Хлоя, ты изменилась

Постепенно зима дает о себе знать. Она мягко забирает полномочия из теплых рук осени, но пока не спешит огорчать парижан колеблющейся около ноля отметкой на термометрах, а улочки превращаются в сказочные проспекты, украшенные разноцветными огоньками. Каждый дом наполняется волшебством, и в пекарню Дюпен-Ченов вместе с ним приходит пряничный аромат. Наступает пора горячего шоколада, рождественского печенья и семейных посиделок у камина или у экранов телевизоров, по которым нескончаемым марафоном идут по-семейному уютные фильмы о, конечно же, рождественском чуде. И всем хочется верить в это чудо, но никто не подозревает, что создает это чудо самостоятельно, даже просто тепло улыбаясь близким. Маринетт с теплом во взгляде смотрит на Джулеку, которая с восхищением глядит на экран телевизора, где как раз идет один из таких фильмов. Родители брюнетки загружены работой в пекарне: покупателей много, все стремятся приобрести праздничную упаковку рождественских пряников или печенюшек. Ох и заколебалась же Мари на той неделе, вырезая и склеивая коробки и небольшие конверты. Но теперь она может расслабиться в компании дорогого человека. А точнее, подруг и любимого парня. Одна из них словно стала ей младшей сестрой, вторая — мудрой наставницей, а Адриан... Даже слов не находится. Он пришел к ней с утра, широко улыбаясь и говоря, что этот выходной день хочет провести со своей дорогой Маринетт. Девушка смутилась, но в то же время безумно сильно обрадовалась. Как же ей с ним повезло. Как же ей повезло, что Хлоя... Нет. Она не должна о таком думать. Дюпен-Чен частенько себя одёргивала, не позволяя себе радоваться психической нестабильности одноклассницы, ведь Буржуа наверняка будет переживать, когда узнает об этой проблеме. Постепенно Мари начала сопереживать ей. Самой Хлое, а не кому-то, кто делит с ней одно тело. Но все-таки... Иметь диссоциативное расстройство — не так уж и плохо. Позднее Адриана заменила Аля, с которой Маринетт весело провела время, помогая родителям внизу. Сначала эта девушка показалась ей серьезной и строгой, но в конце концов Дюпен-Чен поняла, что она умеет и может веселиться. Как настоящая старшая сестра. В меру требовательная, и такая добрая и внимательная одновременно. А затем на замену ей пришла Джулека, которая сейчас искренне наслаждается романтической комедией, сидя на диване рядом с Мари и кутаясь в теплый плед, иногда искренне смеясь над происходящим на экране. Брюнетка не смотрит туда: она видела эти фильмы уже раз десять. Она просто наслаждается компанией младшей подруги, совсем не тяготясь этим и не считая, что «сидит с ребенком». В отношении всех личностей Хлои она абсолютно искренна. — Маринетт, смотри! Снег! — внезапно Джулека показывает пальцем на окно, за которым и правда начинают падать первые снежинки в году. Фильм сменился рекламой, и поэтому девочку вовсе не интересует происходящее сейчас в 2-Д пространстве. — Хочешь погулять? — в голубых глазах тоже загорается восторг, и девушка вскакивает с дивана, отправляясь в прихожую и надевая пальто, когда в ответ слышит радостное «да!». Девушки спускаются по лестнице и утыкаются прямо в широкую грудь отца семейства Дюпен-Чен, и Маринетт слету выпаливает: — Папочка, мы погуляем? Первый снег! Том по-доброму смеется над искренней радостью, казалось бы, уже не маленьких девочек, и без проблем отпускает. — Только не долго! — кричит вслед Сабин Чен, хотя навряд ли дочь и ее подруга услышат это сквозь дверь из плотного стекла. Но даже если так, женщина не будет сердиться. Все-таки, девочки уже взрослые, сами разберутся. А они и не собираются долго. Им всего лишь хочется одними из первых ощутить снежинки, упавшие на лицо, вдохнуть прохладного воздуха полные легкие, насладиться предпраздничной атмосферой. И лучшим местом для этого единодушно выбирается сквер неподалеку. Здесь все буквально дышит чудом: деревья, обвешанные гирляндами, фонари, в приглушенном свете которых снежинки кажутся маленькими блестками, спускающимися с небес... Подруги неторопливо идут по парковой дорожке, задрав головы к небу и следя за снежной круговертью в воздухе. Красиво, что аж дух захватывает. Что для десятилетней девочки, что для ученицы выпускных классов. Внезапно Мари чувствует ладонью прикосновение холодных пальцев. Слегка удивленная, она поворачивает голову к Джулеке, а та улыбается в ответ совершенно искренне, держа ладонь старшей подруги в обеих ручках. Дюпен-Чен нежно улыбается ей в ответ и останавливается на месте. Вокруг снежинки кружатся, падают на волосы и тают там очень медленно, незаметно. — М-маринетт, послушай... — слегка заикаясь, начинает блондинка, еще сильнее вцепляясь пальцами в теплую ладонь, — Ты мне как... Как настоящая сестра! Спасибо, что возишься со мной... — Она смущенно опустила взгляд и улыбнулась. — Ну что ты... Мне весело с тобой, Джулека, — улыбается девушка и заключает ее в объятия. — Вот поэтому я и люблю тебя... — шепчет девочка, и тоже обнимает старшую подругу. — И я тебя... Сестренка. Неожиданно блондинка всхлипывает, и Дюпен-Чен отстраняется, испуганно всматриваясь в светлеющие глаза. Она сказала что-то лишнее? Она же не обидела ее?? Но когда брюнетка видит улыбку на губах подруги, она теряется еще сильнее. — Меня так называла Хлоя... Очень давно, — поясняет девочка, улыбаясь старым воспоминаниям и снова поднимая глаза к ночному небу. Она делает глубокий вдох и прикрывает глаза, наслаждаясь моментом, а по щеке стекает слезинка, столкнутая с нижнего века пушистыми ресницами. — Спасибо тебе... — снова шепчет она, и вдруг тихо айкает, резко присаживаясь на корточки и прижимая ладони к вискам. Маринетт тут же падает следом, встречаясь коленями с асфальтом, но совершенно не замечая этого, руки ложатся на плечи блондинки, она с беспокойством заглядывает ей в лицо, а та несколько секунд не двигается. А затем распахивает небесно-голубые глаза. Девушка отнимает руки от лица, медленно поднимается на ноги, оглядывается вокруг. И все это в давящей тишине. Вокруг сквер, покрывающийся тонким пластом первого снега. Но она знает, что так не должно быть. Ведь последнее воспоминание еще об осени, дне сразу после первых в учебном году каникул. Хлоя не понимает. Не понимает, как так быстро пролетело время, что с ней случилось... А также не понимает, какого хрена рядом с ней ненавистная Дюпен-Чен. — Эй! Ты что тут забыла? Брюнетка оторопело отшатывается и смотрит таким болезненным взглядом... Хотя всегда язвила в ответ. Интересно, что же произошло сейчас? Хотя, впрочем, не интересно. Кто она такая эта Дюпен-Чен? — Чего так уставилась? Дыру во мне прожжешь! — она задирает нос и высокомерно отворачивается, ожидая ответную реакцию. Которой, к разочарованию, не следует, и потому Буржуа окликает одноклассницу еще раз, щелкая у той пальцами перед носом: — Эй! С кем я разговариваю?! — Хлоя?.. — с рассеянно-тупым взглядом спрашивает ее Мари. — Ну а кто же еще? — теперь очередь блондинки удивлено таращиться на собеседницу. — Ты что, умом тронулась? Маринетт горько усмехается, но не более. А Хлою эта игра в молчанку начинает подбешивать. Она собирается сказать что-то еще, как перед глазами темнеет, а резкая боль пронзает виски, словно сквозная пуля. Девушка машинально пригибается, хватаясь за голову. Она словно падает в обморок, но продолжает твердо стоять на ногах. Странно. Но ее это не особо сильно волнует. Хочется, чтобы боль скорее ушла... В душе смутное чувство тревоги. У Адриана ощущение чего-то незаконченного, упущенного, пугающе неизвестного. Рядом с ним — любимая, но на этот раз она не улыбается. Она потеряна. Хочется защитить ее, прижать к себе свою девочку и никогда не отпускать. Что он и делает, шепча на ухо тихое: — Я рядом... Она всхлипывает ему в плечо и хватается за рукава зимнего пальто, как маленький ребенок за полы одежды родителя. Повинуясь порыву, Адриан страстно целует Маринетт, большим пальцем одной руки оглаживая ее щеку, чувствуя этим пальцем горячую слезу. И еще одну, и еще. — Маринетт, не плачь... Детка, почему ты плачешь? — с тревогой спрашивает он, отстраняясь. — Мари, не надо... Я с тобой, все хоро... Черт! — он снова ощущает это. Знакомое чувство ускользающего сознания. Происходит явно что-то неладное, и он сам бы сейчас расплакался от бессилия, но, из последних сил цепляясь за реальность, он просто шепчет: — Я люблю тебя, Маринетт.