***
Когда последние ноты кадрили утихли, Лютик и леди Серафина отошли на полшага друг от друга и поклонились — ну, Лютик поклонился, а она сделала реверанс — прежде чем Лютик протянул руку, которую она с радостью приняла, чтобы он проводил ее к назад к ожидающим родителям. — Вы великолепный танцор, лорд Леттенхоф. Я успела это забыть. На секунду Лютик остановился, оценивающе глядя на нее, но лицо леди Серафины было ясным и невинным, а ее розовые губки изогнулись в теплой манящей улыбке, и Лютик заключил, что в ее намерениях не было попытки выдать резкий комментарий о том, как долго он отсутствовал. — Едва ли, — пробормотал Лютик. — Изящный партнёр заставляет даже самых хромых из нас выглядеть хорошо, — он сделал паузу, а затем улыбнулся. — Спасибо, что заставили хорошо выглядеть и меня. Леди Серафина снова улыбнулась, и на этот раз у нее даже глаза засверкали. Когда Лютик вернул ее обратно раскрасневшейся, воодушевлённой матери, без сомнений уже представляющей свою дочь будущей графиней, от бросаемых на него взглядов зуд на загривке вырос до невероятных размеров. Он улизнул от приближающегося к нему друга отца, шагнув сквозь пару открытых дверей на тускло освещенный балкон, который без сомнения организовала его дорогая мать, чтобы дать влюбленным парам немного пространства. По правде говоря, торжество не считалась удачным без скандалов, о которых старые сплетницы могли шептаться на следующее утро, и он подозревал, что у его матери на этот счет было тактическое чутье генерала, не знающего поражений. И это было ему на пользу. Конечно, он не шутил, когда писал отцу в тот день. Пришло время. Пришло время. Он должен был остепениться и зачать наследника. Это то, что от него требовалось. Его сестра только этим утром очень старалась напомнить ему, что это почти единственное, что от него требуется. И Серафина казалась прелестной, как и леди Ньянви, и Кассандра — прекрасные собеседницы, с чувством юмора, потрясающими фигурами и совершенно ошеломляющим приданным, с каждой гребаной чертой, которую только можно желать в своей жене и даже больше, но это было так… Так… Лютик вздохнул, положив локти на балюстраду и всматриваясь в темную одинокую территорию замка и в лесную полосу за ним. Просто он был чертовски глуп из-за человека, который не… Который даже не… — Ой, — раздался тихий потрясенный голос из тени слева от него, и Лютик вздрогнул. — Лорд Леттенхоф? Он увидел женскую фигуру, услышал шелест ее платья, но в темноте не смог разглядеть ее лица. — Прошу прощения, — быстро сказал он. — Я не хотел вторгаться… — Вовсе нет, — сказала она и двинулась вперёд. Движения ее были такими лёгкими, словно она даже не касалась земли. — Я надеялась увидеть вас здесь. Что-то тревожное скользнуло по его позвоночнику. — Вы… Что? Она вышла из тьмы в полосу золотого света из бального зала и… Она была в темном, цвета вороного крыла платье, лохмотьями свисающем с ее бледного, будто выбеленного солнцем тела, с желтыми кошачьими глазами, с... определенно эльфийскими ушами. — О да, — прошипела она, и на ее неземном лице от призрачного ветерка закружились пряди бледных волос. В мгновение ока она оказалась рядом, возвышаясь над ним, ее красные губы растянулись в дикой голодной улыбке, а когтистые пальцы схватили его за шею, кончиками впиваясь в тонкую, тут же покрасневшую кожу. Лютик ощущал их как холодные точки на коже, распространявшие ледяной огонь, и отчаянно пытался не дышать слишком глубоко. — Молодой, красивый и богатый… Да… Ты подойдёшь, Юлиан Альфред Панкрац. Подойдёт для ЧЕГО? Он хотел закричать на эту сумасшедшую сучку, но тогда ее когти вонзились бы в его горло. Он едва дышал, когда она слегка склонилась к нему, и боже, это уничтожит его мать, это разобьёт сердца его семье, и он даже не… Даже не знал, почему… Его сердцебиение превратилось в бурю, заложившую его уши… Он закрыл глаза… А потом был рык, крик, звук меча — Лютик точно не мог сказать, что за чем следовало… … Затем давление на его горле исчезло, и Лютик, проморгавшись, открыл глаза, только чтобы увидеть… — Геральт? — слабо сказал он. — Что… Геральт вложил меч в ножны и, шагнув вперёд, обхватил его горло и нахмурился. — Ты в порядке, — прорычал он, будто Лютик осмелился с ним спорить. Лютик моргнул. У его ног не было большого мертвого нечто, так что может быть Геральт… промахнулся? О, черт. — Верно, выпьем за спасение, — пробормотал он. — Я собираюсь… Я собираюсь потерять сознание, если ты не против. Последнее, что он увидел, было лицо Геральта, ещё более мрачное, чем обычно, а затем, к счастью, все потемнело. Его последняя мысль была о том, как обрадуется его мать — торжество действительно вышло успешным. Примечание автора: название текста взято из песни «Shut up» Грейсона Ченса: I cannot hold my tongue, you give me much to say I'm sweating bullets, nervous that you'll push away And when your eyes catch mine, I know I talk too much So give me your two lips and baby, I'll shut up right.Пять.
4 октября 2020 г. в 19:49
Лютик знал, что важным навыком дипломата является умение признавать свое поражение. Конечно, это было совершенно чуждое понятие для некоторых людей, привыкших рисковать своей головой в любой чертовой ситуации, для людей вроде Гера… Вроде некоторых личностей, но Лютик был научен пасовать при плохих картах на руках.
И теперь он чувствовал, что эта его бардовская жизнь... не может так дальше продолжаться. Серьезно, всё, что он получит — это разбитое сердце, разрушенную дружбу и психологическую травму, которой хватит на семь жизней вперёд.
Пришло время пасовать, поэтому на следующее утро Лютик спустился вниз, достал немного чернил и бумаги и нанял курьера для доставки своему отцу письма, в котором среди всего прочего говорилось — я думаю, ты прав: пришло время продолжить линию наследования.
Что, конечно, было просто сложным эвфемизмом, чтобы сказать возможно, пришло время жениться.
Когда Лютик добрался до дома, на подъездной дороге к замку толпилось множество продавцов и поставщиков. Видимо, его родители решили заполучить невестку на массовом празднике. И всё для того, чтобы все гости были совершенно пьяны — настолько, чтобы местное дворянство забыло, что Юлиан Альфред Панкрац, виконт де Леттенхоф, наследник графства Кальпуртон, провел последнее десятилетие или около того, блуждая по всему континенту и распевая песни ради денег.
Лютик решил, что это довольно неплохо.
Он не стал проталкиваться сквозь толпу вперёд — сейчас он выглядел не особо благородно, весь в пыли, к тому же он не собирался создавать суматоху. Вместо этого Лютик остался ждать между торговцем вином и человеком с фермерской тележкой, полной лука, лениво болтая с ними обоими. Судя по всему, со времени последнего урожая налоги стали выше и в западном округе появился губернатор, который создавал проблемы местным крестьянам. Лютик взял себе на заметку сообщить об этом отцу.
Когда сторож наконец помахал торговцу вина, Лютик молча натянул поводья своего гнедого и двинулся за ним. Старый Берни, ухмыляясь, по-прежнему стоял у ворот. Хотя, оказалось, он совсем его не узнал.
— Что?! — рявкнул на него старик. — Излагай свое дело, приятель, или тебе нужно чёртово особое приглашение?
Лютик опустил капюшон своего летнего плаща и увидел, как Берни нахмурился, а затем немного побледнел.
— Забыл меня так скоро, Бернард? Обижаешь.
Лицо Берни окрасилось в чарующий оттенок розового, и он, казалось, подавился словом «милорд». Ах, как хорошо быть дома.