***
Гладя пальцами тыльную сторону чонгуковой ладони, что иногда подрагивала от холодных прикосновений Кима, псих выводил на ней только себе ведомые рисунки. Иногда вздыхая, медленно тянясь рукой к спадающей челки, поправляя темную кнопу волос, открывая вид на лоб, чтобы вновь изучить всё те же умиротворенные черты лица. Эту ночь Тэхён провел не смыкая глаз, чтобы не упустить ни один миг, проведенным с парнем. Умиротворенное лицо освещал тусклый, лунный свет, долгие ресницы иногда подрагивали, были подобны бабочкам, от чего крылья создавали некую тень. Водя по щекам большим пальцем ладони, Тэхену довелось на миг погрузится в свои мысли. Сначала Ким даже и не задумывался, он бы никогда не подумал, что не сумеет убить… В тот самый день, псих мечтал поскорее оказаться в подвале, чтобы прикончить его: он мечтал скрутить ему шею, по одному отрезать пальцы и, в жутком наслаждении, от чего все тело покрывалось бы мурашками — слушать предсмертные вопли. В желанном предвкушении, в страсти убивать, он застыл за, на вид хрупкой спиной парня, наблюдая… Тэхен не знал, почему он остановился, тело не хотело слушаться, а глаза желали пожирать его полностью. Это было необычное чувство, не похоже на все остальные. Мужчина испытывал такое легкое и в тот же час такое тяжелое и невыносимое, прекрасное, приторное. Не выходя из мрака, смотря за подбитым оленем, смотрел, наблюдал, как его жертва сама шла ему в руки. Пусть даже он и боялся, пытался вырваться, хотел казаться сильным, хотел быть храбрым, но его черные омуты-глаза выдавали страх. «Убей себя до моего прибытия» Эта фраза, скорее не была угрозой, скорее, это было похоже на поражение, ведь псих не сумел убить, он убежал от этой участи. Это приводило в бешенство, все грубые слова в сторону пугливого оленя душили то самое сокровенное, скребло внутри, заставляя задыхаться от собственной беспомощности. Он убежал. Бежал за пределы этого места, в жутком смятении, в непонимании. Он спрашивал, кричал об этом внутри, задаваясь единственным вопросом, на которого не было ни единого ответа: «Почему я не смог убить?!» — Почему? Почему?! Почему! — Тэхен кричал в пустоту, надеясь, что ему ответят, что ему станет понятно. Но, стоя в одиночку, посреди огромного леса, один на один с раздражающим вопросом, повторяя то же самое слово. — Почему же… — падая на колени, закрывая изуродованное лицо руками, сжимая красные волосы, он ждал ответа. Осознание само пришло к нему, от этого ему хотелось смеяться, громко, от собственной глупости. Смеяться громко, заливисто, отрицать ту самую истину. Не может быть, чтобы псих, который без колебаний убивал все эти долгие годы, не может быть, чтобы тот, кто не знает всех этих чувств, смог полюбить. В голове Тэхена не связывались мысли. Стараясь не думать о парне, в голове Кима вырисовывался четкий силуэт брюнета, пытаясь выбросить его, подбитый олень приходил все чаще не покидая его разум. Он был таким четким, как живой, казалось, он начинал ехать умом, будучи и так поехавшим. Видеть его везде, пытаться догнать, пытаться как-то подойти к нему, но, тот исчезал, убегал, как только Ким заходил за свою черту. Каждый шаг считывался, каждый вдох, каждое движение, каждый стук сердца. Черноволосый парень мелькал меж стволами деревьев, запутывая красноволосого. Тэхен знал, что это его выдумка, что это все не на самом деле, плод его воображения, но всячески пытался, догнать то, чего нет на самом деле. И он больше не смог терпеть. Наконец-то, его раненого оленя привели к нему. Такой невинный, такой напуганный, красивый, его глаза, его черные омуты наполнены животным страхом, Чонгуку боятся ничего, Тэхен ему не навредит, а если и сделает больно, будет карать себя за это. А теперь, Чонгук сейчас с ним, бестревожный, умиротворенный, не пытается убежать, весь в сильных руках мужчины. Ежиться от прохладного воздуха, что витает в комнате из немного приоткрытого окна, сильнее прижимался к теплому телу Кима, шурша одеялом. Но надолго ли тот останется таким спокойным, при пробуждении? Тэхен старался не думать об этом, в уже какой раз поправляя черную кнопу волос, наслаждаясь, пусть даже такой близостью. Прикасаясь губами ко лбу черноволосого, Тэхен крепче сжимал брюнета в кольце своих рук, чтобы никто его не забрал, чтобы не сумел сбежать, он ни на миг не хочет разлучатся, он ни на один миг не хочет отрываться от Чонгука, смотреть только на него, вечность. Брюнет спросонья тяжко простонал, немного кривляясь, недовольно мыча, пытаясь убрать руки, которые сильно сжимали его талию, отпихнул от себя. — Мне неприятно, отойди… — тихо попросил Чонгук, не до конца понимая всей сложившейся ситуации, продолжал настойчиво вырываться с объятий психа. Но только через некоторое время, вспоминая прошлый день, он, всё-таки начиная понимать, что происходит, открывает глаза, в ужасе смотря на лицо, что расположилось напротив. — Нет! Убери руки от меня! Не трогай! — немного громче, но все же просил Чонгук, судорожно пытаясь также, но безуспешно, убирать руки, с которыми переплетались пальцы. От этого на лице Красного Джокера ещё сильнее цвела ухмылка, а в глазах появлялся кровавый блеск. Чонгуку страшно, как никогда, он так близко. Чон боится вызвать у того гнев, ведь, если сорвется, ему никто не поможет. Он один-на-один с кровавым психом. — Не сопротивляйся мне, — шепчет Тэхен, сильнее сжимая ладони Чонгука, прижимая к постели его всего, нависая сверху, расплываясь в жуткой улыбке. Приближаясь ближе, почти вплотную, водя носом по пульсирующей венке на шее, спускался ниже, в выемку ключицы, вдыхая прекрасный запах. Вот только Чонгук не покидал попытки отпихнуть мужчину. — Мой оленёнок, такой напуган. Мы похожи на хищника и жертву, совсем одни здесь, — шепчет, басисто, немного хрипловато посмеиваясь, водя пальцами по шее, спускаясь ниже, на миг цепляясь пальцами за пуговицы рубашки. — Давай поиграем? — — Нет! — выпаливает Чонгук, наконец-то вырываясь, но насколько долго продлится его свобода? Отползая к изголовью кровати, натягивая на себя одеяло, как будто оно бы спрятало его, как будто это его последний шанс, говорит — Я не хочу! — но, его слова лишь пустое место, лишь пустой звон в ушах, который безуспешно пролетает мимо. Тэхен не слышал, он видит только Чонгука, очень красивого, что манит своей невинностью, своим страхом. Это и вправду было похоже на игру, где Тэхен хищник, который загнал свою жертву, Чонгука в тупик. Быть настолько близко, ощущать каждый вздох, каждый глоток, каждый стук сердца, слышать, как пульсирует по венам кровь. В этой тишине можно было услышать все, даже мысли казались слишком громкими, как будто их каждый желающий мог прочитать. Ким приближался все ближе, с каждым шагом, от которого сердце в страхе ёкало. Чонгук ощущал большие руки на своем теле, что пробирались под рубашку, оставляя после себя сотни мурашек. — Моя одежда так подходит тебе, насквозь пропиталась твоим сладким запахом, — на ухо шепчет Тэхен, расстегивая первую пуговицу рубашки, что на теле Чонгука казалась слишком велика, большая на несколько размеров самого мальчишки. Медленным движением рук, псих оголял плечи, открывая вид на бархатную кожу брюнета, облизываясь — Так ты выглядишь более красиво, — Чонгуку больше нет куда деваться, он в ловушке, зажат между холодной стеной и мужчиной, последний не знает слова «нет», не знает, что такое пощада. Черноволосый лишь поджимает губы, нервно проглатывая ком внутри горла, сильно цепляясь руками за плечи красноволосого, пытаясь не подпустить ближе. Крепко сжимает, упирается, но силы с каждым разом покидали его, сейчас он очень слаб, но всё-таки продолжает бороться. Но чонгуковые руки с лёгкостью убирают, от чего черноволосый шипит, в отчаянии закрывает глаза.Чону осталось надеяться только на спасение. — Кхм… — с дверного проема послышался настойчивый кашель, и, когда парни перевели взгляд в нужную сторону, увидели стоящего Хосока — Босс, я все понимаю, но… — неуверенно начинает Хосок, стараясь не смотреть на парней. — Да-да, знаю, — огорченно говорит Тэхен, почесывая затылок — Собирай нужные вещи и иди на склад, я тебя догоню, — как-то грустно, с ноткой раздражительности говорил Тэхен, отползая от Чонгука. По его лицу можно было понять, что у него отобрали самое желанное, как будто у большого ребенка отобрали любимое лакомство, как будто отняли любимую игрушку. Когда Хосок ушел, спускаясь вниз, Ким ещё раз глянул на Чона, заставляя того немного дёрнуться. — Вечером обязательно продолжим, оленёнок, — встал с постели, надевая на голое тело рубашку, в спешке напяливая штаны, спускаясь к ранее пришедшому Хосоку. Вот оно, его спасение. — Иди к чёрту! — говорит напоследок Чонгук, крепко сжимая руками белоснежную ткань рубашки. Очень обидно, что здесь он в роли игрушки, лучше уж быть убитым, но никак не использованным. Сидя тихо, прислушиваясь, навостряя слух, он ждёт, пока они уйдут и, через некоторое время, Чон слышит как удаляются разговоры двух мужчин, а затем негромкий хлопок входной двери, они ушли. Поспешно вскакивая с кровати, на миг, чуть бы не падая от головокружения. Темнеет в глазах. Устояв как-то на ногах, идёт по холодному, деревянному полу, выходя на лестничную площадку, спускаясь по ней, крепко сжимая поручни. Он слишком долго морил себя голодом. Входя в коридор, медленно идя вперёд, осматриваясь, не осталось ли здесь кого-то еще, заходит в кухню. Несколько секунд стоя перед холодильником, не решаясь открыть его, мялся на месте, перебирая в пальцах краешек рубашки. Но после очередного урчания живота, Чонгук всё-таки тянется рукой к ручке, открывает холодильник, доставая изнутри несколько примитивных продуктов, с которых можно стряпать хоть какой-то, но питательный завтрак. Разбивая несколько яиц над сковородкой, посыпая их приправами, которые кстати нашел на полочках шкафчиков, кладет рядом несколько кусочков свинины, накрывая все это крышкой, ожидая, когда все это приготовиться и он сможет хорошенько насытится. Со скрежетом отодвигая стул, присаживаясь на мягкую обивку, подпирая рукой голову, смотрит. Наблюдает за горящим синим огнём, слушая шипение пищи. Можно было сбежать, плевать на боль, плевать на уходящие силы, что с каждой секундой покидают все больше и больше. Но слова Хосока, что хорошо отпечатались в памяти не дают ему этого сделать. Гончие псы, на поводку бегающие возле Красного Джокера, его верные помощники, прокси, что всегда будут верными своему хозяину. В этой тишине находится становится невыносимо трудно и, проводя взглядом по комнате, брюнет находит телевизор, почему бы не развеселить себя чем-то? Подходя к плазме, находя шнур, включая вилку в розетку, экран телевизора загорается и, перед глазами мелькает профиль ведущий, что ведёт новости, от которых хочется упасть, провалится, не видеть все это, не слышать ничего. Чонгук не может отвести взгляд, он не может пошевелиться, ведь он видит… Свою семью. — Чон Чонгук — 19-ти летний парень, пропавший четыре дня назад, является официально убит руками Красного Джокера, труп не найден, полиция утверждает, что его тело могло быть разъеденным кислотой — дальше — лишь пустой звон. Он не слушает, не слышит, что говорит эта женщина, не собирается слышать. Это все не правда, но уже похоронен в сердцах близких. Чон смотрит в глаза своей семьи, и не видит в них живого места, полны горя и отчаяния, что блестят от собравшихся слез, безуспешно стараясь не показывать слабину, горьких, солёных капель. — Чонгуки, прошу, вернись к нам — жалостно просит маленький мальчишка, в ту же секунду прячась за маминой юбкой, сжимая маленькими ручками ткань. Сону сильно поджимает губу в тонкую полоску, а по щеках сбегают капли, что в душе старшего брата остаются большими осколками. — Прошу… — «Обещаю… Сону, я тебе обещаю, что сбегу от сюда! Ты только верь, что я жив, верь в своего старшего брата. Пусть пройдет много времени и ты отчаешься, и моя пропажа останется в твоей душе шрамом, примешь то, что я навсегда исчез, что я пропал из твоей жизни, я буду изо всех сил стараться сбежать. Я тебе обещаю. Чёрт.» От безысходности сжимаются кулаки, хочется кричать на весь мир, что Чон жив, сейчас стоит напротив экрана телевизора, смотря как хоронят его. Такое противное чувство, как будто ты пытаешься вырваться с пелены рук черной дыры, но не получается, она утаскивает тебя ещё дальше, в свои недра. Тебя никто не слушает, ведь мертв для них давно. Ты продолжаешь кричать, вырываться, но люди продолжают стоят с каменными лицами. Оказываясь в деревянном склепе, скребя пальцами по внутренней крышке гроба, пытаешься выбраться, стирая подушечки в кровь. С каждым новым стуком, сильнее заколачивая крышку, бъя кулаками, не в силах спастись, истошно крича, молясь. И только когда свет постепенно исчезает, сырая земля накрывает деревянную смерть, ты навеки похоронен. Чонгук не может на это смотреть, и, быстро выдернув шнур с розетки, пустыми глазами смотрит на черный экран, сильно вдыхая, от чего грудь заметно вздымалась вверх. — Ха-ха-ха! Правда здорово, когда тебя хоронят заживо? — немного вздрогнув от звонкого смеха, брюнет, быстро оборачиваясь, смотрит по сторонам. Взгляд падает на сидящего за столом парня, появление которого Чонгук не заметил. Белокурый парнишка весело улыбался, уплетая одну за другой ягоды черники, которые наверняка нашел в холодильнике, разноцветными, прищуренными глазами, наблюдая за Чонгуком — Здорово же звучит:«Ходячий мертвец», не правда ли? — — Кто ты? — взволновано, с некой дрожью в голосе, спрашивает Чонгук, не сводя глаз с неизвестного парня. — Прости! Забыл представится! — беззаботно сказал тот, поспешно вставая с места, отряхивая руки об штаны, подходя к брюнету, подавая руку для знакомства — Я — обычный доставщик пиццы, Ким Намджун! — — Хах, очень смешно, но что ты здесь делаешь? Или… — проигнорировав жест Намджуна, опять спрашивал Чонгук, после последнего слова умолкая, наверное догадываясь, что этого парня, якобы обычного доставщика пиццы, послал ни кто иной как Красный Джокер. От этого Чон не здорово усмехается, опираясь руками о диван, сдерживая вырывающийся смех. Все таки, этот псих продумывает все до конца, не оставляя в своем плане ни единой трещины, а план его — оставлять парня в заточении своей нездоровой любви. Если так будет всегда, он останется здесь навечно. «Чёрт… А он умён…» — А ты правильно мыслишь, парень! — все так же беззаботно говорит белокурый разноглазик, подмигивая, все больше раздражая этим брюнета, опять обращая на себя его внимание. — Поэтому, куда бы ты сегодня не пошел, — усмехаясь, его улыбка уже не кажется такой беззаботной, а глаза начинают хищно сверкать, переливаясь своим золотым и синими оттенками — Я буду следовать за тобой тенью, а теперь, пожалуйста, поешь — указывая подбородком на плиту, где все ещё шипела еда, садится за стол, подпирая руками подбородок. Стараясь не замечать присутствие Намджуна в этой комнате, и напряжение, что с каждой секундой накалялось, пытался съесть хоть малейший кусочек еды, что приготовил сам себе же, чтобы не свалиться в любую минуту на землю. Но уже не хотелось. Тот разноглазый парень, все также сидел за столом, одна за другой поедая ягоды, не сводя взгляда с Чона, наблюдая за каждым его движением, как кошка за мышью. Чонгука это начинало немного подбешивать и, отодвигая от себя наполовину пустую тарелку, поднимаясь из-за стола, со скрежетом деревянного пола подсовывая стул, наблюдая такую же картину, как белокурый парень, повторяя движения Чона, встает. — Значит ты не шутил, по поводу тени…? — раздраженно спрашивает Чон, хотя и сам мог догадаться, что этот парень не отойдёт от него ни на сантиметр дальше, и все движения будут под пристальным взором двух цветных глаз, он под условным прицелом… — Нет, с чего ты взял что это шутка? Ты реально смешной… — отвечает, пожимая плечами. — Так, давай проясним… — начинает Чонгук, медленно идя к дивану, падя на него, привычным движением, подкладывая подушку себе на колена, как всегда делал дома, поднимает голову, смотрит на Джуна. Складывая руки в замок, поднося их ко рту, продолжил — Ты будешь ходить за мной везде, куда бы я не пошёл? — — Да — — Значит можно считать, что ты, якобы мой телохранитель? — — Можно и так сказать — — Понятно… —***
— Ладно! — всё-таки смирившись с течением обстоятельств, не очень то и радостно выпаливает Чонгук, резким движением поднимаясь с насиженного дивана, мешкаясь на месте, идёт на выход, немного задерживаясь в проходе, держась ладонью за косяк. — Мне хотя бы можно прогуляться? — — Вполне позволительно, — отвечает Джун, поднимаясь следом — Ты же не пёс какой-то… — «В этом я сомневаюсь…» Грустно вздыхает, сильнее сжимая дверной косяк, медленно поднимая взгляд со своих ног, медленно направляется к выходу, слыша негромкие, но четкие шаги Джуна, что не на миг не отстают, следуют за ним. Это заставляет чувствовать себя птицей, что заперли в клетке, с которой нет выхода. Вечное заточение. И сколько бы не бился он об стальные решётки, падал на дно. Так будет всегда. Нет. Не обращая на неудобную одежу, что так и хотела сорваться с его тела, при, хоть малейшем порыве ветра, надевая на ноги красиво сложенные ботинки, что стояли в углу, кидает мимолетный взгляд на Кима, открывает дверь, хоть и получается не с первого раза. Пусть Чонгук сейчас и в клетке, он придумает как сбежать с этого ада, нужно только дать себе время. Яркий свет немного ослепляет Чона, но, привыкнувши к нему, его взгляд падает не вид прекрасного леса, что расположился очень близко к этой хижине, хоть и близко не было много деревьев, лес окружил их кругом, а дом стоял на небольшой поляне. А лес, что как не гляди, никак не кончался, сколько бы ты не вглядывался, сколько бы ты не старался рассмотреть этот край, рассмотреть хоть какой-то выход, хоть какой-то путь к спасению — всё было попусту. Этим глубинам нет конца. Толстые стволы деревьев, что укрыты слоями мхом, казались одинаковыми, пытались запутать множествами ходами, а зеленая густая крона, что еле пропускает лучи дневного света, пряча свою живность в некой тьме, придавала этому пейзажу загадочности и еле уловимый запах приключений. Так и хочется где-то потеряться, чтобы никто его не нашел. А заросли, кустарники не давали даже проходу хотя бы пробраться дальше, хоть на один метр. Выхода нет. Водя взглядом вдоль, он останавливался на двух небольших зданиях, что прятались в тени тех самых деревьев. Чонгук пошел к ним, даже не задумываясь, а почему же он туда идёт. — Что это за здания? — спрашивает Чон, без какого либо интереса, без всяких эмоций рассматривая серые каркасы зданий. — Это склады, а точнее, амбар, в кором складывается еда и прочее, а это склад. Ты уже наверное понял для чего он? — отвечает Джун, идя следом. Кивая в знак согласия, все ближе приближаясь к складу, толи что это было на самом деле, немного приоткрывая двери, что еле поддавались ему, противно скрипя, открывалась большая комната, стоящая немного в полумраке, из-за небольших окошек, из которых еле был венден свет, в редких лучах которых летали маленькие пылинки, от чего Чон несколько раз подряд чихает, нарушая эту тишину. В его глазах помаленьку разжигалось любопытство. Пробираясь дальше, сквозь множество бочек, что иногда были накрыты какими-то покрывалами, в которых, по всей видимости находилась какая-то жидкость, шел дальше, рассовывая их на своем пути. Намджун не стал следовать за ним, остановился возле входа, опираясь об одну из бочек, иногда посматривая на улицу. — Что находится в этих бочках? — через некоторое время спрашивает Чонгук, зная, что Джун точно должен ему рассказать, а если и нет, то будет еще долго спрашивать, пока не услышит желанное. — А я вижу, ты все хочешь знать? — — Здесь находится кислота, — почти сразу отвечает Тэхен, заходя внутрь, обращая на себя внимание парней, снимая с рук красные, толи окровавленные перчатки, кидая их куда-то в сторону, окидывая Чона своим жутким, пробирающим до костей, взглядом. — А что такое? Намджун, почему вы здесь? Говорил не пускать его никуда! — грозно, немного повышая голос говорил Ким, чуть бы глазами не убивая белокурого на месте. — Простите босс, он выглядел нездоровым… — тихо отвечал Джун, не сводя глаз со своих ботинков, наверняка не желая сейчас сталкиваться с ужасающим взглядом и еще больше не нарываться на проблемы. — Вот я и решил, что ему следует подышать воздухом… Простите! — — Ладно, сейчас не об этом — замучено вздохнув, отмахиваясь от Кима, идя куда-то в сторону, потирая пальцами переносицу, затем сразу же зарывая их в густую кнопу волос, как бы погружаясь в свои мысли? Через мгновение обращается куда-то назад, подзывая Хосока, что по всей видимости ожидал снаружи, приказывая вытащить одну из бочек, опять переводя взор на Чона. — Зачем… — начинает брюнет, сразу жалея, что начал говорить, глотает застрявший ком в горле, пытаясь унять дрожь, придать голосу уверенности — Зачем вам столько бочек с… Кислотой? — но это слабо получается. — Как думаешь? — слабо улыбается, медленно подходя к брюнету — А как же мне от трупов избавляться? Олененок, ты об этом не подумал? — дотрагивается своими руками к щекам Чонгука, легонько поглаживая их. Ему противно, от этих прикосновений. В этих руках собраны все его темные дела, все убийства, вся кровь. И, убирая тэхеновы грязные руки, шипит, — Это противно! Не трогай меня своими руками! Ты… Мерзкий! — быстро удаляется с помещения.