Искусство обнажения

Следующие несколько дней проходят в непривычном спокойствии. В течение выходных мы списываемся с Тэхёном не реже, чем раз в полчаса. Он рассказывает мне о том, как приятно сделать глоток свежего воздуха в пригороде Тэгу: по сравнению с оживлённой столицей, пышущей выхлопными газами, ферма родителей — райское место и настоящая отдушина для любого измождённого ума. Отсылает фотографии рисовых полей, похожих на зеленоватые лоскутные ковры, кое-где идущие желтоватыми переливами; нахмуренное личико сестрёнки, сгорбившейся над домашним заданием, и своё — неподдельно счастливое, с широкой улыбкой, изгибающей его алые губы, и прорезями собирающихся морщинок вокруг глаз. Я пытаюсь игнорировать скрипучий голосок разума, изредка напоминающий мне о недвусмысленном наставлении госпожи Сон. После того, как вереница отгремевших событий наконец входит в штиль, мои мысли ещё некоторое время снуют перед глазами беспорядочным хороводом подтёртых картинок. И лишь окончательно избавившись от последствий алкогольной качки, я воспроизвожу в сознании пренебрежительный возглас владелицы клуба, указывающей Киму на совершённую... оплошность в отношении дочери какого-то неизвестного господина из высшего общества. Она сказала, что больше не потерпит осечек. Но вон он, Ким Тэхён, в указанное воскресенье, смотри, — набирает меня по видео-звонку, роется в вёдрах со свежевскопанным сладким картофелем и постоянно поправляет старую панамку на своей голове, то и дело оставляя на ткани следы от грязных рабочих перчаток. Выглядит настолько беззаботно, словно ребёнок, которому ещё не приходилось преодолевать тяготы жизни. И осознание того, что Тэхён расставляет приоритеты в привычном для себя порядке, греет меня сильнее, чем полуденное майское солнце, разыгравшееся после дождя. На мои осторожные вопросы о самочувствии матери Ким сыплет сухими фактами и заверяет, что всё в порядке. На лице Тэхёна не дрожит ни один мускул, и я бросаю попытки выкорчевать из него хотя бы что-то, помимо нескольких небрежных фраз, брошенных явно в стремлении перевести тему. Того, что мне уже известно, вполне достаточно, дабы зависнуть в состоянии видимой безмятежности. Безусловно, временно. До первого неправдоподобного жеста. До первой своеобразной паузы — клейкой и натянутой — между моим вопросом и его не-ответом. Однако я зарекаюсь просить о большем — во всяком случае, сейчас. Стоит только понедельнику, выделяющемуся своей плотной загруженностью, задать ритм, как будничная рутина затягивает меня с головой. В перерывах между учебной суетой и краткосрочными подработками мне даже удаётся поверить, будто всё, случившееся в выходные, — не более чем призрачная дымка давно минувших событий. Спрессованный сознанием стыд теряет свою форму, и хоть он по-прежнему имеет запах — кисловатый, с едва ощутимой горчинкой, и немножко колется в ноздрях, но напоминает о себе лишь в моменты оглушительной тишины, а оттого неизменно ослабевает с рассветом, уступая место другим житейским заботам. К моему искреннему удивлению, Юри не беспокоит меня вплоть до момента, пока мы не сталкиваемся с ней по пути в аудиторию, чтобы посетить послеполуденную пару. Мне не удалось поговорить с девушкой накануне — мой телефонный звонок был бессовестно сброшен, после чего на экране высветилось короткое: «Немного занята, наберу позже». «Позже», конечно же, не состоялось. Впрочем, у меня не было никакого желания бежать к ней сломя голову, чтобы выведать подробности, и теперь я отчётливо понимаю — не зря. Мне хватает минуты, чтобы уловить разительные изменения в её жестах и мимике: девушка выглядит взбудораженной, в её глазах появляется загадочный блеск, движения кажутся слишком дёргаными, а голос — порядком осипшим. Но окончательно убедиться в своих сумасшедших догадках мне позволяет цветастый брендовый платок, стильно обёрнутый вокруг девичьей шеи. Могу поклясться — на внутренней стороне шёлковой ткани уже вовсю расцветают белёсые следы от густо наложенного тонального крема. Никогда такого не было — и вот опять. Мы занимаем излюбленное место за одной из самых дальних парт около окна, и всё то время, что Юри достаёт канцелярские принадлежности из сумки, я не свожу с неё пытливого взгляда. Кажется, вопросительный знак, нависающий над моей головой, становится почти осязаемым. Она теряется, словно борется с желанием расцвести на моих глазах, и потому противоречиво сжимается в комок — наверное, полагает, что я отстану. Однако я не собираюсь тешить себя зыбкими предположениями. Интриг и без того вагон и маленькая тележка — уже в печёнках жжёт. Ким складывает руки под грудью и прикусывает нижнюю губу, изо всех сил превозмогая желание рассмеяться. Звонко, по-глупому; сгореть от неловкости, потому что я нагибаюсь к её уху и заискивающе шепчу: — Над тобой в выходные кто-то явно хорошо поработал, да? Юри не сдерживается — прыскает, привлекая внимание впереди сидящих студентов, и тут же тихонько просит прощения за неудобства, растягивая губы в очаровательной улыбке. — Настолько заметно? — шепчет она, когда одногруппники отворачиваются, вновь утыкаясь носами в свои конспекты. — Даже слишком. Я подцепляю пальцем кончик её шарфа, сложенного треугольником, но девушка не одобряет мою выходку — тихонько шикает, меняясь в лице, и отодвигается в сторону. Однако краем глаза я всё-таки успеваю уловить неоспоримое доказательство своих подозрений — багровые засосы на её шее, кажется, будут проходить не меньше недели. Дурочка. Нет, правда. И как только она снова позволила? Знает же — в её семье не приветствуются интрижки, выставленные напоказ. Тем более, что в ближайшие несколько дней город ожидает значительное потепление, и прикрываться склонностью к мерзлоте станет крайне дискомфортно — кожа начнёт преть и чесаться. Стоит только матери Ким ненароком заподозрить её в непристойном поведении — бьюсь об заклад, Юри больше не отделается краткосрочным домашним арестом и напутственной беседой о сексуальной морали. — Не парень, а пиявка какая-то, — фыркаю я. — Ты что, сошлась со своим бывшим? Как его там звали... Минхёк? Минджун? — Вообще-то, Мёнсу, — поправляет меня она и непонимающе вздёргивает бровь. — Почему именно с ним? — Не знаю. Из всех твоих ухажёров мне первым пришёл на ум самый губастый. — К твоему сведению, — Юри поднимает перед собой указательный палец, — из всех моих ухажёров Мёнсу был наиболее безобидным. — Тогда от кого такие побои? — Побои, — передразнивает подруга, забавно кривясь. — Я считаю, что страсть прекрасна в любых своих проявлениях, а ты, дорогая моя, — Юри нагибается вбок и несколько раз шлёпает ладонью по моей голой коленке, ехидно заключая, — просто завидуешь. Я показательно закатываю глаза. — Не увиливай от вопроса. — Ты упадёшь, если узнаешь. Честно говоря, вряд ли меня ещё чем-то можно сразить наповал. Слишком много потрясений за последнее время — боюсь, у меня начинает вырабатываться иммунитет. — И всё-таки? В аудиторию, звонко цокая каблуками, входит моложавая преподавательница, кивая кому-то из студентов на первой парте. Низенький мальчик, выполняющий обязанности старосты, тут же вскакивает со своего места, чтобы подойти к трибуне, забрать из рук женщины листок посещаемости и пустить его по рядам. — Чон Чонгук. Я резко поворачиваюсь к Юри, окатывая её изумлённым взглядом, и порывисто прикладываю ладошку ко рту, чтобы не разразиться потоком нецензурной брани. А девушка, напротив, лишь задорно мне подмигивает, вдоволь наслаждаясь произведённым эффектом. — Что?! — громче, чем следовало бы. К счастью, моё восклицание тонет в многоголосом гуле мерно переговаривающихся между собой одногруппников и учительницы, проверяющей рабочее состояние микрофона. — Говорю же — упадёшь, — немного нервно смеётся подруга, словно пытаясь скрыть нарастающую неловкость. Я не знаю, что творится в её голове, зато точно могу сказать: в моей — полная неразбериха. Юри оглядывается вокруг на предмет отсутствия посторонних ушей и продолжает: — Конечно, его соседство с сама-знаешь-кем меня порядком смущает, но Чонгук слишком классный, чтобы зацикливаться на таких мелочах. Сама-знаю-кем? Мои глаза округляются пуще прежнего и норовят вывалиться из орбит. Господи, только бы она не имела в виду того, о ком я сейчас думаю. Пожалуйста. Это уже чересчур! И почему я обязательно должна об этом знать? Из моего рта вырывается жалобный стон. — Пак Чимин? — переспрашиваю я одними губами и, дождавшись одобрительного кивка Ким, сокрушённо откидываюсь на спинку стула. Я закрываю глаза и начинаю массировать пальцами переносицу. — Юри, ты с ума сошла? — А что такого? — Завела отношения с дружком преподавателя? — Ну и что? — она разводит руками в стороны. — Не с самим же преподавателем. Толчок под дых. И то верно, Со Йерим. Забыла? Пак Чимин проснулся в одной постели с кое-кем другим. И пусть вам хватило совести избежать крайней степени близости — ты балансировала на краю. Неважно, по чьей вине, будь то алкоголь или случайное стечение обстоятельств, — ты не можешь отрицать, что теперь вас связывает нечто куда более серьёзное, чем вынужденное взаимодействие на территории университетского кампуса. Твои реакции были предельно очевидными. Когда-то. В границах ваших прежних отношений, например. Что же пошло не так? — Держи, — Юри кладёт передо мной листок посещаемости. Тихонько толкает в плечо, намереваясь обратить на себя внимание. А до меня наконец-то доходит. — Соседство? — выдавливаю я, рисуя галочку напротив своего имени, и передаю список малознакомой девушке, сидящей за соседней партой. — Они живут в одной квартире? — Снимают, если быть точнее, — отзывается Юри, ни на миг не утрачивая былого энтузиазма. — Правда, Чонгук сказал мне, что преподаватель Пак частенько ночует вне дома. Я попыталась выведать у него подробности, но без толку — он просто талдычит, что ничего не знает о личной жизни Чимина. Говорит, они не близки. Но это странно, не находишь? Они ведь тусовались вместе в тот день, — девушка хмурится, но затем отмахивается от своих мыслей, словно от роя надоедливых мух. — Мутная история, в общем. Лучше расскажи, как у тебя всё прошло? — У меня? — я действительно не сразу понимаю, что она имеет в виду. Все мои мысли сосредоточены вокруг внезапного «бум!», ослабляющего тугой узел моих извилин. Или запутывающего их ещё сильнее — зависит от того, с какой стороны посмотреть. Откровение Юри проливает свет на несколько фактов разом. Я наконец-таки понимаю, что подразумевал Чимин, когда попросил поблагодарить Ким за содействие. Выходит, причина, по которой он не осмелился заявиться домой, — это Юри. Возможно, Чонгук попросил его об услуге. Или Пак самостоятельно изъявил нежелание пересекаться со студенткой в непривычных для себя обстоятельствах. Я могу только догадываться, какой из мотивов стал для него отправным пунктом. Ясно одно: Чимин не рвался разделить со мной постель — ни в каком из всех возможных смыслов. У него не было другого выхода, у меня — сил на сопротивление. И это всё упрощает. Наверное. — Ну, с Тэхёном, — поясняет девушка. — Выкрутилась? — А, это... — протягиваю я, расплываясь в унылой улыбке. — Да. Мы всё разрешили. — Так где ты была на самом деле? Я никогда не ухожу от прямых ответов, если вопросы задаёт Юри. Моё доверие к ней безгранично, а расстояние между нами настолько минимально, что ветер не просвистит, — предельно близко мы соприкасаемся, когда дело касается искренности. Однако на этот раз дело обстоит иначе: я не могу списывать со счетов тесное общение подруги с Чон Чонгуком. С моей стороны было бы слишком опрометчиво утверждать, что Юри не способна сохранить услышанное в секрете, — совсем нет. Но пока вездесущая макушка Пак Чимина маячит на горизонте, а новоиспечённая жертва подруги — его горячо любимый сосед, мне совсем не хочется подставляться, даже если вероятность попасть под раздачу практически равна нулю. Именно поэтому ложь, сгенерированная на подкорке, скользит по языку быстрее здравого смысла. Я плету какие-то небылицы о том, что решила пропустить по стаканчику в компании бывшей одноклассницы, с которой мне не удавалось встретиться ещё со времён старшей школы. Рассказываю, что напилась до состояния забытья (в чём, собственно, была предельно честна) и перевела телефон на беззвучный режим, дабы абстрагироваться от насущных хлопот. Юри понимающе качает головой, безоговорочно принимая мои слова за правду, и остаток пары мы проводим за тихими перешёптываниями, лишь изредка концентрируясь на новом материале, выведенном на интерактивной доске. Большую часть времени, конечно же, болтает именно Ким. Она рассказывает, что у Чонгука «нереально крутая» татуировка на руке, подкаченное тело и целый арсенал уморительных шуток, от которых даже самая неприступная девушка способна размякнуть, подобно лепёшке, брошенной в тёплое молоко. Я воздерживаюсь от комментариев — у меня нет никакого желания уточнять что-либо о потаённых талантах малознакомого мне человека. Но, основываясь на предыдущем опыте, я даю Чон Чонгуку максимум месяц — ровно столько Юри понадобится, чтобы перемолоть паренька в труху и выставить его за дверь с псевдо-раздосадованным выражением лица и обещанием непременно перезвонить позже. Вне зависимости от социального положения, степени обаяния или серьёзности мотивов мужчины, Ким стабильно придерживается своих укоренившихся принципов: краткосрочные симпатии привлекают её намного сильнее пресловутого «раз и навсегда». Возможно, всё дело в первом неудачном интимном опыте с противоположным полом, — я не знаю, что именно легло в основу её привычки уклоняться от обязательств. Однако мне хорошо известно, что Юри претит перспектива выворачивать себя наизнанку и обмусоливать причины совершённых поступков даже в рамках дружественных разговоров. Поэтому я никогда не наседала на подругу в попытке осудить образ её мысли или указать на искажённое представление о большой любви. Я по-прежнему придерживаюсь позиции, что не имею на это право. По крайней мере, пока она сама не попросит меня о помощи. Юри выпархивает из аудитории, как только по зданию прокатывается звонок, осведомляющий об окончании пары. Девушка ссылается на неотложную встречу, в предвкушении припудривая носик прямо за партой, и я мысленно благодарю Чон Чонгука за пособничество. Если бы не розовая пелена, заволакивающая глаза Ким, вполне возможно, подруга бы всерьёз заинтересовалась подробностями моих личных забот. Она всегда была достаточно проницательной для того, чтобы без труда разоблачать окружающих, но похвастаться наблюдательностью и смекалкой Ким удаётся лишь в те редкие моменты, когда её голова освобождена от лихорадочного стука сердечной мышцы. Другими словами, сегодня я спасена. Точно как и во вторник — Юри слишком занята бесконечными переписками, а я зарываюсь в учёбу с таким усердием, будто бы собираюсь сдавать экзамены досрочно. Наши с Тэхёном расписания не совпадают по ряду нескольких дисциплин, и это способствует моей концентрации. Не без небольших перерывов на полученные смс-ки, конечно. Или мимолётные, на грани невинных, поцелуи во дворе. Это не отвлекает. Скорее, больше похоже на передышку. Но факт остаётся фактом: благодаря отсутствию раздражающих факторов вокруг мне не только удаётся закончить черновой вариант одного из проектов раньше положенного, но и вчитаться в оставленные Чимином правки. Сперва я ворочу носом — придирок до одурения много, а их львиная часть подкреплена исключительно субъективной оценкой преподавателя. Его мнение, чересчур категоричное даже для академически подкованного человека, раздражает до жжения на кончиках пальцев. Однако спустя какое-то время я всё-таки сдаюсь: Пак, может, и обладает крайне паршивым характером, но в своём предмете ориентируется, словно рыба в воде. Я не могу отрицать факт его профессионализма, а потому доверяюсь оставленным на полях подсказкам и трачу добрую половину вторника на то, чтобы перелопатить доклад и привести его содержимое в надлежащее состояние. Ближе к одиннадцати вечера мои ресницы начинают слипаться, а тело размякает, словно наполняясь от макушки до пят клочками мокрой ваты. Я чувствую себя настолько подавленной, что короткий звонок от Тэхёна превращается в настоящую пытку, — мой мозг отказывается генерировать внятные предложения, подушка под головой кажется мягче пушистого облака, и вскоре я окончательно теряю связь с действительностью. Ким, заслышав моё мирное сопение, лишь добродушно посмеивается. — Сладких снов, — шелестит он в трубку, прежде чем отложить телефон и покрепче перехватить руками одеяло, не сводя взгляда с потухшего экрана, — моя драгоценная девочка.

* * *

— Латте или капучино? — парень трясёт передо мной стаканчиками из ближайшей кофейни и улыбается так широко, что его позитивному настрою просто невозможно противостоять, — несмотря на бьющий в лицо ветер, под моей кожей разливается ласковое тепло. — Конечно же капучино, — отвечаю я и приветственно чмокаю Тэхёна в уголок губ. — Хорошо, что в отличие от меня ты более восприимчив к будильникам. Ещё немножко, и я бы не только завтракала, но и наносила макияж на ходу. — Нет уж, обойдёмся без представлений, — с напускной тревогой во взгляде произносит Ким. — И вообще, мне нравится, когда ты не красишься. Твои помады отстойные на вкус. Я деловито фыркаю, отпивая из своего стаканчика. Ух, обжигает! В самый раз, чтобы стряхнуть с себя остатки сонливости. — Нам пора идти, — напоминаю я, посматривая на минутную стрелку наручных часов. — Если не поспешим, Пак запрёт двери в аудиторию. — Ну и что? — отзывается Ким, нехотя чеканя за мной шаг. — Подумаешь, не попадём к нему разок — как были в чёрном списке, так и останемся. Мне неловко разговаривать с Тэхёном о преподавателе. Упоминая Чимина, Ким даже не предполагает, что для меня это имя теперь несёт под собой слишком много превратных деталей. Эмоции, связанные с Паком, стремительно приобретают другую окраску, но я не могу с точностью определить палитру своих ассоциаций. Единственное, что становится предельно очевидным, — сколько бы я ни старалась, мне не удаётся избавиться от постыдных воспоминаний о своей безотчётной тупости. Нашей, если быть откровенной, — не только моей, но и Чимина тоже. Даже тот факт, что отныне существует скандальное «мы», уже сверлит мою голову изнутри. — Ты рассуждаешь так, как будто у тебя уже стоит автомат, — пытаясь казаться бесстрастной, говорю я. — Впереди зачёты, Тэхён. Нам нужно серьёзнее относиться к успеваемости. Выпуск не за горами. — Ничего не могу с собой поделать, — пожимает плечами Ким. — Он меня бесит. Справедливо. Но, к сожалению, персональные распри не способны улучшить учебную ситуацию — наоборот, их наличие лишь усугубляет и без того плачевное положение. Тэхён должен понимать, что деканат не заинтересован в том, чтобы корректировать преподавательский состав в середине семестра. И уж тем более — внимать просьбам студентов, не отличающихся особыми заслугами перед университетом. Единственный выход — это, крепко сомкнув зубы, идти на компромиссы. С гордо поднятой головой, если будет угодно, — не думаю, что Чимину всерьёз есть дело до того, с каким душевным настроем мы будем преодолевать его экзаменовку. Главное — конечный балл, выставленный в электронном отчёте магистратской системы. И, как бы мне самой ни хотелось пойти наперекор правилам, нам придётся считаться с требованиями Пака хотя бы в рамках учебного процесса. Иначе получение диплома растянется на неопределённый срок, а это совершенно не вписывается в мои дальнейшие планы. Ким не нуждается в том, чтобы выслушивать общеизвестные факты по десятому кругу. Он довольно быстро стирает со своей физиономии хмурое выражение и заводит какой-то нейтральный разговор. Я отстранённо считаю собственные шаги, по-детски стараясь не попадать подошвой на трещинки тротуарной плитки. Лишь спустя какое-то время понимаю, что слова парня пролетают мимо моих ушей, не задерживаясь в сознании. Спешу исправиться, когда Тэхён осторожно касается моего плеча, сжимая пальцы на полупрозрачной ткани шифоновой блузки. — О чём задумалась? — Да так... — я возвращаю своему голосу живость. — Не бери в голову. Сегодня погода снова удивляет своей изменчивостью: поднявшийся с утра ветер, кажется, постепенно стихает, и между нависшими на небе тучами начинают постепенно проглядывать первые солнечные лучи. Мы выбрасываем опустевшие стаканчики из-под кофе в урну рядом с учебным корпусом и поспешно двигаемся к зданию. Помещения заполнены мельтешащими студентами, около лифтов скапливаются длинные очереди, отчего я едва слышно чертыхаюсь себе под нос; если я правильно рассчитала время, то до занятия по корпоративным финансам остаётся меньше минуты. Я хватаю Тэхёна за руку и ускоряю шаг, намереваясь проскочить через лестничные пролёты до того, как стены задрожат от назойливой мелодии звонка. Однако, не успеваем мы преодолеть отметку второго этажа, как предательская трель разливается по коридорам, а шум от десятков грохочущих ботинок достигает своего апогея. — Давай попробуем войти через заднюю дверь, — предлагаю я, пытаясь совладать со сбитым дыханием. Не оборачиваюсь — знаю, что Ким стоит за моей спиной, терроризируя взглядом маленькое окошко, через которое можно наблюдать за происходящим в аудитории. Смыкаю ладонь на дверной ручке и медленно опускаю её вниз, сразу же убеждаясь в правдивости своих опасений: здесь действительно заперто. Да твою ж... И не лень же Паку быть настолько принципиальным! Упёрся в формальности, словно ему там мёдом намазано, — хоть бы раз пренебрёг правилами и отошёл от учебного протокола! — Может, забьём и пойдём куда-нибудь погуляем? — Ещё чего. — Почему нет? — Исключено, — возражаю я, даже не раздумывая над ответом. — Сегодня сдача доклада. Нам обязательно нужно появиться на паре. Тэхён фыркает. Не удивлён. — Тогда, — парень кивает на вторую дверь, расположенную с противоположной стороны класса, — вариантов у нас немного — придётся пробиваться через Пака. Но что-то мне подсказывает, что он не одобрит такую инициативу. — Попытаться стоит. Я говорю так, но, вообще-то, совсем не уверена в твёрдости своих намерений. Зато Ким на это лишь спокойно пожимает плечами, мол, приняла решение — значит, вперёд. После чего дёргается с места первым и флегматично засовывает руки в карманы, всем своим видом демонстрируя внутреннюю непоколебимость. Дверная ручка, коротко скрипнув, поддаётся без всякого сопротивления, и шуршание тетрадных листов по ту сторону стенки заметно стихает, уступая место настороженной тишине. Фигура Кима, вырастающая на пороге, обрывает Чимина на полуслове. Тэхён инстинктивно закрывает меня собой, словно пытаясь избавить от тяжести испытывающих взглядов, но мне почему-то не становится легче. От неловкости я прикрываю веки и начинаю теребить серебряный браслет на своём запястье. Всё-таки я переборщила с самонадеянностью: находиться под прицелом тёмно-карих глаз Чимина, сканирующих до костей, просто сущее испытание. — Ким Тэхён, какая встреча, — в ледяном голосе Пака сквозит неприкрытая насмешка. — Хорошо, что вы всё-таки решили навестить нас. Я уж было подумал, что вы выкинули мой предмет из своего расписания. Я чувствую, как напрягается спина Тэхёна. Могу поспорить, на его языке крутится бесчисленное количество колкостей, которые он готов выплеснуть Паку в лицо. Вероятно, будь мы сейчас наедине, парень не пренебрёг бы возможностью высказаться. Но наличие свидетелей, с интересом разглядывающих наши застывшие силуэты, обезоруживает Кима; всё, что у него есть, — это уничижительный взгляд, который врезается в Чимина со всего размаху, будто намереваясь оставить на теле преподавателя несколько внушительных вмятин. — Разрешите пройти? — проглатывая возмущение, спрашивает Тэхён. — Со Йерим, можете не прятаться, — пропуская мимо ушей вопрос Кима, вдруг произносит Чимин. Я вздрагиваю и выпрямляю позвоночник, словно его слова укалывают меня куда-то под лопатки. — Я вас вижу. Я делаю маленький шажок в сторону, — этого достаточно, чтобы оказаться зажатой в тиски бездонных зрачков Пака, — но по-прежнему остаюсь под визуальной протекцией Тэхёна, дотрагиваясь до его предплечья. От преподавателя не укрывается моё инстинктивное стремление укрыться за крепким станом Кима, но мужчина не находит это забавным — наоборот, Чимин хмурится, будто мои действия отягощают его. Мне мерещится, что в его глазах появляются отблески осуждения — практически не читаемого, прикрытого слоем ледяной отчуждённости, но я моментально отбрасываю подозрения в сторону. Человек, стоящий передо мной, — всё тот же Пак Чимин, которого я знаю. По обыкновению одетый с иголочки, с забранными наверх светлыми волосами и небольшой металлической серёжкой в виде кольца, продетого через мочку. В чёрной облегающей водолазке, заправленной в брюки, и с привычной бижутерией на пальцах. Разгневанный из-за того, что его наставления были бесцеремонно проигнорированы. И пусть ещё недавно я лицезрела его совсем другим — сонным, немного помятым, со следом от подушки на щеке, но предпочитаю похоронить это воспоминание глубоко внутри. Так далеко, что не выдернешь даже в момент исключительной слабости. Потому что думать о нём в таком ключе — смерти подобно. Мерзко, неправильно и подло. А ещё — исключительно бесперспективно, потому что не несёт под собой никакого реального смысла. Мы существуем по разные стороны баррикад. Так было раньше — так остаётся и сейчас. Вне зависимости от того, насколько сильно мы однажды свесились с края. — Так вы позволите войти, учитель Пак? — нарушает молчание Тэхён. Его голос рассеивает мираж перед моими глазами, и я подслеповато моргаю. Поворачиваю голову, пытаясь поймать взгляд Кима, но вместо этого натыкаюсь лишь на его профиль — Тэхён похож на восковую фигуру с прямой осанкой и сжатой линией челюсти. Лишь только губы его пребывают в движении, складывая звуки в слова. — Вы опоздали, — замечает Чимин и, наконец, отлепляет от меня свой пронзительный взор. — Ким Тэхён, разве вы не знакомы с правилами посещения моих занятий? — Звонок прозвенел всего несколько минут назад. — По-вашему, опоздать на несколько минут — всё равно что прийти вовремя? — Я этого не утверждал, — хладнокровно отзывается Ким. — Не стоит выдумывать того, чего нет, учитель Пак. Обстановка накаляется слишком стремительно. Своенравность обоих мужчин может сыграть с ними злую шутку, чего никак нельзя допустить, — одногруппники, жадно внимая развернувшемуся противостоянию, уже какое-то время энергично перешёптываются между собой. Не ровен час — по университету поползут ненужные слухи. И если авторитет Чимина вряд ли можно подорвать ещё больше, то репутация Кима находится под прямым ударом. Вряд ли Тэхёна заботят беспочвенные сплетни, однако если новость о беззастенчивой перепалке разнесётся по всему кампусу, то это может пагубно повлиять на его взаимоотношения со всем преподавательским составом. — Такого больше не повторится, — встреваю я в разгорающийся конфликт, незаметно для окружающих подталкивая Тэхёна в поясницу. — Извините нас, учитель Пак. Мы действительно нуждаемся в том, чтобы присутствовать на занятии. Ким бросает на меня короткий обжигающий взгляд. — «Мы», — протягивает Чимин, смещая ракурс внимания к моему лицу, и недовольно поджимает свои пухлые губы, — или конкретно вы, Со Йерим? Я не нахожусь с ответом. И крепче сжимаю ремешок своей сумки, наблюдая за тем, как Чимин мрачно усмехается. Он не отходит от своего стола — продолжает стоять на трибуне, возвышаясь над нами, и задумчиво складывает руки на груди. Размышляет над чем-то всего несколько мгновений, а затем говорит, с вызовом приподнимая подбородок: — Хорошо. Я поражённо распахиваю глаза. Хорошо? Меня не обманывает слух? Пак Чимин взаправду только что согласился пойти наперекор своей гордости? Я улавливаю, как презрительно хмыкает Тэхён. Кажется, он удивлён не меньше моего, однако едва ли осмеливается выставлять эмоции напоказ. Он бы никогда не позволил Чимину видеть себя насквозь. Но, стоит парню ступить по направлению к парте, Пак вновь подаёт голос. — Не так быстро, Ким Тэхён, — осаждает его мужчина, чуть склонив голову вбок. — Я допущу к уроку и приму выполненный доклад только у одного из вас. А кто именно останется в аудитории — решайте сами. Только побыстрее, иначе за дверью окажетесь оба. Не стоит забывать, что вы сейчас отнимаете не только своё время. Сначала я не понимаю. Оторопело хлопаю ресницами, не решаясь двинуться с места. А когда смысл его слов, наконец, доходит до моего воспалённого мозга — едва ли не давлюсь воздухом от такой откровенной... провокации. Всем окружающим невдомёк, что происходит между этими двумя за пределами кампуса. Никто не в состоянии даже предположить, насколько сильно они повязаны. Моя осведомлённость по-прежнему пестрит дырами, но я вижу — чрезвычайно отчётливо, блин, вижу, — насколько глубокими корнями обладает их взаимная антипатия. Чувствую, как она ползёт по их телам. Впитывается в кожу. Заполняет собой всё. Это совершенно не то, с чем мне приходилось сталкиваться прежде. Это — ненависть до мозга костей. Незавуалированная, стойкая, токсичная, словно яд. Выливающаяся в непреодолимое желание укусить как можно больнее. Тэхён фыркает и разворачивается в сторону выхода. Конечно же, поступает именно так — не может иначе. И Чимину прекрасно известно, что Ким делает выбор с необычайной лёгкостью. Но я — нет. Для меня всё намного сложнее. И об этом Пак тоже осведомлён заранее. — Ты чего замерла? — спрашивает Ким, нагибаясь ко мне. Говорит тихо и быстро, так, чтобы никто из присутствующих не смог разобрать его речь. — Иди на своё место. Мне всё равно нечего ему сдавать. Чимин прищуривается, не скрывая своего раздражения. А я не свожу с него ответного взгляда — прямого, заточенного. Такого... обвинительного, что мне кажется, будто Пак вот-вот ляпнет что-то заносчивое в своё оправдание. Мне нечего ему предъявить — мы друг другу ничем не обязаны. Только шестое чувство подсказывает мне, что Чимин проворачивает это представление специально. И дело здесь совсем не в особенностях его преподавательского подхода. — Со Йерим, вы проходите? — теряя самообладание. Нависает надо мной, хотя находится катастрофически далеко. Тэхён нежно ведёт пальцами по моему локтю, словно пытаясь оказать поддержку, и лукаво подмигивает, прежде чем скрыться в коридоре, закрывая за собой дверь. Как будто желает показать: смотри, мне всё равно. Пусть делает, что хочет. Меня не волнуют его оценки. Тебе это нужнее, поэтому не парься — всё в полном порядке. Я чувствую, как глухой хлопок ударяет мне в спину порывом холодного воздуха, будто подталкивая вперёд. Но вместо того, чтобы избавиться от оцепенения, я продолжаю вслушиваться в звенящую тишину, выискивая в глазах Пака одной только мне известный подтекст. И нахожу. Всё не в порядке, Тэхён. Теперь точно нет. — Йерим? Вновь и вновь возвращаюсь к заданному вопросу. Предельно точно осознаю: здесь — больше. Всё это — больше, чем просто вызов. Пак Чимин вот уже который раз переворачивает меня изнутри. И я... делаю шаг назад.