Искусство обнажения

Если бы в дополнение к тональному крему я не догадалась закинуть в сумку ещё и пачку пластырей, сегодняшний день бы вошёл в историю как день, когда Пак Чимин впервые опоздал на пару. Без шуток. Я даже при нём это озвучиваю, сделав невероятно серьёзное лицо, но мужчина лишь хмыкает и, выхватив у меня из рук упаковку, опускает козырёк зеркала, чтобы самостоятельно заклеить засос. Мы попали в пробку, как он и предупреждал. Пак не злился и не искал виноватых в том, что мы по глупости прошляпили время, но идею возиться с косметикой всё же забраковал: когда мы наконец припарковались чуть поодаль от южных ворот кампуса, на часах уже было без десяти. Я согласилась сразу, пусть внутри и что-то неприятно заскреблось: хотелось дотронуться до него снова. Я рисовала эту картинку в голове всю дорогу, довольно часто поддаваясь слабости и посматривая на мужчину исподтишка. От поцелуя мои губы по-прежнему сладко пощипывало; розовый румянец всё никак не желал сползать с щёк, однако было в этом и что-то возвышенное, что-то очень приятное и гипнотическое. Что-то, ради чего я бы вытерпела ещё миллион его ужасных, безумно смущающих подколов и взглядов, только бы подольше остаться в ощущении эйфории, вновь без разрешения съевшего меня целиком. Всё закончилось в одно мгновение. Лёгкость, что окрыляла меня с самого пробуждения, испарилась и отправила радостный настрой в урну, едва я проверила свой телефон и оцепенела, резко поменявшись в лице. Сглотнула, взволнованно подобралась. И тут же заблокировала экран. Спрятала мобильник подальше, потому что... Тэ: Не покупай сегодня кофе. Тэ: Я взял тебе. Со смайликом. Смущённым таким, заигрывающим. Всего я насчитала от Тэхёна пять сообщений. Первые три были отправлены чуть-чуть раньше — двадцать минут назад, примерно в тот промежуток времени, когда я была немножечко занята, растворившись в мягкости чужих губ, а потому и не заметила даже, что кто-то попытался до меня достучаться. Тэ: Приходи скорее и забирай. Буду ждать тебя около аудитории. Висящий статус оффлайна. Подпрыгнувшая стрелка часов. И — новые, буквально сквозящие недовольством из-за моего молчания: Тэ: Ты где? Тэ: Давай быстрее, пока это мудачьё не появилось. Мудачьё. Конечно, у них всё по-старому. Взаимная неприязнь, взаимные унижения за спиной. Только вот они оба не знают. Тэхён не в курсе, что его дорогая бывшая всё-таки потеряла голову от того, с кем изменила; Чимин — что мысленно я уже одобрила встречу со своим дорогим бывшим, дабы выложить все карты на стол и наконец признаться в том, что совершенно не вижу с ним будущего. Осталось лишь рассказать об этом. Пак может неправильно расценить мой поступок, если мы не обсудим всё на берегу, и поэтому я просто обязана взять себя в руки и попросить мужчину чётко обозначить, на что ему плевать, а на что — нет. — Слушай, Чимин... — я уже держусь за дверную ручку, когда всё-таки решаюсь закинуть удочку заранее. — Нужно поговорить. Ты не против? Пак отвлекается и, в последний раз пригладив пластырь на шее, переводит на меня вопросительный взгляд. — О чём? — После пары скажу, — улыбаюсь я, но выходит явно тухло, поэтому выражение его лица моментально становится озадаченным. Мужчина опирается локтем о консоль, слегка наклоняя голову вбок. Его глаза находят мои, и на мгновение мне кажется, словно он сразу заподозрил меня в чём-то неладном, когда я достала свой телефон, но почему-то не решился спросить об этом напрямую. — А сейчас что мешает? — Время поджимает, тут не на пять минут, — поясняю я, параллельно раскрывая дверь, и опускаю одну ногу на асфальт. — Спасибо за утро, Чим. Я пойду, не забудь приложить карту, — и, ведомая каким-то безотчётным порывом, всё-таки мимолётно притрагиваюсь пальцами к его запястью, прежде чем вновь широко улыбнуться и, попрощавшись, наконец-то выскользнуть на тротуар. К аудитории я поспеваю вовремя: учебное здание располагается не так далеко от ворот. Звонок — бодрая мелодия, уже успевшая порядком приесться всем студентам за время учёбы, раскатывается по коридорам ровно в восемь, когда я плюхаюсь на место рядом с сонно размазавшейся по парте Юри и легонько тыкаю её в бок, чтобы сообщить о своём присутствии. С Тэхёном мы так и не пересекаемся. Ким уверил меня, что будет ожидать где-то поблизости, однако в мини-зоне для отдыха я его не обнаружила, хотя он прочитал моё сообщение: едва ступив на территорию кампуса, я тут же из вежливости написала, что скоро подойду. Тем не менее, парня на месте не оказалось, ровно как и в аудитории — сколько бы ни озиралась по сторонам, но знакомая лохматая макушка всё никак не попадалась на глаза. — Как поздно вы вчера легли? — произношу я себе под нос, попутно доставая из сумки тетрадку и чёрную гелевую ручку. — Такое впечатление, будто ты вообще не спала. — О, да ты задержалась, — вместо приветствия лениво мямлит подруга, выпрямляясь на стуле и сладко потягиваясь. — Вот, смотри что тебе тут принесли, — она осторожно вынимает из поднятого с пола пакета стаканчик с кофе и, как-то воровато кинув взгляд на пустующую трибуну, наклоняется ко мне. — Тэхён наказал передать тебе, если дойдёшь сегодня, — продолжает девушка шёпотком. — Правильно понимаю: пить ты это, учитывая ситуацию, не будешь? Я могу забрать себе? — А сам он где? — интересуюсь я, вновь вытягивая шею и начиная осматривать нижние ряды парт, но быстро осекаюсь, как только в класс плавной походкой, припозднившись всего на минуту, вплывает Чимин. — Окей, забирай, — без раздумий двигаю стаканчик обратно к подруге я. — Мы ... кое с кем позавтракали уже, так что кофе я пила. Не хочу, чтобы он узнал, что мне купили ещё один. Это будет провал. Лучше уж я придумаю какую-нибудь убедительную отговорку для Тэ, чем рискну хрупким перемирием с Чимином, который вот уже несколько раз мельком оглядел присутствующих. Весь из себя важный, как и всегда, поднимающийся на трибуну с видом отрешённым, но статным; и даже голос его, когда мужчина здоровается со студентами, привычно сух и безэмоционален. — Ого, вы уже и завтракаете вместе... — тянет Юри с хитринкой, прихлёбывая кофе глоток за глотком. — Скажи мне, что задобрила его, потому что у меня не доклад, а говно из палок. — Да прекрати ты, всё там нормально — ты же мне показывала, — цыкаю я на неё, не оценив намёка. О том, что конкретно подруга имеет в виду, протягивая это своё ехидненькое «задобрила», даже уточнять страшно. — Ну так что, Тэхён ушёл? — Ушёл, но пообещал, что вернётся ко второй половине пары. Сильно занятой, видите ли. — Ко второй половине? Пак его не впустит. Юри равнодушно пожимает плечами. — Он почему-то уверен, что впустит. — Ничего не меняется, — фыркаю я, скептически покачав головой. — Самонадеянности хоть отбавляй. Интересно, как он экзамены собрался сдавать с таким количеством пропусков? — Как-нибудь, — невозмутимо изрекает девушка, а потом отставляет от себя стакан и, облокотившись на спинку стула, складывает руки под грудью. — Не думаю, что для него это проблема, ты же помнишь: он у нас теперь золотой. Таким счастливчикам, как он, диплом уже вряд ли когда-нибудь пригодится. Так, в рамку поставить или стол подпереть, чтобы не шатался. Бесполезен, в общем. — Вот это-то меня и пугает, — вздохнув, говорю я. — Бесполезен или нет, а мозгами пользоваться надо уметь, тем более, что нет в мире ничего стабильного. Сегодня он золотой, завтра — не только без работы, но и без вышки. Разве это разумно? — Ему об этом скажи. Он, видимо, считает, что да. Чимин начинает что-то вещать по теме занятия, и мы с Ким тогда же синхронно притихаем, сосредачиваясь на мелькающих слайдах позади него. Мужчина упирает руки по обе стороны от листа посещаемости, лежащего на столе; расслабленный, с подвёрнутыми до локтей манжетами и солнечными очками, которые он использует как обруч, чтобы убрать чёлку со лба. Меня немножко клинит, когда я тайно наблюдаю за ним, спрятавшись за спиной одногруппника-громилы, развалившегося впереди. Даже если бы я захотела — не смогла бы выкинуть из памяти то, как проводила пальцами по этим самым волосам. Как зарывалась в них, как стонала, когда рот, которым он сейчас так профессионально разжёвывает для нас материал, с жадностью накрывал мой, а затем спускался ниже — к ключицами, к рёбрам, к животу; как он уверенно разводил мои острые, сломленные дрожью коленки... Масла в огонь подливает то, что никто из присутствующих здесь не знает, в каких отношениях мы состоим. Преподаватель и студент — это табу, весомая причина для его увольнения и разговора о моём отчислении. И хоть нас обоих не заботят условности и правила, но один только факт того, что я завела романтическую интрижку с человеком, которому это запрещено по должности, делает нас похожими на двух беззаконников, скрывающих свои прегрешения от общественности. Мне трудно. От начала урока проходит уже больше часа, а я по-прежнему не могу полностью сконцентрироваться на учёбе, и виной всему — странная сдержанность, прослеживающаяся в поведении Пака. Чимин будто бы намеренно игнорирует постоянную возню и тихие разговоры между студентами, несмотря на свою любовь к гробовой тишине во время пары; практически не повышает голос, а когда кто-то из опоздавших застывает пугливым изваянием на пороге, лишь устало вздыхает и машет рукой, мол, заходи скорее и садись, не отвлекай других от процесса. Я отрицала это раньше, а потому не изнывала от настолько сильного мандража, когда кто-то вокруг обсуждал мужчину и его личную жизнь. Однако сейчас, разблокировав смартфон и следя за тем, как в «болталке» группы сыплются предположения по поводу его долгожданных сексуальных побед, мне становится тревожно и смешно одновременно. — Вот идиоты, — бубнит Юри, прочитав очередное «ему наконец-то дали, инфа сотка», всплывшее в переписке. — Но с чем-то я всё же согласна: тебе памятник надо ставить, спасительница ты наша. — Тише ты, — шикаю я, толкая подругу коленом: если кто-то нечаянно застанет нас за такими обсуждениями, мне несдобровать. — Это из-за засоса, наверное, — объясняю я на грани слышимости, наклоняясь к ней так близко, что почти задеваю чужое ухо губами. — Засоса? — Приглядись к его шее, — украдкой дёргаю я подбородком, чтобы заметила только она. — Видишь? Он пластырь наклеил. — Йерим, с моим зрением я даже лица его не вижу, а ты мне про пластыри какие-то... — фыркает Ким, щурясь. — Ну, может быть... — Палевно, да? — Да какая разница? Ты же знаешь, ребятам не нужен серьёзный повод, чтобы шутить над ним. Чимин явно уже привык, а про тебя и не в курсе никто, так что не переживай, — она пару раз бьёт ногтём по экрану своего телефона, подбадривающе улыбнувшись. — Посплетничают и перестанут. Плюс ко всему, посмотри на Пака — он же вообще, походу, где-то не здесь... И правда. Не здесь. По вине сонного состояния или ещё чего — я понятия не имею, но мужчина выглядит так, словно его все вусмерть запарили. — Да, ты права, — киваю я, укоризненно глянув на шайку особо активничающих в чате студентов. — Бредятину какую-то сочиняют, это не из-за меня. Может, паренёк по имени Ли Ингук, который первым вышел выступать со своей финальной презентацией, действительно прекрасно справился с заданием. Или следующий за ним — Чон Ханыль, второгодка на курсе, — всё-таки взялся за ум и ответственно подошёл к работе, потому что в третий раз этот предмет выбрать ему никто не разрешит. В конце-то концов. Мало вариантов, что ли, помимо тех, что связаны с постелью? Пак Чимин: Хватит сидеть в телефоне. Я резко вскидываю взгляд, не поверив, что он и правда нашёл меня среди стада других голов. Именно тогда, когда все, вообще все, кроме разве что бедолажки около доски в бежевом платье и с причёской в виде двух жидких косичек, заняты написанием стендапа на тему его недотраха. Вы: Эй, ты ведь и сам сидишь! Вы: Сосредоточился бы лучше на выступлении этой милой девочки. У неё, между прочим, очень красивые картинки в презентации. «И ты, между прочим, препод. Ну так, чисто напоминания ради», — хотелось бы мне добавить, но, увы, мой телефон брякает быстрее. Пак Чимин: Насчёт чего ты хотела поговорить со мной? Ах, вот оно что. Повод дёрнуть меня нашёл, значит. Очень приятно, конечно, что мужчина всерьёз озаботился моими словами, но что-то мне подсказывает, что разведи я дискуссию прямо на уроке — и настроение у него, равно как и оценки всех выступающих сегодня, знатно подпортятся. Вы: После пары, Чимин. Пак Чимин: Вкратце. Тебе всё равно пока нечем заняться. Вы: Пока? Пак Чимин: Займу, если будешь бездельем страдать. Пак Чимин: Так насчёт чего? Я едва не постанываю в голос, встречаясь с его выжидающим взором. Издалека, с расстояния метров эдак пятнадцати. И пусть тот не задерживается на мне долго, соскальзывая и уносясь куда-то к сплошным окнам: к вплотную стоящему соседнему зданию и буквально чуть-чуть — кусочку неба над ним, но сомнений не остаётся: мужчина не отстанет от меня, пока не добьётся желаемого. Вы: Тебе это не понравится, но мне надо услышать твоё мнение. Вы: Не знаю, касается этот вопрос только меня или тебя тоже. Если вдруг я ошибаюсь и тебе это будет неинтересно, то скажи, и я просто решу всё сама. Пак Чимин: Моё мнение по поводу чего? Пак Чимин: Не обижайся, но когда ты начинаешь решать что-то сама, это обычно ни к чему хорошему не приводит. Я по-доброму хмыкаю. Меня не задевает, что он озвучивает такие вещи: как бы то ни было, доля правды в этом есть. Всякий раз, когда я принималась крутиться самостоятельно, всё становилось ещё более запутанным, многогранным и болезненным. Это ни в коем случае не значит, что я стремлюсь переложить на него свою ответственность. Я никогда не относилась к тому типажу девушек, которые спешат встать за сильной мужской спиной, однако тема моего бывшего — это настолько дремучие дебри, что я бы лучше подстраховалась, прежде чем совершать действия, которые, в теории, могут повлечь за собой последствия для нас обоих. И всё же меня страшит его реакция. Что, если я вообще на пустом месте панику развела? Если он посмеётся. Если ответит: а каким боком тут я? Ким Тэхён — твоя проблема, не моя. Да, между нами с тобой что-то есть. Да, я ночевал у тебя. Да, мы целовались. И да, разумеется, я тебя трахал. Но должна ли ты мне отчитываться о том, как там у тебя дела на сгнившем любовном фронте? Спорно. Пак Чимин: Ну? Пак Чимин: Йерим. Вы: По поводу того, как нам поступить с Тэхёном. — Преподаватель Пак... Чёрт. Девчонка, которую я только что назвала милой, делает шаг к мужчине и, скромно улыбнувшись, кланяется перед ним. Выступление окончено — весь класс принимается хлопать, только вот сам преподаватель, кажется, по-прежнему витает где-то в облаках. Роняет ей скупое: — Спасибо, садись. И так же бледно произносит новое имя, числящееся в списке, в то время как я судорожно переворачиваю мобильник экраном вниз и, поджав губы, прикладываю ладонь ко лбу. Видел. Прочитал за мгновение до того, как его окликнули. Нам. Вот и нафига я написала ему «нам» вместо «мне»? Где были мои мозги в тот момент? Телефон под ладонью издаёт короткую вибрацию, и я тотчас нервно прикусываю во рту язык, уставляясь на вспыхивающий экран. Пак Чимин: А что с ним? Что ж, пути назад нет. Я надеюсь, мы перешли на тот этап, когда честность — это признак доверия, а не повод зацепить друг друга за живое. В противном случае, конструктивному диалогу точно не состояться, а вот очередному трипу на эмоциональных качелях — очень даже. Вы: Он предложил мне встречаться. Вы: Ждёт, пока я соглашусь на свидание и озвучу ему свой ответ. Пак Чимин: И? Пак Чимин: Мне помочь тебе выбрать? Ладно, отмена. Честность — безусловно, признак доверия, но над «зацепить за живое» нам явно придётся ещё поработать. Вы: Ой, не груби, а. Вы: Я всего лишь прошу подсказать мне, что при нём можно упоминать, а что нельзя. Вы: Я откажу, естественно. Мне нужно понимать, как правильнее это сделать, чтобы никому случайно не доставить неприятностей. Пак Чимин: Правильнее будет просто написать ему «нет» и закрыть на этом тему, Йерим. Да. Да, я в курсе. Будь на месте Тэхёна кто-то другой, я бы не запаривалась и отшила его самым банальным способом — по смс. Дёшево, сердито, а главное — без лишней нервотрёпки. Не обрекая себя на то, чтобы смотреть, как огоньки надежды в глазах напротив идут ко дну, сменяясь искорками накатывающей обиды. Так было бы проще. Бесспорно, меня тоже привлекает перспектива содрать с себя ответственность, как липкий комплект одежды, от ношения которого уже неприятно чешется кожа, только вот моя совесть вряд ли вывезет это на своём горбу. И без того наломала дров. Ещё до официального расставания наломала — следует хотя бы теперь поступить по-человечески. Вы: Я так не смогу, Чимин. Вы: Это сильно обидит его, так что лучше мы встретимся и я озвучу всё напрямую. Вы: Не хочу новых конфликтов. — Ты с кем там? А, — подруга, привалившись к моему плечу, читает имя собеседника и тут же отодвигается, как бы смутившись своей бестактности. — Извини. Зато теперь понятно, чего он в телефон залипает. — Да это не... — Дальше, — вдруг гремит в уши студентам Пак, заставляя всех вздрогнуть — и нас в том числе. — Чо Минхёк, студенческий номер: ноль-три-семь, ваш выход. Подруга дёргает бровью, наблюдая за тем, как я сконфуженно качаю головой. Она ничего не говорит — спасибо проницательности, но, прежде чем молча вернуться к повторению параграфа в учебнике, всё-таки пару раз сочувствующе похлопывает меня по бедру. Держись. Пак Чимин: Это единственная причина? Напряжение в груди отступает. Вместо него меня прошибает какое-то несдвигаемое, титаническое чувство. Я хочу ткнуть его носом в очевидное. Вот прям так, чтобы отпечаток остался, потому что — ну давайте уже без шуток — я бы с ним не спала. Мы бы не очутились снова в одной постели, если бы всё было иначе, так что он действительно крупно ошибается, считая, что я до сих пор мечусь между двумя вариантами, словно теннисный мячик — от туда-сюда шпыняющих его ракеток. Вы: Разумеется, единственная. Вы: Не пытайся поймать меня на чём-то подлом, Чимин. Смысл был вообще тебе это рассказывать, если бы я собиралась соврать? Вы: Промолчала бы тогда совсем. Пауза. Мужчина что-то набирает, а потом стирает. Не стесняется наблюдающих за ним глаз — пропускает вызванного на трибуну паренька, чтобы тот перенёс все необходимые файлы с флешки на компьютер, а сам становится чуть поодаль от своего стола и, скрестив руки под грудью, не отрывает задумчивого взгляда от экрана. А потом резко смотрит поверх рядов — сквозь десятки серых фигур, рассекая воздух по чёткой траектории, без единого препятствия. На меня. И сердце вдруг стопорится одновременно с тем, как оживает мобильник. Пак Чимин: Ок, я понял. Пак Чимин: После пары поговорим. Точка. Ничего более. Пак прячет телефон и разворачивается к вежливо окликающему его одногруппнику, одобрительно кивнув, мол, можешь начинать. Урок возобновляется в прежнем режиме, похабные заявления в чате постепенно сходят на нет, уступая место привычному нытью: мужчина внезапно вспоминает о замечаниях. Однако Юри — надо отдать Чимину должное — всё-таки избегает лишних придирок, что заставляет меня испытать странную гордость за них обоих. На календаре середина июня. На следующей неделе — мини-защита уже моя, и тогда же станут примерно известны даты экзаменов, после сдачи которых мы освободимся от учёбы вплоть до самого сентября. Но пока что — подготовка. Усердная, ответственная. Ради знаний; ради того, что непременно ожидает нас после: рабочие практики, шанс удачного трудоустройства по факту высокой позиции университета в государственном рейтинге; карьерный рост, уважение со стороны родственников и друзей. — Вот... — подруга, выделив маркером несколько ключевых абзацев в учебнике, протягивает мне книжку. — Это ведь по твоей теме как раз, да? Чимин оценит, если добавишь в презентацию эту модель и приведёшь пару примеров. Как по мне, получится конфетка. — Ага, — вчитавшись, соглашаюсь я. — Точно, спасибо, — и улыбаюсь, попутно воруя у девушки несколько цветных маркетов, дабы оставить пометки уже в своих материалах. Ким Тэхён, к слову, на занятии так и не появляется.

* * *

— То есть, про тебя он ничего не должен знать, верно? — Да. Вообще ничего. Я поднимаюсь в горку, двигаясь по направлению к своему дому. В ладони у меня — рожок с ванильным мороженым, уже съеденным наполовину, до сладкой вафли. Солнце, припёкшее столицу с утра, наконец заходит за сгущающиеся облака, и по улицам начинает гулять прохладный ветер. С прогнозом погоды сегодня явно не соврали — к обеду на город обязательно обрушится дождь. — У тебя будут проблемы на работе? Слух улавливает щелчки включённого поворотника. Чимин на линии едет куда-то за город, — так он сказал, — чтобы изучить место, где на следующей неделе будет проводиться мероприятие с участием его танцоров. После того, как закончилась пара, Пак собрался и вылетел из аудитории почти сразу, но обещание поговорить всё-таки сдержал и набрал меня спустя полчаса, для удобства выведя звонок на громкую связь. — Будут, но не серьёзнее тех, что и так есть, — отвечает мужчина; из-за шума на заднем фоне его голос звучит чуть приглушённо. — И все они из-за Тэхёна? Пак утомлённо вздыхает. — Отчасти. Йерим, со своими проблемами я разберусь — это не особо важно. Ты поняла, что я пытаюсь до тебя донести? Я не хочу, чтобы ты с ним общалась, по другим причинам. — Да поняла я, поняла... — я поджимаю губы, вспоминая, о чём он только что мне рассказал. — Госпоже Сон я не нравлюсь. В этом вся суть? Она следит за тем, чтобы он не сближался с теми, кто ей не по душе. — Суть в том, что сын у неё всего один, и если он не перестанет добиваться тебя, то все её планы на него пойдут через жопу. — Но мы ведь начали отношения раньше, чем она решила привлечь его в свой бизнес, — бурчу себе под нос я, пиная носком туфли камушек. — Чего на меня-то всех собак спускать? Я даже не обещала ему, что... Короче, ничего я ему не обещала, а виноватой всё равно сделали меня. Почему-то — фиг знает, почему. Это как, адекватно вообще, по-твоему? Чимин усмехается. Мрачно, саркастически. Но тон его голоса, к счастью, остаётся сдержан и даже в какой-то степени мягок, когда он произносит: — Ты тут справедливость какую-то ищешь, что ли? Забудь, Йерим. Не думаю, что ей была разница, обещала ты ему что-то или нет. — Видимо, действительно не было, — соглашаюсь я, кивнув. Самой себе, конечно же. Пялясь под ноги, потому что преодолеваю вот уже десятую ступеньку на пути к своему жилому комплексу и внимательно слежу за тем, чтобы нечаянно не споткнуться. — А она знала... — усердно подбираю я слова, зацепившись вдруг за невольно вспыхнувшую мысль. — Ну, когда мы были в Порёне. Она знала про нас с тобой? Что я... была в её клубе и всё такое? — Скорее всего, знала, — наверное, он тоже кивает. И тоже — сам себе. — Если бы не знала — не позвала бы меня. — Я думала, она звала тебя для себя. Заминка. Я слишком отчётливо ощущаю, как мужчина напрягается. Даже на расстоянии, соединённые одной лишь сотовой связью. Это была плохая шутка. Своевременная, но плохая. И, что ещё хуже, правды в этой шутке — куда больше, чем мне бы того хотелось. — Слушай... — Нет, погоди, — обрываю его я, неожиданно осознав, что ляпнула это с абсолютно неверной интонацией. — Я не к тому, Чимин. Не чтобы тебя как-то попрекнуть или... — А к чему тогда? — Просто не отрицай, что приезжал для определённых... вещей, — сделав над собой усилие, как можно спокойнее говорю я. — Я не горю желанием поднимать эту тему, но тебе не кажется, что твои отношения с ней тоже повлияли на... ну, её неприязнь ко мне? — У меня нет с ней отношений — это раз, — тут же скрипуче поправляет меня Пак, как бы окончательно ставя точку в этом вопросе. — И два — нет, не кажется. Сонми использовала меня, чтобы убедиться в своих подозрениях касательно нас. Ревность здесь не при чём, Йерим. Ей уже давно плевать, с кем и как я провожу своё время. — Может быть... — я колеблюсь, невольно задумываясь над его этим намеренно подчёркнутым «давно», ведь давно быть не может. Никак. Я не поверю в это. Не в его положении — слишком много факторов, указывающих на обратное. — Может быть? — Хорошо, — сдаюсь я, понимая, что анализировать всё равно бесполезно: я до сих пор и половины не знаю о том, что между ними произошло. — Окей, такое вполне возможно. Но ты же осознаёшь, как всё это выглядит со стороны? — Как? — Если она проверяла меня, потому что не верила в то, что я с Тэ не из-за денег, которые он ещё даже не заработал, — повторяю я его фразу, брошенную мне парой минут назад, и принимаюсь копошиться в сумке, чтобы заранее достать ключи от квартиры. — Мы с тобой выпили и поцеловались в клубе за неделю до этого. Выходит, она уже в тот вечер была в курсе, что я изменила, правильно? — Допустим. И что? — фыркает он, уже распознав, к чему я веду. — Подозреваешь меня в том, что я ей помог спровоцировать тебя? — Я всего лишь рассуждаю, Чимин. — Тогда порассуждай ещё о том, как невыгодно мне на самом деле было ваше расставание, — раздаётся ворчливое из динамиков, и я растерянно хлопаю ресницами, останавливаясь прямо посреди дороги. — С рабочей точки зрения, — уточняет мужчина твёрже. Но до меня по-прежнему не доходит. — В смысле? — В смысле, что я бы с удовольствием сбагрил его из компании, чтобы он не докапывался до меня и моих обязанностей. Если бы он отказался плясать под дудку своей мамочки из-за тебя и ушёл, разве лично мне это бы не сыграло на руку? — Постой, то есть... Я прикусываю щёку изнутри, нахмуриваясь. С этого угла я ситуацию не рассматривала. В моём представлении, для всего, где не замешаны чувства, нужен рациональный мотив. У мужчины, когда мы только познакомились, чувств ко мне не было — это очевидно. Получается, и выгода в том, чтобы сподвигнуть меня на разрыв, логично приравнивалась нулю. Но вместо того, чтобы попробовать избавиться от нас обоих, он... — Ты сделал всё наоборот, — констатирую я, мысленно выстраивая события одно за другим, как по цепочке. — Чимин, — обращаюсь я к нему, внезапно притихающему — только двигатель на фоне монотонно шумит, — зачем ты сделал всё наоборот? — Я объяснял тебе. Пак до смешного спокоен. Настолько усиленно, вымученно спокоен, что неестественностью разит аж за километр. Или больше. Сколько нас там разделяет? Пол города? Я морщусь. — Что ты объяснял? — Что всё куда проще, чем ты думаешь. Захотел — и сделал. Или для этого ещё что-то надо? — В ущерб себе? — Йерим... — на этот раз нотки неуверенности слышатся чётче, пусть и хорошо маскируются за смешком. — Ты опять начинаешь? — Потому что ты опять меня путаешь. — Не путайся. Не всё всегда делается из пользы, так что кончай размышлять и лучше резумируй всё то, что я сказал насчёт Кима. А то что-то мне подсказывает — ты уже половину забыла. Мимо меня, резко засигналив, проносится машина. Я встряхиваюсь и, найдя глазами свои окна — вдалеке, но уже достаточно близко, дабы преодолеть расстояние всего за пару минут, медленно возобновляю движение вверх по склону. — Да уж, изворотливости тебе не занимать, — подтруниваю я, внутренне уже смирившись с тем, что раскачать его не удастся. — Но ладно, опустим — всё равно расскажешь мне рано или поздно. Так что ты хочешь, чтобы я резюмировала? План действий? Мужчина фыркает. Его явно забавляют нотки властности в моём тоне, однако он решает воздержаться от комментариев на этот счёт. — Повтори мне ключевые базисы. — Боже, а выражения-то какие подбираешь, я прям как у доски на зачёте встала... — Не юмори, а повторяй давай. — Окей-окей. В общем, — я раскрываю перед собой ладонь, приготовившись загибать пальцы. — Первое, оно же и основное: Тэхён не должен знать, что мы общаемся. Я никуда с ним не еду, максимум — можем встретиться около моего дома, чтобы не давать его ма... короче, госпоже Сон поводов заподозрить меня в светлых чувствах. О тебе не говорить. Вид неприступный, лицо скорбное, юбка не выше колен. Всё? Все ключевые базисы на месте, уважаемый проверяющий? — Молодец, на зачёт потянет. Разве что про твой... — судя по тому, как Пак запинается, моя шутливая вольность немного ставит его в тупик, — внешний вид я ни слова не сказал. — О, правда? То бишь, всё-таки могу надеть короткую юбку? — Йерим. — Ась? — Если ты меня пытаешься выбесить таким образом, то завязывай. Получится ведь — сама потом жаловаться будешь. Кончик моего языка юркает по нижней губе, заставляя заблестеть не только взгляд, но и рот. Дурацкое сочетание — я ощущаю себя кусочком маршмеллоу, которое расплавили на сковороде. Спасает только то, что мы с мужчиной созвонились не по видеозвонку, не то косить под идиотку, светя при этом красными от довольства щеками, обернулось бы полнейшим провалом. На углу расположен супермаркет. Завидев вывеску, я напоминаю себе о том, что дома закончилась питьевая вода и осталось совсем мало фруктов, а потому пересекаю улицу и, мысленно приказав сердцу стучать ровнее, как ни в чём не бывало произношу: — Завязала. Я к магазину подхожу, кстати. Забегу ненадолго и домой, тут рядом. А твой навигатор как поживает? Долго ещё ехать? — Около часа. — А обратно во сколько? — Пока не знаю, — и, немного подумав, добавляет: — В районе одиннадцати, наверное. — М-м. Поднимается ветер. Я провожу ладонью по волосам и кусаю губы, прекрасно понимая, что время нашего общения подошло к концу. Пусть мужчина и не подгоняет, но... пожалуй, я согласна брать всего понемножку. Его искренности — понемножку; эйфории от того, что мы наконец сближаемся, словно ужаленные чем-то невидимым в спину, — тоже по чуть-чуть. До ночи, по крайней мере, хватит. Ну, точнее. Я свято надеюсь на то, что хватит. — Что ж, я тогда... пойду, да? Мне, в целом, и в магазине с телефоном удобно будет, но... — Не нужно, иди, — тут же отзывается он, видимо, тоже почувствовав неловкость от образовавшейся паузы. — Тем более, что я уже на скоростную трассу выезжаю. Связь может периодически лагать. — Ясно, ладно, — тень грусти прослеживается в моём голосе, но я всё равно улыбаюсь, пусть он и не может этого видеть. — Хорошего дня тебе, Чимин. — Спасибо. И тебе. Я благодарно мычу что-то в ответ, пробираясь через кучку толпящихся в дверях бабушек, после чего слегка скованно прощаюсь и, первая сбросив вызов, зачем-то ещё несколько секунд пялюсь на потухший экран, прежде чем вздохнуть и убрать телефон в сумку. Парадокс. Буквально месяц назад я бы и представить себе не смогла, как обсуждаю с Чимином личные вещи, и без того пребывая с ним на контакте с самого утра, а теперь вон — мы умудрились проболтать целых пятнадцать минут и при этом даже не поссорились. Вопреки заведённой теме. Ким Тэхён — я чувствовала, что мужчине очень сложно избегать оскорблений и чёрной иронии, когда он обсуждает человека, которого на дух не переносит, однако нам всё-таки удалось достичь понимания. Он был не в восторге от моих намерений совершенно, это читалось между строк, однако в итоге сдался и всё-таки уступил; я же — не постыдилась и, послав все сомнения куда подальше, доверила ему свои мысли. Мужчина пошёл мне навстречу. Я осознала это с запозданием, нашла диким и в какой-то степени иллюзорным, словно бы мне лишь померещилась его откровенность. Но мгновения утекали как сквозь пальцы вода, сотовый постепенно нагревался и обдавал теплом ухо, а с осуждением я так и не столкнулась. Чимин не хотел — это было очевидно, но всё же сделал над собой усилие и разродился парой-тройкой весомых фактов, чем — без преувеличений — локализовал настоящий прорыв в наших с ним непростых отношениях. И подтвердил мои догадки. Я и раньше предполагала, что Тэхён сидит на коротком поводке у своей матери, несмотря на своенравие и любовь к свободе. Его необходимость в ней казалась мне прозрачной, желание сунуться ближе к финансовой кормушке — смелым и оправданным, однако чем больше мужчина рассказывал про Сон Сонми, тем сильнее я задумывалась о рисках своего дальнейшего взаимодействия с Кимом. Его родная мать не только невероятно богата, но и деспотична. Я виделась с ней всего однажды, но даже тогда меня предследовало ощущение, что в этой женщине маловато морали. Она относится к людям как к бизнесу: вложил — получил. Вклад бесполезен, если он не оправдал средства, и стремление контролировать каждый шаг сына, загоняя его в рамки рабочего плана, олицетворяет её как человека прагматичного и чудовищно далёкого от всего, что строится на духовных принципах. Пак предостерёг. Посоветовал не играть с огнём, а мне вдруг до рези в дёснах захотелось спросить, какого чёрта он предупреждает об этом так поздно. Почему не несколько месяцев назад, когда я слепо рыскала в поисках правды и притащилась в клуб; почему не в тот день, когда мы прятались за шторой в чужом офисе, а потом, напившись и опустившись до поцелуев в стрип-комнате, провели ночь в моей постели. И почему, если в идеале я должна держаться от Сон Сонми как можно дальше, он первым привёл меня к ней под нос? Я не стала уточнять. Не осмелилась. По крайней мере, не сегодня. Но маленькую зарубину на подкорке оставила. Закупилась в магазине, немного отстранённо посновав между полками с продуктами; добралась до квартиры, приняла освежающий душ, чтобы взбодриться, и, плотно подкрепившись в обед, наконец отправила Тэхёну сообщение, где выразила свою готовность встретиться и — подруга напомнила перед тем, как мы разошлись, — признательность за свой утренний кофе. Парень замелькал в онлайне спустя полчаса. Отозвался радостно, с кучей смайликов — в его духе. Мы договорились на восемь. Как я и предполагала, Ким вызвался заехать за мной, чтобы потом вместе отправиться... куда-то. Он не уточнил, сказал — это будет сюрприз, но я точно не разочаруюсь. Попросил надеть платье. Добавил: у тебя в гардеробе есть одно красивое, серебристое — тебе этот цвет всегда был безумно к лицу. Я помню его. Не надевала целую вечность, потому что оно довольно открытое, вечернее — для рядовой прогулки вряд ли подойдёт. Тэхён постоянно сыпал комплиментами, когда я появлялась в нём на наших первых официальных свиданиях, а поэтому выбор меня не удивил: сколько его знаю, парень всегда любил, когда я наряжалась для него во что-то максимально девичье. Только вот я... Я надеваю футболку и обычные джинсовые шорты. Уже практически перед выходом, кинув быстрый взгляд за окно, где до сих пор бушует ливень, и вернув взгляд к достанному из шкафа платью, шикаю сама на себя, предчувствуя приближающийся тайфун. Ещё темнее, ещё свирепее того, что и так омывает город крупным, застилающим закатное солнце дождём. Это не займёт много времени. Я репетировала, проматывала заученные слова в голове тысячу раз. Мне просто нужно выдрать это из себя, сковырнуть, как омертвевшую корку. Высказать всё как есть — сухо и прямо, без прикрас. Что не питаю надежд, что перегорела, что не люблю. Что остыла, как вода в сломанном чайнике, и не даю нам второго шанса. Я справлюсь. Мне жутко совестно, но я смогу. Это будет честно. Не настолько честно, как если бы я созналась, что ношу в себе слабость к другому, но будь обстоятельства иными — я бы покаялась и в этом. Взмолилась бы, чтобы не обвинял, не судил слишком строго за то, что оказалось мне не по зубам. Ровно как и он, находящийся не в силах бороться с притяжением ко мне, я больше не в состоянии замалчивать пустоту внутри. Завязываю волосы в низкий хвост. Беру из комода зонтик и, надев старые поношенные кеды, которые будет не страшно промочить, с камнем на сердце вываливаюсь в коридор. Запах свежести и влажной листвы вторгается в лёгкие. Косая морось, шумно разбиваясь об облезлые балконные балки, попадает на пол и заливает ровно половину бетонной плитки. В босоножках я бы стопроцентно испачкала ноги; в туфлях на высоком каблуке — не только испачкала, но и рискнула бы переломать. — Погодка, конечно... полный отстой, скажи? Я вздрагиваю, не пройдя и метра. Вдалеке, под мигающей соседской лампочкой, только-только поднявшись по лестнице, стряхивает капли со своего пиджака Тэхён. Он двигается неспешно, расслабленно, преодолевая расстояние до меня мягкой прыгучей походкой, но едва присматривается и замечает, насколько отличен мой наряд от его собственного, останавливается и удивлённо ломает бровь. — Ты такая, — парень усиленно подбирает слово, пока я смотрю на него, внутренее сжимаясь от прилива волнения, — домашняя. Я чувствую себя уязвимой, и поэтому вынужденно растягиваю губы в улыбке, чтобы скрыть неловкость. — Привет. Это плохо? Немного помедлив, он всё же отрицательно мотает головой, а затем спокойно произносит: — Привет. Нет, всё нормально. Я не против. Сам собирался тебе сказать, что красивую одежду надо бы отложить до лучших времён. Тэ лжёт. Выглаженные рукава его рубашки лгут, кожаный ремень с блестящей бляжкой лжёт. Даже укладка на его голове, логично сохранившаяся благодаря тому, что всю дорогу он провёл в салоне автомобиля, — и та лжёт, заигрывающе падая на открытый лоб. Ким ответственно подошёл к нашей встрече. Если у него за пазухой припрятан ещё и букет цветов, то я точно в полной заднице. — Зачем ты поднялся? — оторвав взор от его тщательно выгляженного костюма, с искренним интересом спрашиваю я. — Мы, вроде, договаривались встретиться внизу. Я думала, ты подождёшь меня в машине. — Решил побыть джентельментом и сопроводить тебя до кареты, — отвечает он, приблизившись ко мне вплотную. — Вот зонтик. Но ты, кажется, и так взяла свой... Я киваю, опустив глаза к носкам своих кроссовок — у нас и правда абсолютно разный выбор стиля сегодня, и делаю крохотный шаг в сторону. — Да, взяла. Поэтому тебе не стоило так заморачиваться. — Заморачиваться? — он смеётся, словно бы и не замечая, как напрягаются мои плечи. — Мне не сложно, солнце. Давай, пойдём. У нас не так много времени — я подготовил тебе сюрприз, не забыла? — и, подмигнув, мягко подталкивает меня в лопатки, заставляя наконец-то тронуться по направлению к лестнице. В корешок языка внезапно укалывает. Я хочу извиниться, покончить с этим прямо на месте, но осекаюсь и вовремя захлопываю рот. Нет. Разговаривать в коридоре — это плохая идея. Я не боюсь сесть с ним в автомобиль, и поэтому плетусь по заданной траектории в кротком молчании, но боюсь, что Тэ не послушает меня, когда я начну настаивать на отмене организованных им планов. Мы вместе спускаемся на парковку. Противная морось то и дело бьёт нам в лицо, гонимая под навес ветром, однако я не раскрываю зонтик — парень справляется с этим первым. Он закрывает меня от дождя, галатно шествуя позади, буквально дыша мне в затылок, промокая со спины, но при этом упорно провожая меня вплоть до дверей своей машины. Или не своей. Чимин как-то упоминал: этот новороченный кроссовер — всего лишь подарок. Ким не смог бы приобрести авто столь премиального класса сам. Его мать — это она грамотно подошла к делу и выкинула на стол козыри, продемонстрировав сыну часть материальных преимуществ его нового положения. И он ими пользуется. Избавившись от тягости в сборе денег на ежемесячную страховку, транспорт и съём комнаты в общежитии, он стал выглядеть намного увереннее в себе, но меня это почему-то не привлекает. Забравшись на переднее пассажирское сидение, я краем глаза наблюдаю за тем, как парень оббегает машину, и нервно сжимаю в пальцах телефон, взволновавшись. Чимин больше не писал. Возможно, он даже не узнает, если мы с Кимом всё-таки куда-то поедем. Но я обещала. Я поклялась самой себе, что не дам слабину и не отступлю, потому что жалость — последнее, что я должна испытывать к человеку, который отказался от меня морально куда раньше, чем я очернила наши отношения изменой. — Стой. Я хочу поговорить здесь, Тэхён. Парень не успевает нажать на кнопку зажигания, остановленный моим голосом. Ким поворачивает ко мне голову, словно бы и вовсе не расслышал просьбы, а затем нахмуривается и растерянно уточняет: — Здесь? — Да, — отбросив колебания, твёрдо обозначаю я. — Мне кажется, твоя машина подойдёт. — А как же ресторан? — Я знаю, ты собирался сделать всё как полагается, но... Тэ, правда. Я не думаю, что оно того стоит. — Почему? Тэхён выглядит застанным врасплох. Он уже догадывается, что я пытаюсь ему всем этим сказать. Не может не догадываться: будь у нас шанс на воссоединение, я бы не рубила его инициативу на корню. — Потому что если мы куда-то поедем, это будет считаться свиданием, — просто говорю я, чтобы теперь моя позиция стала для него максимально прозрачной. И она становится. Парень буравит глазами обод руля, размышляя над моими словами. Прочищает горло, бросает на меня изучающий взгляд. — Ты видишь в этом проблему? — Не совсем, но... — Но? — Не уверена, что нам это нужно. Необязательно устраивать романтику, чтобы просто поговорить. — Йерим, это как-то... странно, что ли. Я имею в виду, мы ведь не чужие друг другу люди. Я хочу, чтобы ты приятно провела время, поэтому и приглашаю на ужин. Тебе не нужно ни о чём беспокоиться — я постараюсь принять твоё решение, каким бы оно ни было, но давай переместимся в какое-нибудь другое место? Более подходящее. Хотя бы просто в кафе, если на ресторан ты не настроена. Cекунда. Две, пять. Я не отвечаю, и Ким роняет руки на колени, с шумом вздыхая. Крупные капли дождя разбиваются о лобовое стекло, запирают нас в коконе из шумовой завесы, и резко повисшее молчание сдавливает виски, побуждая меня сильнее вжаться в спинку своего сидения. — Ладно, я понял. Твой ответ — «нет», верно? Ты не хочешь быть со мной, поэтому так себя ведёшь? — Тэхён, — я прикрываю глаза, чтобы выждать пару мгновений, собраться с духом и продолжить, — я веду себя так, потому что это правильно. Я действительно уважаю тебя, как уважаю и все те годы, что мы были вместе, но нам обоим надо принять как факт: всё закончилось ещё тогда, когда мы впервые друг другу соврали. — Именно поэтому я и предлагаю начать всё сначала, — упирается парень, садясь ко мне вполоборота. — Без недомолвок, без обид. Я смогу простить и забыть то, что произошло, если ты мне поможешь. Йерим, — он снова приближается ко мне, переходит на шёпот, чтобы завладеть моим вниманием полностью и без остатка. — Пожалуйста, не сопротивляйся. Поехали покушаем. Заодно и обсудим, как нам дальше быть, м-м? Прикосновение к запястью. Лёгкое, нежное. Парень дотрагивается до меня, проводя большим пальцем по косточке на руке. Той, что лежит у меня на бедре. Дотягиваясь, пока я пребываю в прострации, внутренне мечась между сочувствием и своими настоящими желаниями. Это отрезвляет. Приводит в чувство, будто бы пиная чем-то каменным поддых. Я дёргаюсь, вырывая запястье из кольца чужих пальцев. Врезаюсь взглядом в чёрную тень, искажающее мимику на лице напротив, и произношу прежде, чем он успевает упрекнуть меня за холодность: — Тэхён, нет. Я понимаю, что это грубо, но я не собираюсь повторять свои же ошибки. — Какие ещё ошибки? — вмиг оскорбляется он, задохнувшись от возмущения. — Наши отношения — ошибка? Это из-за того, что я не рассказал тебе всё тогда? Йерим, я же попросил — давай попробуем забыть об обидах. Я понимаю, что тебе тоже нелегко, но мы... — Ты осознаешь, что дело вообще не в моих или твоих обидах? Не в том, сможешь ли ты меня простить, а я — тебя. Тэхён, разве ты не допускаешь мысли, что я банально не могу встречаться с тобой? Люди меняются, никто не застрахован от того, чтобы проснуться одним утром и внезапно понять, что больше ничего не чувствуешь к тому, кто рядом. — Я и так вижу, что ты не любишь меня так, как любила раньше, — выдавливает Ким сквозь зубы, словно мои слова доставляют ему физическую боль, и немного отстраняется. — Ты остыла, но зачем сразу ударяться в крайности-то? Мы пробыли вместе достаточное количество лет, чтобы я сейчас поверил, будто ты полностью меня забыла. — Я не забыла. Сказала же, что ценю всё, что между нами было, но это никак не влияет на... — Влияет. Конечно, я мог тебе приесться, но разве так не со всеми парами, а? — не отступает он, цепко удерживая мой взор своим. — На определённом этапе чувства ослабевают — это не новость. Только вот, Йерим, это не отменяет близости, которая между нами есть. Ты мне родной человек, я знаю о тебе всё, точно как и ты — обо мне. Меня как ужаливает. Крюк, рванувщий что-то мягкое и чувствительное под рёбрами, — и вот я уже уставляюсь на него в изумлении, оглушённая всем сразу: и несправедливостью, и тем, каким, чёрт побери, самоуверенном тоном он мне её скормил. — Да неужели? Вот это всё? — я вскидываю ладонь в воздух, указывая на его одежду и дорогие наручные часы. — Про это я знала? Про то, что ты на самом деле богат, что ты связался с каким-то нелегальным бизнесом, которым владеет твоя родная мать? Или про то, что тебя, пока я там в догадках терялась, пытались свести с девушками из более состоятельных семей? Не неси бред, Тэхён. Мы были близки, я не спорю, но как показала практика — не настолько, чтобы взаправду друг другу доверять. Его верхняя губа опасно дёргается. — И ты обвиняешь в этом меня, правильно? В том, что мы отдалились — это только из-за меня и моих обязательств перед матерью? — Не только. Но то, что ты называешь это обязательствами, уже о многом говорит, знаешь ли. — По крайней мере, я ни с кем не трахался, пока человек, который душу бы за наше будущее отдал, ищет меня по всему грёбаному городу, — буквально выплёвывает он, и я от неожиданности разиваю рот, ощутив, как в животе лопается что-то мерзкое и ледяное. Обида. Она бурлит в нём, выплёскиваясь через край. Отпечатывается в глазах, сочится ядом из рта. Ким лишь говорит, что забыл. Он убеждает сам себя, что перестрадает, сотрёт сердце в кровь, но смирится. Выцарапает меня из-под крыла другого, даже если для этого придётся вывихнуть свои собственные. Но нет. Никогда. То, что я совершила. Даже если бы на самом деле любила. Даже если причина моей измены — лишь выстоявшееся одиночество. Он не перечеркнёт это. Грязные, испещрённые гадкими пятнами листы нашей книги, — они все в дырах. Они сожжены почти дотла. Так что он хочет спасти? И самое главное — ради чего? — Чёрт, прости меня, — нарушает он тишину, плотно сомкнув веки и приложив пальцы к переносице; делает глубокий вдох. — Я не хотел вспоминать об этом, но... — Всё нормально. Не нормально. Ничего не нормально, и мы оба это чувствуем. — Прости, — повторяет он, снова пододвинувшись ко мне — так, что его рука оказывается на спинке моего сидения. — Мне жаль, но я постараюсь... — Нет, серьёзно, — усмехаюсь я, не скрывая напряжения, и отворачиваюсь к окну. — Не старайся. Ты имеешь право осуждать меня. — Я не хочу больше в этом вариться. Осуждать себя, осуждать тебя — ты не представляешь, как меня это вымотало. — Представляю, но мы ничего не можем поделать с тем, что уже случилось. Единственный выход из ситуации — это идти дальше, не оглядываясь и не сожалея. Со временем всё пройдёт, Тэ. Нужно просто немного подождать. — Тогда как быть с тем, что я люблю тебя? — Что? Я моргаю, резко оборачиваясь, наивно полагая, что мне почудилось. После всего того, что я попыталась втолковать ему; после того, что он на меня выплеснул. После того, как я сказала, что больше не в силах, что это теперь совершенно не для меня и не про меня. ...но все сомнения рассыпаются, как только я замечаю его слабую, грустную улыбку. — Я люблю тебя, Йерим. Я люблю тебя безумно, и в этом вся сложность. Грудную клетку пробивает тоской. Со всей дури, до вмятины. — Тэхён... — Я признавался в этом своей маме. Ты можешь думать, что я был не против встреч с дочерьми её партнёров, но это не так. Я много раз говорил ей, что мне противно, и чётко обозначил, что пройдёт пару лет — и я сделаю тебе предложение независимо от того, как она к этому отнесётся. — Тэ, хватит. — Нет, выслушай, — умоляет он, и что-то в его тоне заставляет меня сокрушённо замолкнуть, поникнув головой. — Я не забыл. Все наши путешествия вдвоём, все звонки по ночам, все счастливые моменты, которые у нас были. Я помню всё до деталей, даже ссоры для меня как стимул жить, Йерим! Ты первая, кого я действительно полюбил; первая, кого я познакомил со своей семьёй. Я никогда не воспринимал тебя как нечто временное, и мнение моей матери этого не изменит. — Я первая, но далеко не единственная, — склеив самообладание по крупицам, булькающим шёпотом говорю я. — Не зацикливайся на этом, пожалуйста. Дело не в твоей маме, а в том, что у меня к тебе больше нет... — В моих силах доказать, что это не так. — Чувств, Тэ, — намеренно заканчиваю я фразу, посмотрев на него циплющими от слёз глазами. — Ты совсем не понимаешь, да? Я не не хочу отвечать тебе взаимностью. Проблема не в моём желании, а в том, что я просто не могу. Так же, как и ты не в состоянии отказаться от меня. Но почему я должна уважать твои чувства, а ты мои — нет? Почему ты перекидываешь на меня ответственность за них? Это эгоистично — основываться только на том, что больно тебе! Что тогда насчёт меня? Обо мне ты, блин, вообще подумал? — Если бы я о тебе не думал — делал бы я всё то, что делаю сейчас? Присылал бы тебе цветы, пытался бы заработать деньги, чтобы твой отец наконец посчитал меня достойным? — я отклоняю голову вбок, пряча лицо за волосами, но парень цепляет меня пальцами за подбородок, принуждая вернуть к нему свой раздробленный взгляд. — Не убегай. — Тэхён, прекрати, — жалобно хриплю я, предчувствуя надвигающуюся истерику. Она обволакивает. Ползёт вверх волной — от пяток к горлу, и встаёт между стенок тугим комком, не позволяя толком вздохнуть. — Ты обесцениваешь меня. — Я не... — Нет, именно это ты и делаешь! — шипит он мне в губы, весь пробитый крупной дрожью, кажется, не меньше меня. — Делаешь, не зная, как часто я впрягаюсь за тебя! Считаешь, мне это легко? Выгораживать тебя перед людьми, объясняя, что простил, потому что ты просто запуталась, — реально считаешь, что я думаю только о себе, когда оправдываю твою измену? — Да ты совсем меня не слышишь, что ли?! — в сердцах вскрикиваю я и резко выдыхаю, словно кто-то в одночасье выпорол из меня лёгкие и приказал дышать через кожу. — Просто запуталась? Ты что, издеваешься надо мной? Кто тебе сказал, что меня надо перед кем-то выгораживать?! — Серьёзно, да? — набычивается Ким в ответ. От нежности и немой просьбы, что теплились в его глазах ещё недавно, не остаётся и следа. — Лучше бы было, чтобы все поверили, что ты предпочла меня какой-то дешёвой шлюхе? — Кто — все? И какой ещё, к чёрту, дешёвой шлюхе?! — Ты понимаешь, о ком я! — буквально клацает зубами он, и лишь после этого до меня взаправду доходит — с болью, с гневом. Как игла, впивающаяся в мозжечок, выводящая из строя все нервные окончания; раскатывающая жидкий, колючий огонь по всему телу. Шлюха? Это Чимин-то, чёрт возьми, дешёвая шлюха? — Я не жалею о том, что переспала с ним. — Что? Тэхён вскидывается, как будто его ударили. В машине вдруг становится очень тихо — разве что капли дождя продолжают стучать по крыше. И моё спятившее сердце, что гулко дубасит грудину, словно бы подвывает грозе в унисон. — То, — припечатываю я, на эмоциях вбивая в его надежды последний гвоздь. — Ты возненавидишь меня за это, но я не собираюсь больше врать. Первое время я действительно дико винила себя за то, что переспала с ним. Мне было плохо настолько, что я толком не могла спать и есть, но если ты спросишь меня, жалею ли я об этом сейчас, то мой ответ — нет, Тэхён. Я не жалею об этом. — Ты вообще в своём уме? Он сжимает ладони в кулаки. Костяшки его пальцев становятся белыми как мел — у меня создаётся впечатление, что, если я посмею сказать ещё хоть слово, он непременно вышвырнет меня на улицу. Даст по газам. Уберется как можно дальше от моего дома. От меня — катастрофически, недопустимо искренней. И это почти превращается в реальность, едва мой язык вновь отлипает от нёба и складывается в фатальное: — В своём. Не отрицай, что мы были в тупике, Тэхён. Я поступила с тобой ужасно, я полностью осознаю свою вину, но причина тому — не Пак Чимин, а мы и наши отношения, которые на тот момент уже умерли. И не жалею я лишь потому, что именно благодаря той ситуации я наконец поняла, какие чувства на самом деле к тебе испытывала, и перестала обманывать нас обоих. Я вижу. Вижу отчётливо, без единой помехи даже сквозь пелену слёз, как он надламывается, как вспыхивает, горит, а потом оседает пеплом всё светлое и родное на дне его зрачков. И пронзающая было обида мгновенно обращается праведным, кристалльно чистым гневом: — Не жалеешь, значит? — сухо усмехается Ким, а меня мурашками пробирает от того, до чего угрожающе он это произносит. — Пак трахнул тебя, использовал, как одноразовую куклу, а ты не жалеешь, вместо этого размышляя о какой-то там пользе? Хер с ним, со мной — себя ты как, совсем не ценишь? Я ощетиниваюсь. — Мы о нас говорим сейчас, а не о нём, — цежу я, но разве что глухой не уловил бы, как при этом предательски дрогнет мой голос. Тэхён специально цепляет меня за живое. Ему больно — это оправданно. Абсолютно ожидаемо, что теперь он пытается отыграться. Единственное, что я во всём этом не учитываю — так это то, что он уже давно безошибочно знает, по чему конкретно следует бить. — Всякий раз, когда мы разговариваем о нас, мы приходим к нему. Ты реально надеешься на то, что я идиот и ничего не замечаю? — Что бы ты ни замечал, это только твои фантазии. Чимин тут не при чём, я не хочу возвращаться к тебе не из-за него, — отрицаю я, но тщетно — огонь в чужом взгляде уже раскаляется до синевы. — И давно ты его по имени называешь? — Блин, Тэ! — я беспомощно всплёскиваю руками. — Хватит устраивать детский сад! — Детский сад? — он усмехается, натурально оскалившись. — Ты только что прямо призналась, что тебе понравилось спать с ним. — Что за чушь ты городишь? Я ни в чём таком не признавалась, а всего лишь рассказала о том, как это всё на меня появлияло! — Как он повлиял на тебя. С самого своего блядского появления в универе. Или ты опять соврёшь мне, что между вами ничего нет? — Так, всё. Разговор окончен, — отрезаю я и судорожно хватаюсь за дверную ручку, чтобы выбраться из салона. Плевать, что под дождь. Плевать, что солёные слёзы уже скатываются по щекам, обличая парню мои истинные эмоции. Мне паршиво. Настолько паршиво, что хочется порвать все наши совместные фотографии, спрятанные в ящике письменного стола, и в отчаянии прореветь до рассвета. Но сперва — свалить отсюда. Спрятаться от него, спрятаться от себя. Попытаться забыть о том, каким он стал, и ни в коем случае не анализировать то, какой стала я. — Подожди! Зуд в локте — в том месте, где он смыкает пальцы. Несильно, но на меня это действует как бензин, щедро выплеснутый в пламя. — Отпусти меня! — Не психуй, Йерим! Дай мне договорить! — А ты ещё что-то хочешь добавить? — огрызаюсь я, дёрнувшись. — Cтарую шарманку заведёшь? Будешь провоцировать и унижать меня, пока я не обзаведусь стокгольмским синдромом и заново тебя не полюблю? — Ты изменилась! Я не могу говорить с тобой нормально, когда ты ведёшь себя так, как будто я последний человек в твоей жизни! — Нет, это ты изменился, Тэхён, — и всё-таки избавляюсь от его руки, резко крутанув плечом. — С появлением своей матери, новой сомнительной работы, где куда ни глянь — алкоголь, наркотики и проституция, и полной вседозволенности на учёбе. Считаешь, что занял какое-то важное положение? Что теперь тебе всё можно? Да посмотри на себя — тут же от прежнего тебя ничего не осталось! — А какой я был прежний? Мальчик, носящийся между столами с подносом и засовывающий язык себе в задницу, когда посетители на него срываются? — возмущённо рычит он, задирая подбородок. — Такого ты парня себе хотела? Таким мной ты дорожила? Да ты просто забыла уже, видимо, как пинала меня и жаловалась на то, что я инфантильный! Но сейчас, когда мне наконец подвернулась возможность стать тем, кем я всегда мечтал, ты по-прежнему недовольна! — Мечтал? — с горечью хмыкаю я и протираю тыльной стороной ладони нос, шмыгая. — Прекрасно, ага. Спасибо тебе большое, что пролил свет на истину, потому что теперь я точно убедилась, что мои опасения были не беспочвенными. — Какие опасения? — Ты сказал, что ввязался в бизнес своей матери, чтобы оплатить лечение госпожи Ким. Не из-за денег, не из-за престижа, не из-за меня — из-за неё. Из любви и переживаний о её здоровье. Только вот убить всех зайцев одним выстрелом куда приятнее, да? — Нет! — моментально протестует он, но в поспешном ответе я улавливаю смесь нервозности и — совсем чуть-чуть — страха. — Ты что, спятила? За кого ты меня принимаешь? Это никак между собой не связано! Мой рот дрожит в надрывном смешке. — Разве? Тебе здесь и власть, и квартирка за мамин счёт, и разные подарки в качестве поощрения... Всяко проще, чем подниматься с нуля и строить карьеру самостоятельно. Удивительно, как ты повёлся на это, но поверь: за то, что упало тебе сейчас с неба, потом придётся расплатиться вдвойне. — Йерим, ты судишь предвзято, потому что не... — Без меня, Тэхён. В любом случае — без меня. Извини, — и, более не мешкая, одним мощным толчком распахиваю дверь. Дрянь. Всё это до такой степени дрянь, что я спрыгиваю на асфальт и несусь в ливень, даже не подтрудившись раскрыть над собой зонтик. Мои мокрые кеды скользят, а зрение застилает белёсая пелена, но я всё равно бегу. По лужам, через нижний коридор, от пролёта к пролёту — даже под ноги не смотря. Рука дрожит, когда я вставляю ключ в замочную скважину. Когда запираюсь внутри маленькой ванной, намеренно избегая того, чтобы смотреть в зеркало, и сдираю с себя прилипшую к телу одежду. Чимин был прав. Наверняка он понимал, во что это может вылиться, и поэтому предложил разобраться с бывшим по смс, но я — кто бы сомневался — сделала всё по-своему. И отхватила. Позволила Тэхёну превратить себя в эмоциональную развалюху всего за полчаса. Из плюсов: я высказала то, что давно хотела, но боялась. Из минусов: теперь я тварь, Ким — святой, и только Бог знает, не прибьёт ли меня Чимин, если я посвящу его в детали состоявшегося разговора. Я подставила его, когда сорвалась. Не смогла стерпеть оскорблений и проштрафилась. Подставила нас, потому что — я увидела это по глазам — Тэхён понял. Не отношения, не секс — нет, подтвердить это у него пока не хватит доказательств. Но тот факт, что между мной и Чимином до сих пор есть какая-то связь, стал для него более чем очевиден. И меня раздражает. До невозможного бесит, что всё должно быть так сложно. Я имею право на то, чтобы быть рядом с другим человеком. Другой человек имеет право на то, чтобы быть рядом со мной. Какая формула бы ни лежала в основе наших взаимодействий — это не касается никого, кроме нас двоих. Я вполне могу попасть в просак, поверив в искренность такого скрытного мужчины, как Пак Чимин, но даже случилось оно так — разве это не будет только моей ответственностью? Платой за выбор, который я совершила; наказанием за чувства, которыми по глупости распылилась не на того. Но — мой выбор. И мои чувства, а потому и прощения просить я не собираюсь. Только не за то, что испытываю их. Не за то, что их — какими бы они ни были — способны также бесстыже испытывать ко мне. И всё же меня колотит от обиды. На себя, на Кима — просто за то, что мы оказались не в состоянии разойтись мирно. Я меньше всего на свете желала сделать ему больно. Не взирая на то, как сильно он изменился, я не преследовала цели отомстить, снова всаживая нож в его — я уверена, что здесь он остался прежним, — невероятно ранимое сердце. Однако — всадила. Глубоко, по самую рукоятку. И заодно вывернула своё, пусть оно больше и не бьётся для него. Как бы мы ни отдалились, я всегда буду помнить время, которое мы подарили друг другу. Под чьим боком я бы ни отогрела своё сердце, для кого бы ни дышала, кому бы в результате ни доверила всю себя — я умею быть благодарной и хранить светлую тоску по тем, с кем когда-то было до безумного страшно проститься. И его сохраню. Обязательно сохраню — бережно, вопреки. Хотя бы просто потому, что и правда любила. Я возвращаюсь к шаткому спокойствию лишь спустя час. Лёжа в кровати, забив между бёдер комок одеяла, не удосужившись после душа накинуть на себя даже футболку, я слушаю музыку, невидяще пялясь на дорожки водяных разводов, скатывающиеся по окну. Слёзы высыхают, стягивая кожу на щеках, под веками — словно бы горстка мелкого песка, но я по-прежнему не нахожу в себе сил, чтобы подняться с влажной постели и смыть остатки соли с ресниц. Пак Чимин: Спишь? Я промаргиваюсь, уперевшись замыленным взглядом в зажёгшийся экран телефона. Усталость прибивает меня к простыням, словно громадный камень, и дробит тяжестью кости, однако внезапное уведомление производит безотказный эффект, и я тут же принимаю сидячее положение, беря в руки мобильник. В наушниках продолжает играть какая-то песня, но я больше не обращаю на неё внимания. Холод, сковывающий мой живот, мигом обдаёт чем-то тёплым, волнующим, и я почти готова расплакаться снова: просто из-за того, как же вовремя, чёрт возьми, он пишет. Вы: Нет. Вы: Что такое? Пак Чимин: Во сколько тебе завтра вставать? Я подтягиваю к себе коленки. От одного лишь предположения — ещё смутного, возникшего само собой, что мужчина спрашивает об этом с определённым мотивом, а не из праздного любопытства, вся моя сущность трепещет от бесконечного облегчения. Вы: Не знаю ещё. Вы: У меня пара только в обед, но утром надо пересечься с ребятами из группы, чтобы обсудить проект. Пара минут в тишине. Я отбиваю ногтями неизвестный ритм, умирая в ожидании, когда рядом с сообщением появится статус прочитанного. И вот — наконец-то. Чимин появляется в сети, и уже вскоре телефон звучно вибрирует в ладони. Впрочем, его ответ заставляет меня разве что мучительно сжаться: Пак Чимин: Ладно. Спокойной ночи тогда. Я расстроенно цокаю языком. Нет, ни за что. Я не намерена прощаться с ним так быстро. У меня каша в голове, а вместо сердца — разворошенное осиное гнездо. Пак мне нужен. Я словами не могу передать, как сильно. Этой долбанной дождивой ночью, в полном одиночестве, от которого меня уже неконтролируемо трясёт, я просто панически боюсь встретить рассвет одна. Вы: Так что ты хотел? Возможно, я покажусь ему навязчивой, но как по мне — игра стоит свеч. Не может такого быть, чтобы он связался со мной без цели. Абсурд. Я не верю в такие совпадения. И его реакция, сваливающаяся на меня буквально через десять секунд, яркое тому подтверждение: Пак Чимин: Ничего. Пак Чимин: Думал о том, чтобы заехать, но если у тебя завтра дела, то лучше не стоит. Пак Чимин: Ложись спать. Интуиция меня не подвела — он хочет увидеться. От осознания того, что ему, должно быть, мало нашей встречи с утра, всё моё тело покрывается крупными, абсолютно нездоровыми мурашками. Я падаю на кровать и, слегка поёрзав затылком по подушке, начинаю тыкать пальцами по клавиатуре. Вы: Ты за городом? Или вернулся уже? Пак Чимин: В пути. Вы: И тебе, получается, завтра не вставать? Пак Чимин: Не рано. У меня дела только после трёх. Решение приходит незамедлительно. Я толком и поразмыслить над своими действиями не успеваю — подскакиваю в темноте, бросив на постель сотовый, неглядя накидываю на себя халат и направляюсь в коридор, чтобы отыскать запасные ключи от квартиры. Я не сомневаюсь в том, что делаю: пускай в прошлый раз я лишь пошутила про дубликат, сейчас всё становится вполне реальным. Переселяться ко мне он не будет, это ясно как дважды два. Мы не в отношениях, чтобы делить одну жилую площадь на двоих и тем более — так скоро, но нет никакой проблемы в том, чтобы периодически ночевать вместе. Когда кому-то из нас фигово, например. Или напротив — настолько хорошо, что хочется удвоить это ощущение, возвести в абсолют. Условия могут быть любыми. Если, конечно, он в принципе согласится. Я не знаю, но чётко понимаю, что если не проверю сейчас — в своём истощённом состоянии, когда смелость граничит с отчаянием, то навряд ли отважусь на это потом. Вы: Ладно, я услышала тебя. Вы: На случай, если всё-таки надумаешь приехать, я положила ключи под коврик рядом с дверью. Пак Чимин: Я не скоро буду, Йерим. Я с шумом выпускаю из лёгких воздух и закатываю глаза к потолку. Да если бы мне только было дело до того, когда. Хоть под утро — для меня, так-то, разница невелика. Главное, чтобы доехал. Вы: Тем не менее. Вы: Я тебя не заставляю, решай сам, приезжать или нет. Пойду пока фильм какой-нибудь посмотрю. Вы: Аккуратнее в дороге. Я неловко прикусываю губу и, чтобы не поддаться соблазну и не удалить последнее сообщение, поспешно блокирую и откладываю телефон. Заворачиваюсь в одеяло, как в кокон, и мысленно даю себе по рукам, когда гаджет вновь брынькает: читать ответ, каким бы он ни был, настолько волнительно, что хочется побыть в неведении как можно дольше. Но долго терпеть у меня не выходит. Наверное, я не выдерживаю и тридцати секунд, прежде чем нервы сдают, рот издаёт какое-то невнятное хныканье, и я, приподнявшись на локте, переворачиваю мобильник экраном вверх. Пак Чимин: Ок. И всё. Без уточнений, без конкретики. К чему это вообще относится — к фильму, к тому, чтобы осторожнее вести машину, или же?.. Я отказываюсь размышлять. С досадой ударяю пяткой по постели и обхватываю обеими руками подушку, чтобы со стоном вжаться в ткань лицом. К чёрту. Мозги и так пухнут, словно губка, замоченная в ведре с водой. Я не хочу. Задралась уже вывозить этот день: он высосал из меня все соки. Мне и тесно, и пусто, и ещё Бог пойми как — я даже не в силах адекватно соображать, чтобы определиться с эмоциями. Блютус давно отключён, в наушниках пользы ноль, но я всё равно так не вынула их из ушей. Чтобы наедине с электрическим гулом, в капсуле из мёртвого шума. Подальше от молний, от грома; от неба, которое продолжает истошно рыдать, захлёбываясь ночным ливнем, и себя, которой рыдать уже попросту нечем. Дыхание постепенно становится ровнее, и дрёма — такая спасительная, такая блаженная — медленно окутывает меня, заволакивая сознание дымкой. Наваливается, придавливая к мягкой кровати; заботливо прикрывает своей тёплой ладонью веки. И мерещится вдруг, как наяву. В тот самый момент, когда сон и действительность сталкиваются, образуя в реальности брешь. Иллюзия, призрак. Зыбкий, но по-настоящему волшебный мираж. Словно кто-то склоняется надо мной, бережно проводя пальцами по щеке, и невесомо дотрагивается губами до лба.