Одно слово за раз. AU «Два мира»

      Осенняя ночь, Лондон, бушующий ветер. Ветви деревьев скребутся в окна дома на площади Гриммо, по стёклам барабанит дождь.       Лёжа в темноте, прислонившись к изголовью кровати, Мадара рассматривает белеющее пятно — спину куноичи, отдыхающей рядом. С точностью сказать, спит ли Анко, Мадара не мог. Митараши Анко достаточно профессиональна для того, чтобы притвориться тем, чем нужно и выгодно быть.       Мадаре сейчас предпочтительней, чтобы она притворялась спящей. Так взгляд может скользить по обнажённой спине, исследовать шрамы, большую часть времени надёжно скрытые под одеждой. Некоторые из них вызывают уважение — Мадара прекрасно представляет, какие раны предшествовали их появлению. Что Анко, хрупкая женщина, выдержала, прошла всё это — потрясающе. Что сломалась от чувств — плохо.       Один конкретный шрам на её спине каждый раз привлекает внимание, но обычно Мадаре не до того, чтобы его как следует рассмотреть. А сейчас можно приглядеться, изучить. Этот шрам всегда казался ему каким-то уж больно правильным — словно бы и не рана его оставила вовсе, а росчерк кисти творца. Теперь Мадара убедился в этом.       — «Драгоценность»… — протянул он мерно, тихо, вызывающе.       Где-то в недрах старого магического дома поскрипывали половицы, переговаривались портреты в коридоре, а домовой Кикимер ворчал на лестнице. В юношеской комнате давно умершего человека висели слизеринские знамёна, и Мадара, когда задумывался, ощущал неприятие к непривычным цветам. Слишком много зелёного — цвета листьев, цвета Сенджу. Учиха должен быть окружён чёрным и алым.       — Вы знали, Мадара-сан, — проговорила Анко наконец в подушку, — что кольца членов Акацуки уникальны и несут разные цвета и иероглифы? И что если сложить надписи на кольцах Дейдары и его напарника, получится «Сапфир»?       — Познавательный экскурс, — усмехнулся Мадара, наблюдая за ней. — Но как это связано с появлением кандзи «Драгоценность» на твоей спине?       Произносил это Мадара вполне мягко, шутливо, даже не то чтобы требуя ответа на свой вопрос. Однако Анко дёрнулась, сжалась в комок; белое тело вспыхнуло мелкой дрожью.       Мадара нахмурился — вовсе не хотел ранить её ещё сильнее.       — Эй, — он опустил руку ей на спину, пропустил свою чакру — огненную, мрачную, греющую. Анко всхлипнула, но прижалась к руке. — Хочешь, попросим Тобираму. Он уберёт.       — Нет! — вскрикнула Анко и села, поворачиваясь лицом к нему и в то же время словно бы убирая спину подальше. — То есть, всё в порядке, Мадара-сан, не стоит беспокойств.       — Ой ли? — проронил Мадара, вглядываясь в её лицо, уже успевшее принять расслабленное неестественное выражение, и в горящие страхом и безумием глаза.       — Я люблю свои шрамы, — прошептала Анко, как заговор. — Они напоминают мне о миссиях, через которые я прошла. О том, что я смогла пережить. И этот… — она завела руку за спину, прикасаясь к следу на коже.       — Этот ты пережить не смогла.       Анко вновь дёрнулась, опустила голову. Такой откровенно разбитой, признающейся в этом, Мадара не видел её прежде.       — Простите, Мадара-сан, — проговорила она и выскользнула из постели, заученно сложила руки и поклонилась. Как же быстро Анко способна уйти в профессиональную маску, прикинуться куклой без чувств. — Простите, — прошептала она в пол и попыталась ретироваться, но Мадара легко её поймал и бросил обратно на сбившееся одеяло. Улёгшись рядом с ней, Мадара задушил слабое сопротивление, попросту сгребя женщину в охапку. Пальцы сами собой нащупали шрам.       — Драгоценность, — повторил Мадара задумчиво. — То, что в тебе, однозначно ею является.       — Что?.. — Анко так удивилась, что подняла взгляд на его лицо. — О чём вы, Мадара-сан?       — О сердце, — ответил Учиха. — Оно всё ещё живо.       Светло-карие глаза Анко вновь наполнились слезами. На этот раз она не сдержалась — разрыдалась, как сопливый генин, у него на груди. Прижав женщину к себе, Мадара погладил её по голове. Ему было не впервой успокаивать изломанного, но всё ещё способного на чувства шпиона.