Одно слово за раз. AU «Два мира»

      У Анко горячая кожа и никаких тормозов.       Иногда Сасори думает: сколько в её отвязности тщательно выверенной игры, контроля? Когда она скользит змеёй по древним коридорам Хогвартса, тащит юных волшебников на прогулки в Запретный лес, подначивает Долорес Амбридж, Сасори наблюдает и ждёт, когда же поведение Анко доведёт её до бед. Сколько раз она ходила по грани? И ведь ни разу не сорвалась…       Ни одного происшествия на уроках, ни одной ссоры с генеральным инспектором, хорошие отношения со всеми в команде шиноби. Сасори профессионально поражается и отмечает, что её маска — «свойская, весёлая и простая девчонка» — завоёвывает сердца куда лучше его собственной. В нём самом, Сасори знает, при пристальном рассмотрении даже волшебник способен заподозрить убийцу. Но вот в Анко — никогда.       Что скрывать, он бы сам не заподозрил, не зная, кто она такая. В какой-то момент их игры Сасори осознаёт: это оттого, что она не притворяется свойской девчонкой. Анко в самом деле является ей: шумной, развязной, любопытной, обожающей подбираться к самой границе дозволенного-безопасного и останавливаться ровно на ней.       Отдельно существует совершенно другая Анко: та, что со змеиным хладнокровием добывает сведения для Конохи, умело развязывает языки самым упрямым политикам и подпольным дельцам, обводит вокруг пальца нукенинов.       Наблюдая за ней в поисках разгадки, Сасори приходит к простому выводу: травма. Диссоциация. Не долечили.       Лечили ли? И правда, зачем лечить, если орудие работает идеально? Сасори не слышал о её крупных провалах — и это могло означать лишь то, что их не было.       «Впрочем, — думает он, чётко-скупыми движениями снимая с Анко одежду, — то, что сейчас между нами, можно считать за провал».       Провал ли? Или игра? Сасори запутался и ненавидит сам факт этого. Он не понимает, чего хочет больше: наблюдать или обладать, насладиться или устранить угрозу. С каких пор он сомневается, не способен выкристаллизовать из мыслей свои мотивы?..       Мысли ли движут им, когда он расчерчивает податливую кожу Анко кровавым узором, повинуясь плавящей нервы мольбе в чужом взгляде?       Если не мысли, то что? Глупый напарник бы хмыкнул: чувства, — но Сасори ведь не такой. Чувства — рудимент, который он уничтожил за годы.       Уничтожил ли? На ум шла Конан, её слова: только по-настоящему сильный шиноби способен сберечь и доверить другому свои чувства.       Сенбон дрожит в руке, и биджу бы побрал эти отвратительные сомнения. Песчаную бурю, что рождает в его душе Анко.       — Что? — ворчит она, распластанная на кровати, с потемневшим от похоти взглядом. В нём же блестят огоньки оценки — профессиональной, цепкой, как страх осмысления происходящего.       Сасори хмурится. Страх?..       — Эй, — Анко приподнимается на локте, гибкая, с блестящими на светлой коже кровью и потом… идеальная.       Сасори толкает её обратно на матрас, жёстко фиксирует. Он знает: именно это ей нужно, это заводит — непритворно, по-настоящему.       Хотя, знает ли он её настоящую? Кто есть настоящая Анко?..       В отличие от обычных ночей — и когда только они успели стать обычными для параноика Сасори? — Анко не спешит отдавать себя желанию и страсти. Вырванная из их преддверия заминкой Сасори, она лежит под ним, спокойная и сконцентрированная, как в бою.       Так значит, между ними — бой? Так проще, право слово… Было бы, если бы Анко не подняла руку — осторожно, на виду — и не прикоснулась к его щеке невесомо, самыми кончиками пальцев.       Так в бою не касаются. Так не касаются даже на медовом задании.       Сасори на миг прикрывает глаза, концентрируясь на ощущениях. Тепло. Лёгкость до мурашек по коже. Свобода.       Когда в последний раз он ощущал себя подобным образом? Сасори не может вспомнить. Не способен обнаружить в памяти ни единого раза, когда оказался бы настолько, как в этот момент, снедаем желанием снять маску, быть искренним…       Он жёстко одёргивает себя, приподнимает веки и смотрит в глаза вражеской куноичи, маски, шпионки. Её дрессировали-выучивали как раз для этого, и Сасори последний дурак, если забывает факты, попадается на такую простую уловку как хорошенькая мордашка, соблазнительное тело и идеальная кожа.       Пальцы Анко скользят со щеки по шее и вниз, по плечу, руке, пока не обхватывают мягко ладонь. Их пальцы сами собой переплетаются, и Сасори оказывается затоплен тёплым умиротворением. Он хочет верить этому касанию. Он страшится того, чего хочет.       Быть шиноби — быть одному, не чувствовать и не доверять. Впервые Сасори задаётся вопросом: как ощущают гражданские? Будь он простым учителем, а Анко — всё такой же притягательной, нежной, подумал бы он, что она манипулирует им? Сасори хочет ответить самому себе «да», однако в последний миг сомневается. Он при всей своей фантазии не может представить, как воспринимают окружающий мир гражданские. Как можно жить без паранойи, постоянного подозрения в подкорке, что каждый встречный точит для тебя кунай. Как можно открыться и не пытаться найти в переплетении пальцев второе дно.       Свободной рукой Анко обнимает его и тянет к себе; Сасори укладывается на неё, дышит в нежную шею. Он вновь закрывает глаза и думает, что хотел бы узнать, как это объятие, стук сердец на двоих ощущались бы без скидок на роли. Что хотел бы хоть на пару часов стать простым учителем, и чтобы Анко была обычной коллегой, с которой у него закрутился бурный тайный роман.       Сасори мягко прихватывает губами бархатистую кожу и говорит себе: есть способ. Амортенция.       Анко отвечает ему сладким вздохом. Остаётся лишь обыграть её и вынудить принять волшебную отраву.