Одно слово за раз. AU «Два мира»

      Впервые взяв на руки свою дочь, Мадара ощутил смешанное чувство радости и тоски. Радости — от лицезрения личика крохи, которая станет его наследницей и гордостью. Тоски — оттого что с первых минут жизни девочка лишается матери.       — Я полагаю, теперь ты доволен? — за прошедший день Цунаде оправилась от родов и теперь вновь смотрела на Мадару, как на раздражающий объект для изучения.       — Как и ты, — ценой за ребёнка Цунаде назвала исследование Риннегана, и Мадара относительно спокойно вытерпел девять месяцев тестов. Но теперь Мадара получил дочь, и Цунаде более не прикоснётся к его глазам, пусть и исследовала явно не всё, что хотела. Разве что женщина поумерит гордыню и согласится на второго ребёнка…       Мечты-мечты.       — Ты собираешься давать ей имя? — бросила Цунаде, уже успевшая отойти к стеллажам, где хранила свои свитки. На столе, прежде укрытом расчётами и результатами анализов, одиноко стоял рюкзак.       — Айна, — вглядываясь в лицо спящей девочки, негромко ответил Мадара. — Учиха Айна.       Цунаде развернулась. На короткий миг в её глазах отразилось сожаление.       — Ты поклялся, ни одна живая душа не узнает о том, кто её мать, — напомнила Цунаде, хотя и знала, что незачем, но Мадара всё-таки подтвердил:       — Я помню об этом, — чтобы успокоить женщину. Впрочем, тут же усмехнулся и сощурил глаза. — Подумай, не захочешь ли продолжить исследования.       На это Цунаде тихо зарычала, закинула свитки в рюкзак и вышла из комнаты, ни разу не оглянувшись. Вскоре её тёплая, лиственно-свежая чакра исчезла с полузабытой базы Орочимару — к добру или худу.       — По итогу, она больше похожа на Тобираму, чем на Хашираму, — задумчиво сообщил Мадара малышке. Та завозилась в коконе пелёнок и улыбнулась снам.       Они непременно ещё встретятся — просто не могут не столкнуться в Конохе, где слишком тесно переплелись их собственные судьбы, как и жизни близких им людей. Ученица Цунаде теперь супруга главы клана Учиха, и Рикудо бы побрал упёртую Сенджу, не желающую так же, как Сакура и Хана, войти в их семью.       С другой стороны, а смог бы сам Мадара свыкнуться с Цунаде в роли своей жены? Ему не хватало Сенджу поблизости, это факт — вот только совершенно другого. Цунаде явилась ядрёной смесью характеров Хаширамы, Тобирамы и Мито, что не удивительно, учитывая, что именно эти трое вырастили, воспитали её. Каждый из них значил что-то и для Мадары, о чём Цунаде напоминала каждым мигом, проведённым рядом с ним. Невозможно смотреть в её глаза и не думать о лучшем друге.       Мадара осторожно опустил дочку на стол. Удостоверившись, что не разбудил, он отошёл чуть в сторону и извлёк из потайного кармана Воскрешающий камень, который так и не отдал волшебникам после войны, не собирался отдавать. Почти все, кто знал о том, что Камень был «эвакуирован» им из Хогвартса, мертвы, а оставшиеся вряд ли рискнут заявлять свои права на древний артефакт. Обладая Камнем и Бузинной палочкой, также «эвакуированной», Мадара думал порой, что он, проживающий уже вторую полноценную жизнь, оставаясь сильнейшим шиноби, ближе любого мага к определению «Повелитель смерти».       Так привычно повернуть Камень на руке и вызвать души из Джодо. Чаще всего Мадара выдёргивал брата, с которым всегда было, что обсудить: политику, историю, недавно прочитанную книгу… Порой вылавливал из небытия и Тобираму, не только ради мнения, но и чтобы банально позлить альбиноса, взявшего с Мадары слово проследить за тем, чтобы никто на землях шиноби более не занимался воскрешением умерших. Призывая тени из Джодо, Мадара ничуть свою клятву не нарушал.       Потому что знал: воскрешать погибших близких очень опасно и больно. Весь год, что Хаширама был поднят из мёртвых, сражался бок о бок с ним, тренировался, доводил Мадару до белого каления своими дурацкими репликами, каждый грёбаный день Мадара думал о том, как это недолговечно. Понимал, что однажды, когда война с Кагуей будет завершена, Хаширама вернётся обратно в мир мёртвых, где ему и положено находиться. Каждый день было больно от осознания, что им не удастся до конца исправить ошибки прошлого — на это у них банально нет времени.       Ужасно бередить старую рану, о которой так отчаянно стараешься забыть. Поэтому Мадара до сего дня призывал Хашираму всего один раз — чтобы рассказать о первом ребёнке клана Учиха. Хаширама пришёл в восторг от новостей о рождении Сарады и тут же принялся вдохновлённо вслух распинаться, как здорово будет, если девочка пойдёт по стопам матери, которой он, могучий Первый Хокаге, помог стать лучшим медиком своего поколения. Ни единого упоминания Шарингана, а на лице — вымученная улыбка. Этот придурок доводил его специально, чтобы Мадара вернул его в Джодо и, желательно, больше никогда оттуда не выдёргивал. Понимая причину, Мадара и не стал бы. Однако…       Привычный, ставший автоматическим поворот Воскрешающего камня. Дыхание смерти — и вот Хаширама стоит перед ним, бесплотный, спокойно осуждающий.       — Мадара.       — Хаширама.       То, как пристально он смотрит, буквально впивается взглядом, подмечает изменения в мышечной массе, новые морщины на лице, бесит до дрожи и одновременно заставляет до тупой боли сжаться сердце.       — Тебе не стоило призывать меня.       — Стоило, — Мадара постарался задавить эмоции, а ещё перекинул чёлку на левый глаз, оставив Сенджу пытаться прочесть его настроения по абсолютно ничего не выражающему Риннегану. — Всё же я стал отцом.       Хаширама, собиравшийся сказать что-то ещё, так и замер с открытым ртом — Мадара хмыкнул, довольный произведённой реакцией.       — Ты?..       — Вот моя дочь, — Мадара указал на свёрток на столе. — Учиха Айна.       — Учиха Айна… — подплыв к ребёнку, бесплотный Хаширама склонился над крохой. Его лицо осветила улыбка. — Здравствуй, Айна-чан. Добро пожаловать в этот мир.       Безграничное тепло и забота веяли в его тоне, ласковом, как ветер поздней весны. За спиной друга Мадара улыбнулся — Хаширама лучше кого бы то ни было подходил для того, чтобы произнести эти слова.       — Такая Учиха, — добродушно усмехнулся Хаширама, проведя невесомыми пальцами по лобику малышки. — Я уже вижу, что она станет красивой куноичи.       — Сила важнее красоты, — не мог не сказать Мадара, хотя про себя надеялся, что внешностью дочка всё-таки пойдёт в Цунаде, а не в него.       Хаширама обернулся.       — Поздравляю тебя, Мадара.       Учиха гордо кивнул. В тот самый миг, когда в первый раз взял девочку на руки, Мадара ощутил безграничную, уносящую все мысли гордость ею — и собирался пронести это чувство через все годы, что ему отведены.       — И кто же мать? — с интересом спросил Хаширама. — Черты малышки мне кажутся знакомыми, даже те, что не от тебя… Я знаю эту женщину?       — Да, и довольно неплохо.       Хаширама вновь посмотрел на Айну, задумчиво потёр полупрозрачный подбородок.       — Я бы подумал на Анко, но она, кажется, предпочла тебе Сасори, — он поразмышлял пару минут, похмурился, доставляя Учихе огромное удовольствие своей озадаченной миной, после чего всё-таки сдался: — Так кто, Мадара?       Мадара устремил взгляд в потолок.       — Твоя внучка запретила мне об этом говорить, — объявил он, пряча улыбку.       Мысль мелькнула в тёмных глазах Хаширамы и утонула в неверии и даже испуге.       — Это то, о чём я думаю? — осторожно уточнил он.       — Возможно, — степенно откликнулся Мадара, уже откровенно веселясь. — За твоим бессвязным потоком мышления нелегко уследить.       — Мадара! — Хаширама вспыхнул — был бы хоть относительно жив, уже вырастил вокруг себя нехилую клумбу, фоня чакрой на эмоциях. — Это слишком серьёзный вопрос, чтобы ты!..       — Поздравляю тебя, Хаширама, — перебил его Мадара. — Ты стал прадедушкой.       Подавившись следующим возмущением, Хаширама вздрогнул. Тёмные глаза медленно в шоке расширились.       Три… Два… Один…       — Мадара, как ты посмел?! — закричал Хаширама, и как хорошо, что призванных Камнем может видеть и слышать лишь сам призвавший. Мадара запытал бы любого, кто рискнёт потревожить сон его девочки. — Как ты посмел покуситься на честь моей внучки?! Да она!.. Она же тебе во внучки годится!       — С учётом этого перерождения, скорее в матери, — расплылся в каверзной ухмылке Мадара. — Но сохранилась недурно, стоит отдать крови Узумаки должное.       — А-а-а! — Хаширама бросился на него, но в последний момент перед ударом то ли вспомнил, что бесплотен, то ли поймал какую-то мысль. — С другой стороны, — не в пример спокойнее выдал он, вновь задумчиво оборачиваясь на Айну, — тебе нужны Сенджу, а Цунаде нужно сильное плечо.       Мадара набрал в лёгкие воздух — и не смог сказать другу, что его внучка решила оставить Айну без матери.       А Хаширама меж тем что-то обдумывал.       — Это что же теперь получается? — пробормотал он, потирая подбородок. — Ты мой лучший друг, мой названый брат, и Айна-чан мне вроде как племянница. Но в то же время она дочка Цунаде, а стало быть, я её прадедушка… при этом ты становишься моим внучатым зятем… но всё ещё братом, поэтому Цунаде — моей невесткой?..       Невозможно было удержаться и не хлопнуть себя по лбу. От этого звука проснулась и заплакала Айна, и Мадара мысленно обругал себя. Стремительно пройдя мимо встрепенувшегося Хаши, он взял малышку на руки и принялся укачивать. Впрочем, это вряд ли поможет — Мадара в отношениях с детьми чертовски плох, особенно с совсем маленькими. Поэтому он решил, что поручит заботу о дочери Хане — ответственной, надёжной и верной, не станущей задавать лишних вопросов. К тому же, он чувствовал, что должен быть рядом с Итачи и Саске сейчас. Как будто их миссия могла принять дурной оборот.       — Мне пора, — сказал он Хашираме и рассердился на почти извинение, почти надежду на скорую встречу, закравшиеся в тон.       И вновь Хаширама вперил в него тревожный, больной взгляд.       — Я рад за тебя, Мадара, — проговорил он, пытаясь задавить чувства. — Правда рад. Но не призывай меня больше. Я так не могу.       Мадара не ответил, молча разрушил призыв. Он не мог принести клятву, которую не знал, сдержит ли.       — Идём, — глухо сказал он дочери, надеясь найти в ней успокоение израненной душе. — Пора познакомить тебя с тётей Ханой и заняться делами.