Искусство обнажения

На удивление, Пак Чимин ведёт себя тихо. Разговаривает спокойно, безмятежно выполняет план урока и задаёт вопросы, терпеливо ожидая, пока кто-то из студентов соберётся с мыслями. Не тыкает своими короткими пальцами в лица, поблёскивая увесистым кольцом на левой руке; не придирается по пустякам, даже если отвечающий мямлит что-то бессвязное, теряя нить рассуждений. Не цокает языком, не кричит. И, что самое главное, больше не смотрит. Я с облегчением выдыхаю, когда Пак Чимин сверяется с временем на круглых настенных часах позади себя и, закрывая презентацию, произносит: — Прежде чем уйти, будьте так добры подойти и отметиться. Распечатанные домашние задания — на край стола. Напоминаю, что не принимаю работы без титульного листа. На этом всё. Всего хорошего. Я неспешно поднимаюсь со своего места, сбрасывая ручки и тетрадь в сумку. По привычке разглаживаю юбку-карандаш, материал которой и без того плотно прилегает к бёдрам, и, подхватив вещи, направляюсь в сторону преподавателя. Юри шоркает кедами следом, прижимая к груди толстую цветастую папку для документов. Мы становимся в длинную очередь из студентов, и я не сдерживаюсь — закатываю глаза, наблюдая за тем, как Пак Чимин разворачивает низкую рыжую девчушку, подошедшую к нему первой. Он ссылается на неправильно выбранный размер шрифта, не соответствующий требованиям, которые были чётко прописаны в файле с заданием. Одногруппница слёзно просит учителя сжалиться и забрать реферат, но Пак только крутит своим крошечным носом из стороны в сторону и привычным движением поправляет на переносице очки. Ничего нового. В висках нестерпимо ноет от переутомления. Поскорее бы уже разобраться со всем этим и исчезнуть из поля его зрения. Желательно, навсегда. Когда между мной и Пак Чимином остаётся всего три человека, мерзкий червячок совести снова шепчет о том, что Тэхён так и не пришёл. Я могу только догадываться, что творится в ветреной голове Кима, но обещаю себе обязательно дать парню затрещину: сегодняшняя пара была действительно важной. Не финальный зачёт, но одна из пяти отметок в журнале посещаемости — уже плюс к конечной семестровой оценке. В конце концов, если не хочет отписываться мне, мог бы дать знать Юри, что неважно себя чувствует. Или что не может вырваться с внезапной подработки, в которой он сейчас — ох уж этот Ким Тэхён! — нуждается намного сильнее, чем в чешущихся от гневных речей какого-то там Пак Чимина костяшках. Что мама позвонила и попросила вернуться в Тэгу, чтобы решить семейные вопросы, не требующие отлагательств. Или внезапно заболел пёс. Боже, столько возможных причин — и ни одной подтверждённой догадки. Телефон в моей ладони не вибрирует со вчерашнего вечера. Я снимаю блокировку экрана пальцем, поддаваясь секундному порыву, и чувствую, как пересыхает во рту. Конечно же, там нет ни намёка на то, почему его сейчас здесь нет. «Я не буду просить у тебя прощения за то, о чём не жалею», — гласит первое непрочитанное. Вдох-выдох. «Я был честен с тобой», — следующее. Тэхён отправил его через пять минут после предыдущего, и я ненароком вырисовываю в сознании образ Кима, который нервно кусает губы, пытаясь правильно подобрать слова. За белыми облачками полученных сообщений — летняя фотография, на которой его улыбка красивее, чем все раскрывшиеся бутоны пионов, в которые я счастливо влезаю носом, блаженно жмурясь. Мои волосы, выбеленные и испорченные до состояния мочалки, — результат неудачного эксперимента, дурацкий опыт, страшный сон, о котором я пытаюсь забыть. Но Тэхён говорил, что мне идёт. Что бы я с собой ни делала, он говорил: «Мне нравится». Нравится. Нравишься. «Теперь твоя очередь рассказать мне о том, что ты чувствуешь», — сердце на долю секунды замирает в груди, а потом начинает трепыхаться, будто птица в клетке. Ударяет крыльями и глухо воет в бессчётной попытке выбраться наружу. С того момента, как Тэхён предложил мне встречаться, прошло чуть больше двух лет. Целый отрезок жизни, больше похожий на плавленую фруктовую карамель, которую так любит Ким за приторный запах и мои сахарные губы. Яркую, разноцветную, сладкой патокой разливающуюся по венам. А теперь... «Неужели тебе так сложно ответить мне, Йерим?..» ...что же стало с нами, Тэ? «Сладких снов, Йерим. Я люблю тебя». Со мной. — Со Йерим. Долго ещё будешь заставлять меня ждать? Я подпрыгиваю на месте, когда острый локоток Юри врезается мне куда-то под рёбра, и глупо хлопаю ресницами, рассматривая лицо преподавателя так, будто вижу его впервые. Его нос слегка вздёрнут, рот приоткрыт в немом вопросе, а на скулах начинают ходить желваки. Ох, чёрт. Мгновенно проваливаюсь в чёрные дыры зрачков напротив. — Я... Извините, — мямлю, протягивая мужчине свою работу, и поднимаюсь на кафедру, чтобы расписаться в листе успеваемости. Кожей ощущаю его присутствие по правую сторону от себя — слишком близко, чтобы не чувствовать булькающий в животе дискомфорт. Я слегка нагибаюсь, чтобы позаимствовать лежащую на столе ручку, и задерживаю дыхание, когда слышу шорох бумаги: Пак Чимин начинает заинтересованно листать мой реферат. Останавливается. Хмыкает. Переворачивает страницу дальше. Я ставлю галочку напротив своего имени. Глубоко вдыхаю и уже было рискую подглядеть за реакцией преподавателя, но отвлекаюсь на прядку волос, вдруг спадающую на грудь и начинающую щекотать щёку. Незамедлительно заправляю ту за ухо, нечаянно задевая наманикюренным ноготком мочку. Вопросительно вскидываю брови, стоит мне поднять голову и налететь на лисий взгляд преподавателя Пака, словно на грабли. Ну что на этот раз?.. — Жаль, что сегодня я не услышал от вас ни одного ответа, Со Йерим. Надеюсь, ваш реферат скажет мне больше, чем вы на этом уроке. Секундное замешательство. — Конечно, учитель, — произношу твёрже, чем это звучит в моей черепной коробке, сейчас кажущейся пустой — хоть стучи, как об дерево. — Я хорошо подготовила материал. Пак удовлетворённо хмыкает, заставляя меня поджать губы и порывисто отвернуться, спускаясь с кафедры. Почувствовать нарастающий зуд в районе лопаток. Юри выходит из аудитории, не проходит и полминуты. Я ощущаю себя выжатым куском лимона и еле держусь на шпильках, подавляя жгучее желание скинуть туфли в сторону и размять ноющие стопы. Жалею о том, что переоценила себя с утра, и по выражению лица подруги понимаю — она истощена не меньше. До следующей пары, стоящей в расписании сразу же после обеда, есть в запасе ещё несколько часов. Этого хватит, чтобы добраться до дома и восстановить запас сил хотя бы наполовину. Всё-таки здоровый сон не только лечит от усталости, но и подтирает фотоплёнку памяти, выбрасывая из неё всё ненужное, тем самым позволяя хоть и временно, но дышать свободно.

* * *

Следующие два дня проходят, как в тумане. Я бегаю, словно ужаленная, пытаясь везде успеть: заскакиваю в университетский офис, чтобы подать документы на получение стипендии, трачу добрую половину суток на встречу по обсуждению группового проекта, который нужно представить в качестве презентации и письменного отчёта по исследованию уже через три недели. Посещаю парикмахерскую, чтобы подкрасить отросшие корни волос и подровнять кончики, застреваю в пробке на обратном пути, а ещё едва ли не опаздываю на частный урок английского языка для девочки из средней школы. Получаю короткое и совершенно не информативное письмо от Тэхёна практически сразу после злополучной пары с Пак Чимином, но это хотя бы позволяет мне убедиться, что Ким в порядке. Отсылаю в ответ идиотский смайлик. Отбрасываю телефон на подушку и заворачиваюсь в одеяло, словно в кокон. Обе ночи изнываю от беспокойного сна. И совсем не отказываюсь, когда Юри звонит и предлагает мне выбраться вечером. Она аргументирует свой внезапный порыв простым «Пятница же!» и скидывает в чат геолокацию какого-то клуба, в котором мы ещё не были. А потом оставшиеся сорок минут до выхода болтает что-то о том, что не прочь ненадолго растаять от пустяковой влюблённости. — Заколебалась быть одна, но в отношения влезать — нет, дорогая, мне вполне хватает и твоих любовных драм. Я не готова делить с кем-то своё хрупкое душевное равновесие, но немножко адреналина в крови никому не повредит, правда же? «Конечно», — неустанно поддакиваю я, а сама думаю о том, стоит ли отбить Тэхёну смс-ку о том, что его ненаглядная девушка сегодня не пренебрежёт возможностью выпить несколько коктейлей. Всерьёз задаюсь вопросом, не должна ли я спросить разрешения, как это бывало раньше, но быстро вытряхиваю эту мысль из головы. Не тогда, когда наше общение покрыто ржавчиной и скрипит, как старая детская карусель. Если скажу сейчас — испорчу всё ещё больше. Обязательно пожалею после. Чёрное облегающее платье выгодно подчёркивает талию и в меру оголяет бюст. Короткий пиджак с вкраплениями серебристых блёсток покоится на плечах, пока я свободными руками, не просунутыми в рукава, аккуратно вожу по губам красной матовой помадой. Закручиваю тюбик, бросаю его в небольшой клатч и невольно задерживаю взгляд на своём отражении в зеркале. Считаю до трёх, прежде чем обворожительно улыбнуться, почувствовав внезапный прилив бодрости. Щёлкаю выключателем, погружая комнату в сумрак, и захлопываю за спиной дверь. Сбрасываю входящий звонок от таксиста, издалека завидев белый кузов только что подъехавшей машины, и лёгкой походкой спускаюсь по лестнице с наружной стороны дома. Тону в предвкушении, когда ночной Сеул отпечатывается на моих радужках разноцветными огоньками. Шум оживлённых улиц мгновенно скрадывает остатки печали.