***
— Итак, — сказал Лютик, нарушая молчание после того, как Геральт пригубил четвертое пиво за вечер. — Какой у тебя план? — Мне нужно знать, сколько было смертей. — Угу, — Лютик ждал. — Это не план, дружище. Это то, что мы называем желаниями, так что если у тебя нигде не спрятан другой джинн…? Нет? Тогда это незадача, да? — У меня есть план, — ответил Геральт. Он встретился глазами с Лютиком и улыбнулся краешком рта, отчего Лютик почувствовал горячее возбуждение. — Ты. — Ха-ха, — невозмутимо ответил Лютик. — Без вариантов. Я не твой чертов раб, и я здесь не для того, чтобы делать твою грязную работу… — Ух ты, — прервал его Геральт, преисполнившись шутливой откровенностью. — Знаешь, есть один парень, за чью голову в Мекааре объявлено вознаграждение, с голубыми глазами, темными волосами, заноза в моей чертовой заднице, и, боже, ты определенно похож на... — Хорошо, хорошо! — закричал Лютик, вскакивая со своего места. — Черт возьми, нет нужды так мне угрожать. Геральт на это только ухмыльнулся. Чудовищный, ужасный человек. Лютик его ненавидел.***
Той же ночью, проснувшись от тревожного сна, он услышал стук в дверь своей комнаты. Это был долгий вечер в трактире, изобилующий рассказами местных жителей об умерших детях, никто из которых особо не хотел говорить о них, по правде говоря, они пришли туда, чтобы о них забыть. То, что Лютик нашел, было тревожным и странным — первой вероятной жертвой была старая бабушка, прачка в замке. Люди услышали ее крик, прежде чем ворваться в ее крохотную комнату на чердаке, и нашли ее мертвой. На ее теле не было никаких следов, за исключением лица, охваченного ужасом. Но опять же, кто-то вообще слышал о ком-то, кто мог напугать до смерти? Дверь со скрипом открылась, впуская в комнату широкую золотую полосу света. Холодный воздух ворвался в комнату, и Лютик почувствовал, как его кожа покрывается мурашками. «Черт», — подумал он, — «возможно, пижама была бы неплохой идеей». — Геральт? — пробормотал он, узнав фигуру, которая вырисовалась на фоне света. Взгляд барда был затуманен и тяжел ото сна. Он поднялся, проведя рукой по своим волосам. — Что ты тут делаешь? Геральт тихо вошел и, поставив свечу на шаткий стол, сел на край матраса. — Я хотел тебя увидеть. Лютик почувствовал, как заколотилось его сердце. Знал, что Геральт слышит, как быстро оно бьётся, что только подгоняло отвратительное смущение к щекам барда. — Ты хотел меня увидеть? — спросил он мягким, высоким голосом, ничтожно слабым, и уже ненавидел себя за все это, за то, что он так безнадежно очевиден. — Мы так и не поговорили об этом. О том, что случилось той ночью… — Мы не должны, — быстро выпалил Лютик. — На самом деле, послушай, в этом нет необходим… — но Геральт протянул свою руку, легко обхватывая барда за запястье. Лютик сглотнул. — Я хочу, — прошептал Геральт, положив другую руку на обнаженную грудь Лютика, прижимая ладонь к его быстро бьющемуся сердцу. Мягко уложив Лютика на все ещё теплые простыни, Геральт прижался к нему, закрыв глаза. — Я хочу, — сказал он снова, гладя ладонью его кожу. — Ты был прекрасен той ночью, — продолжил Геральт. — Такой горячий для меня, такой… нуждающийся. Его голос стал тихим шипением. — Моя идеальная маленькая шлюшка. Сейчас ладонь на его груди стала будто железной. Геральт холодно улыбался ему, глядя на него с голодным выражением лица. — Ты бы сделал для меня все что угодно, не так ли? — но это был вовсе не вопрос, и, когда Лютик попытался заговорить, Геральт рассмеялся, всем телом прижимая барда к простыням. Каким же дураком был Лютик, не видя в этом угрозы. Не находя это пугающим. — Знаешь, я могу чувствовать это, — пробормотал Геральт. — Я чувствую это все время, я чувствую это в воздухе, то, как сильно ты меня хочешь, будто задыхаешься от этого, — бедра ведьмака толкнулись между разведенными коленями барда, крепкие и неподатливые, прямо над его мягким членом, и Лютик сглотнул волну страха. — Как течная сучка, как моя сучка, — ведьмак вжимался в его член, горячо потираясь об него, и Лютик чувствовал, что становится тверже, но он не хотел, не хотел этого, ничего из этого… — Нет, — прошептал Лютик умоляюще. — Нет, не надо… — Нет? — спросил Геральт с кривой улыбкой, не дошедшей до его глаз. — Почему ты думаешь, я позволял таскаться за мной? Почему ты думаешь… — рука на его груди становилась все тяжелее, рука Геральта, как наковальня, давила на ребра, он не мог дышать… Он не мог дышать… Геральт ртом проскользил по его щеке, челюсти, уху. — Это все, для чего ты годишься, маленькая шлюха, — ледяной, холодный воздух налетел на кожу Лютика. — Это все, что мне нужно от тебя, ничтожная сука, я собираюсь взять тебя и уничтожить, я собираюсь… БУМ! Звук будто гром с молнией. Яркий свет… Полыхнуло будто чем-то раскаленным, словно солнце побывало на земле, Лютика толкнуло назад, отбрасывая в стену, визг чего-то чудовищного заполнил воздух… Он судорожно вздохнул, словно пытаясь остудить свои лёгкие. Затем его взгляд прояснился. — Лютик? — спросил Геральт, с высоко поднятым окровавленным мечом, и в этих нечеловеческих глазах было столько беспокойства… — НЕТ, — в ужасе закричал Лютик, отступая назад. — Ты! Не смей ПРИБЛИЖАТЬСЯ ко… На секунду что-то мелькнуло на лице Геральта, что-то мучительно болезненное, похожее на испуг, но в следующую секунду все исчезло, как будто и не появлялось. — Лютик, — сказал Геральт твердым, но дрогнувшим голосом. — Лютик, смотри, — сказал он так душераздирающе мягко, и только поэтому Лютик посмотрел и увидел это… это существо, лежащее мертвым на краю кровати в луже черного гноя, с морщинистой кожей и чертами летучей мыши, со спутанной густой шерстью, сочащейся гноем. — Что… что это…? — Я пошел к лекарю, — сказал Геральт тем же чересчур мягким тоном, будто разговаривая с диким, бешеным животным, которое легко испугать. — После первых шести смертей они начали вскрывать тела, задавая вопросы. Всем им, прежде чем они умерли, несколько ночей снились кошмары. И все они умерли от того, что у них отказало сердце. У всех, даже у самых маленьких. Это был махр*, Лютик. Инкуб. Демон кошмаров. — Демон кошмаров, — ошеломленно повторил Лютик. — Да, — он сел на пол, может быть, в паре футов от того места, в котором Лютик опёрся на стену. — Что бы ты ни видел, что бы ты ни думал, что здесь происходило, — это было лишь плохим сном. — Значит ты не… — начал Лютик, обрываясь, будучи в ужасе от самого себя, когда почувствовал, как его глаза жгут слезы. — Ты не… На удивительно прекрасном лице Геральта мелькнуло непонимание, а потом он понял. Когда он заговорил, его голос был ровным, грубым и холодным. — Я, — сказал он хрупко, что, на самом деле, больше походило на ярость. — Ты видел меня. Я был твоим… ночным кошмаром. — Нет, — поспешно сказал Лютик. — Ну, да, но… — Мне жаль, — немедленно сказал Геральт, поднимаясь на ноги странным плавным движением, подняв труп махра точно так же. — Прости меня за… Я оставлю тебя. Лютик заставил себя встать. Его колени подогнулись, а густой привкус адреналина во рту отдавал чем-то медным и горьким. Геральт развернулся к двери, толкая ее, но остановился, положив руку на косяк. — Тебе не нужно беспокоиться о… Я уйду сегодня вечером. Ты должен… Попытаться уснуть, если сможешь. Сейчас безопасно. Это не… Меня не будет, — говорит ведьмак, будто сражаясь за каждое слово. — Ты в безопасности, — наконец сказал он. «Подожди», хотел сказать Лютик. «Стой, не оставляй меня». Но слова у него в горле запутались вместе со всем страхом, и ненавистью, и ослепляющей выжигающей болью, и Лютик, который всю жизнь зарабатывал тем, что находил правильные слова в любой ситуации, обнаружил, что совсем ничего не может сказать.