но я не могла сражаться – я едва шевелилась. - Значит, все закончилось? – снова спросила я натянутым голосом. Мне хотелось стиснуть кулаки, но лишь один повиновался этому желанию. – Так просто? Жнецы уничтожены, война окончена, а я – гребаный герой? Так просто? - Нельзя сказать, что все произошло за один день, - ответил Андерсон успокаивающим тоном, но ему никогда не удавалось успокоить меня в прошлом и уж точно не удастся сейчас. – Мы неделями планировали эту операцию, и только проделанная тобой работа по объединению рас предоставила нам хоть какой-то шанс. Не говоря уже о постройке Горна. - Но мы стояли на грани вымирания, - настойчиво указала я, слыша вновь нарастающий писк аппарата, что свидетельствовало об ускорении моего пульса. – Мы все! И мне просто повезло продержаться в сознании достаточно долго, чтобы вслепую доковылять до консоли управления и нажать несколько кнопочек, чтобы все окончилось. Это кажется… слишком простым. Мне непросто было поверить, что все закончилось, что я наконец-то могу отдохнуть – это никогда не оказывалось правдой прежде. Если я была жива, значит, остались еще невыполненные задачи. Я попыталась задушить на корню зарождающуюся во мне панику, но не преуспела. - Может быть, это и вправду было слишком просто? – с горечью произнесла я. – Может быть, это лишь то, что я хочу услышать. - Шепард, что ты… - Каким образом я могу удостовериться, что это происходит на самом деле? – выкрикнула я, и мой голос надломился. – Я видела, как вы умерли! Я так часто видела то, чего не было на самом деле, но всегда была уверена, что это реальность, а сейчас вы говорите, что все закончилось? Что мы победили? Нам не суждено было победить! – прорычала я, садясь с превеликим трудом. – Мы сражались, потому что отказывались сдаться, потому что у нас не было выбора, но мы все знали, что из этого ничего не выйдет. Мы все знали, что боремся только затем, чтобы остальная часть галактики могла умереть спокойно, веря, что надежда еще существует. Иногда я верила своему же вранью, иногда верила, что это возможно, но я никогда не думала, что… что мы… Горло перехватило. Упав на подушку, я закрыла глаза, и горячие слезы покатились по щекам. Я судорожно вздохнула, чувствуя себя опустошенной. - Ты не позволяла себе верить, что мы на самом деле победим, - просто сказал Андерсон. Я кивнула, не глядя на него. Отчасти я осознавала, что дрожу, как лист на ветру, и плачу на глазах у одного из командующих офицеров, которых я когда-либо уважала, но мне было абсолютно все равно. Недавний всплеск эмоций отнял последние силы, и я не могла даже поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом. - Что если… - начала я с трудом, горло горело, но все это не имело значения, - что если я поверю сейчас, а потом окажется, что все это происходит только у меня в голове? Что если я засну, а проснувшись, обнаружу, что все еще на Цитадели, как в прошлый раз? Все, происходящее сейчас, может оказаться результатом того, что Жнецы контролируют меня. Мир, являющийся чертовой фантазией, где я не буду задавать вопросы, потому что каким-то образом осталась в живых после… после всего. Я знала, что в моих словах отсутствовал здравый смысл. Я просто не могла взять себя в руки. Открыв глаза, я обнаружила, что все еще нахожусь в больнице, но это ничего не доказывало. Пребывая в бессознательном состоянии, ты никогда не знаешь, что происходит вокруг тебя. Мой жизненный опыт был таким богатым, таким странным, что я сама создала множество прецедентов. Я ниоткуда не могла почерпнуть информацию о том, как пережить возвращение из мертвых, и о том, как упаковать рассудок в темную коробку и спрятать до лучших времен, потому что это требовалось для завершения миссии, втайне надеясь, что «лучшие времена» никогда не наступят. Никто больше не понимал, через что я прошла. Как объяснить кому-то, каково это было – вырасти из крошечной запуганной девочки в параноидального подростка, а затем в нагоняющего ужас взрослого, когда все вокруг ожидали, что ты сделаешь это, даже не напрягаясь? - Ведь я видела, как вы истекали кровью, - повторила я снова, до сих пор сомневаясь, что мои чувства можно облечь в слова. – Я видела, как это происходило, но вот вы сидите передо мной. И после всего я осталась жива. Мы победили. Как это возможно? Неужели вы не видите? Это… это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, даже… даже… Андерсон смотрел на меня, и я видела в его глазах что-то, что он пытался скрыть от меня, что-то, означавшее, что мне рано праздновать победу. Я похолодела. Я вдруг ощутила себя бессильной тряпичной куклой, воздух застрял в легких. Еще одно воспоминание всплыло из недр подсознания: пляж, на котором, как я полагала, мне суждено встретить свой конец; я из последних сил пытаюсь протянуть руку, чтобы хотя бы умереть, держась за его ладонь… Он не остался на «Нормандии», как я думала раньше, он последовал за мной. Каким-то образом он нашел меня и привез на Землю, но если я находилась здесь, то где, черт побери, он? Почему его не было… - Где Кайден? – спросила я неожиданно. Андерсон не ответил. Вместо этого он посмотрел на свои руки и тяжело вздохнул. Каждый испытанный мной страх, каждый виденный кошмар вдруг навалились на меня. Сердце замерло, а потом начало неистово колотиться о ребра. Писк аппарата озвучивал мою панику и возросший уровень адреналина; самые худшие мысли и ожидания прорвали сдерживавшую их невидимую плотину и хлынули в душу, отравляя ее. По выражению лица Андерсона я видела, что у него для меня плохие новости, но все равно продолжала надеяться и молиться: пожалуйста, нет, пожалуйста, не говори мне, что его больше нет, что угодно, но только не это, пожалуйста, пусть это будет лишь сон, пожалуйста, пожалуйста! - Майора Аленко нашли на спасительном плоту неподалеку от тебя, - ответил Андерсон, но я едва понимала, что он говорил. – И… мне жаль, но перспективы не слишком обнадеживают. - Он… он жив? – спросила я, с трудом узнавая свой надломленный, какой-то девчачий, голос. Адмирал долго не отвечал, и каждая секунда его молчания только нагнетала тошнотворный ужас. - Его сердце бьется, - сказал он наконец осторожно, - и он даже дышит самостоятельно, но он без сознания, и с помощью находящегося в нашем распоряжении оборудования мы не можем точно оценить повреждения. - Что… что вы… - Жнецы целенаправленно уничтожали больницы, ценное оборудование, а то, что осталось, было перенесено в центры неотложной помощи. Аленко в коме, его состояние стабильно, а потому его направили сюда, тогда как остальные медцентры заняты более неотложными пациентами, пострадавшими во время войны. Местные врачи сказали мне, что фиксируют какую-то мозговую активность, но не могут сделать никаких выводов, и предписание на данный момент одно: ждать. Он изначально был тяжело ранен. Крушение челнока тоже не прошло без последствий. Большая кровопотеря. И… что-то случилось с его биотическим имплантатом. Мы не понимаем, как, но, судя по всему, он использовал биотический барьер, чтобы обезопасить ваше вхождение в атмосферу, тем самым сильно перегрузив имплантат. Частично он расплавился. Вполне вероятно, что ствол головного мозга был поврежден, и повреждения эти, скорее всего, необратимы. Даже если он придет в себя, то, вероятно, будет парализован. Мне… мне очень жаль, Шепард. Я думал… я думал, что именно мне следует рассказать тебе об этом. Я почувствовала, что тону, как что-то темное и холодное тянет ко дну. Андерсон внимательно смотрел на меня, ожидая моей реакции. Мне казалось, что все это нереально. Это не может происходить на самом деле. Кайден не мог… не мог… - Когда он очнется? – спросила я, прекрасно зная, что это глупый вопрос, но тем не менее желая услышать ответ. Пальцы правой руки вцепились в край постели, дрожа от напряжения. - Правильнее спросить, очнется ли он вообще? – хмуро ответил Андерсон. – По словам врачей, учитывая его состояние, если он все-таки придет в себя, это будет настоящим чудом. ************ Я смотрела на то место, где когда-то была моя левая ладонь – мне до сих пор не удалось привыкнуть к тому, что ее нет. С другой стороны, совсем скоро я получу лучший из возможных протезов, так что мне не придется мириться с этим неудобством долго. Доктор радостно сообщил, что поскольку остальные кости в этой конечности уже металлические, то процедура имплантации будет совсем простой. А пока что мне велели больше двигаться, осторожно нагружая мышцы после столь длительного бездействия. Это было тяжело. В прошлом я неоднократно проходила реабилитацию после физических травм, но, учитывая наличие всего двух физиотерапевтов в этой больнице, на этот раз мне пришлось практически все делать самостоятельно. Вообще, это место было каким-то странным. Оснащение оставляло желать лучшего, целые отделы центра после реорганизации напоминали постапокалиптические полевые медпункты, и, что еще более необычно, несмотря на все это, комплекс был невероятно красивым. Я сидела на скамье снаружи здания и молча смотрела на море. Оно было таким спокойным, и теплым, и ярким в лучах заходящего солнца, окрашивающих волны в самые невообразимые цвета. Казалось невероятным, что всего несколько недель назад планета буквально стояла на грани уничтожения жестоким врагом, что где-то до сих пор полыхали пожары. Я все еще не могла в это поверить, хоть у меня и было двое суток на то, чтобы привыкнуть к этой новой реальности. По крайней мере, связь наладили – эта задача стала первоочередной после уничтожения Жнецов. Командованию необходимо было оценить ущерб и оповестить галактическое сообщество о том, что мир снова стал безопасным. Однако это было сложно. Мне сказали, что залп Горна не просто уничтожил Жнецов – он стер все последствия их пребывания в нашей галактике. Не считая многочисленных жертв, лежащих в руинах планет и самих неактивных Жнецов (которых утилизировали очень просто – отправляли на ближайшую звезду), создавалось впечатление, что никакого вторжения и не было – словно их код просто удалили из материи нашего пространства, переписав историю. Во всяком случае, именно так мне обрисовали положение дел на втором, более подробном дебрифинге чуть ранее этим днем. К тому моменту седативные препараты окончательно покинули мой организм, и я смогла нормально думать. Вот почему разбился челнок – улучшения СУЗИ базировались на технологиях Жнецов, и залп Горна вывел их из строя, повредив заодно и системы управления аппарата. Сама СУЗИ основывалась на технологии Жнецов. Когда вспышка красного света достигла «Нормандии», корабль потерял управление и разбился на одной из близлежащих планет. Я слышала, что Джокер первым дохромал до безжизненного тела СУЗИ. Ее отключение произошло мгновенно, и никто не знал, «оживет» ли она когда-нибудь, или же импульс Горна стер ее до основания. Команду «Нормандии» нашли всего пару недель назад, а сам корабль оставили там, где он разбился – без основательного ремонта он был ни на что не годен. Вторая «Нормандия», покинутая верным экипажем. Джокер находился в другом реабилитационном центре, предположительно из-за сломанной ноги, но я подозревала, что ему просто необходимо было оказаться как можно дальше от всего и вся, чтобы спокойно оплакать свою потерю. Наверное, он чувствовал себя примерно так же, как и я. Гетов постигла схожая судьба. После вспышки они вернулись к тому состоянию, в котором пребывали до внедрения кода Жнецов: примитивные машины, не более живые, чем тостер. Тали находилась со своим народом – кварианцы пытались решить, что же им делать с расой, когда-то бывшей их рабами, затем – врагами и совсем недавно – союзниками. Теперь, когда мир так изменился, им придется многое переосмыслить, и я просто была рада, что это больше не моя забота. Никто не просил меня снова взяться за дипломатию. Я вдохнула соленый воздух, наслаждаясь плеском волн и теплым бризом, овевающим мою кожу. Список погибших, которым меня снабдили, оказался слишком длинным и содержал чересчур много знакомых имен. Грюнт был мертв – погиб в ореоле славы, как всегда и мечтал. Во всяком случае, так мне сказал Рекс. Джек получила серьезные травмы, пытаясь спасти одну из своих студенток, и лишь недавно покинула больницу после неоднократных угроз разнести ее в щепки. Половина ребят Молота пополнила списки погибших, в том числе и несколько членов экипажа «Нормандии». Слава Богу, мой отряд остался жив в полном составе. Гаррус был тяжело ранен во время одной из перестрелок, и сейчас находился на турианском корабле, временно базировавшемся на Земле, отдавая приказы из инвалидного кресла и идя на поправку. Лиара изо всех сил пыталась сформировать хоть что-то похожее на правительство азари и заставить его функционировать. Никто не мог сказать наверняка, что случилось с Явиком, хотя, судя по всему, он остался жив. Возможно, на закате своего крестового похода длиной в 50000 лет он чувствовал себя столь же одиноким, как я. Джеймс находился в этом же самом центре и уже практически пришел в себя. Он уже какое-то время поддерживал связь с командой «Нормандии», но я пока не видела ни одного из них. Я не была уверена, что хочу этого. Многие погибли, и их смерти казались мне бессмысленными: в итоге мы не завоевали новый мир, не выиграли ничего реального – лишь свою свободу – абстрактную, хрупкую идею, которую было сложно определить и еще сложнее защитить. В конце концов мы оказались там, где и были прежде, но теперь каждый оплакивал свои потери. И я не исключение. Сунув руку в карман больничного халата, я вытащила пару солдатских жетонов – их нашли на мне после крушения челнока: одни висели у меня на шее, а цепочка других была обмотана вокруг моего поврежденного предплечья, предупреждая дальнейшую кровопотерю. Мои жетоны и Кайдена. Он спас мне жизнь и не раз. Я разговаривала с Хаккетом, и тот восполнил некоторые пробелы в моих знаниях. Он рассказал, как Аленко отказался считать меня погибшей, как проигнорировал все правила и протоколы и отправился на самоубийственную миссию, чтобы спасти меня. Адмирал признался, что и тогда понимал: это единственный возможный вариант, но приказать кому-то воплотить его в жизнь было равносильно велеть человеку прыгнуть со скалы. Невероятно, как Кайдену это удалось. Это чудо, что он нашел меня, дотащил до челнока, и что челнок долетел до Земли. Это чудо, что я до сих пор была жива. Наверное, отпущенные на нашу с ним долю чудеса закончились, и как бы я ни надеялась, как бы ни молилась, судьба не расщедрится на еще одно. Яркий солнечный свет отражался от его имени, выгравированного на жетонах. Словно невидимые пальцы сдавили горло; губы обветрились и потрескались. Я знала, где находился Кайден. Я знала номер палаты, в каком крыле она располагалась, но еще не ходила к нему. Вместо этого я сидела здесь, наедине со своими мыслями, пытаясь оправдать свое бездействие, несмотря на невероятную удачу, благодаря которой осталась в живых. Я не ощущала себя счастливой. Наоборот, мне казалось, что меня наказывают, заставляя пережить все возможные муки и лишая возможности обрести покой. Я чувствовала себя привидением, обреченным бродить по коридорам и прилегающим территориям центра безо всякого желания двигаться вперед, потому что знала: если увижу его, удостоверюсь в том, что он на пороге смерти, а я ничем не в состоянии помочь, то все это каким-то образом станет реальным. Я не знала, как справляться с реальностью. Его жетоны были достаточно реальными. Я сидела на этой скамейке, кажется, уже несколько часов, то доставая их и глядя на его имя, то убирая обратно в карман. Проснувшись этим утром, я сказала себе, что навещу его. Я сказала, что пойду, справлюсь с этим так же, как справлялась со всем остальным, и тогда наконец смогу мыслить здраво. Но я так устала от простого перемещения по центру, что села на берегу океана отдохнуть и так и сидела до сих пор. Моя более не существующая кисть болела. Казалось, что я крепко сжала кулак много дней назад и все еще не могла расслабить пальцы. Я не была уверена, хочу ли протез. Не была уверена, хочу ли снова взяться за оружие. Я ни в чем не была уверена. Я все ждала, что очнусь, но этого так и не случилось, однако все происходящее казалось ненастоящим даже сейчас, несколько дней спустя. Я посмотрела на ту часть здания, в которой спал Кайден, и подумала, что, возможно, пришло время перестать прятаться от реальности. Я взяла костыль, осторожно поднялась на ноги и захромала в направлении входной двери. Бег, когда одна из твоих ног сломана, был не самой удачной идеей, пусть я и убегала от сумасшедшей галлюцинации, сжимавшей мой разум будто тиски. Врачи объяснили произошедшее последствием травмы и введенными мне лекарствами. Сон наяву, кошмар. Я ударила медсестру и рассекла ей кожу на щеке, когда она попыталась меня успокоить. Если мне доведется ее увидеть еще раз, я извинюсь, однако не стану винить ее, если она предпочтет впредь держаться от меня подальше. Разумеется, я не специально выбрала более длинный маршрут к нужной мне палате – просто он был проще, учитывая мою больную ногу, потому что шел в обход ступеней. Дело вовсе не в том, что я до ужаса боялась увидеть его, не в том, что мне хотелось спрятать образ медленно ускользающего от меня Кайдена в самый дальний уголок сознания, а не столкнуться с суровой действительностью лицом к лицу. Я достигла его двери и какое-то время стояла, не понимая, почему мне не хватало смелости открыть ее. Я оглядела пустой коридор и подумала, что в любой другой больнице меня уже давно остановили бы как безнадзорного пациента, способного нанести огромный ущерб, но здесь настолько не хватало персонала, что меня никто не беспокоил. Это также означало, что никто не навещал Кайдена, и это было несправедливо. Не после всего, что он сделал. Он заслужил гораздо большее, чем мои страх и детскую ненависть к самой себе. Я сглотнула и открыла дверь, ступая внутрь. Я считала, что, когда увижу его, что-то внутри меня поменяется, но в итоге лишь усилилась боль. Кайден лежал с закрытыми глазами, множество различных проводов и трубочек вонзались в его кожу, а вокруг рта и носа виднелся красный след от кислородной маски. Вены на его шее по-прежнему оставались темными. Мне сказали, что его биотический имплантат был удален, чтобы дать его телу возможность самостоятельно восстанавливаться, но, не имея необходимого оборудования, врачи не могли сказать, насколько вероятна подобная перспектива. Мне не нравилось, что Кайден мог очнуться и обнаружить свою неспособность управлять биотической энергией, но куда хуже была мысль о том, что он может вовсе не очнуться. В остальном же он выглядел практически нормальным – казалось, он просто спит, а не борется за свою жизнь. Проблема заключалась в том, что он не просыпался, и это была моя вина. Я закрыла за собой дверь и практически упала на стул – он оказался сломан и громко заскрипел под моим весом, но это было лучше, чем продолжать стоять, когда ноги едва держали меня. Некоторое время я смотрела, как вздымается и опадает грудь Кайдена. Я смотрела на его неподвижные под веками глаза и пыталась воссоздать картину нашего бегства с Цитадели. Нам уже довелось побывать в подобной ситуации: он – в больнице, я, мучаясь чувством вины – рядом, но на этот раз все было по-другому. Отчасти я знала, что он не оправился после той травмы. Во всяком случае, не до конца. Его имплантат был сильно поврежден во время сокрушительных ударов доктора Евы, и я видела это по неровной работе его имплантата, по усилившимся мигреням, но предпочла игнорировать тревожные сигналы, потому что это было куда проще, чем признать истину. Может быть, поэтому его имплантат вышел из строя, когда он пытался спасти меня. Может быть, его текущее состояние стало результатом более чем одной ошибки с моей стороны. Он пришел за мной. Несмотря на шансы, вопреки всем советам, он пришел. Он вернул меня домой – практически целой и невредимой, он завершил свою миссию. Мне было суждено умереть на Цитадели, но вместо этого меня нашли полуживой на каком-то пляже на Земле. Кайдена обнаружили на спасательном плоту неподалеку – его уносило в открытое море, но он все еще дышал. Судя по всему, нам удалось выбраться из затонувшего челнока вместе, но волны разделили нас. Все были уверены, что Кайден спас мне жизнь, но ему пришлось отдать свою собственную за это. Я с силой сжала край постели, так что побелели костяшки пальцев. Это неправильно, неправильно! Не так все должно было произойти. Не так все должно было закончиться. Я должна была умереть, я, а не он. Мне отводилась роль жертвы, ему же следовало жить дальше, оставив прошлое позади, а не бросаться за мной. «Я не могу потерять тебя снова», - сказал он со всей искренностью, когда мы стояли на пороге собственной гибели. Я попыталась поглубже вдохнуть, но закашлялась в сотрясших меня сухих рыданиях. О, боже, он говорил правду. Осознание, что он на самом деле по-настоящему любил меня, обрушилось как снег на голову. Я полагала, что он преувеличивает, произносит слова, которые не до конца понимает, но он точно знал, что говорил. Его забота обо мне была столь же глупой, безрассудной и всепоглощающей, как и моя о нем, и именно из-за нее он и оказался на больничной койке на волосок от смерти. Снова. И на этот раз он не приходил в себя, и никто не мог мне ничего объяснить. Я… я не знала, что мне с собой делать. Мне нужно было, чтобы кто-то сказал, что впереди ожидает еще одна миссия. Может быть, мне необходимо достать какой-то артефакт из неприступной крепости, который излечил бы Кайдена. Однако ничего подобного не происходило, мне оставалось лишь ждать, и ожидание было настоящим адом. Я взяла Кайдена за руку, чувствуя холод его кожи, и прижалась губами к его ладони. Отображающиеся на мониторе сердечные показатели свидетельствовали о том, что его сердце билось, но он был слаб, и ему не становилось лучше. Ему не следовало спасать меня. Не нужно было лететь за мной. «Ты обещал, - подумала я гневно, - ты обещал, что не оставишь меня, не причинишь боль». Я почувствовала, как слезинка сорвалась с ресниц и покатилась по щеке, но чтобы вытереть ее, мне пришлось бы отпустить его руку, а я не собиралась этого делать – ни сейчас, никогда. «Ты обещал, что не сделаешь больно, но нарушаешь это обещание прямо сейчас, Кайден, и то, что, очнувшись, первым делом ты попросил бы прощения, не облегчает ситуацию. Я говорила тебе, что, несмотря ни на что, буду ждать тебя где-нибудь. Ты ответил, что обязательно объявишься, пусть даже это и займет какое-то время. Ты обещал найти меня, где бы я ни была. Я выполнила свою часть договора – я жду тебя, но не знаю, как долго смогу продержаться, не будучи уверенной, появишься ли ты вообще». - Ты говорил, что мы переживем все это вместе, - прошептала я, удивив саму себя. – Ты уверял меня, что все будет хорошо – просто не может не быть. Ну что ж, ты гребаный лгун, Аленко, лгун, а я… - всхлип сорвался с моих губ. Я прижала его вялую ладонь к своей щеке, стараясь не обращать внимания на то, насколько холоднее и суше она была, чем я помнила. - Я люблю тебя. Пожалуйста, очнись. Пожалуйста, просто очнись. Мне наплевать на то, что Жнецы повержены, мне наплевать на все, потому что я не уверена, что смогу жить в этом мире без тебя. Я люблю тебя, люблю, и… ты так нужен мне… Я вдруг почувствовала тяжесть наших жетонов в кармане. Я собиралась вернуть ему его жетоны – своего рода честь любого солдата, но теперь передумала. Это жест будет слишком похож на разжигание его погребального костра, а я не могла его отпустить, пока не могла, ведь у меня все еще была надежда. - Ты не можешь оставить меня здесь, - взмолилась я, обращаясь к его неподвижному телу, как будто у него было право голоса в этом вопросе. – Одну. Я не вынесу этого – ты знаешь, что не вынесу. Я опустила голову на матрас рядом с ним, все еще прижимая к себе его руку, будто бы могла таким образом передать ему свою жизненную силу. - Пожалуйста, - снова всхлипнула я, - только… не оставляй меня… ************ Три дня спустя мне в палату доставили коробку прямиком от командования Альянса. Я понятия не имела, что это, но когда подняла крышку, увиденное потрясло меня, как пощечина. Они прислали мне мои личные вещи из каюты «Нормандии», на месте крушения которой до сих пор работала спасательная команда. До меня доходили слухи, что корабль хотят восстановить – хотя бы как символ, но мне было все равно. То, что мне вернули мое личное имущество, заставило меня чувствовать себя так, словно кто-то ограбил мою могилу. Складывалось впечатление, что все остальные двигаются вперед по жизни, следуют стандартным процедурам, а я осталась позади, не понимая, как это вообще возможно. Как можно было подняться на ноги, отряхнуться и направиться дальше после того, что произошло? Я достала из коробки кое-какую одежду, несколько модов к оружию, необычное украшение, планшеты и початую бутылку виски. Смотреть на эту бутылку было безумно трудно, а вспоминать свое обещание допить ее вместе – еще труднее. Затем, наконец, мой взгляд наткнулся на гладкую черную коробочку, которую Кайден подарил мне в один из тех дней, когда я еще могла притворяться, что все в порядке. Пусть всего на одну ночь, пусть лишь потому, что он был рядом, я могла притворяться. Я открыла коробочку и поддела пальцами темную цепочку, наслаждаясь видом драгоценного камня, свисающего с нее – такого тяжелого и невероятно красивого. Глядя на украшение, я чувствовала, как в душе поднимается тошнотворная тоска. Кайден сделал этот подарок именно тогда, когда я ощущала себя практически беззаботной, словно чтобы удостовериться, что я никогда не забуду – где-то далеко впереди нас ждали тысячи подобных вечеров, как этот, что мы провели вместе. Тот момент наших жизней был свободен от всяческих тревог, и забот, и боли, и я позволила себе поверить, что настанет день, когда надену это ожерелье, может быть, даже с платьем и высокими каблуками, и мы с Кайденом вместе отправимся куда-нибудь, чтобы что-то отпраздновать, как нормальные люди. Украшение являлось обещанием будущего, которое так и не наступило. Будущего, в которое я до конца не верила, но на которое очень, очень надеялась… Так глупо. Теперь я знала, что подобный самообман был необходим, чтобы отбросить не относящиеся к делу тревоги и сосредоточиться на стоящей передо мной задаче, но эта маленькая ложь все равно отзывалась болью в сердце. Как я могла быть такой идиоткой, что поверила в возможность нашего общего будущего? Я считала себя умнее. Поразительно, на какие глупые поступки толкает порой любовь. Я взяла бутылку и провела пальцем по этикетке, вспоминая блеск его глаз, звон бокалов, то, как любовалась его сильной спиной, когда он встал и, повернувшись, направился ко мне. Внутри осталось довольно много виски. «Я… когда-нибудь мы вместе допьем его», - решила я, стараясь думать позитивно, как и тогда. Возможно, мне стоит поднять эту тему, когда он очнется – ему это понравится. Он… ему это точно понравится. Горло горело, и я поставила бутылку обратно. Мой планшет тоже сохранился – тот самый, на котором я писала послания на случай своей смерти. Зная об этих письмах, мне было легче свыкнуться с мыслью о скорой кончине, легче оставить друзей. Однако их никто не читал, и сейчас я очистила память устройства, чтобы удостовериться, что никто и никогда не прочтет. Им не придется – я жива и могу сказать им все лично. Я жива, а многие погибли. Разве это честно? Мне все равно больше нечего дать галактике. Я всегда оправдывала свои необычайные способности к выживанию тем, что в будущем меня ожидали новые битвы, невероятные вызовы, неподвластные более никому, но сейчас впереди не было ничего. И… я ненавидела – ненавидела – что без Кайдена, который указал бы мне на светлые стороны, видела перед собой лишь унылое существование. Это тоже нечестно. Я с радостью отдала бы свою жизнь за кого-то из тех замечательных ребят, кого уже не было в живых. Они заслуживали большего. Кайден заслуживал большего. По крайней мере он бы знал, что делать с этой жизнью, а не изматывал себя напрасными сожалениями. Может быть, ему следовало оставить меня – тогда вся эта история закончилась бы правильно. Он продолжал бы жить, принося радость стольким людям, но вместо этого оказался заточен в своем же безжизненном теле, а я просто… Я просто была здесь. Существовала, но не жила. Я сунула подвеску в карман к жетонам, которые находились там с того момента, как я нашла их. Хромая по направлению к палате Кайдена, я ожидала, что их вес поможет мне вернуть потерянное равновесие, напомнит, что когда-то я была счастлива, но вместо этого я почувствовала себя еще более одинокой и потерянной, чем прежде. Андерсон покинул центр вскоре после того, как я окрепла достаточно, чтобы отчитаться перед Хаккетом, предварительно дав четкие указания отдыхать, не перенапрягаться и приходить в себя. Он сказал, что при возможности постарается навестить меня снова, но я попросила его не делать этого – у него имелись куда более важные занятия, чем нянчиться с одним-единственным солдатом. Думаю, он знал, что что-то не так, но даже если бы я и захотела ему обо всем рассказать, то понятия не имела, как подобрать слова и не упасть в его глазах, а потому просто снова предалась самобичеванию. Я видела Джеймса всего однажды, да и то мимолетом. Он обнял меня – нежно, но все равно достаточно сильно, чтобы причинить боль моему выздоравливающему телу. Впрочем, это была приятная боль, настоящая, словно только так он мог выразить свою радость по поводу того, что я выжила. Ему самому становилось лучше с каждым днем. Совсем скоро он сможет покинуть центр, и я знала, что он ждет не дождется этого момента. От него я узнала, что произошло после эвакуации, о том, как он вырубился, как только увидел открывающиеся лепестки Цитадели и решил, что у него самый крутой командующий офицер из когда-либо живших. Смущенно он сказал, что сожалеет о состоянии «Майора», я ответила, что сожалею тоже, и на этом мы расстались. По системе видеосвязи я разговаривала и с другими: с Лиарой, Тали, даже с Рексом – они все нашли время, чтобы справиться о моем здоровье. Гаррус даже пообещал навестить лично, как только встанет на ноги. Лиара поинтересовалась, получаю ли я необходимое «лечение», и я знала, что она имеет в виду вовсе не мои физические травмы. Я ответила, что со мной все в порядке, и мы обе знали, что это ложь. Я не могла описать свои чувства, а когда пыталась, то казалась самой себе идиоткой. Глядя на себя, я ощущала только отвращение к тому факту, что я выжила, когда Кайден все дальше ускользал от меня. Зачем мне поправляться? Как это возможно в текущей ситуации? День за днем я все глубже погружалась в апатию и уже сомневалась, что мне хватит сил попросить о помощи. Единственным человеком, кому я это сказала, был тот, с кем я вообще когда-либо обсуждала подобные темы, и он не мог мне ответить. Я сидела рядом с ним и болтала ни о чем до тех пор, пока не начинало болеть горло, а глаза не закрывались сами собой. Я полагала, что если существовал шанс – пусть и крохотный – я должна была им воспользоваться. А если нет, если я впустую трачу время, то… то я не могла пока об этом думать. Возможно, никогда не смогу, потому что слоняться по реабилитационному центру подобно привидению казалось более разумным, чем стараться жить дальше. Я сидела у постели Кайдена день за днем, ожидая, когда он откроет глаза и ответит мне. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем я сдамся и потеряю веру в то, что он когда-либо найдет дорогу назад, ко мне? ************ Спустя неделю после моего пробуждения, я стала замечать, что держу левую руку прижатой к груди под халатом, делая все одной правой, пусть и в два раза дольше. Я даже привыкла к тупой боли в поврежденном запястье – отголоску чего-то утерянного. А затем мне сообщили, что прибыл мой протез, и я наблюдала – вопреки советам – как мне ввели местное обезболивающее и присоединили мою новую искусственную руку к культе. Врачи признались, что им непривычно было пользоваться паяльником наравне с хирургическими инструментами, но мои металлические кости и наращенная кожа сделали всю процедуру намного проще и более похожей на налаживание старой машины, а не восстановление живого тела. Я снова шевельнула пальцами, ощущая покалывание в запястье, где нервные окончания возвращались к полузабытой работе. Эта искусственная ладонь была не так хороша, как прошлая – непривычная на ощупь кожа, не совсем попавшая в тон по цвету, но это определенно лучше, чем ничего, и цена была несопоставима с той, что потребовал «Цербер». Час за часом глядя на свою новую руку, я начинала любоваться тем, как воробьи на запястье исчезали ближе к ладони – казалось, они улетали к солнцу, покидая мир подобно тому, как едва не покинула его я. Пока я находилась без сознания, врачам пришлось удалить несколько имплантатов и заменить те из них, что вышли из строя после импульса Горна. Оказалось, что я на самом деле отчасти являлась Жнецом, как тот мальчишка и предупреждал. По словам специалистов, удаленные элементы были не особо важны, но мне пока запрещали заниматься физическими упражнениями. Никакого бега, подтягиваний, растяжек – ничего. Я не смогу оценить нанесенные мне повреждения, пока не приду в форму, однако когда это случится? Минул уже целый месяц с окончания войны, и люди вокруг меня поднимались на ноги и шли дальше, приходя в себя. Но насколько проще этот процесс, когда есть куда идти. Им необходимо было восстанавливать родные планеты, создавать правительства, их ожидали новые вызовы и открытия. Но это все не относилось ко мне. Я выполнила свою работу, а попытавшись найти новую цель, обнаружила, что самым трудным будет просто жить в этом мире, созданном моими руками. Это было тяжело, тяжелее, чем следовало бы. Я до сих пор не могла радоваться победе. Кайден все еще находился без сознания, ничего не изменилось. Я не получала никакой новой информации касательно его состояния, а только бесполезные советы подождать еще немного. Я перепробовала все: деньги, связи, но тщетно. Я не могла решить это с наскока. Коммандер Шепард спасовала перед этой проблемой. Как итог, я осталась в реабилитационном центре, застряв между войной и миром, не будучи в состоянии жить ни в одной из этих двух реальностей. Ничто более не имело смысла, все казалось неважным – даже мое выздоровление. Я на собственном опыте узнала, что после напряжения войны, после того, как добилась того, чего не мог добиться никто прежде, впереди меня ожидала лишь пустота. Никакой награды от мироздания. Если же наградой являлась моя жизнь, то я не хотела ее – она причиняла слишком много боли. Я бессознательно бродила по территории центра, периодически мысленно возвращаясь в мир живых, когда мне нужно было поговорить с Джеймсом или с представителями командования, поделиться своим мнением по какому-то вопросу. Остальное время я проводила наедине со своими терзаниями, или в кабинете физиопроцедур, или рядом с Кайденом. Я старалась навещать его каждый день, хотя поначалу это и причиняло боль. Однако теперь я не чувствовала боли – во всяком случае, той острой, удушающей, поразившей меня в первый раз. Теперь я ощущала лишь безысходность, будто события не могли развиваться иначе. А может быть, боль не изменилась, а просто я привыкла к ней? Почему-то эта мысль навевала печаль и чувство опустошенности. Я попросила медсестру постричь меня, потому что часть волос отсутствовала из-за ожогов, а те, что остались, были местами опалены и выглядели неопрятно. Она зашла ко мне после дежурства с парой медицинских ножниц и помогла мне в том, с чем не справлялись мои непослушные пальцы. Я смотрела, как пряди падают на пол, и каким-то образом это зрелище сумело проникнуть сквозь толстую завесу апатии и достичь моего сознания, даруя ощущение чистоты. Что ж, это прогресс. Теперь мои волосы были короткие и мягкие, и из-за этого шрамы, покрывавшие мое лицо, выделялись отчетливее. Разглядывая себя в зеркало, я нашла на своем теле множество новых отметин. Забавно, но, судя по всему, в больнице, в которую меня доставили до того, как переправить сюда, не особо волновались за мой внешний вид. Я выглядела по-другому, что немудрено, но и это меня не волновало. Когда я погружалась в вызванный лекарствами сон, то снова возвращалась в самую гущу битвы, озаряемую яркими вспышками агонии. Последние часы перед наступлением, ощущение губ Кайдена на моих, звук его голоса – все это представлялось картинками из прошлой жизни. Воспоминания о нем - таком любящем, скромном, но уверенном в своих силах, хорошем настолько, насколько никто более не был, постепенно вытеснялись видом его на больничной койке день за днем безо всяких изменений. Все это не останавливало меня от визитов к нему. Я ничего не могла с собой поделать – мне казалось, что он единственный на всем белом свете знает, что я чувствовала. Даже сейчас, когда все внутри меня зачерствело и умерло, он бы понял, потому что он находился в чертовой коме и, вероятно, чувствовал то же самое. Я убеждала себя, что это хорошая идея – это помогало мне расставить все по местам, а кроме того, разве разговоры с находящимися в коме пациентами не шли им на пользу? Разве разговоры о полученных за время войны психологических травмах не шли на пользу мне? Встречи с Кайденом казались мне логичными, пусть даже только для того, чтобы я могла выговориться. К тому же, в этом заведении к понятию «часы посещения» относились со всей серьезностью. Погруженная в свои мрачные мысли я и не заметила, что ноги снова несли меня знакомой дорогой. Я больше не нуждалась в костылях, но по-прежнему не в состоянии была двигаться быстро. Я ковыляла к палате Кайдена, осознанно напрягая каждую мышцу и стараясь равномерно нагружать тело. Открывая дверь, я ожидала, что найду все в том же состоянии, как и в прошлый раз – в этом месте ничего не менялось – но сидевшая у постели женщина подняла голову и встретилась со мной взглядом, заставляя меня застыть на месте. Женщина приоткрыла рот, и я подумала, что она выглядит знакомой, хоть и была уверена, что никогда прежде не видела ее. Что-то в ее облике внушало мне чувство умиротворения. Ее густые темные волосы были собраны в хвост, а теплые карие глаза отражали ее чувства, и сейчас она была потрясена. Я наблюдала, как она осмотрела мою нелепую прическу, яркие шрамы и больничную одежду, прежде чем ее глаза вновь вернулись к моему лицу, и в ее взгляде я видела только любопытство. Несмотря на гладкую кожу ее лица, рука женщины, сжимавшая пальцы Кайдена, выдавала ее возраст. - Да? – произнесла она как ни в чем ни бывало, будто я, пребывая слегка не в себе, случайно забрела не в свою палату. Что ж, я на самом деле чувствовала себя потерянной. Мне хотелось спрятаться за официальным фасадом, спросить у нее, кто она такая, что делает здесь и откуда знает Кайдена, но ее выражение вдруг изменилось – она узнала меня. - Погодите-ка, - сказала она быстро, подняв ладонь, словно намереваясь удержать меня от ответа. – Вы… вы коммандер Шепард, не так ли? Гребаные видеоролики. Даже здесь, даже в обычной одежде я не могла остаться незамеченной. Я выпрямилась во весь рост, стараясь вернуть хоть толику властности своему растрепанному виду. - Да, - ответила я, прочистив горло, и вдруг почувствовала смущение. – Это я. - Мне сказали, что вы тоже находитесь здесь вместе с еще несколькими членами экипажа «Нормандии», но получить достоверную информацию было… сложно. Сейчас стало легче, так как большинство систем связи вновь функционируют. – У меня почему-то создалось впечатление, что эта женщина с радостью говорила бы часами, лишь бы удостовериться, что ее поймут правильно. – Я узнала о том, что Кайден снова служил на «Нормандии», всего неделю назад, когда спасатели нашли место крушения, а о его состоянии мне сообщили только сегодня утром после того, как я добралась сюда. Но, судя по всему, никто не знает ничего более. То есть… Я рада, что он жив, но это… Я не ожидала такого. Она замолчала, и я наконец смогла задать интересующий меня вопрос: - Простите, но кто вы? - Ох! Прошу прощения, просто вы так известны… я так часто видела ваши фото, слышала про вас различные истории, так что очень легко забыть, что… - женщина оборвала себя на полуслове, смущенно улыбнулась и протянула мне руку. – Я Лорен Аленко, мать Кайдена. Его мать. Она никак не выглядела старше пятидесяти, она была прекрасна, она была его матерью, и она была здесь. Я понятия не имела, что ответить на это. Внезапно я ощутила себя самозванцем, обманщицей, женщиной, чья слава была существенно преувеличена. Я смотрела на нее – ту, кто вырастила мужчину, значившего для меня буквально все, и не знала, что сказать. Что я вообще могла бы ей сказать? Мы не знакомы, никогда прежде не встречались – будет ли ей дело до того, что я люблю ее умирающего сына? Знала ли она о том, что наши отношения вышли далеко за рамки тех, что обычно существуют между командиром и подчиненным? Как много он рассказал ей? Мы редко обсуждали семьи, пока находились вместе: разговоры о его родителях, оставшихся на Земле, причиняли ему боль, а мне и нечего было особо сказать. Сейчас же у меня возникло ощущение, что я сижу на званом обеде, таращась на ряд вилок рядом с моей тарелкой, и не знаю, какую использовать. Что мне делать? Я посмотрела на ее протянутую руку, подошла и пожала ее, ощущая, насколько грубой была ее кожа – несомненно, последствия той жизни, что она вела в течение последних нескольких месяцев. - Рада с вами познакомиться, - осторожно сказала я, стараясь ничем не выдать своего замешательства. – Я… не знала, что вы появитесь. К счастью, мне удалось вовремя прикусить язык и не добавить: я полагала, что вас нет в живых. - Я узнала, что он здесь, всего несколько дней назад, - произнесла женщина поспешно; ее акцент был таким знакомым, но голос звучал мягче. – Я использовала коды, что Кайден мне передал до того, как Ванкувер подвергся нападению, чтобы узнать хоть что-то. Разумеется, коды сменили, но я все же смогла связаться с оператором и объяснить ей все. Кое-что она знала, но совсем немного, а потому соединила меня с кем-то еще и потом… - женщина нервно кашлянула, очевидно, стараясь взять себя в руки. – Когда я наконец получила нужную информацию, то собрала все имеющиеся деньги, чтобы оплатить поездку сюда, и вот… - Она обернулась посмотреть на своего сына, ее лицо вдруг стало усталым, и морщины проступили гораздо отчетливей, свидетельствуя о том, что она куда старше, чем я думала. – Мне сказали, что его состояние критическое, но, кажется, больше никто ничего не знает. Я уже не имею отношения к вооруженным силам, а потому мне не говорят, что произошло. Вы… вы знаете, что случилось? Она доверчиво посмотрела на меня широко раскрытыми глазами так, будто у нее не было причин сомневаться в моих словах. Это нервировало. Хуже того, мне было знакомо это выражение. В первый раз за время сегодняшнего визита я посмотрела в лицо человека, которого пришла навестить, и оно по-прежнему ничего не выражало. Он походил на статую. Едва заметное вздымание и опускание его груди и этот гребаный писк сердечного монитора – вот и все свидетельства того, что он еще жив. - Что случилось с… с Аленко? – уточнила я, в последний момент изменив намерения и назвав его по фамилии, чтобы звучать более официально. Женщина энергично кивнула, словно озвученная мною правда изменит текущее положение вещей. - Он… эм… - я могла бы скормить ей удобную ложь о том, что Кайден был ранен, спасая сотню жизней в бою, пожертвовав собой, чтобы невинные люди могли убежать, и она поверила бы мне, но… ложь есть ложь. Я посмотрела на нее, зная, что по крайней мере она заслужила право знать истину. – Он прилетел за мной, - сказала я наконец, наблюдая, как ее брови сошлись у переносицы в недоумении. – Наше задание заключалось в активации оружия, которое уничтожило бы Жнецов, однако в течение миссии мы разделились. Я сумела пробиться к цели и выполнила работу, но… только благодаря ему. Это… трудно объяснить. Оружие нанесло удар, уничтожая врага, но вместе с тем причиняя и другой урон, и я застряла на орбите. Аленко прилетел за мной. Он сумел вытащить меня оттуда. Он… спас всех… включая меня. Все так запутанно, и я много чего не в праве рассказывать вам, но вы должны знать, что… только благодаря ему нам удалось победить. Я не кривила душой – без него я бы сдалась давным-давно. Женщина, очевидно, поняла, как трудно мне даются эти слова, и теперь смотрела на меня сочувственно. - Он… всегда хотел сделать что-то, что имело бы значение, - сказала она натянутым голосом, - всегда хотел помогать людям. Я старалась игнорировать тот факт, что она говорила о Кайдене в прошедшем времени, старалась не думать о том, что это означало. Я сказала себе, что это лишь потому, что она так давно не получала от него вестей. Возможно, окажись я на ее месте, я бы тоже предположила, что он мертв. Я вдруг вспомнила, как Кайден говорил, что его мать ненавидит узнавать последние известия про него из новостей. - Вы же знаете, что он Спектр, верно? – спросила я, скорее, чтобы заполнить паузу. - Спектр? – переспросила она с удивлением, приподняв брови. – Спектр Совета? Я… нет, я не знала этого. То есть… его совсем недавно повысили до майора Альянса, и я уже это считала невероятным, но… Когда это случилось? - За несколько недель до окончания войны, - пожала я плечами. – К тому времени связи с Землей уже не было, но церемонию посвящения показывали по работавшим каналам. Думаю, что когда восстановят экстранет, вы сможете посмотреть запись там. Почему, черт возьми, я до сих пор не замолчала? - Я… я так и сделаю, - ответила женщина неуверенно, продолжая сжимать ладонь Кайдена, и я заметила, что ее кожа чуть темнее, чем у сына. – Я имела дело с несколькими солдатами, прибывшими на Землю из космоса, и они говорили мне, что видели его – именно так я узнала, что он снова на «Нормандии», но никто не сообщил мне, что он стал Спектром. Уверена, его отцу было бы что сказать по этому поводу… - Она улыбнулась, глядя на сына, но улыбка вышла натянутой, будто призванной скрыть гримасу боли. Я хотела спросить, что она подразумевала, говоря «имела дело», может быть, разузнать немного о ее прошлом, чтобы чуть облегчить наш разговор, но понимала, что лучше сосредоточиться на более важных темах. - Я сожалею о вашем муже, - сказала я просто. – Кайден узнал об этом сразу после того, как вернулся на борт «Нормандии». Он… тяжело это перенес. Лорен снова мне улыбнулась, но только для того, чтобы поблагодарить за то, что я постаралась сказать что-то подходящее к случаю. Ее выражения так походили на те, что я видела на лице ее сына, что у меня по спине пробежал холодок. Она выглядела такой искренней. - Спасибо вам. Когда он ушел на фронт, я знала, что шансы на его возвращение мизерные, но… подтверждение все равно стало ударом. Я хотела бы сказать, что рада тому, что он погиб в бою, как всегда мечтал, но… эта война научила меня, что не существует «хороших» способов умереть. По крайней мере, он прожил долгую и счастливую жизнь. – Она посмотрела на Кайдена, и ее голос стал тихим. – Он так гордился своим сыном. Не переставал хвастаться родством с героем галактики после того, как вы остановили мятежного Спектра. Но Кайден… Мне так хотелось, чтобы и у него была возможность прожить свою жизнь, понимаете? После того, как проявились его биотические способности, и того инцидента в Тренировочном центре… я думала, что ему не суждено вести нормальную жизнь, но, поступив на службу Альянса, он казался таким счастливым, а присоединившись к команде «Нормандии», еще и начал взбираться по служебной лестнице… Полагаю, этим он был обязан вам… Женщина больше не смотрела на меня. Я не знала, должна ли сесть, должна ли что-то сказать, и просто стояла, как каменное изваяние, отчетливо осознавая каждое свое движение. Лорен вздохнула и продолжила чуть надломившимся голосом: - Но мне нет дела до его звания и медалей… я просто хочу, чтобы он был счастлив – вот и все. Несмотря на все свои заслуги и полученные благодарности, он все еще мой сын, - она сжала его ладонь. – Мой мальчик. И каждый раз, когда он покидал дом, мое сердце разрывалось на части, потому что я знала, что он может не вернуться. Невидимые пальцы стиснули мое горло, и я не смогла бы ничего сказать, даже если захотела бы. Женщина тряхнула головой, словно отгоняя воспоминания. - Однако мне не следует болтать об этом. Простите, вероятно, вам не очень-то интересно… - Нет-нет, - с трудом произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал ободряюще, - мне… нравится. Слушать, как вы говорите о нем, я имею в виду. Я чувствовала, как внутри поднимается желание рассказать ей о том, что я безнадежно влюблена в него, и что знание о том, что кто-то еще переживает так же сильно, как и я, приносило какое-то садистское удовлетворение. Однако слова так и не сорвались с языка. - Все любили его, - сказала я и поспешно добавила, - на корабле. Даже еще до войны, на первой «Нормандии», он всегда… - Он всегда знал, как убедить меня в том, что я стою большего, чем сама считала. Всегда готов был поддержать добрым словом или отвлечь забавным наблюдением, успокоить ласковым прикосновением – готов был на все, чтобы облегчить мою жизнь. Он всегда знал, что сказать, что сделать. Одним своим присутствием он заставлял мое сердце биться чуть быстрее… - Всегда оказывал положительное влияние, - закончила я. Почему я до сих пор стояла, словно готовясь в любой момент броситься бежать? Лорен улыбнулась. В ее взгляде было столько тепла и доброты, что у меня возникло желание обернуться и удостовериться, что она на самом деле смотрит на меня, а не на кого-то, стоящего позади. - Вы его навещаете, да? – спросила она, и я не могла точно сказать, был ли в ее словах потайной смысл, какой-то намек на то, что она знала правду. Я кивнула, а затем пожала плечами, надеясь создать впечатление, что в этом не было ничего особенного. - Да, когда выдается возможность. На самом деле, тут не так уж много чем можно заняться. – Я засунула руки в карманы, и моя искусственная кожа коснулась холодного металла его жетонов. Что ж, неплохой предлог. Неохотно я достала жетоны и протянула их сидевшей передо мной женщине. - Я… я хотела вернуть вам вот это. Их по ошибке упаковали вместе с моими вещами, и… э… Она осторожно забрала жетоны из моих пальцев и задумчиво всмотрелась в выгравированное на них имя. Ее лицо перекосила гримаса, и я на мгновение испугалась, что она сейчас заплачет, но она лишь кивнула, молчаливо и печально. - Мне надо идти, - пробормотала я, ощущая себя полной идиоткой. – Я оставлю вас с… - Нет, - перебила она меня напряженным голосом, - пожалуйста, я… если вы не против, мне бы хотелось, чтобы вы составили мне компанию. Лорен кивнула в сторону стула по другую сторону от кровати. Я глянула на Кайдена, и он оставался все таким же безжизненным. Я знала, что это плохая идея, но его мать смотрела на меня с такой верой и благодарностью, даже несмотря на то, что я только что сказала, что ее сын находится в этом состоянии из-за меня. Казалось, ее это нисколько не беспокоило. Я обошла кровать и с трудом опустилась на стул. Что может случиться плохого? Может быть, мне станет легче. Она расспрашивала меня о том, как Кайден попал на «Нормандию», что делал во время войны, был ли счастлив – задавала все те вопросы, которые, как я знала, положено задавать матери в подобной ситуации. Я старалась отвечать так, чтобы не выдать своей тайны, но я устала от простого передвижения по центру и не следила за своими словами так, как должна была. Мне все же удалось убедить ее, что Кайден точно так же приложил руку к спасению галактики, как и я, может быть, даже больше. Я сказала, что все живущие сейчас и все те, кто будет жить в будущем, обязаны ему. Кайден не особо жаловал всеобщее внимание к своей особе, впрочем, так же, как и я, и я не собиралась присваивать все заслуги себе. Однако сама идея, что он когда-либо сможет встать рядом со мной, казалась фантастичной, а я просто… Я просто хотела, чтобы он очнулся, вот и все. После всего, что я сделала, если мне и причиталась награда, то я желала именно этого. Я никогда не стану просить ни о чем более. Я ни о чем больше и не мечтала. - Это просто несправедливо, - продолжила я, стараясь оставаться настороже, но в то же время нервно теребя пальцы и неотрывно глядя на покрывающие внутреннюю поверхность локтя Кайдена синяки, оставшиеся от бесконечной смены игл капельницы. – Между нами говоря, я не ожидала, что хоть кто-то из нас выживет – особенно я – и теперь, когда все закончилось… это несправедливо, что я жива и невредима, а он… - Я посмотрела на него, на его неподвижное лицо, видя, что он дышит, и слыша, как бьется его сердце. Снова и снова. Этот искусственный звук никогда не менялся, не позволяя удостовериться, что под этой оболочкой находился живой человек. Эмоции вдруг переполнили меня, и я с трудом сдержала слезы. Чертовы болеутоляющие. Что-то теплое коснулось моих пальцев, и, подняв голову, я увидела, что Лорен протянула руку и накрыла мою ладонь. Я встретилась с ней взглядом, и выражение ее лица было таким нежным, таким искренним, что я мгновенно внутренне подобралась. Ей было все равно, что ее сын едва не погиб, спасая мою жизнь. Ее не волновало, что это была моя вина. Казалось, она смотрела сквозь мои расплывчатые формулировки и путаные ответы прямо в мою душу и видела что-то, достойное спасения. Подобно ее сыну, с ней было слишком легко разговаривать. Она располагала к себе, без труда выведывая нужные ей ответы, а я не могла даже разозлиться на нее, потому что она не допрашивала меня, не делала это нарочно… она просто была милой. Она улыбнулась, и я осознала, что, несмотря на всю проявленную мною осторожность, выдала себя. - Что бы ни случилось, - сказала она, - я рада, что он находился на «Нормандии», с вами. Я рада, что у него был кто-то вроде вас. Я уже открыла рот, чтобы ответить «спасибо за доверие» или «я тоже рада, что он был с нами», но что-то сжало грудь, лишая голоса; кожа покрылась мурашками, словно мое тело извещало о том, что я вот-вот сломаюсь. - Спасибо, - тихо ответила я, стараясь сохранить тон спокойным и ровным, в то же самое время пытаясь придумать, как вырваться из этого помещения. – Я… эм… Мне нужно идти. Я встала, вытащив руку из-под теплой ладони Лорен, отказываясь смотреть в ее широко распахнутые доверчивые глаза или на безжизненное тело Кайдена. - Коммандер… - Мне надо на физиопроцедуры, - пояснила я, демонстрируя левое предплечье, где мои татуировки были выжжены ближе к запястью, отмечая место соединения старого протеза с новым. – Руку оторвало. – Заткнись и уходи, ты, чертова идиотка, просто уходи. – Еще увидимся. Я развернулась и вышла из его палаты, не оборачиваясь и стараясь двигаться как можно быстрее по направлению к моей собственной. Мышцы походили на желе, горло горело от боли, глаза щипало, и в груди… Я бездумно открыла оказавшуюся рядом дверь в кладовку и скользнула внутрь. Оставшись наедине с самой собой, я прижала ладонь ко рту, надеясь заглушить рвущийся наружу всхлип. Прислонившись к стене, я сползла на пол и свернулась калачиком у какого-то стеллажа, чувствуя, как горячие слезы текут по щекам, а все тело сотрясают рыдания. Молчаливые вскрики обжигали ладони неровным дыханием, меня трясло от гнева, и горя, и всепоглощающей боли, внезапно обрушившихся на меня подобно бетонной плите. Снова и снова ко мне возвращались ее слова: «Я рада, что у него был кто-то вроде вас», и каждый раз новая вспышка боли пронзала меня. Я бы никогда не поверила, что чья-то душа может испытывать подобные муки. Да, у него была я, и что он получил от меня, кроме горя, и боли, и полной зависимости, и злых слов? Размытое обещание, что когда-нибудь, после войны, все изменится к лучшему? Я думала, что, выжив, стану новым человеком, свободным от этого гнева и страданий, я полагала, что буду способна что-то дать в ответ, а не только высасывать его собственные силы. На «Нормандии» выражение «после войны» представлялось ярким светом где-то на краю мира, мифическим местом, где сбудутся наши мечты, и надежды, и желания. Но все знали, что фантазия никогда не воплотится в реальность. Моя реальность даже не казалась реальной. Пока еще нет. Для Кайдена же война еще не закончилась. Я подтянула ноги к груди и обхватила их руками, уткнувшись лицом в колени. Хватая ртом воздух, я пыталась успокоиться, но тщетно. Я вспоминала последние четыре года, все то, что сделала, всех тех, кого встретила, то, как они изменили меня, и сейчас мне казалось, что я вернулась к тому, с чего начинала. Черт, я снова чувствовала себя ребенком, вдруг оказавшимся в незнакомом мире, не имея и понятия о том, как в нем выжить. Только… только это было еще хуже, потому что прежде я всегда находила для себя новую битву, а сейчас у меня не осталось ничего. Мне полагалось выздоравливать, восстанавливаться, строить новую жизнь, но я не знала, как. Я не знала, каково это – жить в мирное время. Я чувствовала умиротворение, только лежа рядом с Кайденом. Глупо было привязывать все свои надежды и мечты к одному мужчине, забывая, кем была до него. Однако глупая или нет, это была моя действительность. Медсестра, остригшая мне волосы, предупреждала о возможных эмоциональных расстройствах, всплесках, приступах ярости или вины. Уверенность в том, что это нормально, не помогала. Точное понимание того, почему мое тело и разум заставляют меня пройти через эту эмоциональную встряску, не помогало. Я знала лишь то, что заперла себя в гребаной кладовке, чтобы никто не стал свидетелем моего срыва, и что никогда прежде не чувствовала себя настолько одинокой. Когда я думала о своем будущем до назначения на «Нормандию», то видела только медали, повышения, новые волнующие звания вроде Спектра, которые я могла бы поставить перед своим именем, если только докажу, что достойна их. Тогда меня ждали захватывающие миссии, одна битва за другой бесконечной чередой. Оставаясь наедине с Кайденом, я могла вообразить время, когда мы сможем быть рядом друг с другом, не волнуясь ни о чем, когда нас никто не станет прерывать, как тогда, три года назад в моей захолустной квартире, когда я позволила себе поверить, что это будет длиться вечно. Я понятия не имела, что таило наше будущее, и пусть порой это пугало меня, я все же ждала его. Мне необходима была эта мечта в те нелегкие дни, когда все остальное потеряло цвета. Я любила его, всегда любила. Он принадлежал мне, а я принадлежала ему – на какое-то непродолжительное время мы были друг у друга, а сейчас… Сейчас у нас не было ничего. Это просто глупо! Он, скорее всего, никогда не придет в себя, а у меня все еще есть моя жизнь, мое тело, большая часть команды, мои звания, медали, деньги, люди, которые заботились обо мне. Большинство не имело и десятой доли от всего этого. Я говорила себе, что мне не о чем печалиться, ведь так многие потеряли куда больше. Это не помогало. Ничего из этого не помогало. Я прижимала ладони к лицу – мокрому и раскрасневшемуся - и больше не пыталась остановить слезы. ************ Несколько дней спустя меня наконец пустили в спортзал. Одну его стену занимало огромное окно, и я знала, что несколько пар глаз наблюдают за моими первыми попытками пробежаться с того дня, как я свалилась с кровати, будто новорожденный жеребенок. От врачей я получила четкие указания насчет того, какие именно нагрузки мне позволялись, и поначалу намеревалась послать эти советы к черту, однако, приступив к тренировке, осознала, что мое тело все еще слишком слабо, и даже незначительное напряжение отдается болью в мышцах, а потому вернулась к рекомендациям. Однажды, упражняясь на беговой дорожке, я заметила мать Кайдена на улице. Она тоже увидела меня, тепло улыбнулась и помахала рукой, словно мы были старыми подругами. После тренировки я собиралась разузнать, что она делала здесь, но Лорен нашла меня первой. Она объяснила, что вместо того, чтобы постоянно сидеть у постели сына, решила предложить медцентру свою помощь. Оказалось, что когда-то она училась на полевого врача, но после рождения Кайдена в двадцать лет переквалифицировалась в медсестру для работы в учреждениях, подобных этому, чтобы помогать солдатам, застрявшим между жизнью и смертью, с отсутствующими конечностями и шрамами куда глубже, нежели те, что оставались на коже. Неудивительно, что она так смотрела на меня: с пониманием, сопереживанием и сочувствием, ведь за ними стояли годы заботы о старых вояках, которым нечего было дать в ответ на ее тепло. Неудивительно, что вместе со своим мужем-военным они вырастили сына, воплощавшего в себе все качества, которыми полагается обладать герою. Неудивительно, что она гораздо лучше справлялась с болью – она столько раз сталкивалась с этим в прошлом. Мне вдруг захотелось рассказать ей про нас с Кайденом, объяснить, как мы снова нашли друг друга вопреки всему, как я любила его больше всего на свете. Но я знала, что не произнесу ни слова, так что не стала даже пытаться – без Кайдена, который придал бы моему рассказу осмысленность и реальность, я походила бы на тронувшуюся умом. То, что его мать – самая потрясающая женщина во вселенной, не помогало. Встреча с ней только заставила меня тосковать по жизни, которой у меня никогда не было, где нас познакомил бы именно Кайден с этой своей ухмылкой, говорящей, что он считает меня идеальной и ему плевать на мнения остальных. В той жизни у меня была бы возможность иметь настоящую семью. Стабильность. Защищенность. Интересно, как бы он представил меня? «Подружка» звучало абсолютно не к месту, учитывая то, кем мы являлись друг для друга. Являлись… Глядя на эту женщину, я вдруг осознала, что ее муж, с которым она прожила тридцать пять лет, погиб несколько месяцев назад, а единственный сын лежал в больнице без сознания, и шансы на то, что он когда-либо откроет глаза, были крайне невелики. Каким-то образом мне казалось неправильным сообщать ей, что я тоже имела право разделить ее горе, потому что была влюблена в ее сына. С другой стороны, я никогда не знала, что же на самом деле правильно. Прежде чем отправиться на дежурство, Лорен сказала, что время и правда лучший лекарь и что я должна дать ему возможность сделать свое дело. Я не была уверена, имела ли она в виду меня или Кайдена, но она говорила от чистого сердца. Затем она коснулась моего плеча, передав частичку простого человеческого тепла, и ушла. Вместо того, чтобы вновь погрузиться в себя, как мне того хотелось, или отправиться к Кайдену и смотреть на его безжизненное тело, я сделала то, что, как знала, должна была сделать – отправилась на поиски человека, который вернул бы мне почву под ногами. Несколько дней назад меня навещал Гаррус – просто хотел попрощаться, прежде чем покинуть Землю вместе со своим народом. Радость от встречи была приправлена горечью пережитого. Это была не та триумфальная победа, на которую мы надеялись, по крайней мере, не для нас. К тому моменту, как Горн нанес удар, Гаррус уже пребывал в бессознательном состоянии. Ни ему, ни мне не удалось ощутить эйфорию победы, поучаствовать во всеобщих празднованиях – мы пропустили все те моменты, которые заставляют жизнь казаться прекрасной. Для нас окончание войны стало началом депрессии, но Гаррус все же нашел себе новую цель – он залечил поврежденные ноги, собрал весь турианский флот воедино и вместе с Примархом покинул Землю, направляясь назад на Палавен. Без ретрансляторов это путешествие займет не менее месяца, но впереди их ждала родная планета. Да, ему было ради чего жить дальше. Предаваясь воспоминаниям, я и не заметила, как оказалась на месте, и стоило мне только оглядеть представшую моим глазам картину, как губы сами растянулись в улыбке. Я кашлянула, привлекая внимание, и Джеймс перевел на меня взгляд с видом нашкодившего, но не сожалеющего о своих проступках мальчишки. Медсестра, которой он что-то шептал, тоже подняла голову, заметила меня и покраснела. Она выпрямилась, неосознанно поправила форму, подняла с пола очевидно уроненный недавно документ и направилась к двери, на пороге которой до сих пор стояла я. - Не забывайте, - сказала она на прощание натянутым голосом, - вам предписан постельный режим. На эти слова Джеймс широко улыбнулся, отчего медсестра покраснела еще сильнее, и пробормотал: - Это-то я понял. - Опять доставляешь неприятности медсестрам? – поинтересовалась я, когда девушка ушла. - Это не моя вина, что они слетаются ко мне, как мотыльки на огонек, - пожал он плечами, все еще выглядя слишком довольным собой, - как будто я какой-то герой войны. Я приподняла бровь. - Эй, это рана получена на войне со Жнецами, - произнес Вега, указывая на свежий шрам, видневшийся из ворота футболки и пересекающий его татуировку на шее. – И если мне суждено застрять тут еще на какое-то время, то будь уверена, я выжму из этой царапины все, что смогу. - Тебя зацепил Мако, - заметила я, - и ты упал. В лучшем случае это огонь по своим. А если тебе хотелось настоящей травмы в бою, то надо было потерять руку в энергетической вспышке, сбивающей космические корабли. Джеймс хохотнул и распрямил плечи, кивнув на мой протез. - И как ощущения? Я пошевелила пальцами. - Кажется, бюджет «Цербера» превосходит бюджет Альянса. Но я привыкну. Если я смогу стрелять, мне все равно, как она выглядит. - Я понял. Мои ноги до сих пор заживают, но по крайней мере, они у меня есть. Это означает, что я смогу воспользоваться приглашением и вступить в программу N7, когда она вновь откроется. Я невесело усмехнулась. - Я должна одобрить твой отпуск или что? - Не, теперь, когда мы снова на Земле, технически моим командующим офицером является Андерсон. И ты будешь рада узнать, что он наконец-то освободил меня от обязанности следить за тобой, так что теперь я свободный агент. Должен признаться, я буду скучать по необходимости заботиться о тебе, Лола. Пусть даже порой ты превращала мою работу в сущий кошмар. Я беззвучно рассмеялась, и этот смех на самом деле шел от самого сердца. Я правильно сделала, что пришла сюда. - Может быть, мы будем снова работать вместе раньше, чем ты думаешь. Сейчас для меня не так уж много дел за пределами планеты, а руководство программы N7 уже давно просило меня вернуться в академию и нагнать страха на некоторых рекрутов, - сказала я, пожав плечами. – Полагаю, это неплохое занятие, чтобы скоротать время до следующей войны. - Ты возвращаешься на службу? – спросил Джеймс вроде бы обыденным голосом, но его внимательные глаза видели и подмечали куда больше, чем можно было бы предположить. - У меня больше ничего нет, кроме службы, Джеймс, - хмыкнула я, стараясь обратить свои слова в шутку, но они были слишком правдивыми, чтобы казаться смешными. – Моя жизнь всегда состояла из миссий. А сейчас… Черт, у меня даже дома больше нет. Мой корабль превратился в развалины, половины Совета нет в живых, как и половины моих знакомых, и… наверное, нет уже ничего круче, чем спасение галактики, да? Самое время вернуться к тому, что я делаю лучше всего. Ну, по крайней мере, когда снова войду в форму. Воспользуюсь вторым шансом и все такое. - А… тебе не приходило в голову, что ты уже сделала достаточно? – недоверчиво спросил он, скрестив руки на груди. – Не хочешь взять отпуск? Может, отдохнуть, расслабиться? - А что я, по-твоему, делаю сейчас? – Я широко развела руками, как бы указывая на свободную одежду, мягкий халат, чистое и спокойное окружение, шум прибоя в отдалении. – Я уже несколько недель не держала в руках оружия. - Это не отдых, Шепард. Ты в гребаной больнице. Ты чуть не погибла – снова – и я уверен, что у тебя не было нормального отпуска как минимум три года. После всего, через что мы прошли, никто не будет ожидать, что ты сразу же вернешься в строй. Что мешает тебе отвлечься от всего? - Я… - Я не знала, что ответить, и это бесило меня. – Я пока не могу покинуть центр, - сказала я наконец, прибегая к привычному ответу, который давала и себе, и другим, когда вставал вопрос моего здесь пребывания. – Меня не отпустят - я все еще… - Ты самостоятельно ходишь и разговариваешь, и ты – коммандер Шепард, - возразил Джеймс. Зря я позволила ему подобраться ко мне достаточно близко, чтобы разговаривать со мной подобным образом, но на самом деле он прав - конечно, прав: я вела себя, как слабачка, тогда как никогда прежде не позволяла себе такого. – Если бы ты захотела уйти, они не смогли бы остановить тебя. В чем же заключается настоящая причина, а? Я чувствовала на себе его пронизывающий взгляд и знала, что лгать бесполезно, однако продолжала смотреть мимо Джеймса, пытаясь найти оправдание. Он, однако, сообразил быстрее. - Это Майор, не так ли? Я уже открыла рот, чтобы наговорить чего-то про физиотерапию, протезированные конечности и рекомендации командования, но странно уважительное прозвище Кайдена на устах Веги заставило меня позабыть обо всем. - Он прилетел за мной, - сказала я просто, тихо. – Он спас мне жизнь. Он рискнул всем, чтобы вытащить меня, и теперь он в коме, а со мной все в порядке. Находясь там, я знала, что умру, а открыв глаза пять секунд спустя, поняла, что жива и здорова, а он – нет. Я эвакуировала вас двоих, потому что не могла работать, беспокоясь о вашей безопасности, а после узнала, что все это не имело значения, потому что он, скорее всего, больше никогда не очнется. Вега нахмурился, внимательно вслушиваясь в каждое мое слово, прежде чем ответить: - Он знал, на что шел… - И я тоже! – рявкнула я, чувствуя, как протез сжался в кулак, будто настоящая рука. – Я… теперь это звучит глупо, потому что все позади, но ты помнишь. Ты знаешь, как это было, на «Нормандии». Только война, только миссия, и это была кульминация – я хотела отдать последнему заданию все. И… я так и сделала. Или, вернее, думала, что сделала. Я полагала, что наконец-то покончила со всем, а сейчас… Я просто… Я не знаю, какого черта должна делать, что должна чувствовать или… - Вообще-то, я тоже там был, - перебил меня Джеймс. – Пусть и в полубессознательном состоянии, но я находился в том же помещении, что и Майор, когда он принял решение лететь за тобой, и я скажу тебе: все силы ада не остановили бы его. Он любил тебя. Все знали это. Надеюсь, ты тоже об этом знала. В носу щипало, в глазах стояли слезы, но я не позволяла им пролиться. Не сейчас. - Прекрати говорить о нем, будто он уже мертв, - сдавленно произнесла я, и Вега мгновенно растерял весь свой пыл, выглядя теперь неуверенным. А в следующее мгновение он ступил ближе и обнял меня своими огромными руками. В его объятиях я ощущала себя хрупкой, словно фарфоровая кукла, но каким-то образом его близость дарила умиротворение. - Все в порядке, Лола, - прошептал он непривычно серьезным голосом. – Все в порядке, все будет хорошо. Я знала, что должна была принять его утешение, притвориться, что оно возымело на меня хоть какой-то эффект, отличный от растущей привязанности к моему лейтенанту, но я не могла. Внутри я чувствовала себя мертвой и опустошенной, и его слова ничего не затронули в моей душе. - Нет, не будет. - Да, - вздохнул он, правильно оценив мое настроение, - я знаю. Я знаю, что ты веришь, только когда эти слова произносит Майор. - Я не… я понятия не имею, как начинать жизнь заново без него, - прошептала я, ненавидя себя за то, что говорю об этом вслух, но не в силах остановиться. – Последние несколько лет походили на настоящую мясорубку, и я просто не понимаю, что мне делать сейчас. Ничто не имеет смысла, все кажется нереальным. - Тебе просто нужно время, - мудро заметил он, и, прижавшись ухом чуть ниже его ключицы, я ощутила, как завибрировали эти слова в его груди. – Станет легче. Тебе нужны лишь время и расстояние, - Джеймс задумчиво помолчал и добавил: - и психиатр, потому что я уверен, никто не смог бы пройти через то, что прошла ты, и не надорваться. - Мне не нужен гребаный психиатр! – прошипела я, прекрасно зная, что это ложь. – Мне нужен он. Мне все равно, если это посттравматический стресс, или вина выжившего, или как еще это назовет чертов доктор… Я бы не задумываясь отдала свою жизнь в обмен на его! - Уверен, он сказал бы то же самое, если бы мог, - заметил Джеймс, отступая назад и глядя мне в глаза. Я вдруг вспомнила свое состояние после смерти Эшли. Тогда Кайден сказал мне, что я не имею права с такой легкостью идти на самопожертвование и не допускать, что и другие, вполне вероятно, готовы на это – каждый член моей команды мог ставить жизни своих товарищей выше своей. Я всегда считала, что это должна быть я, но ведь каждый сам творит свою судьбу. У всех есть мечты, мысли и эмоции, которые, как мы все эгоистично думаем, не разделяет никто во всей галактике. Я попыталась объяснить эту идею Джеймсу с помощью неуклюжих слов, щедро приправленных ругательствами, полагая, что если кто-то поймет это, мне станет легче, но я ошиблась. Мне всегда было трудно справляться с эмоциями, а единственный человек, который действительно мог мне помочь, лежал в коме. ************ Вега навестил меня еще раз два дня спустя – минуло всего двенадцать дней, как я очнулась и немногим более месяца, как Кайден оказался в коме. Джеймс сообщил, что направляется на базу неподалеку от его родного города, чтобы помочь с восстановительными работами. Пройдет еще некоторое время, прежде чем академия N7 начнет работать, но лейтенант ненавидел сидеть без дела. Когда-то это утверждение было справедливо и для меня, но вот она я – достаточно здоровая, чтобы выписаться, сижу на той же самой скамейке и смотрю на море в лучах заходящего солнца. Однажды мне пришло в голову, что, возможно, было бы лучше, если бы Кайден просто погиб. Если уж мне суждено выжить, но при этом мы не могли быть вместе, то я предпочла бы пусть и болезненный, но быстрый конец наших отношений – что угодно было бы лучше, чем эта… эта неопределенность. Неуверенность. Я не могла оплакивать того, кто еще не умер, но в то же время Кайден не мог утешить меня, пребывая в коме. Неужели, очнувшись, я полагала, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой? Теперь мне казалось, что я живу в своем наихудшем кошмаре, включавшем в себя эмоции, с которыми я не в силах справиться, битву, которую мне не суждено выиграть, и врага, которого никогда не победить. Когда челнок, на котором улетел Джеймс, скрылся из виду, и я устала смотреть на солнечное отражение в морских волнах, словно какая-то вдова морского капитана, я откинулась на спинку любимой скамейки на песчаном пляже и принялась обдумывать пришедшую мне в голову идею. Мне нужно выбираться отсюда. Не только ради себя самой, ради сохранения собственного рассудка и самоуважения, но и ради всех тех, кто задавался вопросом о том, что случилось с коммандером Шепард? Я всегда с трудом определяла, что является наилучшим для меня, а даже если мне это и удавалось, редко следовала своему же совету. Зато я отлично умела отодвигать в сторону личную жизнь и не относящиеся к делу мысли, входя в роль легендарной бесстрашной коммандос. Все что угодно, только бы перестать слоняться по медцентру, вымаливая чудо, зная при этом, что никто не слушает мои мольбы. Поднявшись на ноги, я потянулась, пытаясь определить, чувствую ли боль в какой-то части тела, и с удовлетворением обнаружила, что за несколькими исключениями практически вернулась в прежнюю форму. Разумеется, мне придется провести несколько дней в спортзале и на стрельбище, чтобы убедиться, что все рефлексы в норме, но, к счастью, подобное времяпрепровождение вполне соответствовало моим представлениям об отдыхе. Я не могла взять настоящий отпуск, который включал бы в себя пляжи, рестораны и долгий сон по утрам, потому что не помнила, как это делать без Кайдена. Так что… я просто не дам себе возможности думать об этом. Я покину это место, наполню свою жизнь другими делами, и что бы ни случилось… просто случится. И я справлюсь – я найду силы в самой себе. Когда-то Тейн сказал мне, что когда у тебя не остается никаких страхов, никакой ответственности – это отличное время для того, чтобы умереть. Я больше ничего не боялась, потому что почти все мои страхи воплотились в реальность. Что же касается ответственности… что ж, теперь я могу выбирать себе занятия по душе – никто не станет больше ничего от меня требовать. Они не посмеют. И все же отчасти мне хотелось продолжать жить своим горем – просто потому что это было проще, нежели встретиться лицом к лицу с суровой действительностью нового мира. Я провожала взглядом последние лучи скрывшегося за горизонтом солнца и думала о том, что не смогу уехать сегодня. Я останусь до утра. Я все меньше времени проводила в палате Кайдена и не только потому, что его мать частенько бывала там, но и потому, что мне нужно было привыкать к мысли, что я не смогу больше находиться рядом с ним после стольких ночей в его объятиях. Впрочем, сегодня Лорен дежурила в ночную смену, а потому она вряд ли помешает мне. Я направилась к нужной мне палате, не привлекая ничьего внимания, и, зайдя внутрь, заперла за собой дверь, как делала всякий раз, когда хотела остаться с Кайденом наедине. В комнате царила тишина, нарушаемая только писком аппарата, следящего за сердечной деятельностью. Я уселась на кровать, так что мои бедра касались ног Кайдена, и посмотрела на его руку в моей – она была все такой же тяжелой, но раны на костяшках пальцев зажили. Я поцеловала его ладонь, благодарная, что только одну его руку покрывали всевозможные датчики и иглы капельниц, так что вторая доставалась мне. - Джеймс улетел, - сказала я, уже давно не чувствуя себя идиоткой, разговаривая с пустым помещением. – А это значит, что из команды «Нормандии» здесь остались только ты и я. Наверное, и я скоро уеду. Не потому что не хочу остаться, просто… я не могу. Ты бы понял. Это слишком трудно, и я никому не помогаю, находясь тут – уж точно не себе. Я знаю, что это не совсем то, но мне кажется, сейчас я чувствую себя примерно так же, как ты после Алчеры. Только… тогда у тебя не возникало и мысли, что я вернусь – ты был уверен в моей гибели. У тебя была возможность скорбеть по мне и пытаться двигаться дальше, а я… я не могу делать ни того, ни другого. В моих силах лишь стараться продолжать жить. Ты бы ведь именно этого хотел, верно? Ты бы хотел, чтобы я не сдавалась, никогда. Ты бы не желал, чтобы я зацикливалась на нарушенном тобой обещании. Ты… тебе бы не понравилось, что я виню себя за то, что с тобой случилось. Я прочистила горло, и в носу защипало. - Но это тяжело, и ты единственный, с кем я могу поговорить об этом, пусть даже ты не дашь мне ответа. Его грудь вздымалась и опадала, глаза оставались закрытыми. Он выглядел таким… таким теплым, таким живым. Раны на шее и лице практически исчезли, и он казался почти здоровым. Но его состояние оставалось неизменным. До сих пор имелась вероятность, что однажды он просто тихо умрет во сне. Я не была уверена, что хочу находиться рядом в этот момент. Я не знала, что хуже. - Я так скучаю по тебе, - прошептала я. – По возможности засыпать рядом с тобой и по тому, как ты относился ко мне, будто я являлась самым важным в твоем мире. Я скучаю по тому, как, просыпаясь, обнаруживала, что ты плотнее укутал меня одеялом, чтобы я не замерзла. Скучаю по твоей смущенной улыбке. Больше всего я скучаю по подобным мелочам. Я посмотрела на свободное место рядом с Кайденом и внезапно поняла, что не могу больше сопротивляться давно манящему меня искушению. Я знала, что это глупо и бессмысленно, что потом мне станет хуже, но в данный момент мне было все равно. Я решила, что скоро покину это место, а потом это уже не имело значения – это действие не превратится в привычку, но хоть немного утешит меня сейчас. Всего один раз. Отринув сомнения, я приподняла руку Кайдена и устроилась рядом с ним. Кровать не была рассчитана на двоих, но если я стеснила его, то пусть очнется и скажет мне об этом сам. Я вздохнула и расслабилась, наслаждаясь знакомыми ощущениями его тела, прижатого к моему, даже его отросшей бородой, щекочущей мой лоб. Я закрыла глаза, и на миг мне показалось, что ничего не изменилось – словно мы перенеслись на месяц назад и наслаждались последней ночью перед решающей битвой со Жнецами, все еще теснящими наши войска. - Ты помнишь? – тихо спросила я, чувствуя биение сердца у него в груди и слыша соответствующий писк монитора полсекунды спустя. – Что мы тогда говорили друг другу? Мы будто находились в ином мире. А теперь мне кажется, что я все это выдумала, потому что никто не знает о нем, кроме меня и тебя, и ты не можешь подтвердить, что все это случилось на самом деле. Когда я болтала о квартире – огромной, и вульгарной, и абсолютно неудобной, надеюсь, ты понимал, что она была нужна мне, только если бы ты пообещал жить в ней тоже. И ты пообещал. Я спросила, будешь ли ты рядом? И ты ответил: «Всегда». Словно… словно ничто на свете не могло остановить тебя, даже… даже мое свинское отношение к тебе. Об этом я тоже сожалею. Я думала, что наверстаю все после окончания войны, а теперь не уверена, что мне представится такая возможность. Я просто… наверное, я просто хочу, чтоб ты знал: я понимала, что под конец вела себя не совсем нормально, что со мной и в лучшие времена не так-то просто, и ты заслуживаешь медали за то, что выносил все. И… Я вдохнула его запах, и он был странным – несомненно его, но без знакомых ноток пороха и нулевого элемента. Неправильный. -… и сейчас тебе следовало бы перебить меня и сказать что-то, благодаря чему все сразу встало бы на свои места, - с трудом прошептала я. – Ты должен сказать, что все будет хорошо, потому что, думаю, ты знаешь, что я не поверю, пока не услышу эти слова от тебя. Лично. Я закрыла глаза, прижалась чуть сильнее и постаралась найти утешение в том, что его рука на моей талии все еще теплая, все еще живая, даже несмотря на то, что остается неподвижной. Позже, когда проснусь в резком дневном свете и обнаружу, что лежу в обнимку с находящимся в коме человеком, я возненавижу себя, но мне так хотелось поддаться еще одному маленькому обману. Притвориться, что все по-прежнему, хоть на чуть-чуть. Это все, что мы с ним когда-либо делали вместе – притворялись, что все в порядке, что мы сможем пережить что угодно, если только будем крепче держаться друг за друга. - Пожалуйста, вернись ко мне, - произнесла я одними губами, потому что голос не слушался меня. – Пожалуйста, просто… вернись. Завтра я уеду, постараюсь заново начать свою жизнь, и на этот раз буду принимать свои решения, выполнять свои желания. Я стану делать то, что все ожидают от меня и, возможно, со временем снова начну получать удовольствие. Но сейчас, этой ночью, у меня был Кайден. Я прижимала его к себе, не обращая внимания на писк аппаратов, стерильную чистоту помещения, и мысленно возвращалась к тому времени, когда мы оба были живы, здоровы и вместе, а светлое будущее ждало всего в одной битве впереди. ************ Кайден Очередной вдох вдруг наполнил меня холодным воздухом, обостряя чувства, но попытки сконцентрироваться на чем-то напоминали старания разогнать чернильную темноту факелом. Я все еще сплю? Казалось, я видел сотни снов, но при том, что каждый из них был глубоким и достаточно реальным, они все оставались странно… пустыми, бессмысленными. Я не мог вспомнить ни одного из них. На самом деле, я не мог вспомнить ничего. Я обратил все свое внимание на ощущение воздуха, проникающего в мои легкие. Я практически слышал этот процесс, а на фоне было еще что-то – какой-то более резкий и регулярный звук, словно тиканье часов. Я вдруг осознал, что не сплю. Я не спал, и сны утекали из моего разума, как песок сквозь пальцы. Попытки отыскать в памяти ответы на вопросы о том, где я находился, что делал, не увенчались успехом. Черт, было бы неплохо хотя бы вспомнить свое имя. Собравшись с силами, я разомкнул веки, тяжелые от долгого сна, и резкий серый свет раннего утра пронзил бесконечную мглу. Перед глазами все плыло, но я понял, что нахожусь в постели, и… может быть, дело в каких-то лекарствах, но я чувствовал себя в безопасности. Я снова глубоко вдохнул и вдруг уловил знакомый запах, который порой ощущал во сне – намек на что-то очень важное, что-то, что я никак не мог осознать. Легкая смесь ванили, и пряностей, и аниса, заставлявшая верить, что все в порядке. Только сейчас я почувствовал что-то теплое и плотное, прижимавшееся ко мне. Скосив глаза (это движение отозвалось резкой болью), я увидел короткие черные волосы, белый халат и бледную руку, обнимавшую меня. Что-то шевельнулось в груди, какое-то воспоминание, сокрытое густым туманом забытья. Я ничего не помнил об этой женщине, но почему-то вид ее вызывал во мне желание улыбнуться. Мне захотелось обнять ее, прижать как можно крепче к себе и никогда не отпускать, но я не мог: руки не слушались, и все тело отказывалось повиноваться. Почему-то меня это вполне устраивало. Я снова вдохнул запах ее волос, ее кожи, абсолютно не заботясь о том, что не в состоянии был двинуться, хоть что-то вспомнить, да хотя бы просто думать. Глаза закрылись сами по себе, туман вновь наполнил голову, но, соскальзывая в небытие, я чувствовал теплое тело незнакомки рядом с собой, и губы наконец изогнулись в улыбке. ************ Меня вырвали из цепких объятий сна вскрик и давление на лицо, руки – я чувствовал руки! – плечи, ладони. - Ты пошевелился, - донесся до меня хриплый голос – такой громкий и взволнованный, - я почувствовала, как ты пошевелился. Я знаю, что это правда, я не сошла с ума, ты… ты… С трудом я скорчил лицо от боли, которую принесло с собой пробуждение, и шум прекратился, давление ослабло – я слышал только звук частого дыхания. - О, боже, - всхлипнула женщина, теперь ее голос звучал приглушенно, будто она говорила через стену. – О, боже, ты… я… о, боже мой… Едва только открыв глаза, я тут же вновь зажмурил их – яркий солнечный свет наполнял комнату. Стон вырвался из моего горла. - Черт, окно, - ее голос звучал практически истерично. – Я просто… э… Я… Внезапно возникшая тень окутала словно прохладным одеялом, и, снова открыв глаза, я увидел, что жалюзи прикрывают окно, а рядом с ним стояла женщина из… из моего сна? Того, что я видел прошлой ночью. Все было так… Незнакомка прижала ладони ко рту, в ее глазах стояли слезы. - О, боже, - опять всхлипнула она, и я… никогда в жизни я не чувствовал себя настолько сбитым с толку. Мой разум заволакивал густой туман, мешая думать, блокируя воспоминания, и я до сих пор отчасти находился во власти сна, но вид этой женщины, стоящей передо мной, заставил что-то щелкнуть в голове, и пусть я не мог ее вспомнить – даже видел и то с трудом – но знал, что она важна для меня. Более того, внутри зрела уверенность, что она – все для меня. Она наполняла мою душу и разум до краев. Форма ее лица, широко распахнутые глаза, пронзительный взгляд, голос, в котором звучала боль, которую я бы унял, если бы только мог вспомнить, как двигаться, думать и… - Джена. Я понятия не имел, откуда взял это имя, как сумел его произнести, но тем не менее прохрипел его. И сразу же, будто сорвав плотину, воспоминания хлынули в мое сознание: наша первая встреча, первый раз, когда я почувствовал ее запах, наш первый поцелуй и тысячи, что последовали за ним, как я спасал ей жизнь, как она спасала жизнь мне – судьбе наперекор, мы сражались друг за друга, за шанс быть вместе; первый раз, когда я сказал ей, что люблю ее, что никогда не отпущу. Услыхав свое имя, она издала сдавленный, задыхающийся звук и бросилась ко мне на кровать, заключила в ладони мое лицо и принялась целовать мои глаза, губы, и ее горячие слезы возвращали жизнь моей сухой коже. Я повторил это волшебное слово, ставшее моим якорем в реальном мире, и секунда за секундой новые воспоминания возвращались ко мне, соединяя островки памяти из прошлой жизни с тем, что происходило сейчас. Ощущение ее кожи, касающейся моей щеки, было невероятно живым. - Ты помнишь? – спросила она, ее лицо в каких-то сантиметрах от моего озарено надеждой и страхом, переплетенными друг с другом. – Ты помнишь меня? Нас? Я смотрел в ее янтарные глаза в окружении густых влажных ресниц, на ее раскрасневшиеся щеки, яркие шрамы и спрашивал себя: как, черт возьми, я мог когда-либо забыть? Мне хотелось сказать ей об этом, но губы едва шевелились. В итоге я лишь что-то промычал в ответ и слегка кивнул головой на одеревенелой шее, но и это зажгло на ее лице улыбку, подобную солнцу, проглянувшему через грозовую тучу. Она хохотнула, и мне показалось, что этот звук так долго был заперт внутри. - Ты… помнишь еще что-нибудь? Как попал сюда? – спросила она, все еще нервно, будто старалась сохранять видимость спокойствия, тогда как мысли неслись вскачь. Я с трудом отрицательно качнул головой, и она продолжила: - Война окончилась. Мы победили. Ты в больнице. Война? Мысль об этом казалась знакомой, привычной, словно была связана с чем-то реальным, важным, но я не мог думать об этом. Я в больнице – это объясняло писк приборов на заднем плане. Это также объясняло уродливое постельное белье, белый халат Джены и тот факт, что я до сих пор не мог пошевелиться. - Ммм… - пробормотал я еле шевелящимися губами, - я… порядке? В ее глазах искрился смех, хоть лицо и было печальным, и она кивнула, выглядя так, словно едва держала себя в руках. - Да, - ответила она натянуто, - да, я полагаю, что в порядке. Думаю, с тобой все будет хорошо. Мне хотелось задать ей столько вопросов: что, черт возьми, случилось? почему я не могу пошевелиться? как я попал сюда? Но затем я заметил выражение ее лица – она смотрела на меня так, будто боялась, что разожми она пальцы, и я исчезну, и вдруг куда более важный вопрос возник в голове. - А ты… в порядке? – с трудом произнес я, чувствуя, как силы наполняют мое тело, но до сих пор ощущая себя истощенным. Мои слова, казалось, вернули ее в реальность, и она провела ладонями по своему лицу, одновременно кивнув, а затем сделала глубокий вдох и сосредоточилась на мне, как будто стараясь совладать с эмоциями. Она опять мне улыбнулась, и мне так захотелось улыбнуться в ответ. - Да, - снова ответила она, и я поверил ей. Ее улыбка говорила мне, что все остальное неважно – ничто не имело значения, кроме того, что она была рядом, она была жива, я был жив, и вскоре все наладится само собой – я знал это наверняка. Джена прочистила горло, сжала мою руку и села на кровать рядом со мной. - Теперь мне гораздо лучше.