Племянница

      Стоило подняться на второй этаж и там занять одну из комнат, Хелен знала, что так будет правильно. Но женщина предпочла улечься на диван в гостиной, перед камином, в котором впервые за несколько месяцев горел огонь.       На второй этаж этого дома Хелен не поднималась вот уже двадцать лет, сознательно. Там осталось её детство, там прошли последние или, как минимум, предпоследние бесшабашные часы, не омрачённые ни страхом, ни озлоблением. Так пусть они пребывают на прежнем месте, закрытые, наглухо запечатанные, законсервированные.       Она понимала, что ведёт себя глупо. Так или иначе, рано или поздно, а подняться придётся, и чем скорее, тем лучше. Вдруг разгадка убийства лежит где-нибудь наверху и нетерпеливо дожидается, когда же её найдут? Да, Хелен сделает это, придёт на второй этаж, непременно. Только не сегодня, не сейчас.       Ветер грустно подвывал снаружи, жалобно скрёбся в окна ветвями близрастущих клёнов. С темнотой в комнате боролось только каминное пламя, электрическое освещение отсутствовало.       Хелен не боялась, не нервничала, целиком полагаясь на свои инстинкты и рефлексы, крайне обострившиеся за последние восемь лет. Если кто-то вздумает нагрянуть без приглашения, она заметит такого гостя раньше, чем он её.       Женщина перевернулась на другой бок, сомкнув руки под подушкой, где лежал нож. В изгибе под спинкой дивана и вовсе покоился заряженный пистолет. Самонадеянность всегда должна чем-то подкрепляться.       Сон не приходил. Она поневоле вслушивалась в тишину осиротевшего дома, и за этой тишиной проступали отголоски былых годов, вовсе не таких далёких, особенно по меркам путешественника во времени.       В последний раз она заходила на второй этаж, когда ей было почти восемнадцать лет, в день своего школьного выпускного. Всё, что тогда смогла позволить себе Хелен, это скромное обтягивающее светлое платье с подолом до колена. И даже из-за этого отец бухтел и возмущался, уверяя, что мог найти потраченным на наряд деньгам лучшее применение; как-то игнорируя тот факт, что деньги были не его, их заработала сама Хелен. Тётя предложила хранить платье в её доме, мало ли. Хелен согласилась без всякой задней мысли, а когда пришла к миссис Саммерс наряжаться, оказалось, что Мириам расшила платье племянницы, превратив в восьмое чудо света. Не вычурная и не кричащая, перламутровая вышивка переливалась мягким сиянием, кое-где сверкала росинками бисера. Хелен тогда первый и единственный раз в жизни расплакалась от благодарности.       Выпускной прошёл замечательно, в те времена ещё не принято было непременно являться на такие мероприятия с парнем, девчонки не изводились, если под рукой не имелось кавалеров. Все просто веселились, вспоминали забавные случаи, про себя нежно прощаясь друг с другом и с детством.       Юная Хелен вернулась домой в четыре часа утра. Отец счёл, что это слишком поздно. Закатил скандал, стукнул выпускницу по лицу, отнял фотоаппарат и порвал плёнку в клочья. Папенька не относился к числу тех отъявленных садистов, про которых снимают триллеры и фильмы ужасов, он не пытал жену и дочь, но время от времени не брезговал рукоприкладством. Просто бывают люди, которые в своих бедах и неудачах винят всех подряд, кого угодно, кроме самих себя. Многие опасаются давать отпор тому, кто стоит выше, отыгрываются на более слабых – главным образом, на своих домашних. Раньше Хелен сносила это, но плёнка стала последней каплей. Как выяснилось, юная шатенка дивно высказывалась в гневе. Отец вновь пустил в ход кулаки, и пришлось буквально спасаться бегством. Терпение лопнуло, девушка обратилась в полицию. Домашнего преступника забрали. Потом и мать, и адвокат уговаривали Хелен отказаться от обвинений, напоминали о плохом здоровье папы, о проблемах с сердцем; но пострадавшая упорно стояла на своём, злая, как никогда. На суде она выступила очень убедительно, долго и жалобно рассказывала о многократных побоях – не то, чтобы врала, но не скупилась на внезапно проснувшийся в ней драматический талант. Родителя приговорили аж к пяти годам заключения. Выйти ему было не суждено. Из-за нервов и волнений обострились хронические болезни, и мужчина умер от сердечного приступа. Мать не преминула разъярённо окрестить дочь отцеубийцей, на этом их и без того нетёплые отношения завершились окончательно.       Дебора по сей день жила и, наверное, здравствовала, но учёная не собиралась с ней видеться. Палеонтолог презирала женщину, которая позволяла бить себя и своего ребёнка и пыталась защитить негодяя, который над ними издевался. Не верится, что тётя Мириам приходилась родной сестрой этому подонку… Кто мешал Деборе пойти в полицию? Кто мешал попросить помощи, защиты? Они же жили не в каком-нибудь варварском царстве, им бы помогли, стоило только захотеть.       Даже теперь при одном воспоминании об этом губы Хелен начинали гневно подрагивать.